Вспоминает актриса МХТ Кира Головко

Жизнь в предлагаемых обстоятельствах

Главы из книги воспоминаний Киры Головко, которая готовится к выходу в издательстве "Искусство XXI век"

Для Московского Художественного театра актриса Кира Головко остается единственным человеком в труппе, кто про старый МХАТ знает все. Она играла в спектаклях, поставленных Немировичем-Данченко; дружила с Книппер-Чеховой и Андровской; была рядом с Хмелевым в последние часы его жизни; выходила на сцену, когда в зале сидел Сталин; помнит, как хоронили Станиславского… Кроме того, Кира Николаевна человек редкой судьбы – внучатая племянница поэта Серебряного века Вячеслава Иванова, жена адмирала Арсения Головко.

В ее доме в голодные двадцатые годы родители о возвышенном говорили по-французски, а о бытовых вещах – по-немецки. И хотя жили почти в нищете, Кира Николаевна вспоминает, что французский язык звучал чаще. Папа, офицер царской армии Николай Евгеньевич Ива’нов принял революцию, переквалифицировавшись в школьного учителя, однако советским человеком, истинным борцом за «строительство социализма» не стал. В доме боялись, когда интеллигентный и, в общем, очень тихий Николай Евгеньевич, выпивал рюмку. В этой ситуации он начинал ругать большевиков. Его супруга (мама Киры Головко) Наталия Лангваген закрывала в этот момент окна, чтобы соседи не услышали и не донесли. Она же отнесла в тридцатые годы в Торгсин три Георгиевских креста – два серебряных (солдатские) и один золотой (офицерский). Но перед этим отковыряла на золотом кресте белую эмаль и ночью (!) закопала в саду. Наталия Вильгельмовна была старше мужа на 11 лет. Ее отец Вильгельм Вильгельмович был доктором медицинских наук, а дед – Вильгельм Яковлевич – архитектором. Целый ряд его строений по сей день украшают Санкт-Петербург. Семья много переезжала с места на место.

Кира Головко родилась в Ессентуках 11 марта 1919 года. В начале тридцатых годов семья переехала в Москву, а с 1938 года и по сей день Кира Николаевна работает во МХАТе (ныне МХТ имени Чехова). В этом году ей исполнилось 90 лет, однако писать мемуары она так и не решилась. «Не хочу подчеркивать свой возраст», – отшучивалась она, хотя материалов для подробной книги у нее много. Небольшая квартира актрисы напоминает музей. В кожаных папках собраны газетные рецензии, в альбомах – театральные фотографии с комментариями, в сундуке – костюмы из знаменитых ролей, на балконе лежит старинный чемодан, в который с 1938 года она складывает письма своих приятелей и коллег. Ей писали Книппер-Чехова и Андровская, Пилявская и Кторов, Михальский и Станицын, Арнштам и Бондарчук, Лакшин и Берггольц…

И все же мы уговорили Киру Николаевну приступить к мемуарам (в настоящее время рукопись готовится к изданию), а пока предлагаем читателям путешествие по волнам истории и памяти.

Материал состоит из воспоминаний Киры Николаевны и наших комментариев к ним.

«Константин Сергеевич, в этом письме совершенно нет лжи»

Станиславского я мечтала увидеть еще в тот период, когда прочитала «Мою жизнь в искусстве». Школьницей бегала к театру - хотела дождаться его у служебного выхода. Но оказалось, что Константин Сергеевич болен и не выходит из дому. Тогда я своими каракулями нацарапала письмо и бросила в почтовый ящик его дома в Леонтьевском переулке. Свое послание я заканчивала вопросом: «Какими качествами нужно обладать, чтобы стать актрисой МХАТа?» Ответа, разумеется, не последовало. Константин Сергеевич получал в день десятки подобных писем. Да и зачем отвечать обычной школьнице? Хотя не скрою, что письмо мое он сохранил и даже подчеркнул в нем карандашом какие-то строчки. Много лет спустя директор Федор Николаевич Михальский (знаменитый Филя из «Театрального романа» Булгакова. – В.Б.) показал мне его в музее театра. Боже, каким наивным оно мне показалось. К счастью, я не запомнила ни строчки.

Комментарии

Мы разыскали это письмо в архиве театра. Оно написано аккуратным почерком без единой помарки и занимает четыре тетрадных листа. Приводим его полностью.

Дорогой Константин Сергеевич!

Я прекрасно сознаю, какую беру на себя смелость, когда решаюсь писать Вам это письмо. Заранее прошу простить меня за причиненное беспокойство, потому что уже сейчас мне делается ужасно стыдно при мысли, что я своим глупым письмом буду отнимать у Вас время и затруднять Вас.

Я бы никогда не посмела написать Вам, если бы не то безграничное уважение и любовь, которые я испытываю к Вам, которую мне сумели привить знавшие Вас люди. Вините их, - я тут, право, не при чем. Я Вас никогда не видела, знаю (увы!) только по портретам, книгам, отзывам, но когда я смотрю на Ваш портрет, висящий над моей кроватью, мне кажется, что Вы единственный человек, любимый мною всем сердцем, человек, который один может разрешить все мои сомненья, которому я могу спокойно доверить самые сокровенные переживания моей души... И все равно, все равно я знаю, что несмотря на все то, что я написала, писать Вам не имею никакого права!

Но я долго удерживала себя, а сейчас не смогу. Дорогой Константин Сергеевич! отругайте меня непременно за мою невоспитанность, излишнюю смелость, если найдете нужным, но я не могу, честное слово, не могу не написать Вам...

Обращаюсь я к Вам с огромной просьбой помочь мне разрешить очень волнующие меня вопросы.

Я девушка. Мне восемнадцать лет. В этом году я заканчиваю десятилетку (уже сдала три экзамена). Я обожаю театр и... (я знаю, Вы уже догадываетесь, о чем я буду писать, и, наверное, сердитесь на меня, возможно, что я вполне заслуживаю этого) я хочу попробовать отдать свои, пусть маленькие, силы театру.

О театре я мечтаю с самого раннего детства. (Константин Сергеевич! В этом письме совершенно нет лжи. Все это я рассказываю только Вам, по секрету, только Вам одному!)

Мама была одно время актрисой. Папа поет и играет на скрипке, мама играет на рояле - одним словом, домашняя обстановка вполне способствовала тому, что уже в детских своих играх я больше всего любила «представлять» (публикой бывала бабушка), затем в школе принимала участие во всех спектаклях: пела, декламировала, исполняла роли в пьесках.

В этом году мне предстоит выбирать профессию. Все мечты мои, конечно, о театре. Все мечты! - это правда. Я пробовала открыть у себя склонности к чему-нибудь иному. Учиться мне легко. Папа мечтал одно время, что я, пойдя по его стопам, посвящу себя изучению математики, в которой отец мой способен чувствовать своеобразную музыку (последнюю также страстно любит). Я испытываю огромное уважение к математике, к другим наукам, я читала научные книги по различным отраслям науки, но способную воодушевить меня «музыку» я не нашла: я не могу полюбить что-нибудь больше театра, больше сцены.

Сейчас семейный совет мирно пришел к решению, что я попробую свои силы на театральном поприще. Сердце замирает, когда я пишу это роковое слово – «попробую». Ведь может оказаться, что я вовсе не пригодна, не нужна для сцены, что мои способности, если правда, что они есть у меня, окажутся вовсе недостаточными, чтобы стать актрисой... Но ведь я не смогу вычислить это иначе, чем испробовав свои силы, чем попробовав поступить учиться играть. Правда?

Многие меня отговаривают, многие стараются испугать неудачами некоторых артистов, говорят: рутина, богема, интриги... Стоило мне, заполняя анкету, написать, что я собираюсь посвятить себя театральной деятельности, как классный руководитель, вызвав меня к себе, прочитала мне целую лекцию, мучительную для меня, о том, что я хочу погубить себя, свою карьеру, свои способности, что мой отличный аттестат даст мне возможность поступить в любой вуз, а я буду им пренебрегать и т.д. Я знаю одно: они жалеют меня, не хотят, чтобы я рисковала...

Но я вовсе не воображаю, что жизнь расстелется передо мной ровной дороженькой и будет меня только гладить по головке; но неужели я должна направить все свои усилия на то, чтобы найти в жизни спокойное, укромное местечко? Рисковать? Но если этот риск самый дорогой для меня на свете...

Простите мне, Константин Сергеевич, мою болтливость! Я уже давно утомила Вас, но эти мысли так измучили меня, что сами льются на бумагу. Итак, я хочу поступить в студию (Здесь и далее Станиславский подчеркнул простым карандашом. - В.Б.). Но тут самый главный вопрос. Я прекрасно понимаю, что даже хорошо закончив среднее образование, мои знания и мой кругозор далеко недостаточны, чтобы успокаиваться на достигнутом. Тем более артист, артист должен быть всесторонне развитым человеком. Так, может быть, мне рано еще идти в студию? Что даст мне студия? Сумею ли я, не заканчивая специального высшего образования и будучи в студии, добиться должного уровня культуры? Может быть, необходимо пойти в вуз? А если необходимо, то какой же вуз может помочь мне воспитать в себе культурную актрису? Сколько я ни пытаюсь найти ответы на эти вопросы, не могу. Приходится обращаться к Вам, беспокоить Вас, дорогой Константин Сергеевич! Еще один маленький вопрос: а если найдется такой вуз, и я пойду в него, то сложно ли мне будет его совмещать с работой в студии? Возможно ли это? Мне страшно хочется скорее учиться играть; только подумать, как много еще придется учиться; но пусть всю жизнь учиться, только бы скорее!

Последнее время я стала останавливать свой выбор на студии Н.П. Хмелева. Но выбор мой отчасти почти интуитивный: я еще не знаю, какие цели ставит перед собой студия, по какой системе она работает, каких принципов придерживается. Но все это я собиралась узнать за лето, что и сделаю, в зависимости от Ваших советов.

Еще и еще раз прошу извинить меня! Любящая и глубоко уважающая Вас

Кира Иванова

29/V - 37 г.

Москва

P.S.

Мне всегда было совершенно безразлично, какой у меня почерк, а сейчас я проклинаю себя за то, что буду заставлять Вас читать мои безобразные каракули» [1].

В музее МХАТ не содержится сведений, какого числа Константин Сергеевич получил это письмо. Но очевидно, в начале июня. В те дни он занимался с учениками оперного отделения студии - разбирал постановку оперы Пуччини «Чио-Чио-сан», репетировал «Тартюфа», проверял состояние работы над «Гамлетом» [2]. Возможно, что подчеркнутые карандашом строки Константин Сергеевич зачитал своим ученикам. Он делал это не раз, особенно ценил в письмах живое, искреннее восприятие театрального искусства. Несомненно и то, что в этих строчках Станиславский увидел отражение давно волнующих его вопросов. Например, в те же дни во время встречи с редактором книги «Работа актера над собой» Е.Н. Семяновской Станиславский особенно заботился о том, чтобы содержание книги было понятно творческой молодежи. «Для меня это очень важно. Я пишу главным образом для нее». И тут же прибавил: «Мне кажется, что молодежь ее понимает. Особенно мне приятно, что лучше всего понимают самые неискушенные, самые молодые» [3].

_________________

1. Иванова Кира Ник. Письмо к К.С. Станиславскому. 29 мая 1937. / Музей МХАТ. К.С. № 8461

2. Виноградская И. Жизнь и творчество К.С. Станиславского. Летопись. Т. 4. 1928-1938. - М., 2003. С. 400

3. Семяновская Е.Н. Из воспоминаний. // Сб.: «О Станиславском». - М., 1948. С. 503.

Дата добавления: 2015-11-04