Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Основания психологии (Principles of Psychology, 1855) 9 страница



Зависимость положения семьи от состояния общества. Сверх того, если бы даже действительно существовали методы, при содействии которых можно было бы достигнуть желаемой цели, если бы отцы и матери обладали достаточною прозорливостью, теплотой сердца и сдержанностью, чтобы со смыслом руководиться упомянутыми методами, то и тогда мы стали бы утверждать, что нет никакой пользы торопиться производить реформы в управлении семьей, пока многое другое в общественном строе остается неизменным. Чего мы, в сущности, добиваемся? Не того ли, чтобы воспитание, какого бы рода оно ни было, имело своей прямой целью — приготовить ребенка к обязанностям человека и сделать из него способного гражданина, т. е. такого, который мог бы пробить себе дорогу в жизни? А уменье пробить себе дорогу (под этим словом мы разумеем приобретение не богатства, а средств, необходимых для поддержания семьи) не состоит ли в уменье приноровиться к жизни и к тому строю общества, какой существует в настоящее время? Если бы случилось, что идеальная система воспитания создала идеального человека, можно ли было бы поручиться, что он примирится с существующим порядком вещей? Вернее было бы ожидать, что чересчур строгие его понятия о правде и слишком возвышенные правила сделали бы для него жизнь невыносимой. Какого бы блестящего результата от воспитания мы ни достигли в частности, он все-таки оказался бы невозможным относительно целого общества и потомства. Есть много оснований предполагать, что как относительно нации, так и относительно семьи, система управления много зависит от степени нравственного уровня человеческой природы. Как в первом, так и во втором случае, мы можем доказать фактами, что средний уровень национального характера определяет качество существующего управления; что поднятие этого уровня ведет за собою усовершенствованную систему управления, и далее, что если улучшить систему управления, не дождавшись поднятия среднего уровня национального характера, то возникнет более зла, чем добра. Та суровость, с которой родители и на ставники в Англии обращаются с детьми, служит своего рода подготовкой к той большей суровости, которая ожидает этих последних при вступлении их в свет. Мы позволим себе даже утверждать, что если бы родители и наставники относились к детям с полным беспристрастием и с нежностью, то это только усилило бы страдания детей в их последующей жизни, при столкновениях с людским эгоизмом *).



_____________

*) Такого рода доводы приводятся многими в защиту грубого обращения, которому подвергаются мальчики в английских общественных школах, где по словам их, те знакомятся со светом в малом виде и подготовляются испытываемыми в заведениях жестокостями к жестокостям действительного мира. Нельзя не согласиться, что такой довод имеет некоторое основание, но вместе с тем, он очень неудовлетворителен, потому что, хотя домашняя и школьная дисциплины и не должны слишком резко отличаться своей хорошей стороной от общественной дисциплины взрослого человека, однако они все-таки должны быть несколько лучше ее, тогда как дисциплина, которой подвергаются мальчики в Итоне, Винчестере, Гарроу и т. д., гораздо хуже, чем общественная дисциплина взрослых людей, несправедливее и жестче ее. Вместо того, чтобы подобно всякой культуре, содействовать общественному прогрессу, культура английских общественных школ, приучая мальчиков к деспотической форме правления и к отношениям, основанным на грубой силе, готовит их к более низкому общественному положению, чем то, которое существует в Англии. А так как законодатели страны набираются преимущественно из воспитанников помянутых школ, то варварское влияние их становится помехою национальному прогрессу.

 

«Не слишком ли далеко вы зашли с вашими рассуждениями? может быть, спросят меня некоторые читатели. Если никакая система нравственного воспитания не в состоянии сделать детей такими, какими им следует быть, а если бы даже и существовала подобная система, то современные родители сами слишком несовершенны, чтобы уметь применить ее к делу, и, наконец, если бы она и могла быть с успехом выполнена, то результаты ее стали бы в полный разрез с настоящим положением общества. Не следует ли из всего этого, что преобразовывать принятую систему невозможно и не желательно?» Нисколько. Из сказанного нами следует только то, что реформы в домашнем управлении должны идти параллельно с другими реформами; что методы дисциплины не могут и не должны быть улучшаемы иначе, как частями, а не разом; наконец, что понятия об идеальной честности неминуемо должны подчиняться на практике состоянию человеческой природы в данное время, т. е. несовершенству детей, родителей и общества; осуществиться же они могут не ранее, как при улучшении характера всего общества.

«И так, во всяком случае, снова заметит наш критик,— теперь очевидно, что нет никакой пользы создавать идеальный образец семейной дисциплины; а также ни к чему не послужит введение преждевременно выработанных методов». На это мы возразим ему: как в государственном строе, так и в семейном, необходимо иметь перед глазами идеал истины, потому что, если идеальная честность еще невозможна на практике, то все-таки не мешает знакомить с нею, на случай, если бы пришлось вводить какие-нибудь реформы, чтобы люди знали, как приближаться к истине, а не отдаляться от нее. Как для государства, так и для семьи, необходимы соответственные идеалы, к достижению которых следует постепенно стремиться. Не надо опасаться вредных влияний от подобных идеалов; среднее число людей настолько консервативно, что не допустит слишком резких и быстрых перемен. Свет так уже устроен, что пока люди не доросли до уровня высшего верования в истину, они не примут ее, или станут придерживаться ее только номинально, а не в действительности. Даже, когда истина познается ими, то старые предрассудки до того упорно будут заглушать ее, что у самых терпеливых филантропов и даже у философов недостанет сил преодолеть эти преграды. Следовательно, мы можем быть вполне уверены, что препятствий для нормального воспитания детей всегда окажется вполне достаточно, чтобы затормозить стремление ввести его.

Окончив все предварительные объяснения, перейдем к обзору истинных целей и методов нравственного воспитания. Мы посвятим несколько страниц изложению общих принципов, при чтении которых заранее просим читателей вооружиться терпением; затем, мы постараемся, с помощью примеров, выяснить, какого метода должны держаться родители, при ежечасно встречающихся затруднениях при управлении семьей.

Влияние естественного метода на детей. Когда ребенок упадет или ударится головою об стол, он чувствует боль, воспоминание о которой заставляет его быть более осторожным, так что после нескольких повторений подобных случаев, он совершенно выучивается управлять своими движениями. Если он схватится за решетку камина, сунет руку в пламя свечки или обольет ее кипятком, то обжог или обвар послужит ему уроком, которого он долго не забудет. Впечатление, вынесенное ребенком от одного или двух случаев подобного рода, бывает так сильно, что впоследствии, никакими убеждениями не заставишь его пренебречь законами самосохранения.

Во всех этих случаях, природа указывает нам самым простым и наглядным образом настоящую теорию и настоящую практику нравственной дисциплины,— теорию и практику, которые при поверхностном наблюдении покажутся весьма обыкновенными, но при тщательном представятся совершенно своеобразными.

Заметьте, во-первых, что коснувшись телесных повреждений и следующих за ними естественных наказаний, мы представили самые простые примеры дурного поведения ребенка и его последствий. Общепринятые выражения: хорошее поведение и дурное поведение, едва ли могут быть применимы к таким поступкам детей, которые непосредственно наносят вред только их телу; тем не менее, строго разобрав дело, мы все-таки увидим, что и подобные поступки могут подходить, наравне с другими, под оба вышеназванные определения. Все теории нравственности, какая бы ни была их исходная точка, сводятся к одному и тому же заключению, что хорошим поведением называется то, результаты которого, как ближайшие, так и отдаленные, благотворны для человека; и наоборот, дурным поведением называется то, результаты которого, как ближайшие, так и отдаленные, вредны. Окончательными мерилами для суда над человеческими поступками служат польза или вред, от них происходящие. Мы считаем пьянство злом, потому что оно влечет за собою физическое расстройство и сопряженные с ним нравственные бедствия, обрушивающиеся на самого пьяницу и на окружающих его. Если б воровство доставляло удовольствие как вору, так и обокраденному, то мы не внесли бы этого занятия в список преступлений. Если бы добрые дела умножали страдания человечества, то мы осудили бы их, а не считали бы их добрыми. Стоит только развернуть первую попавшуюся передовую статью в любой газете, прислушаться к разговорам об общественных делах, чтобы убедиться, что действия парламента, политические перевороты и филантропические предприятия судятся наравне с действиями отдельных личностей, на основании ожидаемых от них благодетельных или вредных для человечества результатов. Если затем, мы проанализируем все второстепенные дополнительные понятия о вопросе и увидим, что таково действительно должно быть наше окончательное мерило хорошего и дурного, то мы не колеблясь можем подразделить физические действия на хорошие и дурные, сообразно тому, благотворны или вредны получаемые от них результаты.

Обратите теперь внимание на характер наказаний, которыми предупреждаются нарушения физических законов. За неимением лучшего слова, мы употребили слово наказание, хотя в буквальном смысле, это совсем не наказание, это далеко не искусственное, бесполезное причинение боли, а просто узда для поступков, существенно несогласных с телесным благосостоянием, узда, без которой жизнь быстро бы разрушилась, вследствие физических повреждений. Особенность этих наказаний — если уж так приходится называть — заключается в том, что они неизбежное последствие тех действий, за которыми они следуют; это ничто иное, как неизбежная реакция, вызванная действиями ребенка.

Заметьте далее, что эти мучительные реакции всегда бывают соразмерны нарушениям естественного закона. Ничтожный случай влечет за собой ничтожную боль; серьёзный случай — серьёзную боль. Мы не хотим этим сказать, что если мальчик споткнулся о порог двери и упал, то он должен подвергнуться сильным страданиям для того, чтобы сделаться осторожнее; ежедневный опыт научает его, что чем более его вина, тем сильнее наказание, а это побуждает его быть осмотрительнее.

Заметьте, наконец, что естественные реакции, следующие за ошибочными действиями ребенка, постоянно повторяются, что они непосредственны, непреложны и неизбежны;

угроз не слышно; строгая кара совершается безмолвно. Если дитя уколет себе булавкой палец, он тотчас почувствует боль; если он повторит это, повторится и боль, — и так до бесконечности. Во всех своих сношениях с неорганической природой ребенок постоянно встречает одну и ту же неуклонную стойкость, неумолимость, неподлежащую никакому суду, и, убедившись, наконец, в существовании этой строгой, но благодетельной дисциплины, он делается крайне осторожен, тщательно старается избегать всяких нарушений естественного закона.

Влияние естественного метода на взрослых. Все вышеизложенные общие истины приобретут еще большее значение в наших глазах, когда мы вспомним, что они оказывают точно тоже влияние на жизнь взрослых людей, как и на жизнь детей. Добытое опытом знание естественных последствий останавливает и мужчин, и женщин, ежели они станут на ложный путь. По окончании домашнего воспитания, когда у молодого человека или у молодой девушки пробуждается свободная воля, а родители и учителя перестают вмешиваться по-прежнему в каждое их действие, запрещая одно и разрешая другое, — выступает на сцену естественная дисциплина, совершенно схожая с той, которая обучает ребенка саморуководству. Если юноша, получив место, тратит даром время, ничего не делая, или медленно и небрежно исполняет возложенные на него обязанности, то естественное наказание постигает его немедленно: он лишается места и подвергается временному злу, т. е. относительной бедности. Человек неаккуратный, постоянно пропускающий время, назначенное ему как для дела, так и для удовольствий, также непременно подвергается соответственным неприятностям, т. е. потерям и лишениям. Купец, запрашивающий непомерные цены за свой товар, теряет покупателей, и это обуздывает несколько его корыстолюбие. Быстро уменьшающаяся практика заставляет невнимательного доктора больше заботиться о своих больных. Слишком доверчивый кредитор и слишком увлекающийся спекулятор, нажив себе хлопот своею неосторожностью, научаются осмотрительности. То же самое мы видим в жизни каждого гражданина; в поговорке, часто приводимой в подобных случаях: «ребенок, который обжегся, боится огня», — мы не только находим подтверждение того, что существует всеми признанная аналогия между общественной дисциплиной и естественной дисциплиной детей, но сверх того, убеждаемся, что последняя имеет самое громадное значение.

Убеждение это не только подразумевается, но оно совершенно ясно определяется. Кому из нас не приходилось слышать признаний некоторых людей, что только «дорогой ценой опыта» они были вынуждены изменить прежний дурной или безумный образ своей жизни. Кто из нас не был свидетелем и даже участником разговоров, где критически обсуждались действия такого-то мота или такого-то спекулянта; все единодушно утверждали, что советами им нельзя помочь и что кроме «горького опыта», ничто не научит их, как исправиться. Следовательно, страдание есть неизбежное последствие проступка. Если нужно еще больше доказательств в подтверждение того, что естественная реакция составляет единственное радикальное наказание, незаменимое никакими карами, придуманными людьми, то мы укажем только на всем известную несостоятельность наших различных уголовных систем. Из множества методов уголовной дисциплины, проектированных и выведенных в свод законов, ни один не осуществил вполне ожиданий его защитников. Искусственными наказаниями преступников никогда не доводили до исправления, а во многих случаях, ожесточали их и побуждали к новым злодеяниям. Единственно удачные исправительные заведения — это те частные тюрьмы, система управления которыми ближе всего подходит к методу природы, усиливая до некоторой степени естественные последствия совершенного преступления. Виновного лишают свободы действий настолько, насколько это необходимо для безопасности общества и при этом требуют от него, чтобы он, живя в заключении, содержал себя личным трудом. И так, мы теперь видим, что та же самая дисциплина, посредством которой маленький ребенок научается управлять своими движениями, руководит и поведением всей массы взрослых, приучает к правильному образу действий и ведет, более или менее, к совершенству; дисциплина же, придуманная людьми для испорченных взрослых, бывает вполне неудачна, когда расходится с вышеустановленной дисциплиной и имеет успех только по мере приближения к ней. И так, мы знаем теперь сущность руководящего принципа нравственного воспитания. Нужно ли еще добавлять, что система, оказывающая такое благотворное влияние на детей и на взрослых, равно благодетельно действует и на юношей? Кто ж усомнится в том, что метод, столь удовлетворительный в раннем и позднем возрасте человеческой жизни, вполне пригоден и для юношества? Не очевидно ли, что на родителях, «этих служителях и толкователях природы», лежит прямая обязанность наблюдать за тем, чтобы дети их постоянно испытывали дурные последствия своего поведения — естественную реакцию, которую не нужно ни отклонять, ни усиливать, ни заменять искусственными последствиями? Каждый непредубежденный читатель, не колеблясь, согласится с нами.

Дурные системы могут быть, относительно, хороши. Вероятно, найдутся люди, которые будут утверждать, что многие родители поступают по указанным правилам; что наказания, которым они подвергают своих детей, в большинстве случаев, составляют только действительные последствия дурного поведения последних; что родительский гнев, изливающийся в резких словах и ударах, есть результат детского непослушания, и что страдание физическое или моральное, испытываемое ребенком, есть естественная реакция его дурных поступков. На ряду со множеством заблуждений, аргумент этот заключает в себе долю и правды. Неоспоримо, что неудовольствие родителей вызывается проступками детей и что проявление этого неудовольствия вполне нормальная узда для дурных действий. Брань, угрозы, удары, которыми вспыльчивые родители осыпают провинившихся детей, суть, конечно, последствия, вызванные какими-нибудь проступками ж потому на них надо отчасти смотреть, как на естественную реакцию дурных действий. Мы не говорим, чтобы такого рода способ обращения не имел своей, относительно, хорошей стороны; он хорош по отношению к необузданным детям и грубым неблаговоспитанным родителям; он хорош по отношению к такого рода обществу, где подобные взрослые составляют массу. Воспитательные системы, как сказано выше, подобно политическим и другим учреждениям, бывают всегда хороши настолько, насколько это дозволяет им состояние человеческой природы. Дети-варвары у родителей-варваров могут быть обуздываемы только варварскими методами, произвольно употребляемыми такими родителями, и, очень может статься, что подобного рода методы составляют лучшую подготовку для детей, которым предназначено играть роль в варварском обществе. И наоборот, цивилизованные члены цивилизованного общества, в порыве гнева, будут выражать свое неудовольствие в форме гораздо более мягкой, будут употреблять гораздо более кроткие меры, хотя достаточно строгие для их, более добронравных, детей. Правда, что в выражении родительских чувств, всегда, более или менее, проявляется принцип естественной реакции. Система домашнего управления всегда стремится к своей естественной форме.

Надо заметить еще два важных факта. Первый тот, что в государстве, где происходят такие быстрые перевороты, как в Англии, свидетельствующие о постоянной борьбе между старыми и новыми теориями, старыми и новыми практическими приемами, общепринятые воспитательные методы очень часто идут в разлад с духом времени. Из уважения к догматам, которые годились только в известный век, многие родители подвергают своих детей наказаниям, оскорбляющим даже их собственные чувства, и, таким образом, заставляют детей испытывать неестественную реакцию, между тем, как другие родители, увлекаясь через меру надеждами сделать своих детей немедленно совершенными, впадают в противоположную крайность. Второй факт тот, что дисциплина высшей ценности заключается не в том, чтобы дети постоянно ждали одобрения или порицания родителей, но чтобы они испытывали на себе окончательные результаты, вытекающие из их действий, помимо мнения и вмешательства родителей. Истинно назидательные и благотворные последствия получаются не чрез родителей, когда те берутся быть посредниками природы, но принимаются прямо из рук самой природы. Мы постараемся яснее выразить нашу мысль об этом различии несколькими примерами, которые покажут, что̀ именно мы подразумеваем под словами: естественная реакция, в противоположность искусственной. Эти примеры, в тоже время, дадут нам возможность почерпнуть из них несколько практических сведений.

Примеры нормальной системы. В каждой семье, где только есть маленькие дети, ежедневно происходит то, что́ матери и прислуга называют произведением беспорядка. Ребенок вытащит свой ящик с игрушками и разбросает их по полу; пойдет утром гулять, нарвет пучок цветов и раскидает их по столам и стульям. Малютка девочка шьет платья своим куклам и насорит по всей комнате лоскутками. В большинстве случаев, труд исправления этого беспорядка падает совсем не на тех, на кого бы следовало. Если дело происходит в детской, то, обыкновенно, няня сама берет на себя эту работу, конечно, не без ворчанья «на баловниц и шалунов»; если же это случится в других комнатах, труд всегда возлагается на старшого брата, на старшую сестру или на горничную; маленьких же нарушителей порядка подвергают только выговору. Однако, в этом, весьма простом случае, многие из родителей оказываются настолько благоразумными, что придерживаются, более или менее, последовательно нормального порядка, именно, заставляют самого ребенка собирать игрушки и лоскутки. Труд приведения вещей в порядок — прямое последствие произведенного беспорядка. Каждый торговец в своей лавке, каждая женщина в своем хозяйстве ежедневно испытывают на себе то же самое. А если воспитание есть подготовка к трудовой жизни, то каждого ребенка, с ранних лет, следовало бы ежедневно приучать к такому порядку. Если такое естественное наказание будет встречено ребенком капризами и он упорно откажется подчиняться ему (что легко может случиться, ежели вначале мать придерживалась плохой системы нравственной дисциплины), тогда самой справедливой мерой будет заставить ребенка испытать воздействие его непослушания. Если дитя откажется или забудет собрать и спрятать разбросанные свои вещи и тем вынудит других исполнить возложенный на него труд, необходимо нужно, на будущее время, лишить его случаев обременять старших подобным беспокойством. Если, вслед за тем, он попросит дать ему его ящик с игрушками, мама должна ответить: «в последний раз ты оставил их разбросанными на полу и Джен пришлось убирать их. У Джен и без того слишком много дела, ей некогда каждый день заниматься этим, и мне тоже некогда; а так как ты сам не хочешь убирать свои игрушки, то я и не могу дать их тебе». Это, очевидно, естественное последствие проступка, не преувеличенное и не смягченное; дитя непременно сознает его справедливость. Его подвергают наказанию в ту, собственно, минуту, когда он всего живее это чувствует. Только что родившееся в ребенке желание парализуется отказом в ожидаемом удовольствии, и впечатление, полученное им от этого, до того бывает сильно, что неминуемо повлияет на последующее его поведение; влияние это, постоянно повторяясь, непременно приведет к исправлению. Прибавьте к этому, что при помощи такого метода, дитя с ранних пор узнает правило — чем раньше он его узнает, тем лучше — что в жизни удовольствие покупается только ценою труда.

Возьмем другой пример. Не так давно мы слышали несколько раз сряду, как одной маленькой девочке делали выговоры за то, что она никогда не поспевала во время одеться к ежедневной прогулке. Одаренная живым характером и находясь всегда под влиянием минуты, Констанс тогда только принималась одеваться, когда все уже были готовы. Гувернантке и другим детям каждый раз приходилось ее ждать, а от матери она почти постоянно получала выговоры. Как ни была ошибочна подобная система обращения с девочкой, однако, матери ни разу не пришло в голову подвергнуть ее естественному наказанию; она даже не сделала этого, когда ей напомнили о такой мере. Вообще неаккуратность подвергает нас многим лишениям, которых мы, в противном случае, могли бы избежать: то мы поезд пропустим, то не попадем на пароход, который на наших глазах отчаливает, то придем на базар, когда все лучшие предметы проданы, то явимся в концерт, когда все удобные места в зале уже заняты. Очевидно, что перспектива такого рода лишений и заставляет людей стараться не опоздать. Вывод отсюда ясен: при воспитании детей необходимо напоминать им, что за неаккуратность свою они будут терпеть лишения. Если Констанс не поспела одеться к назначенному времени, она должна перенести естественные последствия своей неаккуратности — быть оставленной дома и лишиться прогулки. Просидев раза два, таким образом, в комнате, пока прочие дети бегали и играли на чистом воздухе, и поняв, что она подверглась лишению в любимом удовольствии, благодаря только своей мешкотности, девочка, несомненно, постарается исправиться. Во всяком случае, такого рода мера будет гораздо действительнее, чем беспрерывная брань, обыкновенно кончающаяся тем, что ребенок делается совершенно равнодушен к ней.

Или вот еще пример. Когда дети с непозволительной беспечностью ломают или теряют подаренные им вещи, их непременно следует заставить испытать естественное наказание, побуждающее даже и взрослых людей быть бережливыми. Именно: потеря или порча какой-нибудь вещи неизбежно влечет за собою новые издержки на замещение ее; очень натурально, что взрослые мужчины и женщины подчиняются этой дисциплине и стараются исправиться, аккуратнее обращаться с вещами; относительно детей непременно нужно действовать так, чтобы они испытывали то же самое лишение. Мы не говорим о том раннем периоде детства, когда игрушки ломаются с целью изучить их физические свойства, и когда дитя не может еще иметь понятия о последствиях своей беспечности; мы имеем в виду ребенка лет шести, семи, когда он уж понимает значение и выгоды собственности. Мальчик, настолько взрослый, что умеет владеть перочинным ножом, так дурно пользуется им, что ломает лезвие или забывает ножик в траве у забора, где он срезал себе тросточку; легкомысленные родители или снисходительные родственники тотчас преподносят шалуну новый ножичек, забывая, что таким образом, они лишают ребенка неоцененного урока. Отцу следовало бы, в этом случае, объяснить сыну, что перочинный ножик стоит денег, а деньги добываются трудом; что он не в состоянии беспрестанно покупать новые ножички тому, кто их теряет или ломает, и что пока он не увидит, что мальчик его стал бережливее в пользовании принадлежащими ему вещами, он отказывается заменить потерянный или испорченный ножик новым. Подобной же дисциплиной легко обуздывается и расточительность детей.

Выгоды нормальной системы. Этими немногими, весьма обыкновенными примерами, выбранными ради их простоты, мы, надеюсь, вполне выяснили различие, существующее между естественными наказаниями — по нашему убеждению, наиболее действительными — и искусственными, обыкновенно заменяющими первые. Прежде, чем приступить к обзору высших и более утонченных применений объясненного принципа, мы укажем на многочисленные и важные преимущества его над принципом или, вернее сказать, над эмпирической практикой, вошедшей во всеобщее почти употребление в тех семействах, где есть дети.

Одно из первых его преимуществ заключается в том, что неуклонное следование помянутому принципу рождает правильное понятие о причине и следствии; понятие это, путем частого и основательного опыта, достигает, наконец, определенности и полноты. Человек всегда будет разумнее действовать в жизни, когда он по собственному, практическому опыту узнает хорошие и дурные последствия своих поступков, а не будет их принимать на веру, с чужих слов. Ребенок, узнав, что беспорядочность ведет за собой труд приведения вещей в порядок; что мешкотность может лишить его удовольствия; что беспечность бывает причиной потери какого-нибудь очень дорогого предмета, — не только живо почувствует последствия, но усвоит себе и знание причин. А причины и последствия совершенно те же, которые представятся ему в жизни позднее, в зрелом возрасте. Подвергая же ребенка, в подобных случаях, выговору или искусственному наказанию, мы не только заставляем его испытывать последствия, на которые он часто не обращает даже внимания, но лишаем его урока, могущего научить его распознаванию существенной разницы между хорошим и дурным поведением. В общепринятой системе искусственных наград и наказаний таится вредное начало, давно уже подмеченное некоторыми прозорливыми педагогами, именно то, что, заменяя естественные результаты дурного поведения известного рода выговорами и наказаниями, мы порождаем безусловно ошибочные правила нравственности. Привыкнув в детстве и отрочестве считать неудовольствие родителей и наставников главным результатом запрещенного действия, юноша невольно усваивает себе убеждение, что между его действиями и неудовольствием старших существует такая же неразрывная связь, как между причиной и следствием. Но вот, родители и наставники сошли со сцены; бояться их гнева нечего; препятствия к запрещенным действиям в значительной степени устранены; приходится горьким опытом узнавать настоящие препятствия, сталкиваться с естественными реакциями. Вот что пишет некто, хорошо знакомый с этой близорукой системой воспитания: «Молодые люди, преимущественно из тех, чьи родители мало заботились о том, чтобы подчинить их своему влиянию в детстве, по выходе из училищ, впадают во всевозможные безрассудства; для них контроль действий не существует; они понятия не имеют о правилах нравственности, у них нет никаких основ, на которые они могли бы опереться, и пока жизнь строго не проучит их, они остаются чрезвычайно опасными членами общества».

Другое важное преимущество этой естественной дисциплины состоит в том, что она вполне справедливая дисциплина и что таковою ее признают все дети. Если взрослому человеку приходится переносить только ту долю зла, которая, по естественному порядку вещей, есть следствие его собственного дурного поведения, он никогда не решится сказать, что с ним несправедливо поступают; но заставьте его страдать от искусственного наказания, хотя бы более легкого, он непременно возмутится. То же самое бывает и с детьми. Возьмите мальчика, неряшливого в своей одежде, целый день лазящего по заборам, не обращающего никакого внимания на грязь; попробуйте его прибить и уложить в постель: он будет смотреть на себя, как на жертву дурного обращения и не подумает покаяться в своем проступке. Попытайтесь, вместо того, заставить его исправить, насколько возможно, все, что он испортил; счистить с себя грязь, которою он забрызгался, самому зачинить изорванное платье, как сумеет, — неужели вы думаете, он не почувствует, что сам причиной испытываемой им неприятности? Неужели, подвергаясь подобному наказанию, ребенок не будет постоянно сознавать, что между последствием — наказанием и причиною — проступком, существует тесная связь? Неужели, несмотря на свое раздражение, он до некоторой степени не признает справедливости произнесенного над ним приговора? Если несколько подобных уроков пропадут даром, не приведя за собою исправления, если все платья ребенка износятся преждевременно; если отец, строго придерживаясь прежней системы дисциплины, откажется тратить деньги на покупку новых платьев, до истечения известного срока, и если, между тем, представятся случаи, когда мальчик, за неимением приличного туалета, лишится удовольствия участвовать вместе с родными в каких-нибудь прогулках или праздниках, — то неужели вы думаете, он не почувствует глубоко своего наказания, не опомнится и, тщательно проследив цепь причин испытываемого им горя, не поймет, что началом всему злу было собственное его неряшество? Убедившись в этой истине, он никого не осудит в несправедливости, тогда как это чувство зародилось бы в нем непременно, если бы связь между нарушением и наказанием не была так очевидна.


Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>