Гермиона молчала, чувствуя, как щеки заливает краска. Она смотрела в глаза подруге и просто не знала, что сказать, вернее, как сказать. И чем дольше длился этот зрительный контакт, тем больше эмоций отражалось на лице Джинни.
— Святой Мерлин... — с расширившимися от пришедшего понимания глазами, наконец, медленно произнесла она, слегка откинувшись назад. — Гермиона, неужели вы с Малфоем... Неужели ты с ним занималась...
— Нет! — гораздо громче, чем требовалось, воскликнула Гермиона, но в следующую секунду, постаралась взять себя в руки. — Нет, Джинни, в этом плане у нас ничего не было.
— А что тогда было? — едва дослушав, проницательно просмотрела на неё подруга.
Гермиона набрала побольше воздуха в легкие, чтобы ответить, но внезапно поняла, что просто не может вымолвить и слова. Она так и замерла, с полуоткрытым ртом и беспомощным, молящим взглядом, в котором, к тому же, наверняка читался страх. Но в этот момент, казалось, Джинни поняла все без слов. Она судорожно вздохнула и прикрыла веки.
— Ладно, чтобы там ни было, вам нужно это прекратить.
— Почему? — вопрос вылетел из уст Гермионы прежде, чем она смогла подумать, и она тут же пожалела об этом, увидев, как Джинни резко распахнула глаза и в ужасе уставилась на неё.
— Почему? Ты ещё спрашиваешь «почему»?! Гермиона, это же Малфой, пожиратель смерти, убийца, предатель, человек, в котором нет ничего святого! Да, вы проводили много времени вместе, зажимались в танце, и я допускаю, что между вами могло что-то вспыхнуть, но ты же должна понимать, что это ни к чему хорошему не приведет, что эти отношения — прямой путь в ад!
Джинни уже почти кричала, и Гермиона, ошарашенная её реакцией, вмиг почувствовала, как к ней подкрадывается злость.
— Ты думаешь, я не понимаю, думаешь, я не знаю, в каком дерьме я оказалась? Джинни, поверь мне, я каждый день пытаюсь с этим справиться, борюсь сама с собой, морально полностью уничтожаю себя за это! Я не говорила тебе, не говорила Гарри и Рону именно потому, что знала, какова будет ваша реакция! Но если в отношении них я была уверена на сто процентов, что они не поймут, не простят мне этой слабости, то я всё же надеялась, что хотя бы ты сможешь меня понять! Что ты поможешь мне!
Её голос прозвучал отчаянно, а последняя фраза повисла между ними. Джинни смотрела на неё, широко раскрыв глаза, в то время, как Гермиона едва справлялась с собой, чтобы не дать волю слезам.
Наконец, лицо подруги смягчилось, и она шумно выдохнула.
— Хорошо. Я... понимаю. Я знаю, каково тебе, — придвинулась она поближе и взяла руку Гермионы в свои ладони. — Прости, что накричала на тебя. Просто это так...
— Неправильно? — с горечью подсказала Гермиона, и Джинни кивнула.
— Да, неправильно.
Какое-то время они молчали: каждая думала о своем. За окном завывал ветер, печально шелестя листьями, на стекла начал накрапывать легкий дождик, а где-то в соседней комнате настойчиво тикали часы.
— Ты знаешь, мне его даже жаль, — очень тихо произнесла Гермиона.
Джинни подняла на неё усталый взгляд, но ничего не сказала, давая понять, что слушает.
— Слишком много людей судят его лишь по поверхностному облику, лишь по внешней оболочке. Все воспринимают его как «пожирателя смерти», и никто не задумывается, был ли это его собственный выбор, носить метку или нет, — продолжила Гермиона, смотря куда-то перед собой. — И я была такой же, не вникала в суть, судила поверхностно по тому, что выставлялось напоказ, что бросалось в глаза, но... Всё изменилось. Теперь я знаю о нём гораздо больше, чем раньше, и в какой-то степени больше, чем он сам. — На несколько секунд она замолчала, после чего перевела несмелый взгляд на подругу. — И то, что происходит между нами, Джинни, это что-то другое, чем просто внезапно возникшее влечение. Такое ощущение, что я начала понимать его, а он начал понимать меня, и, при этом, для нас обоих это что-то вопиющее, практически противоестественное и абсолютно губительное. Ведь, так или иначе, он все равно остается Драко Малфоем, со всеми своими пороками и темными пятнами в прошлом. Пусть он не настолько ужасен, как кажется, но все равно, его поступки порой полностью выбивают у меня почву из-под ног. Я никогда не знаю, чего от него ожидать, этот человек слишком сложный для меня. Именно поэтому я хочу всё прекратить. Кажется, я уже все прекратила.
Она замолчала, смотря прямо на Джинни, которая, казалось, полностью оцепенела от её слов. Невозможно было сказать, о чем она думает.
— Ох, Гермиона... Я и предположить не могла, как далеко всё зайдет, — наконец, вздохнула она, и в её глазах отразилась боль. — Но я знаю одно: тебе не стоит жалеть Малфоя. Он сам виноват в том, что отталкивает людей, показывая только самые темные стороны своей натуры.
— Нет, Джинни, ты не понимаешь, — мягко покачала головой Гермиона. — Он отталкивает людей, потому что теперь никому не доверяет. Единственный человек, которому он искренне верил и доверял, был отец, и именно он искалечил его детство, заставляя следовать тем идеям, которые, в конце концов, почти разрушили его жизнь.
— Откуда ты знаешь? — почти шепотом, произнесла Джинни, и Гермиона внезапно осознала, что понятия не имеет, откуда в ней взялась эта уверенность в своих словах. Было ощущение, что она просто знает.
Вместо ответа, Гермиона взяла свой бокал с вином и, слегка повертев его, нахмурилась:
— Малфой бесконечно одинок, Джинни. И я думаю в этом и есть причина того, что он ведет дневник.
Она сделала глоток и перевела взгляд на подругу. Та выглядела... Испуганной?
Гермиона нахмурилась.
— Что с тобой?
Казалось, только после её слов, Джинни вышла из временного оцепенения.
— Он ведет дневник? — очень медленно произнесла она дрожащим голосом.
— Да, по всей видимости... — начала Гермиона, но её тут же перебила Джинни.
— Давно?
— Что, прости?
— Давно он ведет дневник?
Джинни выглядела жутко взволнованной, хоть и пыталась это скрыть. Гермиона, озадаченная её реакцией, пыталась найти причину этого, но тщетно.
— Я не знаю... В чем дело? Почему ты так разволновалась? — подозрительно спросила она.
Джинни, услышав её слова, моментально отвела взгляд и разлила вино по бокалам, стараясь говорить как можно беспечнее:
— Просто это странно, дорогая. Никогда бы не подумала, что Малфой ведет дневник. Давай выпьем?
Гермиона ясно понимала, что Джинни пытается перевести тему разговора, и с каждой секундой у неё все яснее возникало чувство, что подруга что-то не договаривает.
— Ты уверена, что дело только в этом? — хмуро произнесла Гермиона. — Ты так странно отреагировала на мои слова...
В глазах Джинни снова мелькнула тень страха, но она тут же взяла себя в руки и натянуто улыбнулась.
— Какая, по-твоему, у меня должна быть реакция после всего того, что ты сказала мне? Я просто до сих пор перевариваю услышанную информацию, ведь если бы не вино, тебе бы пришлось откачивать меня нюхательными солями как мою двоюродную тетушку после известия о том, что мы с Гарри женимся.
И хотя её до сих пор не покидало чувство недоговоренности, Гермиона предпочла не развивать эту тему. В конце концов, она была благодарна Джинни за то, что та в свое время не стала задавать ей лишних вопросов, а потому сейчас считала своим долгом отплатить подруге той же монетой.
Прошло немало минут, в течение которых они пили вино, разговаривали на нейтральные темы и даже смеялись, прежде чем Джинни засобиралась домой. Уже стоя у двери, Гермиона, наконец, решила закончить тему, которую они так ловко избегали в последний час.
— Знаешь, мне было гораздо легче его просто ненавидеть, думая, что он сам себе выбрал кривую дорожку.
— Значит, ты его больше не ненавидишь?
Гермиона на миг задумалась, прежде чем ответить:
— Ненавижу, но вместе с тем вижу в нем обычного человека, такого, как я и ты. Ни хуже, ни лучше. Просто с другим прошлым.
Джинни пристально посмотрела на неё и горько улыбнулась.
— Гермиона, даже если он обычный человек, ты не для него, а он не для тебя. Ты понимаешь это?
— Да, — открывая входную дверь и чмокнув подругу на прощание, легко согласилась она.
В комнату порхнуло свежестью после только что прошедшего дождя. Джинни быстро выскочила за порог; пройдя пару метров, неловко помахала Гермионе и скрылась в темноте наступающей ночи, оставив за собой шлейф недосказанности.
Они обе понимали, что ответ Гермионы был почти правдой. Почти. Но всё ещё ложью.
* * *
После разговора с Грейнджер, Драко чувствовал себя абсолютно опустошенным. В голове всё ещё вертелись её слова, которые полностью шокировали его, но вместе с тем породили в его душе соблазн остановить её, послать всё к черту и пойти следом, и он бы так и сделал, если бы не тупое осознание того, что у их отношений нет будущего. Хотя то, что между ними происходит и отношениями-то назвать трудно: скорее, это непонятно откуда взявшееся гребаное влечение, желание обладать, чувствовать, прикасаться. Желание постыдное и темное, порочное и разъедающее, желание из разряда тех, которые лучше хоронить на дне своих самых запретных мыслей при первом же проявлении, но от которых так сложно отказаться.
И Драко понимал — отказаться от Грейнджер в этот раз будет гораздо сложнее, чем когда-либо ранее. Намного сложнее. Ведь он почти познал, каково это, заниматься с ней сексом, заставлять извиваться под своим телом и полностью её контролировать с помощью натиска своих умелых пальцев. И хотя он мог подчинить себе в постели любую женщину, что и не раз делал, но всё-таки с Грейнджер всё было иначе. Она сводила его с ума, заставляла буквально дрожать от возбуждения, и за этот их короткий эпизод на пляже Драко пару раз чуть не кончил прямо в штаны, просто слыша, как она стонет, просто видя, как она извивается под ним. Она определенно реагировала на его ласки острее, тоньше, чувственнее, чем любая другая женщина, с которой он спал. И это заводило, возбуждало, будоражило. Это убивало.
Драко не хотел никого видеть, и уж тем более, разговаривать с кем-то, но так уж вышло, что по пути в бунгало он встретил Блейза, и ему всё же пришлось перекинуться с ним парой слов. К счастью, Забини хорошо его знал и быстро понял, что Драко, мягко говоря, не настроен на общение, а потому оставил его в покое, не забыв, при этом буднично бросить напоследок: «Не позволяй этой сучке Грейнджер крутить тобой. Какая б там ни была между вами херня, постарайся выкинуть это из головы. Ты же Малфой, в конце концов».
Одного взгляда Драко было достаточно, чтобы Блейз заткнулся и отправился восвояси с твердой уверенностью в том, что его советам тут «рады» едва ли меньше, чем воскрешению Волдеморта. Чертов Забини, как всегда всё знает, как всегда в курсе всех событий. Конечно, легко ему говорить, когда у самого самое длительное увлечение продолжалось не больше недели. Драко был уверен, что Блейз даже по-настоящему никогда не желал никого, так, чтобы хотелось наплевать на все запреты и с годами усвоенные правила, лишь бы обладать кем-то, лишь бы просто чувствовать. Хотя, он не мог его винить в этом. Ведь когда-то и ему самому казалось полным бредом иметь отношения с кем-то больше одной ночи. Окунувшись в воспоминания, Драко открыл дневник и начал писать:
Поразительно, как часто жизнь заставляет нас менять свой взгляд на те или иные вещи.
К примеру, женщины.
После школы, когда я бесцельно путешествовал по разным городам и странам, мне казалось, что все женщины делятся на два типа: безликие серые существа и женщины-вспышки. Первые встречались постоянно, вторые довольно часто, и именно их общество я предпочитал. Они были привлекательны, нередко обладали легким нравом, но почти всегда отличались отсутствием мозгов. Как правило, мы знакомились, весело проводили время, в эту же ночь спали, а дальше... Интерес пропадал. Красивые снаружи и пустые внутри, они были подобны куклам, стоящим в витринах магазинов на Диагон-Аллее. Бывает, задерживаешь на такой взгляд, мысленно восхищаешься, но тут же забываешь. Не женщина, а кратковременная вспышка, которая ослепляет, а через секунду уже ничего не остается. Поэтому, как вид, такие женщины довольно быстро мне надоели.
Примерно через год моего скитания я понял, что куда более интересно иметь дело с женщинами, разгорающимися медленно, словно уголь. С виду холодные и неприступные, они бросали вызов мужчинам, и, подозреваю, те зачастую трусили, боясь не справиться с задачей. А мне было наплевать. Я знал, что у меня всегда есть два надежных козыря в рукаве — деньги и власть, которые могли усмирить даже самую несговорчивую особу. Как же было сладостно наблюдать, как постепенно, не сразу, но всё же они начинали сдаваться, не в силах устоять пред материальными благами, которые им сулил возможный союз со мной. И когда уголек в их душах окончательно разгорался, когда они дарили мне себя, на этом вся игра заканчивалась: я терял интерес. Ведь это была просто очередная достигнутая цель, не более.
И, наконец, последний тип женщин, о существовании которых я узнал, лишь встретив Элису — женщину-пламя. Она была завораживающая, непредсказуемая, яркая, интересная. Она умела не просто увлечь, она умела заставить думать о себе, гадать, что же в следующий раз принесет общение с ней. К тому же, Эл была, что называется, девушка «моего круга». Она обладала утонченными манерами, природной аристократичностью и изяществом, которое было видно невооруженным глазом. И да, она была чистокровной, что само по себе являлось уже неплохим бонусом. Поэтому, устав от бессмысленности коротких случайных связей и приняв во внимание все эти многочисленные плюсы, я осмелился попробовать построить с ней «серьезные отношения», которых избегал раньше.
Это не было ошибкой. Мне было хорошо с Эл, она подходила мне, а я — ей. Можно сказать, мы вытащили друг друга из дерьма, в котором, казалось, оба глубоко погрязли. Она помогла мне отвлечься от ужаса войны, а я ей — вылезти из долговой ямы, которая практически её разорила. Да, мне было хорошо с ней. До тех пор, пока на горизонте не появилась Грейнджер.
Драко перестал писать, почувствовав внезапно проснувшуюся в нем злобу. Он скрипнул зубами, в очередной раз мысленно проклиная тот день, когда согласился прибыть на этот гребаный курорт, испоганивший его размеренную жизнь абсолютно неуправляемыми, неконтролируемыми событиями, курорт, вселивший в него дикие желания, абсолютно противоречащие его естеству.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Драко все же продолжил изливать свои мысли на тонкие страницы дневника.
Гермиона Грейнджер, маглорожденная волшебница, а иными словами просто грязнокровка, ставшая моим школьным врагом наравне со своим золотым дружком Поттером ещё черт знает сколько лет назад. Я бы предпочел не встречаться с ней никогда в жизни, но волею судьбы она очутилась на том же курорте, в то же самое время, что и я. Хуже этого обстоятельства было лишь то, что от гребаной заучки, лохматого книжного червя и в целом скучной чопорной отличницы не осталось и следа. Грейнджер повзрослела, похорошела, изменилась, в конце концов, и одетая в нечто более открытое, чем в школьную бесформенную робу, оказалась куда сексуальнее, чем я мог представить. И потом, эти танцы, вынуждающие прикасаться к ней, чувствовать её тело, двигающиеся в такт музыки и порождающее самые порочные мысли, которые я не в силах выкинуть из головы, всё это начало медленно сводить меня с ума. Я не знал наверняка, в чем причина этого гребаного помешательства — в магии курорта, которая вынуждала делать абсолютно несвойственные для нас двоих вещи или же дело было в чем-то другом, в чем-то пострашнее магии.
Драко замер, внезапно осознав, что теперь он ни черта не понимает. Быстро сменяющимися кадрами перед ним пронеслись воспоминания о днях, проведенных на курорте, и он почувствовал тошноту от того, что понял — чувства к Грейнджер далеко не ограничивались простым вожделением, а вернее сказать, тупым желанием её трахнуть. Какая-то неведомая сила толкала его оберегать её, спасать, вытаскивать из передряг, в которые та попадала с определенной периодичностью, очевидно, позаимствовав эту способность у своего дружка Поттера. Ещё на самом первом занятии танцами, когда Грейнджер упала, Драко по непонятной причине почувствовал беспокойство, и прежде чем успел осознать, что делает, подал ей руку, чтобы помочь подняться. И ведь это было ещё до того, как он начал бесстыдно хотеть её. До того, как окончательно сошел с ума.
От этих мыслей Драко стало дурно и он, отбросив дневник в сторону, поднялся с кресла и плеснул себе в бокал щедрую дозу огневиски. Он не хотел сейчас заниматься самокопанием, как и не хотел пытаться сложить в единую картину абсолютно разные и нелогичные частицы пазла под названием «отношения с Гермионой Грейнджер». В глубине души он чувствовал, что если решит выяснить правду, если всерьез попытается это сделать, то последствия будут необратимыми, пугающими и абсолютно разрушающими. Бывает истина, которая не несет свет, а лишь погружает во тьму, с холодной жестокостью оставляя за собой лишь боль, отчаяние и бесконечное страдание, а потому лучше держаться от неё подальше, лучше оставаться в неведении.
Но, что если это невозможно? Что, если механизм уже запущен и это лишь вопрос времени, когда жестокая правда явно предстанет перед ним? Что, если уже слишком поздно для того, чтобы что-то изменить?
Впервые за долгое время Драко почувствовал страх.
* * *
На их общее занятие с Марией он пришел первым. Итальянка встретила его приветливой улыбкой и, бегло взглянув на часы, вопросительно на него посмотрела: уже прошло пять минут урока, а Грейнджер всё не было, хотя обычно она отличалась безукоризненной пунктуальностью. Драко равнодушно пожал плечами и сделал вид, что не заметил пристальный взгляд Марии, который, казалось, прожигал его насквозь.
Чтобы хоть как-то отвлечься, он принялся мерить зал шагами, пытаясь унять съедающее его изнутри беспокойство. И хотя это абсолютно противоречило характеру поступков Грейнджер, Драко всерьез опасался, что она и вовсе не придет, выставив его полнейшим идиотом. Казалось, эти минуты ожидания длились вечность, и когда он уже собирался плюнуть на все и убраться подальше из этого дурацкого танцевального зала, одновременно избавив себя от общества любопытно глазеющей на него итальянки, дверь внезапно отворилась и на пороге показалась Грейнджер.
Она робко пробормотала извинения и осторожно зашагала в его сторону, хмуро смотря себе под ноги. Драко ждал, что она поднимет на него взгляд, но, как оказалось, тщетно: остановившись в метре от него, Гермиона посмотрела прямо на Марию, подчеркнуто оставив его без внимания.
Вмиг почувствовав раздражение, Драко хотел съязвить, но предпочел промолчать и принять правила игры Грейнджер. Он не мог её винить в том, что теперь она даже смотреть на него не хочет, не то, чтобы о чем-то с ним говорить. И если учесть тот факт, что он ещё вчера решил окончательно покончить с их странными отношениями, то это обстоятельство шло ему только на руку.
— Итак, раз теперь все в сборе, можем начать, — хлопнула в ладони Мария, окинув их воодушевленным взглядом. — Для начала покажите мне, что вы отработали за эти несколько дней ваших самостоятельных тренировок, после чего мы перейдем к следующей части нашего занятия.
В зале повисла тишина. Драко краем глаза увидел, что Грейнджер, как и он, не сдвинулась с места. Она лишь ещё больше нахмурилась и снова уставилась в пол. Поразительно, обычно послушная девочка проявила открытое неповиновение преподавателю. Страшно подумать, чего ей это стоило. Словно в подтверждение его мыслей, Грейнджер тихо, но настойчиво произнесла:
— Мария.
Итальянка, которая на миг отвлеклась на поиски своей волшебной палочки, подняла на неё вопросительный взгляд.
— Мы не можем танцевать вместе.
Услышав её слова, Драко опешил. Что? Ему послышалось, или Грейнджер в самом деле сошла с ума?
— Почему вы так считаете, сеньорита? — скрестив руки на груди, медленно выпрямилась итальянка, вмиг приняв решительный вид.
Гермиона на какое-то время замешкалась.
— Потому что наши отношения абсолютно не позволяют совместно работать.
— Вот как? — недоверчиво изогнула бровь Мария.
— Да, именно так, — нервно сцепила пальцы Гермиона. — Я просто... Я не могу с ним танцевать.
Драко едва не открыл рот от изумления. Нет, Грейнджер определенно сошла с ума. Совершенно точно.
— Хм... Понимаю, — медленно покачав головой, проворковала итальянка и перевела на него ясный взгляд. — А что касается вас, синьор? Вы тоже... не можете танцевать с Гермионой?
Этот вопрос застиг его врасплох, и, судя по тому, как встрепенулась Грейнджер, испуганно на него посмотрев, Драко понял, что не одного его. С мрачным удовлетворением он твердо взглянул на неё, и когда их взгляды пересеклись, Гермиона резко отвела глаза в сторону и, казалось, слегка покраснела. Драко мрачно усмехнулся.
Итальянка ждала ответ, но он не спешил отвечать, не хотел, не собирался. Раз Грейнджер заварила всё это дерьмо, пусть сама и расхлебывает. Он же прекрасно понимал, что вне зависимости от того, скажет он что-то или нет, вне зависимости от слов Грейнджер, им придется вместе танцевать и дальше. Хотят они того или нет. А потому, какой смысл пытаться сейчас что-то доказать, впустую сотрясая воздух? Ведь выхода было всего два: либо ты принимаешь условия Магнолии, либо едешь домой и навсегда забываешь о существовании этого курорта. Третьего не дано. Не может быть, чтобы Грейнджер этого не понимала. Как ни крути, она была умной ведьмой, но всё же что-то толкнуло её на эту последнюю, слабую попытку без последствий отказаться от совместных с ним тренировок.
О, наверняка это полное отчаяние. Как знакомо.
— В общем так, послушайте меня оба, — без тени улыбки, начала итальянка со стальными нотками в голосе. — За годы преподавательской практики я встречала много различных пар. Одни танцоры ладили друг с другом, другие друг друга тихо ненавидели, и да, пожалуй, встречались и те, кому было действительно противопоказано совместно работать. Но поверьте, ваши отношения наоборот как раз таки позволяют танцевать вместе. Со стороны виднее, и сказать вам, что я вижу? Я вижу двух людей, которые пытаются бороться друг с другом, бороться с собой, но все равно не в силах противиться чувствам. И именно поэтому вы, двое, просто созданы для танца танго. Ведь ваши отношения — это танго воплоти. Страсть, граничащая с ненавистью, любовь, граничащая с болью... Вот что представляет из себя танго, вот что представляют из себя ваши отношения. И мне плевать, что вы оба не хотите это признавать. В конце концов, это ваше право, остаться или уйти. Но помните, что если вы уйдете, уже никогда не сможете вернуться. Так что решайте. У вас есть пять минут.
После этого она резко развернулась на каблуках и зашагала прочь из зала, оставив их двоих абсолютно оглушенными.
Казалось, Драко потерял дар речи. Слова итальянки были настолько отвратительно точными, до брезгливости честными, что он чувствовал, как правда, которую он итак знал, но которую не осмеливался озвучить вслух, медленно разъедает его изнутри. И то, что её озвучил кто-то другой, не он, и даже не Грейнджер, порождало ещё большую злость, смешанную с отвращением к самому себе. Драко повернулся к Гермионе и тяжело посмотрел на неё. Сейчас ему было плевать. Ему снова хотелось говорить, и он больше не собирался молчать.
— Теперь ты довольна? — прошипел он, наблюдая за ней.
Грейнджер по-прежнему не смотрела на него и выглядела напряженной до предела, так, что он понимал: любое его слово может стать последней каплей, и она взорвется.
Но она молчала, крепко сжав зубы. Пока что молчала.
— О чем ты вообще думала, Грейнджер? Надеялась, что эта сумасшедшая итальянка так просто позволит нам двоим уклониться от гребаной обязанности танцевать вместе?! Или тебе уже стало на все плевать, и ты захотела бросить своих драгоценных друзей, под удобным предлогом слиняв с курорта?!
Глаза Гермионы сверкнули, и она резко посмотрела на него. Её взгляд был полон безумной злости, и Драко понял, что она на грани.
— Я хотя бы попыталась, Малфой, и это, поверь, лучше, чем просто смириться с тем, что мне придется танцевать с тобой ещё четыре дня!
— О, так значит, это лучше, говоришь? — сделал шаг к ней навстречу Драко, опасно сощурив глаза: внутри него всё клокотало от негодования. — А то дерьмо, что она сказала, тебе понравилось слушать?!
Грейнджер широко распахнула глаза и открыла рот, чтобы что-то сказать, но, по всей видимости, просто не смогла найти слов, чтобы ответить. Она выглядела испуганной, сердитой, абсолютно отчаявшейся, и в этот миг была так безумно хороша собой, что Драко разозлился ещё больше. Он подошел к ней практически вплотную и выдавил сквозь зубы:
— Каково оно, Грейнджер, слышать правду, от которой тебя едва не выворачивает наизнанку, от которой хочется лезть на стену?
Она выдержала его взгляд, храбро вскинула подбородок и даже не сделала шаг назад, хотя Драко заметил, что её тело содрогает мелкая дрожь.
— Мне не впервой, Малфой.
Её взгляд ожесточился, и сейчас они смотрели друг на друга с былой ненавистью, с разницей лишь в том, что теперь Драко не знал, чего он больше хочет — уничтожить её или придавить к стене и жестко наброситься на её губы в поцелуе. Он понимал, что сейчас снова близок к тому, чтобы перешагнуть черту, и когда она, судорожно вздохнув, сделала шаг назад, он едва совладал с собой, чтобы вновь не притянуть её к себе.
— Я не позволю повториться тому, что было, — упрямо произнес Драко, глупо высказав первое, что пришло ему в голову.
Казалось, Грейнджер на миг растерялась, услышав его слова, и в её взгляде мелькнуло что-то...
— Я тоже, Малфой, так что можешь не волноваться на этот счет, — с презрением ответила она, напустив на себя безучастный вид, хотя Драко понимал, что внутри неё бушуют эмоции, но какие — разгадать так и не смог. Похоже, Грейнджер усвоила, благодаря длительному общению с ним, пару уроков из разряда «как скрыть свои чувства и поставить в тупик собеседника».
Как раз в этот момент дверь вновь открылась, и в зал вошли Мария со Стефано, которые о чем-то эмоционально разговаривали на итальянском.
Драко инстинктивно сделал шаг в сторону от Грейнджер, словно боясь быть застигнутым на месте преступления. Абсолютно дурацкий поступок с его стороны.
— Ну, что ж, предлагаю приступить сразу ко второй части урока, — как ни в чем ни бывало, начала Мария, остановившись напротив них. — Сегодня мы будем учить с вами верхние поддержки, которые вам необходимо освоить и отработать на индивидуальных занятиях. Стефано будет ассистировать мне.
Итальянец широко улыбнулся и пожал руку Драко.
— Рад вас видеть, — кивнул он Гермионе, а затем и ему.
Казалось, они не замечали того напряжения, которое царило между ним и Грейнджер, а может просто делали вид, что не замечают, но одно было совершенно точно: Мария прекрасно знала — не смотря ни на что, они оба не отступятся. И хотя она могла бы ради приличия поинтересоваться, какое решение они с Грейнджер приняли, но видимо, всё было предельно ясно и без слов.
Внезапно в зале заиграла музыка танго, и Мария, отложив палочку в сторону, бодро произнесла:
— Поддержки будем учить по отдельности, потому как каждая из них уникальна и требует определенного количества времени для освоения. Для начала мы вам покажем то, что вам необходимо будет выучить.
После этих слов итальянцы вышли в центр зала. Несколько тактов музыки они просто стояли и напряженно смотрели друг на друга, после чего Мария внезапно побежала навстречу Стефано, а дальше все произошло очень быстро: она оперлась руками о его плечи и оттолкнулась ногами от пола, в то время как он ладонями вытолкнул её бедра наверх. Грейнджер изумленно охнула, увидев, как Стефано кружит Марию на вытянутых руках у себя над головой, а та, вытянувшись словно струна, держит идеальный баланс. Через несколько секунд, итальянка, сгруппировавшись, внезапно изящно упала на руки к партнеру, и теперь он её уже кружил, прижав к себе. Когда Стефано, наконец, аккуратно поставил Марию на пол, Драко подумал, что, должно быть, эти итальянцы и вправду чокнутые, раз думают, что они с Грейнджер смогут это повторить. И дело было не в том, что он боялся её не поднять, а в том, что она сама вряд ли сможет ему довериться и войти в поддержку. Он скосил взгляд на Гермиону и увидел, что та побледнела, застыв с выражением ужаса на лице.
— Позвольте внести ясность, — скептически начал Драко, понемногу начиная раздражаться. — Вы всерьез полагаете, что мы с Грейнджер способны повторить эти чудеса акробатики?
Мария со Стефано переглянулись и одинаково улыбнулись, словно ожидали этого вопроса.
— Поверьте, синьор, вы ещё не на то способны. Вам лишь кажется, что это сложно, но на самом деле здесь не требуется сила. Здесь нужна техника, — деловито ответила итальянка с явным акцентом.
— Я говорю не за себя, а за Грейнджер, — мягко перебил её Драко, и вмиг почувствовал на себе возмущенный взгляд Гермионы. — Я немного занимался танцами и прекрасно знаю, что подобные вещи можно сделать лишь полностью доверившись партнеру. А она мне не доверяет, так что...
Драко усмехнулся и пожал плечами. Он был уверен, что если бы можно было убивать взглядом, он бы был уже мертв от зрительного натиска Грейнджер.
— Давайте попробуем, — неожиданно резко произнесла она. — Уверена, если Малфой настолько уверен в своих силах, ему не составит труда внушить мне доверие своим профессионализмом.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |