5 страница. На то, чтобы забрать документы из одного учебного заведения и отнести их в другое

На то, чтобы забрать документы из одного учебного заведения и отнести их в другое, ушло не более часа. Получив расписание экзаменов театрального отделения академии, Настя вышла на улицу. Дождь кончился. Солнце как ни в чем не бывало подсушивало скамейки и листья скверов. Настя чувствовала себя так, как если бы происходящее было не с ней. Реальность сместилась. То ли от нагромождения событий, то ли от недосыпания. Она чувствовала себя легкой как ветер. На фоне чистого неба празднично торчал шпиль католического собора. Вниз убегала асфальтовая дорога — к парку и набережной. Настя спустилась в парк, купила мороженого и, взобравшись на чей-то пустующий постамент, глядя на сверкающую под солнцем реку, стала читать вслух стихи Юнны Мориц.

По дорожкам парка бегали спортсмены. С пляжными сумками шли горожане. Парень с балалайкой сел на траву и стал играть, не обращая внимания на Настю. Та продолжала исступленно читать непонятные, иллюзорные стихи, как нельзя лучше отвечающие ее настроению. Но вскоре ей все-таки помешали. На площадке перед постаментом появились парень и три девушки. Кудрявый парень в шортах сначала что-то объяснял девушкам, которые без особого интереса слушали его и курили. Потом они так же неторопливо разошлись по сторонам и начали производить какие-то действия. Из всей компании нервничал лишь парень. Он бегал от одной девушки к другой, размахивал руками, приседал, даже ползал на четвереньках. Показывал. Девушки реагировали по-разному. Одна смотрела на него свысока, ибо это позволял ее рост. Другая что-то доказывала парню, спорила. Третья капризничала, нарочно не понимая, чего от нее хотят. Настя прервала свое занятие и стала с интересом следить за репетицией. Парень распалялся, хватался за голову, бегал кругами. Настя узнала его — эта кудрявая шевелюра мелькала в театре на прослушивании. Парню никак не удавалось справиться с девчонками.

Капризная, не выдержав придирок, наконец развернулась и убежала. Оставшаяся троица долго смотрела ей вслед.

— Давай я сыграю за нее, — сверху, со своего постамента подала голос Настя. Все трое немедленно повернули головы в ее сторону. Так Настя познакомилась с будущими однокурсниками.

* * *

— Ты должна написать бабушке, детка. Вызвать ее телеграммой.

Соседка приняла у Саши ведро с тряпкой. Саша спрыгнула со стола. Окно блестело. Целый день они с соседкой Ниной отмывали запущенную квартиру.

— Бабушку вызвать, а самой прописаться к матери, пока не поздно, — наставляла женщина, не наблюдая со стороны Саши ни сопротивления, ни особого энтузиазма. — Или хочешь, я сама напишу? Ты мне адрес оставь.

— Не надо, спасибо.

Вот достала! Ну как объяснишь, что Саша уехала от бабушкиной опеки, от фальши, которая окружала плотным кольцом. Саша не нужна бабушке, как, впрочем, и матери. Ну и что же! И ей тоже никто не нужен. Никто!

Саша вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет, что глаза уже полны горячей влаги и так трудно сдерживать ее.

— А ты поплачь, не держи в себе, — подсказала Нина и даже протянула девочке свой передник. Саша передник не взяла, отвернулась и стала вытирать слезы пальцами. — Любишь мать-то… — заметила соседка. — Хоть и не растила, а мать…

— Никого я не люблю! — зло возразила Саша. — За что мне ее любить? Она меня бросила трехлетнюю на бабку и исчезла! У нее другая любовь была! А меня она даже не узнала!

— Ну, ну, ну, — примирительно закивала соседка. — К нему не ревнуй. Мать твоя за все получила сполна. Она знает, за что страдает.

Саша недоверчиво взглянула сквозь слезы на соседку.

— Как это?

— А как ты думала? Это карма.

— Карма?

— У каждой семьи своя карма. И от нее не уйти.

— Что вы такое говорите?

Саша покосилась на материну соседку. На вид — простая женщина. И вдруг — карма какая-то.

— Это уж как судьба такая из поколение в поколение. У нас, допустим, в семье мужская линия — как больное дерево. Сохнет. Дед в лагерях сталинских сгинул, отец на войне пропал, брат мой старший утонул. На нем род Петрихиных кончился. У моего сына другая фамилия. На это вся надежда. Может, удастся ему от злого рока ускользнуть.

— Вы хотите сказать, что у нас в семье закономерность какая-то?

— Ну а как же? — Соседка оживилась, придвинулась к Саше. — Твоя бабушка не растила твою мать. Так?

— Так. Она работала всегда где-то на Севере. Была крупным начальником.

— В народе это называется «счастье искала», — усмехнулась Нина. — Но у нее на роду было написано: ребенка вырастить. От своей ноши не уйдешь. Она все равно на нее легла, теперь в виде внучки. Так?

Саше не очень было приятно ощущать себя чьей-то ношей. Но в рассуждениях соседки присутствовала логика.

— Ну, пусть так, — согласилась Саша. Слезы перестали течь. Саша шмыгнула носом. — Ну а мать-то в чем виновата?

— Ни в чем! В том-то и дело, что она себе карму не выбирала. Но ведь от нее не уйти! Она также родила дочку. Также попыталась увильнуть от ноши — подкинула тебя бабке. За это и болезнь нажила. Все повторяется, сама видишь.

— Круг замкнулся, — закончила за соседку Саша.

— Нет, не замкнулся, — осторожно возразила соседка. — Есть еще ты, твои будущие дети.

— Нy уж нет! Если моих будущих детей ждет подобная семейная карма, то уж лучше им не родиться совсем!

Саша хлопнула себя по коленкам и поднялась. Она не хотела показывать, до чего ее напугал этот разговор. Она быстро побросала на места тряпки, ведра и распрощалась с соседкой. Выбежала в теплый, умытый дождем двор. Привычно пробежалась взглядом по песочнице, скамейкам. Сегодня Ильи здесь не было. Саша торопливой походкой пересекла двор, стараясь от неприятных мыслей побыстрее перестроиться на приятные. Она подумала о предстоящем ночном приключении, о Мише и Вадиме, о пестрящем огнями ночном городе. И все же, прежде чем совсем покинуть двор, Саша, скорее по привычке, оглянулась напоследок. Окинула взглядом пространство двора. Илья в нем отсутствовал.

«Охрана города» теперь производилась вчетвером. Девочки приходили на площадь, где в назначенный час к памятнику известному революционеру подъезжала темная, как ночь, машина Вадима. Девчонки ныряли на свои места в салоне, и начинался ночной вояж. Ребята объезжали все табачные киоски, расположенные на территории города, девчонки развлекали ребят небылицами, пели песни, рассказывали анекдоты. Это казалось увлекательным, как приключенческое кино. Сегодня машина подъехала как обычно, но за рулем сидел Миша. Вадима в машине не было.

Вид у Миши был странный: он не улыбался, как обычно, сухо поздоровался и сразу закурил.

— А где Вадим? — хором спросили девочки.

Миша помолчал, затягиваясь.

— Что-то случилось? — догадалась Саша.

Миша кивнул:

— У нас возникли проблемы.

Девчонки переглянулись. Ситуация действительно выглядела странной. Обычно мальчики были неразлучны, они дополняли друг друга — за рулем сидел Вадим, а Миша неизменно садился назад. А тут такие перемены! — — Вадим попал в передрягу. Я сейчас должен забрать его из одного места.

— Мы не помешаем? Может, нам лучше… — начала Настя.

— Нет-нет. Не помешаете, — поспешно перебил ее Миша. — Вы даже можете помочь. Если, конечно, не боитесь.

Саша с Настей снова переглянулись. Они никогда не видели Мишу таким странным. Видимо, дело нешуточное.

— Ты можешь на нас рассчитывать, — очень серьезно заверила его Настя.

Саша поспешила подтвердить. Миша сдержанно кивнул. Девочки смотрели на него и ждали распоряжений.

— Кто-нибудь из вас может водить машину?

Девчонки дружно покрутили головами. Ни Настя, ни Саша водить не умели.

— Плохо дело, — упавшим голосом объявил Миша.

— А ты? Ты ведь умеешь!

Миша безнадежно махнул рукой.

— Мне нельзя за руль. Я — дальтоник.

— Кто?!

— Цвета не различаю.

Девочки с минуту молчали, потрясенные.

— А вы думаете, почему я никогда за руль не сажусь? Всегда Вадим. А сегодня Вадик попал в передрягу, а я боюсь нарваться на ГАИ.

Девчонки опомнились — заговорили одновременно, наперебой:

— Мы тебе поможем!

— Мы будем тебе говорить, какой цвет.

— Можем и знаки подсказать…

Поехали. Девчонки в напряженном внимании следили за дорогой.

— Красный! — хором кричали они.

— Теперь мигает. Желтый!

— Все, поехали.

— Что бы я без вас делал, — сокрушенно вздыхал Михаил.

Поплутав по улицам, они подъехали к какому-то дому. Миша остановился у подъезда.

— Девчонки, у меня к вам просьба.

Девчонки как по команде развернулись и уставились на Мишу.

— Вадим очень плохо выглядит. Он попал в передрягу. Я вас прошу… Как бы.., не задавать лишних вопросов.

— Мы все понимаем, — сурово ответила Саша. А Настя просто потеряла дар речи. Из подъезда выходил человек. Они не сразу поняли, что это и есть Вадим. Он не мог не привлечь их внимание. У Вадима была забинтована голова. Голова вместе с шеей. Настя в своей жизни уже видела подобное. Их сосед-алкоголик однажды здорово навернулся с лестницы, повредил шею, и его заковали в специальный гипсовый корсет. Он не мог поворачивать голову, и, когда к нему обращались, он поворачивался всем туловищем. Завернутый в подобный гипсовый шлем, Вадим выглядел столь нелепо, что трудно было не рассмеяться. Нужно отдать должное девочкам — на лицах ни один мускул не дрогнул. Египетская мумия «Вадим» проследовала в машину и устроилась на заднем сиденье.

— Привет, — просипела мумия.

— Больно? — пискнула Саша.

— А ты не пробовала шею ломать? — ответил за друга Миша.

— Вадим, а тебе можно в машине? — засомневалась Настя. — Все-таки трясет…

— Ну пешком в таком виде тоже далеко не уйдешь, — возразила Саша.

Поехали. Девочки не забывали громко называть цвета светофоров. Вадим тихонько стонал и скрипел зубами. Девочки из уважения к его страданиям перешли на шепот.

— А почему мы едем какими-то закоулками? — заметила Саша.

— За нами могут следить, — ответила мумия с заднего сиденья.

— Следить? А что вы такого натворили? — спросила Настя, поочередно внимательно оглядывая своих спутников.

Миша выглядел целиком сосредоточенным на дороге. Лицо Вадима с нежными усиками, в белом гипсовом обрамлении казалось совершенно невинным.

— Мы связаны с криминалом, — вздохнула мумия в гипсе. Саша и Настя захлопали ресницами.

— Что-то не верится, — протянула Саша.

— Да гонят они, — неуверенно предположила Настя.

Ангельское лицо Вадима выражало покорность и страдание. Миша проигнорировал показания светофора. Девочки отреагировали мгновенно.

— Куда? Красный! — взвизгнула Настя.

— Я, кажется, предупреждал, что дальтоник. А вы службу не тащите! — буркнул Миша. Девочки сосредоточились на дороге.

— Нужно следить, нет ли «хвоста». А я голову повернуть не могу, — простонал Вадим.

— Я не могу ехать задом наперед, — честно призналась Саша. — Меня укачивает.

— Может, тогда Настя?

Поменялись местами. Теперь Саша диктовала Мише знаки, а Настя ехала коленками назад, подозревая в каждой появившейся позади машине «хвост». Настя успела вспомнить и свое первое впечатление от знакомства с мальчиками, и их с Сашей подозрения. Все-таки интуиция не обманывает! Все-таки им с самого начала показалось, что здесь что-то нечисто. Они связаны с преступной группировкой! Может быть, в их планы входит втянуть туда же девочек? Что же делать? Ведь они уже успели привязаться к мальчикам! Представить, что нужно будет расстаться с ними, разбить их веселую компанию? Нет, нет и нет! И все-таки этот гипс, это петляние по улицам… Ох как не нравится все это… Тут в Настины мысли вплелось что-то постороннее, и она не сразу сообразила что.

«Хвост!» — наконец догадалась она. Прямо за ними, след в след, уже около минуты тащились красные побитые «Жигули».

Насте показалось, что выражение лица у водителя красных «Жигулей» не самое дружелюбное.

— Красная машина, — сообщила она. — Уже три квартала за нами едет.

— Что же ты молчишь?! — воскликнул Миша.

— Я думала, может, мне показалось…

— Я спиной чую, что это они, — заявил Вадим, не шевелясь. — Гони, Миха!

И Миха погнал. Машина дернулась, Настю отбросило назад, Вадим успел поймать ее за руку. Она отдернула руку, боясь причинить ему боль. Вадим застонал. Машина летела, взвизгивая тормозами.

— Тебе больно? — участливо поинтересовалась Настя, подпрыгивая рядом с Вадимом. Тот зажмурил глаза и заскрипел зубами. — Миша, можно потише? Вадим же в гипсе!

— Как это потише, если от «хвоста» уходим?!

Саша пристегнула ремень и сцепила зубы. Она продолжала напряженно следить за дорожными знаками. Впрочем, Миша теперь настолько пренебрегал условностями, что Сашины старания были излишними. Зато Настя всерьез была перепугана состоянием Вадима: машину так трясло и мотало из стороны в сторону, что у здоровых сворачивались кишки. А уж что говорить о Вадиме! Неудивительно, что его лицо застыло маской непроходящего физического страдания. Он с трудом сдерживал стоны.

— Может, тебе лучше лечь?

— Нет… Если тебе нетрудно, Настя, прижми меня к сиденью покрепче…

Настя незамедлительно проделала то, о чем ее просил Вадим, — обхватила его руками и всем телом приникла к нему, прижав его плотно к сиденью.

— Так лучше?

— Намного лучше.

В таком положении они проехали минут пять. Настины пальцы, намертво вцепившиеся в обшивку сиденья, затекли. Ее подбородок плотно упирался в гипс Вадима.

Неожиданно Миша резко затормозил. Настю отбросило назад, Вадим громко застонал.

— Ушли? — спросила Саша, оглядываясь. Миша уронил голову на руль. Плечи его вздрагивали. Девочки испуганно уставились на Мишину спину. У Насти возникло труднопреодолимое желание выскочить из машины и сигануть в первый попавшийся проулок. Вступать в разборки с кем бы то ни было совершенно не хотелось. Поведение мальчиков шокировало.

Словно отвечая ее тайным мыслям, Вадим открыл дверцу рядом с собой и, ни слова не говоря, вывалился из машины прямо на пожухлую траву тротуара.

— Мама! — взвизгнула Настя.

Они с Сашей выскочили из машины одновременно и метнулись к Вадиму. Он корчился на траве в страшных конвульсиях.

— Мамочки! Ему плохо!

— Он умирает!

Девочки прыгали над Вадимом, не решаясь дотронуться. Миша оставался все в той же позе.

— Миша! Да сделай же что-нибудь! — заорали девочки хором.

Миша неожиданно послушался и вышел из машины. Глаза его в темноте влажно блестели.

— Сейчас попробую.

Миша застыл рядом с машиной в глубокомысленной позе, словно собирался показывать фокусы, тогда как товарищ у его ног выглядел весьма и весьма плохо. Девочки молча наблюдали это зрелище.

— Вадим! Брат мой! — загробным голосом провозгласил Миша. — Замри!

Тело на траве прекратило биться в конвульсиях.

— Поднимись, брат! — приказал Миша.

Потрясенные девочки наблюдали, как Вадим без всяких усилий и стонов поднимается с земли. Как зомби.

— Танцуй, брат!

И Вадим, тут же расставшись с маской страдания, пошел вприсядку.

— Да они прикалываются! — дошло до Саши.

Настя же, ни слова не сказав, резко развернулась и пошла прочь.

Вся ее поза и походка красноречиво говорили о степени возмущения.

— Настя! — услышала она унисон двух мужских голосов, но даже не обернулась. Саша догнала подругу и пошла рядом. Шли молча. Минуту спустя они услышали мягкий шорох шин. Затем — автосигнал.

— Девушки, а вы не подскажете, где находится Хлебная улица?

Молчание.

— Девушки, а девушки! А хотите, мы с другом устроим вам экскурсию по ночному городу? Совершенно бесплатно!

— Мой друг хоть и неисправимый дальтоник, но ночью он ориентируется по звездам…

— А мой друг изредка снимает гипс и тоже бывает очень даже ничего…

Первой не выдержала Саша. Она сначала тихо прыскала себе под нос, потом ее раскололо смехом. Вслед за ней сдалась Настя — как только Вадим в своем гипсовом скафандре высунул голову из машины, Настю прорвало. Она скорчилась от смеха, присела на тротуар и затряслась.

— Девушки, но мы же серьезно… Так где тут у вас Хлебная улица?

В этот вечер хохотали до упаду. Смешило все — пьяный на перекрестке, влюбленная парочка, одинокий студент. Любой глупый анекдот доводил до коликов. Настя сидела сзади, рядом с Вадимом, между ними стояла гипсовая голова. Глаза Вадима в темноте весело блестели, и нежное, почти детское лицо казалось трогательным и добрым. Когда Вадим умолкал, на сцену выходил Миша. Его неторопливый, немного небрежный говорок неизменно приводил к одному результату: девчонки принимались хохотать.

— Не к добру смеетесь, девушки! — своим гипнотизерским голосом увещевал Миша. А они веселились еще больше.

Когда они вот так катались, изредка останавливая машину, чтобы размять ноги — пробежать вокруг фонтанов, — дневные заботы казались нереальными.

Они таяли под натиском ночных впечатлений. Насте даже начинало казаться, что ее историю с университетом родители воспримут нормально, и то, что она решила стать актрисой, а не журналисткой, — разница небольшая. Папа уж как-нибудь смирится с этим. А Саша думала о том, что теперь мать в хороших условиях, и возможно, случится чудо, она поправится и тогда все будет по-другому… Только бы не кончался этот праздник ночных огней, свободы, скорости и общения! Только бы не кончался!..

Глава 8

Этот человек появился на выставке не случайно. Илья сразу выделил его из общей когорты посетителей, хотя публика на выставку приходила разномастная. Здесь бывали студенты художественного училища, появлялись учителя, работники культуры, артисты и просто праздношатающаяся братия, зашедшая в галерею отдохнуть от изнуряющей жары или, наоборот, спрятаться от дождя.

Приходили и новые русские — подобрать что-нибудь к интерьеру. Их интересовали натюрморты или пейзажи. Эти люди тоже узнаваемы и вызывали у Ильи интерес чисто коммерческий. Хотя, чтобы решить свои финансовые проблемы, Илье нужно было продать все свои картины по баснословной цене. А это можно было бы осуществить не здесь, а где-нибудь в Европах.

Илье Шубникову стукнуло двадцать шесть, а он еще ни разу не выставлялся в Европе. Само по себе это не было трагедией, если бы не успехи некоторых однокашников. Например, Толя Латынин регулярно бывал в Лондоне и Париже и говорил об этом с ленцой и по-богемному — пренебрежительно. Толя оказался везунчиком. Во время учебы он не очень-то и блистал. Но ему удалось найти свою нишу в искусстве — он писал на исторические темы. Лица, сюжеты, к которым все привыкли, в контексте, который предлагал Толик, зазвучали неожиданно свежо. Его стали приглашать сначала в Москву и Питер, потом — за границу.

Илье Шубникову были интересны современники. А портреты не пользуются особым спросом — их вытеснила фотография.

Этого мужчину Илья заметил еще прошлый раз. Мужчина лет сорока, прилично одетый, двигался от картины к картине очень медленно. Стоял перед каждой. Подходил, отходил, снова подходил… Перед одной из картин посетитель особенно задержался. Он даже сел на банкетку и, сцепив руки, некоторое время сидел, не отрывая глаз от полотна. Это был портрет Лики. Этот портрет был особенно дорог Илье, и он не собирался продавать его. Поэтому когда посетитель задержался возле него, Илья внутренне напрягся, приготавливаясь к вежливому отказу. Вопреки ожиданиям посетитель, только мельком взглянув на Илью, удалился. Он не подошел, чтобы прицениться, ничего не спросил у художника. Но это только первый раз. В другой раз Илья уже следил за ним внимательно и чувствовал, что посетитель на этот раз подойдет. Так и случилось.

— Мне нужно с вами поговорить, — бросил мужчина, взглянув на Илью каким-то неуверенным, странным взглядом.

— Да-да, конечно, — поспешил согласиться Илья. — Я вас слушаю.

— Нет, не здесь, — поморщился посетитель.

Илья с интересом воззрился на него. Так бывает: человек выглядит очень респектабельно, на руке дорогие швейцарские часы. Манеры — их никуда не деть — самые изысканные, видно, что человек ни в чем не нуждается. Лицо и руки холеные. Илья всегда обращает внимание на руки. Они иногда расскажут о человеке больше, чем лицо. Итак, руки у мужчины соответствуют имиджу — холеные. А вот глаза — не соответствуют. У посетителя дело обстояло именно так. Какую-то ущербность, что ли, заметил художник наметанным взглядом.

— Вы не могли бы проехать со мной в бар? Тут недалеко.

Илья пожал плечами:

— Пожалуйста…

Мужчина представился. Имя оказалось соответствующим — Игорь Львович.

Он протянул Илье визитку, из которой тот узнал, что имеет дело с банкиром. Илья невольно усмехнулся — впервые его персоной заинтересовался столь денежный человек. Мужчина усмешку проигнорировал.

— Что вы будете пить?

— Я не пью, — ответил Илья, с интересом наблюдая за собеседником.

— Вот как? А я выпью.

Игорь Львович заказал коньяк для себя и минералку для Ильи.

— Мне понравились ваши картины, — сказал банкир после того, как опрокинул в себя первую рюмку.

Илья молчал. Внутри колыхнулось предчувствие, которое приказало ему: будь осторожен! И никаких эмоций.

— В них есть жизнь. И в то же время они не чересчур реалистичны. В них присутствует мечта.

— Вы решили что-то приобрести? — не выдержал Илья. Конь нетерпения бил копытом. Ну к чему все эти сантименты, если тебе понравилась картина? Илья не верил в комплименты. Да, он их слушал, но верить предпочитал фактам. Нравится — купи.

— Нн-нет, — осторожно возразил банкир и подвинул к себе пепельницу. Протянул художнику раскрытый портсигар.

— Я не курю, — сказал Илья и заставил этим признанием мужчину улыбнуться. Впрочем, банкир не стал высказываться по этому поводу. Разговоры о здоровом образе жизни его не занимали. Он затянулся, затем медленно выпустил дым. Это позволило ему некоторое время молчать, а Илье — начать нервничать. Вот тебе и здрась-те! Картины нравятся, купить их я не желаю. А желаю, видите ли, потрепаться о высоком искусстве. У Ильи закипало внутри, и он уже подбирал подходящую фразу, чтобы распрощаться и уйти, но банкир опередил его.

— Я хочу заказать вам портрет.

— Портрет? Ваш? — вырвалось у Ильи удивленное восклицание. Хотя, если подумать, что здесь такого удивительного? Кто не хочет увековечить себя?

Так бы сразу и сказал. К чему все эти предисловия?

Мужчина покачал головой.

До Ильи вдруг докатилось: мужчина хочет заказать портрет любовницы! Отсюда вся эта конспирация, это умалчивание. Жены сейчас расторопные пошли, частным сыском не брезгуют. Илья облегченно вздохнул. Отчего-то сделанное открытие успокоило немного.

— Я хочу заказать портрет своего сына, — вновь огорошил художника банкир.

— Сына? — тупо переспросил Илья, с трудом переходя из мира своих фантазий в реалии банкира.

— Да. Сына.

Илья беспомощно оглянулся. К чему этот странный тип притащил его в бар? К чему он озирался в выставочном зале словно крот, вылезший из темноты на залитую солнцем поляну? Чтобы заказать портрет ребенка?

— Сколько лет мальчику?

— Это не важно. Дело не в этом, — заговорил банкир торопливо и неосторожным движением сломал только что извлеченную на свет сигарету.

— То есть как это — не важно? — перебил Илья, уставший от псевдоинтригующей туманности заказчика. — Одно дело — рисовать ребенка лет восьми, которому уже можно объяснить, что нужно какое-то время посидеть тихо. Другое — писать с модели, которая, извините, растекается как ртуть, которую не заставишь сидеть и позировать! Тут много нюансов.

— Мой сын не сможет вам позировать, — оборвал его мужчина и стряхнул остатки растерзанной сигареты на пол. — Он мертв.

Илья с удивлением посмотрел на посетителя.

Банкир, сказав главное, сразу перестал нервничать и уверенными движениями достал сигарету. Закурил. Поднял глаза на Илью.

Художник собирался с мыслями. Так, кажется, ситуация прорисовывается.

Самым трудным для мужчины оказалось сообщить, что его сын умер. Вероятно, это произошло недавно и пока еще нелегко говорить об этом. Он еще не смирился.

— Я сожалею, — мягко произнес Илья. — Но ведь наверняка остались фотографии…

— Да, да, — согласно закивал Игорь Львович, с трудом выныривая из своего «потустороннего» состояния. — Есть фотографии, их много, но это еще не все…

— Что же еще?

Илья вновь с опаской присмотрелся к собеседнику. Его начинал утомлять этот витиеватый диалог. Видимо, собеседник угадал состояние художника — позвал официанта и расплатился.

— Я не стану вас нагружать сейчас, — в деловом ключе заявил банкир, и Илья увидел, каким может быть Игорь Львович в работе. — Вы согласны на такую сумму?

Банкир подвинул Илье салфетку с выведенной на ней цифрой. Илья кивнул. Деньги были неплохие, он в них нуждался.

— Это аванс. — Банкир положил перед художником несколько зеленых банкнот. Илья молча наблюдал за его действиями. — Вы назовете мне день, и я приеду за вами. Детали обсудим в другой обстановке, — продолжал Игорь Львович, рассовывая по карманам портсигар, бумажник, зажигалку.

— Суббота, — ответил Илья и поднялся. У входа в выставочный зал они распрощались, серебристая иномарка плавно удалилась, а Илья остался стоять на тротуаре, тщетно пытаясь отогнать от себя неприятные ощущения.

Общение с банкиром, напоминание о смерти сильно подействовали на Илью. Покинув галерею, он долго бродил по улицам, как он думал — бесцельно. Но ноги сами привели его к общежитию, где Саша жила вместе со своей подругой.

Некоторое время Илья посидел на лавочке, поглядывая на желтые окна общаги. Начинало темнеть. Он подумал, что одинаково глупо и то, что он сюда притащился, и то, что он сидит здесь точно так же, как сидит на песочнице во дворе у Лики. Лика отвергла его, а Саша… Саша просто маленький ребенок, столь же одинокий, как он сам. Причем у него есть прекрасный повод — он продал две картины и может предложить ей немного денег.

Илья решительно поднялся и зашел в общежитие.

— А их нет, — хмуро оборвала его вахтерша. — На промысел ушли.

— Куда?

— Куда-куда? Ноги бы им поотрывать, шмакодявкам! Илья замялся, не зная, как реагировать на выпады вахтерши. Она вдруг прищурилась и в упор уставилась на пришельца.

— А ты кто такой, чтобы вопросы мне задавать? Тебе они зачем, девчонки-то?

— Я друг Сашиной матери, — не растерялся Илья.

— Матери, — с удовлетворением повторила вахтерша и покачала головой. — Вот и я говорю: знали бы матеря, чем ихи дети пробавляются!

Илья почувствовал, что должен повернуться и уйти, но ноги словно приросли к полу.

— А что такое? — спросил он.

Вахтерша покинула пост и приблизилась к нему, обойдя свою будку.

— Каждую ночь, — понизив голос до шепота, со значением заговорила она. — Каждую Божью ночь нафуфырятся и — шасть! Все уже про них нехорошее говорят, все знают, чем они занимаются.

— Чем же они занимаются? — опешил Илья. — Может, девчонки на дискотеки бегают, у них возраст такой.

Вахтерша смерила его пренебрежительным взглядом.

— По дискотекам? Каждую ночь? А деньги откудова? Их к утру на машине возвращают, сама видела. Да что тут говорить! — Вахтерша махнула рукой. — Пропащие они. Телом своим на жизнь зарабатывают. Ты мне сказки не рассказывай, я жизнь прожила. Я таких, как эти две, навидалась!

Вахтерша сердито загремела ключами, вернулась на свое место и отвернулась к окну. Темное окно отражало свет настольной лампы. Илья постоял и вышел на улицу.

Он добрел до фонтанов, где было не по-ночному людно, постоял и снова вернулся к общежитию. Он сам не понимал, почему сообщение вахтерши так разволновало его. Он решил дождаться Сашу во что бы то ни стало. К тому времени, когда Вадим подвез девчонок к общежитию, Илья окончательно продрог на своей лавочке. И когда машина, сотрясаемая музыкой, подкатила к крыльцу общежития и по вышеизложенному вахтершей сценарию из нее выпорхнули Саша с Настей, весело смеясь и посылая воздушные поцелуи тем, кто внутри, Илья совершенно оцепенел. Девчонки — возбужденные, как показалось Илье, пьяненькие, — побежали к крыльцу и еще некоторое время махали ладошками вслед удаляющейся машине.

— Саша!

Девушка остановилась и, все еще храня на лице улыбку, обращенную к нему, но предназначенную кому-то другому, не смогла не ответить тем же.

— Ты?! — Брови Саши полезли вверх, а улыбка исчезла без следа. — Что с мамой?!

Она сначала подбежала к нему поближе, а когда заметила замешательство на его лице, вцепилась в рубашку и стала трясти.

— Что с мамой?! Я днем была у нее, было все нормально!

— Я не был у мамы. — Илья взял Сашу за руки. — Мне нужно поговорить с тобой.

Саша, все еще находясь в легком шоке, позволила усадить себя на лавочку. Настя стояла рядом и переминалась с ноги на ногу.

— Ты напугал меня.

— Где ты была, Саша? Четвертый час утра!

— Я гуляла. А что, нельзя?

Лицо Саши приняло одно из тех выражений, которые уже были знакомы Илье.

— Я принес тебе деньги. — Художник стал шарить по карманам. — У меня выставка.

— Поздравляю.

Дата добавления: 2015-11-04