Основания психологии (Principles of Psychology, 1855) 1 страница

Основания психологии (Principles of Psychology, 1855)

Основные начала (First Principles, 1862)

Другие работы Г.Спенсера

Глава первая.

Каким знанием мы должны дорожить более всего?

Глава вторая.

Умственное воспитание

Глава третья.

Нравственное воспитание

Глава четвертая.

Физическое воспитание

Содержание книги

скачать zip

Содержимое zip-архива:

Спенсер Г. Воспитание умственное, нравственное и физическое,

перевод с английского Е.А.Сысоевой, 3-е изд. — СПб., 1889

Спенсер Г. Воспитание умственное, нравственное и физическое,

перевод с английского под редакцией Н.А.Рубакина. — СПб., 1898

Скачать книгу

Спенсер,

Герберт

(1820—1903)

Спенсер, Герберт

Воспитание умственное, нравственное и физическое

(Education: Intellectual, Moral, Physical, 1861)

Copyright © 2012 Гераклит

Герберт Спенсер

Воспитание умственное, нравственное и физическое

Перевод с английского Е.А.Сысоевой

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Каким знанием мы должны дорожить более всего?

Очень верно было замечено, что люди придумали украшения раньше, чем одежду. Дикие подчиняются сильным физическим страданиям ради того только, чтобы быть красиво нататуированными и, в то же время, переносят резкие перемены температуры, не делая ни малейшей попытки, чтобы смягчить их влияние на себя. По словам Гумбольдта, индейцы штата Ориноко совершенно равнодушно относятся ко всему тому, что может доставить какое-либо удобство их телу и готовы проработать две недели, лишь бы добыть денег на покупку краски для разрисовки себя. Та самая женщина, которая смело выйдет из хижины без всяких признаков одежды, никогда не дерзнет нарушить установленный закон приличия и показаться не нататуированной. Путешественники говорят, что цветные бусы и блестящие безделушки ценятся дикими племенами гораздо выше коленкора и тонкого сукна. Известные рассказы о том, как дикие развешивают напоказ подаренные им рубашки и платья, ясно свидетельствуют, насколько идея об украшении берет у них верх над идеей о пользе. Еще более убедительным доказательством справедливости сказанного служить факт, переданный капитаном Спиком, об его африканских спутниках, которые важно прогуливались в плащах из козьих шкур в хорошую погоду, а в сырую снимали их, прятали и голые дрожали под дождем. Действительно, примеры из первобытной жизни народов как бы указывают нам на то, что одежда вошла в употребление после украшений. Если же мы вспомним, что и теперь многие хлопочут более об изяществе материй, чем об их плотности, о покрое платья более, чем об его удобстве, и что в большинстве случаев, польза приносится в жертву красивой внешности, то у нас окажется еще новое основание подтвердить вышеприведенное заключение о времени происхождения одежды.

Замечательно, что относительно ума можно сделать совершенно те же выводы. В заботах о развитии ума, точно также, как и в заботах о теле, блестящая внешность всегда предшествует пользе. Не только в старину, но даже в настоящее время, положительным знаниям почти всегда предпочитают такие, которыми можно щегольнуть. В древних греческих школах главными предметами преподавания были: музыка, поэзия, риторика и философия, хотя последняя, до Сократа, мало прилагалась к жизни; практические же знания занимали там второстепенное место. В теперешних наших университетах и школах придерживаются той же ошибочной системы. Нас могут упрекнуть в повторении опошленной фразы, но мы все-таки скажем, что из десяти мальчиков, девяти не придется приложить на практике, в последующей их жизни, знание латинского и греческого языков. Кому неизвестно, что в торговле, в гражданской службе, в сельском хозяйстве, в банках и железно дорожных обществах, — знание этих языков, изучению которых было посвящено несколько лет, так мало помогает делу, что даже они забываются, и если кто вздумает, при случае, привести латинскую поговорку или сослаться на греческий миф, то скорее с целью произвести эффект, чем уяснить обсуждаемый предмет. Ежели мы станем отыскивать настоящую причину, почему мы даем мальчикам классическое образование, то увидим, что оно кроется в желании согласоваться с общественным мнением. Люди украшают ум своих детей, равно как наряжают их тело, сообразно с господствующей модой. Как индеец штата Ориноко татуируется перед выходом из своей хижины не для собственного удовольствия, а потому, что ему стыдно показаться не разрисованным, точно так и мальчика пичкают латынью и греческим языком не потому, чтобы за ними признавалась существенная польза, а ради избежания упрека в невежестве, ради того, чтобы сейчас видели, что это джентльмен по воспитанию — отличие, указывающее на известное положение в обществе и внушающее своего рода уважение.

Украшения предшествуют пользе. Вышеприведенное сравнение еще резче обнаружится, если мы обратимся к другому полу. Как в умственном, так и в физическом отношении, декоративный элемент гораздо более преобладал и преобладает у женщин, чем у мужчин. В прежние времена, наружными украшениями одинаково увлекались оба пола; но в позднейшую эпоху цивилизации мы уже видим, что мужчины, в своей одежде, стали в значительной степени предпочитать удобства красивой внешности; за то в вопросе о воспитании мальчиков только недавно польза взяла верх над украшением. У женщин, в этом отношении, не произошло никаких перемен; ношение серег, колец, браслет, вычурных причесок, употребление косметических средств, старание придумать как можно более изящные фасоны платьев, готовность переносить всевозможные стеснения ради моды,— все это показывает, как сильно развито в женщинах желание щегольнуть своим туалетом, даже в ущерб теплоте и удобствам. Точно также и в воспитании девочек: почти исключительное развитие в них «приятных общественных талантов» свидетельствует, что и тут польза подчинена внешности; наибольшее внимание обращается на танцы, хорошие манеры, музыку, пение и рисование. Если вы спросите, зачем их учат по-итальянски и по-немецки,— вам приведут, кроме разных воображаемых причин, еще и ту, что знание этих языков считается в свете необходимым условием для каждой благовоспитанной леди. Иностранным языкам учат девочек не для того, чтобы они могли читать полезные книги — таких книг им никогда не дают — но для того, чтобы они распевали в гостиных итальянские и немецкие арии и вызывали своим искусством одобрение общества. Девочек заставляют затверживать наизусть годы рождений, кончин, браков королей и другие, ни на что не нужные исторические подробности, вовсе не с целью расширить круг их познаний, а потому, что этого требует общественная благовоспитанность; незнание всего этого может вызвать насмешку. Упомянув, за тем, о чтении, чистописании, правописании, грамматике, арифметике и шитье, мы перечислим все предметы, которым обучают девочек с целью собственно практического применения этих знаний к жизни. Но даже и в этом случае, многое преподается скорее для угождения общественному мнению, чем для личной пользы воспитываемых.

Чтобы как можно точнее доказать истину, что в умственном, также как и в физическом отношении, пользе всегда предшествовали украшения, необходимо доискаться ее корня. Он кроется в следующем факте: начиная с далекого прошлого, по настоящее время, социальные нужды всегда стояли выше индивидуальных, а необходимейшие социальные потребности всегда подчиняли себе индивидуальные. Мы вообще ошибаемся, предполагая, что миром управляют только монархи, парламенты и конституционные власти; кроме этих признанных властей, существуют еще другие, непризнанные, которые проявляются во всех общественных кружках, где каждый мужчина и каждая женщина стремятся играть роль короля, королевы или, по крайней мере, какого-нибудь важного лица. Подняться выше других людей, принимать от них знаки уважения, в свою очередь, заискивать у тех, кто выше, — вот из чего бьется все человечество и тратит на эту борьбу лучшие силы своей жизни. Каждый старается взять верх над окружающими его или своим богатством, или образом жизни, или изяществом туалета, или, наконец, знаниями и умом. Таким образом, каждый участвует, так сказать, в плетении той бесконечной сети стеснений, которая обуздывает общество и держит его в порядке. Не только вождь диких, для внушения страха подвластному племени, раскрашивает свое тело чудовищными изображениями и развешивает на своем поясе черепа убитых врагов; не только красавица старается изысканными нарядами, грациозными манерами и множеством других способов приобрести себе побольше поклонников, но даже ученые, историки, философы и — те соперничают друг перед другом своими познаниями. Никто из нас не довольствуется спокойным развитием своей индивидуальности во всех направлениях; каждый мучится неутолимой жаждой влиять своей индивидуальностью на других и, так или иначе, подчинять себе ближнего. Вот чем именно и определяется характер нашего воспитания. Мы принимаем в соображение не то знание, которым должны дорожить более всего, а то, которым можем всего легче блеснуть, возбудить удивление, добиться почестей, видного положения в обществе и влияния — самой важной цели нашей. Главный вопрос нашей жизни — не что́ мы такое, а что́ об нас думают, точно так и в воспитании, мы заботимся не о существенном образовании, а о том, как бы щегольнуть перед другими своими познаниями. При такой преобладающей склонности гнаться за эффектом, прямая польза едва ли ценится нами более, чем дикарями, которые подпиливают себе зубы и красят ногти.

Необходимость найти мерило ценности знаний. Если бы потребовалось еще доказательство грубости и несостоятельности системы нашего воспитания, то мы найдем его в следующем факте: вопрос о сравнительной ценности различных родов знаний едва ли подвергался когда обсуждению, если же и обсуждался, то отнюдь не методически и без всяких определенных результатов. Произошло это не потому, что до сих пор не было признанного мери́ла относительной ценности знаний, а потому, что о существовании его у нас не выработалось даже ясного понятия; мало того, что не выработалось ясного понятия, едва ли ощущается недостаток в таком мериле. Люди читают книги, слушают лекции об этом предмете, решают, что их детям будут преподаваться такие-то отрасли наук, а такие-то нет; но все они руководствуются, в настоящем случае, одним лишь обычаем, личным вкусом или предубеждением, отнюдь не рассуждая о громадном значении рационального определения, какие именно предметы более всего необходимы для обучения детей. Правда, в обществе мы слышим иногда замечания о важности того или другого рода знаний; но сто́ит ли предмет, по степени своей важности, той траты времени, которая будет потребна для того, чтобы его усвоить, и нет ли других, еще более важных, предметов, на которые ребенок мог бы посвятить то же количество времени, — эти вопросы, будучи подняты, обсуждаются весьма поверхностно и только сообразно с личным взглядом. Правда и то, что, по временам, у нас в обществе возникают горячие прения относительно сравнительных достоинств классического и математического образований; но такие прения ведутся только эмпирически, без всякой ссылки на какой-либо определенный критерий; в сущности же, этот вопрос совершенно ничтожен, сравнительно с общим вопросом, из которого он проистекает. Воображать, что рассуждая о том, которое из двух образований лучше — классическое или математическое, мы решаем вопрос жизни, — все равно, что воображать, будто вся суть диететики заключается в разрешении вопроса, что́ питательнее: хлеб или картофель!

Вопрос, который мы теперь обсуждаем и который имеет очень важное значение, заключается не в определении достоинств такого или иного знания, а в определении их относительных достоинств. Люди, указав на пользу, которую они извлекли из изучения каких-либо предметов, воображают, что они доказали этим все, а между тем, забывают, что прежде всего надо решить вопрос о размере полученной пользы. По настоящему, нет такого предмета, изучение которого не приносило бы известной пользы. Употребив целый год на прилежное изучение геральдики. мы получили бы только возможность глубже проникнуть в характер прежних нравов и обычаев; изучив расстояние между всеми городами Англии, мы, может быть, не более двух или трех раз, в течение всей жизни, воспользовались бы этим знанием во время путешествий. Есть ли что бесполезнее собирания провинциальных сплетен? а между тем, и из них можно извлечь какой-нибудь полезный факт, хотя бы представить пример наследственной передачи сплетничества. Каждый ясно видит, что во всех подобных случаях нет никакой соразмерности между количеством потраченного труда и ожидаемой пользой. Никто конечно, не пожелает, чтобы мальчик посвятил несколько лет своей жизни на приобретение вышеупомянутого рода познаний в ущерб другим, гораздо более ценным, которыми он мог бы обогатить свой ум за это время. Если же здесь мы прибегаем к мерилу относительно ценности знаний и считаем указания его за решительный приговор, то, понятно, что везде и всюду мы должны прибегать к нему и полагаться на него. Будь у нас достаточно времени на изучение всех предметов, нам не было бы надобности вдаваться в частности. Вот что на этот счет гласит старинная английская песенка:

Could a man be secure

That his days would endure

As of old, for a thousand long years,

What things might he know!

What deeds might he do!

And all without hurry or care *).

_____________

*) Если бы человек мог быть уверен, что он, подобно людям древних времен, проживет слишком тысячу лет, сколько бы знаний он приобрел, сколько бы дел совершил, и все это без спеху и без тревог.

Но нам, жизнь которых так коротка, не надо никогда забывать, как ограничен наш период приобретения знаний. Мы должны постоянно иметь в виду, что период этот, кроме непродолжительности нашей жизни, сокращается еще житейскими заботами, и потому нам следует изо всех сил стараться употреблять данное нам время с наибольшей для себя пользой. Прежде, чем посвятить целые годы на изучение какого-нибудь предмета, навязанного нам модой или личной прихотью, было бы благоразумнее взвесить тщательно ценность результата предстоящего труда и сравнить с ценностью тех результатов, которые получились бы от того же самого количества времени, посвященного на другие занятия.

Цель воспитания. В деле воспитания все сказанное выше составляет самый главный вопрос, который давно бы пора обсудить методически. Первая по своей важности проблема — хотя мы рассмотрим ее последней — заключается в решении вопроса: на какой из предметов, подлежащих нашему обсуждению, следует обратить особенное внимание? Прежде, чем приступить к составлению рационального «порядка жизни» (curriculum vitae), нужно определить, какие знания нам более всего необходимы, или, по выражению Бэкона, к сожалению, теперь уже устаревшему, нужно определить относительную ценность знаний.

Первое, что потребуется в настоящем случае, это отыскать норму ценности знаний. По счастью, не может быть никаких споров при оценке знаний вообще. Каждый, отстаивая достоинство того или другого отдела знаний, непременно поставит на вид отношение его к жизни. Спросите любого математика, лингвиста, натуралиста или философа: какую пользу может принести их учение? они тотчас примутся объяснять благодетельное влияние его на человечество, расскажут, как оно предупреждает зло и как обеспечивает добро, словом, как оно ведет к счастью. Если учитель чистописания убедит, что хороший почерк много помогает успеху в делах, т. е., что при помощи его человек может приобрести материальные средства для жизни, то мы скажем, что он доказал пользу своей профессии. Если же, наоборот, собиратель мертвых фактов (возьмем хоть нумизматика), не сумеет выяснить полезного влияния этих фактов на благосостояние человечества, то он должен будет признать их, сравнительно, не имеющими цены. Таким образом, все рассуждения, прямо или косвенно, сводятся к одному окончательному мерилу.

Как жить? Вот самый существенный вопрос для человека, и не в материальном только отношении, а в обширнейшем смысле этого слова. Общая задача, в которой сливаются все прочие специальные задачи, состоит в том, чтоб человек умел руководить своими поступками во всех сферах деятельности и при всевозможных обстоятельствах: чтобы он знал, как обращаться с своим телом, как развивать свои ум, как вести дела, как воспитывать детей, как быть хорошим гражданином, как пользоваться теми благами, которыми наделила нас природа, как употреблять наши способности, чтобы доставить наибольшую пользу себе самим и другим людям, словом, как жить полною жизнью. Эти вопросы в высшей степени важны и потому изучение их должно составлять главную цель воспитания. Сделать человека способным жить полною жизнью — вот обязанность каждого воспитателя. Единственный рациональный способ для проверки — хорош или дурен воспитательный метод, состоит в оценке, до какой степени он выполняет вышесказанное назначение.

Мерило, как жить, никогда не предлагалось на практике в целости и редко прилагалось по частям, да и тут всегда как-то неопределенно, почти бессознательно; нам же следует применять его разумно, методически ко всем возможным случаям. Мы должны постоянно иметь это в виду — определив совершенно ясно конечную цель, т. е. полную жизнь, так, чтобы при воспитании наших детей мы умели выбрать предметы обучения и методы, вполне согласные с этой целью. Мы не только не должны гнаться за усвоением общепринятой системы воспитания, столь же непрочной и скоропреходящей, как и всякая мода, но должны стать выше грубых эмпирических суждений людей, иногда умных, которые, более или менее, стараются следить за образованием своих детей. Недостаточно предполагать, что такие-то или такие-то сведения могут принести пользу в жизни, или что такого-то рода знание окажется на практике ценнее, чем другое: надо придумать способ, как определить их относительную ценность, чтобы как можно точнее и положительнее узнать, которое из них заслуживает наибольшего нашего внимания.

Классификация нашей деятельности. Нет сомнения, что это задача очень трудная и что, быть может, решить ее нельзя иначе, как только приблизительно; но принимая во внимание, какая громадная выгода ожидает нас от этого, нет причины пугаться ее трудности и малодушно обходить ее. Напротив, надо употребить всю свою энергию для преодоления препятствий, и если только мы будем действовать систематически, то добьемся очень скоро немаловажных результатов.

Очевидно, что прежде всего нам следует распределить по порядку, согласно с их значением, все главные роды деятельности, входящие в круг человеческой жизни. Вот их естественный порядок: 1) те роды деятельности, которые непосредственно ведут к самосохранению; 2) те, которые, обеспечивая жизненные потребности, только посредственно влияют на самосохранение; 3) те, которые имеют целью воспитание и обучение потомства; 4) те, которые способствуют поддержке надлежащих социальных и политических отношений, и 5) те разнообразные роды деятельности, которым человек посвящает свободное время, для удовлетворения своих вкусов и чувств.

Нет надобности долго соображать, чтобы увидеть, что все эти роды деятельности распределены именно в том порядке, в каком они соподчинены друг другу. Так как мы ежеминутно должны заботиться об обеспечении своей личной безопасности, то все действия и предосторожности в этом отношении, очевидно, должны стоять на первом плане. Если бы взрослый мужчина, подобно ребенку, не понимал значения окружающих его предметов и их движений и не знал, как ему держать себя среди их, то он непременно лишился бы жизни при первом выходе на улицу, даже если бы он был самым ученым человеком; а так как полное невежество во всех других отношениях далеко не так быстро привело бы его к гибели, как невежество в этом случае, то нельзя не допустить, что знание, прямо ведущее к самосохранению, есть знание первейшей важности.

Никто не будет оспаривать того, что за деятельностью, непосредственно касающейся самосохранения, следует деятельность, посредственно влияющая на него и состоящая в приобретении средств к жизни. Что заботы о приобретении этих средств человек всегда ставит впереди своих родительских обязанностей, ясно видно из того, что исполнение последних тогда только возможно, когда устранены первые. Так как каждый старается прежде всего научиться, как прокормить самого себя, чтобы иметь возможность впоследствии кормить свое потомство, то из этого следует, что знание, необходимое для самообеспечения, предшествует знанию, потребному для доставления благосостояния семейству, и это знание, по своей ценности, занимает второе место после знания, необходимого для самосохранения.

Так как семья возникла прежде государства и так как воспитание детей возможно прежде существования последнего и даже после уничтожения его — хотя каждое государство только и держится воспитанием молодого поколения — то из этого следует, что на обязанности родительские надо обращать более строгое внимание, чем на обязанности гражданские. Пойдем далее. Так как характер общества зависит от свойств его граждан, на свойства же граждан более всего имеет влияние раннее воспитание, то мы можем прийти к тому заключению, что благосостояние семьи служит основой благосостояния общества, следовательно, знание, ведущее прямо к первой цели, должно предшествовать знанию, ведущему ко второй.

Разнообразные виды приятных развлечений, которым мы предаемся в свободное от серьёзных занятий время, как, например, музыка, поэзия, живопись и проч., несомненно были изобретены тогда, когда общество уже существовало. Развитие их не только невозможно без давно установившейся общественной жизни, но даже сами они, в сущности, суть не что иное, как отражение общественных чувств и симпатий; общество не только способствует их развитию, но создает для них идеи и чувства. Следовательно, тот отдел человеческой деятельности, который имеет наибольшее влияние на гражданское благоустройство, несравненно важнее, чем тот, который способствует изощрению талантов и вкусов, поэтому, в воспитании детей подготовка к первому должна непременно идти впереди подготовки к последнему.

Порядок соподчинения воспитательных начал. Повторим опять: вот рациональный порядок, в котором должны следовать соподчиненные одно другому воспитательные начала: воспитание, подготовляющее человека к непосредственному самосохранению; подготовляющее его к посредственному самосохранению; подготовляющее его к исполнению родительских обязанностей; подготовляющее его к исполнению гражданских обязанностей и, наконец, подготовляющее его к разнообразным, утонченным занятиям. Мы не хотим сказать, чтобы все эти подразделения были совершенно независимы одно от другого; мы не отрицаем, что между ними существует до того крепкая связь, что подготовка к одному роду воспитания есть, в то же время, подготовка и ко всем остальным; точно также мы не отрицаем, что в каждом из перечисленных отделов есть части более важные, чем некоторые части высших отделов. Так, например, человек, искусный в ведении дел, но малоспособный в других отношениях, может в меньшей степени наслаждаться полной жизнью, чем другой, не столь ловкий в приобретении материальных средств, но серьёзно относящийся к своим родительским обязанностям. Или, например, обширные сведения по части правильной общественной деятельности, при совершенном отсутствии общего литературного образования и при невежестве в изящных искусствах, менее желательны, чем умеренное обладание ими, в соединении с некоторыми другими познаниями. Но и после сделанной надлежащей оценки вышесказанных отделов воспитания, все-таки останутся нетронутыми резкие границы между ними и не изменится та основная истина, что все эти отделы соподчиняются один другому в указанном порядке, так как соответствующие ему подразделения жизни подчинены тому же самому порядку.

Следовательно, идеальным воспитанием может быть названо только то, которое дает полную подготовку ко всем этим отделам. Но, отступая от идеала, что в настоящем фазисе цивилизации почти неизбежно, надо, по крайней мере, поставить себе целью соблюдать должную соразмерность в подготовке к каждому из названных отделов. Не следует всецело предаваться которому-либо из них, какое бы важное значение он ни имел в наших глазах; не следует также обращать исключительное внимание на два, на три отдела наибольшей важности: надо изучать каждый по его ценности и, сообразно с этим, посвящать ему необходимое время. Для большинства людей (мы не говорим о тех случаях, когда особенная наклонность побуждает человека исключительно посвятить себя известному отделу знаний, для приобретения через то необходимых средств к жизни) полезнее всего было бы такого рода воспитание, посредством которого достигалось бы возможное совершенство в изучении предметов, наиболее удовлетворяющих полной жизни и которое не стремилось бы к достижению совершенства в знаниях, неудовлетворяющих полной жизни.

Регулируя воспитание по данному образцу, мы, должны постоянно иметь в виду некоторые общие соображения. Ценность всякого рода культуры, споспешествующей полной жизни, может быть или существенная, или, более или менее, условная. Есть знания существенной ценности, quasi-существенной и, наконец, условной. Такого рода факт, например, что чувство онемения в членах и звон в ушах обыкновенно предшествуют параличу, что сила сопротивления воды движущемуся в ней телу изменяется прямо пропорционально квадрату скорости, что хлор дезинфицирующее средство,— такого рода факты принадлежат к области знаний, имеющих, как все научные истины вообще, существенную ценность и останутся теми же через десятки тысяч лет. Основательное изучение латинского и греческого языков должно считаться quasi-существенным знанием. Оно полезно как для англичан, так и для других наций, языки которых много обязаны этим источникам; но знание это нужно только до тех пор, пока существуют наши языки. К знаниям условной ценности надо причислить тот род сведений, который в наших школах носит название истории, а в сущности, есть только сухая номенклатура чисел, имен и мертвых, бессодержательных происшествий. Подобное знание не может оказать ни малейшего влияния на образ наших действий; ему обучают детей ради того только, чтобы не идти наперекор общественному мнению, что историю необходимо преподавать детям. Само собою разумеется, что факты, касающиеся всего человечества и всех времен, должны иметь перевес над такими фактами, которые касаются отдельных личностей, в продолжение ограниченного периода времени, и особенно в тех случаях, когда дело идет о небольшой группе людей, игравших роль в известную эпоху. Следовательно, на основании правильной оценки, знание существенной ценности должно предшествовать знаниям quasi-существенной и условной ценностей.

Вот еще одно замечание. Научные приобретения всякого рода имеют двоякую цену: как знание и как орудие умственной дисциплины. Приобретаемые сведения о различных фактах не только влияют на образ действий человека, но служат также и упражнением для его ума; поэтому значение их, как подготовки к полной жизни, должно быть рассматриваемо с вышесказанных двух сторон.

Вот те общие понятия, которыми мы должны руководиться при обсуждении «порядка жизни». Жизнь подразделяется на различные роды деятельности, имеющие, в свою очередь, различные степени важности. Ценность каждого разряда фактов, управляющих этими различными родами деятельности, бывает: существенная, quasi-существенная и условная; систематическое влияние этих фактов оценивается двояким образом: как знание и как орудие умственной дисциплины.

Самосохранение. К счастью, самая главная часть воспитания, касающаяся обеспечения непосредственного самосохранения, почти совсем упрочена. Природа, как бы боясь промахов с нашей стороны в столь важном деле, не выпускает его из своих рук; ребенок еще у кормилицы прячет свое личико и кричит при виде чужого человека. Это первое проявление зарождающегося инстинкта, который побуждает его искать спасения от неизвестного и, быть может, опасного для него существа. Но вот ребенок начинает ходить; ужас, который он выказывает при приближении к нему незнакомой собаки, крики, с которыми он бежит к матери, увидав или услыхав что-нибудь страшное,— все это свидетельствует о развитии в нем того же самого инстинкта. Кроме того, ребенок ежечасно приобретает новые сведения по части непосредственного самосохранения; например, он учится, как раскачивать свое тело, какие делать движения, чтобы избежать столкновения с окружающими его предметами, какие предметы твердые и могут ушибить его, ежели он об них стукнется, какие из них тяжелые и могут, при падении, повредить который-либо из его членов. Ребенок узнаёт опытом, какой предмет выдержит тяжесть его тела и какой — нет, узнаёт опытом боль, причиняемую ушибом, ожогом или порезом, словом, постоянно приобретает новые сведения, как ему ограждать себя от смерти и опасностей. По прошествии нескольких лет, когда станет проявляться его энергия в бегании, лазании, прыганье и других гимнастических играх, мы заметим по всем движениям, развивающим мускулы, что понятия ребенка также развились, что соображение его сделалось быстрее, словом, что он подготовился к самообереганию среди окружающих его предметов, равно как к встрече тех неожиданных опасностей, на которые каждому из нас приходится нередко наталкиваться в жизни. Имея в виду, что сама природа оберегает ребенка с раннего возраста, мы, относительно, не должны слишком много заботиться о первоначальном воспитании, а должны преимущественно хлопотать о том, чтобы дать ребенку полную возможность приобретать необходимую опытность и усваивать вышесказанную дисциплину. Мы отнюдь не должны идти наперекор природе, по примеру неразумных школьных наставниц, которые препятствуют вверенным их надзору девочкам предаваться самопроизвольной физической деятельности, невольно увлекающей их; через это девочки делаются, сравнительно, неспособными самоохранять себя в опасных случаях.

Дата добавления: 2015-09-30