История Церкви 30 страница

б) Точно на рубеже тысячелетий, т. е. через 100 лет после смерти Фотия, произошло обострение отношений в результате действий двух Константинопольских патриархов, вычеркнувших имя папы из диптихов²²⁰. Это было реакцией (при патриархе Сергии, 999_1019) на низложение греческого антипапы Иоанна Филагата, который должен был заменить первого немецкого папу Григория V.

Главным действующим лицом в этом разрыве был патриарх Михаил Керуларий (1043_1058), натура безудержная и страстная. Не доверяя римлянам, он не согласился на редкостно удачный план организации объединенной греческо-римской обороны от грабителей-норманнов в Южной Италии. Он приказал в 1053 г. закрыть в Константино поле все латинские церкви. В развернувшейся литературной полемике Западу ставили в упрек, что там использовали для Евхаристии пресный хлеб, в постные дни опускали славословие Аллилуйя, постились по субботам, употребляли в пищу удавленину и предписывали духовенству безбрачие. Папа Лев IХ ответил на эти упреки через своего «государственного секретаря» кардинала Гумберта Сильва-Кан дидского и со своей стороны перешел в наступление, обвиняя греков в догматических ошибках. Папское посольство (куда входил Гумберт) в Константинополе (1054 г.) хотя и обнаружило, что император Константин IХ склоняется к миру, все же ничего у Керулария не достигло. Он запретил легатам служить литургию. Гумберт положил составленную им резкую буллу об отлучении патриарха и его единомышленников на главный алтарь храма св. Софии и уехал. Керуларий повторил на Соборе обвинения, сделанные Фотием, а затем провозгласил анафему латинянам.

Запад и Восток накладывают друг на друга отлучение²²¹. Так произошел раскол, который сохраняется по сию пору (несмотря на отдельные недостаточно основательно подготовленные попытки сближения: Лион, § 54; Флоренция, § 66).

в) При историческим анализе, конечно, уместно задаться вопросом, на ком лежит вина.

Что касается личных качеств участников последнего этапа, следует сказать, что Гумберт как нельзя хуже подходил для того, чтобы осуществить политически обоснованное сближение в церковной сфере. По враждебности он, к сожалению, не уступал грекам. С христианской точки зрения, при Гумберте возобладала установка, совершенно не соответствующая духу служения св. Петра. Римские претензии на первенство, при обосновании которых Гумберт неудачно ссылался на «Константинов дар», он представлял таким образом, который на Востоке неизбежно должен был быть понят превратно; он выражался совершенно в духе более позднего «Dictatus papae». Это усугублялось надменной манерой поведения, которая сильно вредила его миссии уже в самом ее начале. Таким образом, надежды оказать давление на слабовольного императора не сбылись. Керуларий вызвал еще большее раздражение Гумберта, отказав легатам в привилегиях, на которые они как посланцы папы могли рассчитывать, произошел разрыв.

Более важным и даже единственно важным является вопрос об исторической вине. Она лежит как на той, так и на другой стороне. Обе не понимали с достаточной ясностью сути дела, да, пожалуй, и не смогли бы понять. Но все же мы вправе сказать, что для каждой стороны слишком большую роль играла идея церковной власти и узко эгоистические интересы.

Возникший в то время — или ставший очевидным — раскол настолько повлиял на судьбу Церкви и тем самым человечества, что в этом вопросе историческое исследование должно особенно помнить о своем назначении служить настоящему и будущему. Поскольку объективные церковные (догматические) разногласия имели и продолжают иметь сравнительно небольшое значение, остается реальная возможность (а с христианской точки зрения — долг) вновь попытаться найти взаимопонимание. Направленные на это церковные и научные инициативы являются одной из заслуг Пия XI. В течение многих веков в Западной Церкви несколько односторонне основное значение придавалось юридическому и рациональному началу; вместе с тем понимание Церкви как сакральной общины, как Тела Христова слишком явно отступало на второй план. Именно то в христианстве, что было православным грекам (которые не были уже древними эллинами) менее всего доступно, стало на Западе практически «всем»; но прежде всего: то, что для них являлось «всем», и что Западная Церковь тоже теоретически признавала за основу, на практике недопустимым образом утратило свое значение. Из этого становится понятно, сколь важен для подготовки нового единения взгляд на Церковь как на мистическое тело, как на таинственное общение святых, актуализирующееся в литургии, так же как и богословие греческих Отцов Церкви и св. Августина. Большое значение имеет также определен ная открытость правильно понимаемого римского учения о примате к восточному принципу коллегиальности, которая (как и в собрании апостолов) по сути не противоречит служению св. Петра.

§ 46. Христианское искусство. Романский архитектурный стиль

1. Церковь принесла западным народам христианство, она познакомила их с древней культурой. Сочетание этой культуры с реакцией молодых народов, качественно очень разной, имевшей место в разное время, в разных областях, постепенно привело к образованию собственной разнообразной культурной жизни средневековой Европы. Первым плодом, взращенным на этих корнях, был романский художественный стиль. В самом названии выражается его связь с античным римским искусством; но оно не означает, что этот стиль возник в латинских странах. Напротив, и в духовно-душевном, и в географическом отношении его происхождение было германским, но на почве римского наследия.

Элементы романского стиля еще во многом зависят от римского искусства (ср., например, один из многих памятников этого стиля — кафедральный собор в Трире). Если, как это делается сейчас, считать одной из предварительных ступеней каролингское и оттонское искусство, нужно назвать еще и значительные сирийские и восточные византийские влияния (Равенна и Сполето; книжная миниатюра; каталонская библейская живопись).

Речь идет по преимуществу о церковном искусстве ²²². С точки зрения истории стилей, произошло удаление от христианской античности; в церковной архитектуре это означает уход от базилики.

Романское искусство возникает как таковое только в конце тысячелетия, когда относительно мирные времена благоприятствовали созданию значительных архитектурных сооружений, а религиозные убеждения и церковное сознание в целом были достаточно сильны, чтобы выразиться в крупных, исторически значимых архитектурных формах (с соответствующей живописью и убранством). В своей основе оно представляет собой обобщение и самостоятельное развитие уже известных и высоко ценимых мотивов. Но, как уже говорилось, здесь действовал и создавал новое творческий гений молодых германских народов. Однако плоды этого творчества, еще проникнутого духом раннего вненационального Запада, мы находим во Франции и Италии, так же как и в Германии. В церковной архитектуре Италия дольше оставалась на стадии базилики, а затем быстро перешла через романский стиль в Ренессанс. В Центральной и Северной Франции развитие быстро привело к готике. Своеобразным отражением расстановки душевно-духовных, церковных и церковно-политических сил классический романский стиль стал в Германии, особенно в Рейнской области (нужно вспомнить еще и великолепные постройки Гарца). В развитии этого стиля на первом месте оказался народ, последним завоеванный для христианской веры, — саксы; крупные соборы включая Вормс, Аугсбург, Бамберг построены саксонскими князьями.

2. Новый стиль постепенно развивался. Первым этапом было каролингское, пока еще не чисто местное искусство. Уже тогда в основание церковного здания была положена форма римского креста. Окончательно оформился этот стиль только тогда, когда апсида, ранее примыкавшая к поперечному нефу, была перемещена к востоку: центральный неф, который пересекается поперечным нефом. Внутренняя структура теперь стала основываться на форме креста. Облик самого нефа полностью изменяется за счет того, что приблизительно с 850 г. массивные опоры прерывают ряд античных колонн (очень дорогих) (таким образом, естественно, прерывается литургически ориентированная направленность к алтарю: первые признаки разделения элементов, в будущем самостоятельных, но пока еще остающихся в несомненном единстве). Башни уже не стоят рядом с основным строением, но органически включаются в него, затем их формы и композиция становятся все более богатыми. Благодаря этому и благодаря четырехэлементной структуре здания к горизонтальному развитию прибавляется вертикальная линия движения. Как интерьер, так и наружная часть здания становятся существенно более громоздкими; появляются большие плоскости, что создает возможность для богатой орнамента ции. (Часто возникают целые комплексы: монастырь Рейхенау; двойная Церковь в Шварцрайндорфе; капелла Всех святых в Регенсбурге.) Иногда снаружи зданию придает особую роскошь галерея апсид. Окна, порталы, перемычки опор образуют полуциркульную арку; она же характеризует забытый в переселение народов и вновь возрождающийся свод; он заменил собой плоскую деревянную крышу старых базилик (впрочем имеется целый ряд прекраснейших романских церквей с плоской крышей).

Под апсидой располагались (уже с каролингского времени) крипты разнообразной формы. Двойной хор, унаследованный от каролингско-оттоновской базилики, получает дальнейшее развитие. Благодаря западному хору был ослаблен до тех пор преобладающий сдвиг на восток. Во время высокой романики иногда даже встречается обратная ориентация (св. Михаил в Хильдесхайме).

Последние радикальные преобразования в структуре и отделке внес св. Бернард, давший строгие предписания, согласно которым из монастырских церквей его ордена (не вообще из всех церквей) изгонялись любая красочность и то, что по видимости служило только украшению и что в церквях разбогатевших клюнийцев разнообразно поощрялось. Так, духу бедности и молитвы удалась удивитель ная редукция, которая свела все к самому существу получившего форму пространства и невероятно быстро и убедительно пришлась по вкусу. Влияние цистерцианцев на церковную архитектуру было огромным.

Целый мир культового благовествования сосредотачивается со времени романского строительства над и возле порталов или в нартексе (уже поздний «Рай» домского собора в Мюнстере, статуи которого датированы после 1225 г.).

Общее воздействие как внешнего облика, так и полутемного интерьера исполнено мощной, тяжеловесной и откровенной объективности и монументальности; но также и величественной горечи особого рода и таинственной суровости (но мир также был сюда включен), которая так хорошо подходила к формально античному и внутренне мистическому типу литургии и равным образом к сдержанному самообладанию германцев перед божеством (весьма важное отличие от более интимной манеры поздних романцев). Эта сдержанность, успокоенность в самом себе, неполная открытость, в известном смысле вневременность некогда — в великолепных готических кафедральных соборах, творениях намного более эмоционального времени — уступят место наступательной, одухотворенной подвижности: динамика против статики. (Вообще-то разнообразные упомянутые особенности наиболее отчетливо были осознаны как отличительные черты романского стиля, когда рядом с ним предстало своеобразие готического архитектурного стиля; впрочем нельзя упускать из виду, что уже в романской архитектуре сильное чувство жизни не только изображало покой, но и выказывало определенное напряжение, см. § 60.)

Характерные для романского стиля своды имели своеобразную привлекатель ность высокого достоинства и особенной гармонии. Они производят огромное впечатление, например, в Золотых вратах домского собора во Фрайберге, панораме хоров храма св. Апостолов в Кёльне, в великолепных пересекающихся и перекликающихся друг с другом с противоположных сторон круговых линиях пространства восточной апсиды домского собора в Шпайере.

3. Примеры значительных романских церквей, которые первоначально между 1000 и 1250 гг. во множестве наполнили Европу: Гернроде, Остероде, Св. Михаил в Хильдесхайме (таким образом, впереди родовые области саксов), домские соборы в Трире, Майнце, Бамберге, Лимбурге, Шпайере, Вормсе; аббатская церковь в Мариа-Лаах; двойная церковь в Шварц-Райндорфе (с ценной романской росписью); множество церквей в Кёльне и Мюнстере, Зёсте, Эссене, Ксантене, Гандерсхайме, Фрекенхорсте. Для Франции: множество галло-романских построек на юге страны; Клюни; Везле; в Париже Сен-Дени; Сен-Сернен, Тулуза; Сент-Этьен, Каэн; Испания: частично Сантьяго-де-Компостела; Англия: кафедральный собор в Петерборо; Италия: Сан-Зено, Верона; Сант-Амброджо, Милан; домский собор в Модене.

4. Искусство миниатюры, происходившее в разной манере из скрипториев монастырей (и только из них), с одной стороны, является только ремесленной иллюстрацией. Однако, с другой стороны, оно демонстрирует художественные достижения первого ранга. Уже комбинации линий и сплетений у ирландской школы неисчерпаемо. Рядом стоят изображения библейских сцен и видений, дающие впечатление монументальности и уверенности форм и доказывающие удивительное душевное богатство и мощное преодоление задач внешней декоративности.

Мотивы сплетений вновь в неисчерпаемом богатстве находятся также и в тогдашних скульптурах на капителях и базах колонн или в бронзовом литье. Общий эффект еще более усиливается благодаря скульптурным украшениям пространства и литургическим принадлежностям: подставки для крестов, опоры алтарей, реликварии, чаши и бронзовые двери (ср. Bernward). Изображения Распятого в дереве и камне с их впечатляющей глубоко религиозной монументальностью принадлежат к самым значительным произведениям, которые когда-либо вообще создавались искусством.

Если задуматься, насколько в общем скудно запечатлелось исходное глубокое содержание христианского провозвестия (ведь уровень, достигнутый при Карле Великом, не был удержан), то также и эти достижения демонстрируют, насколько глубоко в отдельных областях провозвестие веры захватило германский народ. Соприкосновение с божественным оказывается во многих случаях исключительно интенсивным, исполненным благоговения, но также и благоговейной задушевности.

Удивительная, даже невероятная глубина воздействия христианского провозвестия на душу молодых германо-романских народов, как она впечатляюще и трогательно задокументирована в романском искусстве, должна быть во всей своей значительности принята во внимание при анализе раннего церковного средневековья (особенно в его последний период); она является важной компенсацией за множество не- и недохристианского, о чем мы уже говорили.

Третий период

ВЫСОКОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Возвышение иерархии до руководящей роли в западном обществе.
Время доминирования папства над империей

Первый этап

Успешная борьба Церкви за «свободу».
Внутрицерковная реформа и ее последствия

Обзор

Вслед за периодом господства светской политической власти над церковной, прежде всего империи над папством (Каролинги, Оттоны), наступает период верховной власти пап. Ее пришлось сначала завоевывать (ХI в.), а затем дважды защищать в жестокой борьбе с империей (ХII и ХIII вв.). Эта власть явилась выражением нового сознания самобытности и независимости Церкви, наметившегося в церковных кругах еще при Людовике Благочестивом (отчасти и в борьбе с ним: его обязали к церковному покаянию) и Григории IV (§ 41), при Николае I (с Лжеисидоровыми декреталиями). Это сознание заявляет о себе в полную силу в Клюни и Горце (§ 47), где реформистское движение берет верх. Здесь, как и ранее, речь идет о libertas Церкви. Но если во времена господства империи реформаторские стремления как бы сосредотачивались на внутрицерковных делах, то в григорианской реформе они переориентировались вовне. Требование «libertas», программно заостренное и расширенное, было поставлено во главу угла: оно стало центральной идеей, в соответствии с которой в августиновском смысле должно основываться управление государством и осуществляться справедливость и мир среди христианских народов. Поскольку «свобода» понимается именно как «libertas ecclesiae» (свобода Церкви), сужается само понятие Церкви, что имеет далеко идущие последствия: под «Церковью» в собственном смысле слова теперь понимаются преимущественно, а то и исключительно, представители ее иерархии и клира; миряне с этой точки зрения скорее объект опеки, чем полноценные члены.

Важно, что борьба была начата и в первое время велась совершенно новыми церковными силами. В XI в. она сконцентрировалась вокруг вопроса о светской инвеституре. Главными действующими лицами драмы были Григорий VII и Генрих IV (§ 48). Как первый результат возвышения папской власти над всем миром мы видим папу в роли вождя Запада в Первом крестовом походе; вторым результатом этого процесса становится дальнейшая эволюция духовного содержания западноевропейской религиозности, получившая высшее выражение в образе св. Бернарда и его Цистерцианском ордене: с одной стороны — святость в Церкви, с другой, — в отличие от нее (и в значительной степени в противовес ей),— то церковное сознание, в котором такое большое место занимает идея власти. Детище Бернарда — монастырь Сито есть не только плод григорианской реформы, но и ее коррекция. Если бы такие поправки распространились на все иерархические ступени Церкви, это, возможно, помогло бы избежать тех ложных установок, характерных для высокого средневековья, с которыми мы будем встречаться ²²³.

Теперь нам предстоит проследить пути развития этих процессов; они приведут нас назад, к началу Х в.

§ 47. Клюни

1. «Saeculum obscurum», явления, сопутствующие христианизации германцев, так же как и многие элементы раннесредневековой религиозности с очевидностью показали нам, что христианское благовестие, проповеданное Церковью, овладело еще далеко не всем западным миром и не полностью преобразило его. С исчезновением каролингской культуры и с распадом универсального порядка вновь начинают умножаться церковные нестроения. Возникает необходимость в основательной реформе.

Движения, несущие внутреннее обновление, всегда созревают медленно. Они обычно начинаются с тихой работы небольшого кружка единомышленников.

Еще задолго до того, как Оттон I впервые избавил папство от его недостойного положения, в Церкви возникают такие очаги новой жизни. Как в древности, так и теперь дух умерщвления плоти (аскеза) противопоставляет себя ослаблению христианских добродетелей. На этот раз он исходит, как часто будет случаться в последующее время, из монастырей. На нарастающей волне монастырской реформы монашество выступает как третий историообразующий элемент наряду с папством и империей.

Вначале мы видим чисто религиозную, внутримонашескую реформу. Однако она развивается до создания нового идеала церковности и общецерковного сознания. Соответственно историческую силу и масштабность приобрели впоследствии не только (и не столько) элементы, порожденные и поддерживаемые аскетикой, но также и организационные изменения. Во всяком случае, движение распространяется из монашеской среды на папство и епископат, где оно соединяется с иерархической концепцией, известной нам со времени Лже-Исидора: идея власти иерархии оказывает решающее воздействие на всю жизнь Церкви. В конечном счете это движение ведет к освобождению Церкви из-под власти мирян, т. е. к принципиальному изменению прежнего соотношения сил.

Нельзя игнорировать тот факт, что в религиозно-монашеском обновлении и его последующем участии в церковно-политической борьбе разыгрывается важная драма западноевропейской религиозной истории: это битва за правильное понимание христианского совершенства, а значит, по сути, снова борьба за понимание природы христианского благовествования.

2. С начала Х и до конца ХI в. развиваются многочисленные центры монашеского возрождения. Некоторые из них относились к столь различным направлениям, что вместо сотрудничества между ними возникало острое соперничество, сопровождавшееся иногда столкновениями в самой уродливой форме.

Прежде всего нужно указать на две главные монашеские державы в центрами в Клюни (Бургундия) и Горце (под Мецем, в Западной Лотарингии, «немецкой» в политическом отношении, и «французской» — в языковом).

Горцийская реформа помимо Лотарингии охватывает боvльшую часть имперского монашества ²²⁴ (трирская группа, центр св. Максимин; группа Регенсбурга; при Нидеральтайхе, в Лоре, Фульде, Майнце и алеманнская группа, ядро которой образовывали отшельники): в совокупности она распространилась на огромной территории (Hallinger). Сюда же относятся лотарингские смешанные обсерванты Ришара Сен-Ванского, появившиеся затем в Бельгии, Фландрии и Германии. Когда же Горце подчинился влиянию клюнийского движения, возникла так называемая младогорцийская группа, имеющая южно- и северонемецкое направления.

Самые разные из относящихся сюда монастырей оказывались в сфере влияния Клюни, в XI в. дважды предпринимавшего крупные попытки охватить также и имперское монашество. Это повлекло за собой крайне острые столкновения, поскольку горцийское монашество продолжало отвергать клюнийский идеал. Разница в одежде, в литургических и монашеских обычаях оказывалась менее важной, чем основные различия в уставе и, в первую очередь, в позиции по отношению к Церкви и империи. Горцийское монашество не знает клюнийской унифицирующей централизации, а также относится более позитивно к феодальной системе своей эпохи и к идее имперской Церкви, в значительной части на него опиравшейся.

Другие центры движения за реформу: во Фландрии — Бронь близ Льежа; в Южной Италии — св. Нил († 1005 г.) и окружение св. Ромуальда († 1027 г.), основавшего отшельническую пустынь Камальдоли (в XI в. из нее образовался орден камальдулов, к которому принадлежал суровый Петр Дамиани, § 48); Валлумброзанский орден, основанный Иоанном Гуальбертом († 1073 г.). Сильное реформаторское движение с центром в Кентербери существовало и в Англии начиная с середины Х в. Реформаторские движения в Южной Италии находились под греческим влиянием; с другой стороны, Ромуальд получил воспитание в одном из клюнийских монастырей. Он соединил традиции древневосточного отшельниче ства и Бенедиктинский устав, уделяя много внимания духовной жизни. Когда Клюни уже почти приближался к упадку, легат Григория VII настоял на присоединении монастыря Гирсау в Шварцвальде (организация братства мирян: конверзы) к клюнийской реформе 1079 г. Клюнийское движение росло в течение столетия с невероятной интенсивностью (ок. 150 монастырей); Гирсау во время борьбы за инвеституру был центром реформы в Южной Германии. (В 1400 г. он подвергся реорганизации, приведшей в 1458 г. к его присоединению к Бурсфельд ской конгрегации. Ср. § 70.)

Во всех этих движениях все более увеличивается число монахов, являющихся одновременно и священниками (клерикализация! внешний признак: постоянно увеличивающийся романский пресбитериум); с другой стороны, в монастырской жизни начинают приобретать большое влияние «conversi»²²⁵, братья-миряне, полумонахи (§ 45).

3. а) Монастырь Клюни возник уже в 910 г. в Бургундии, когда монастыри во Франции достигли наибольшей глубины падения.

Ему предстояло стать исходным пунктом обновления. Но и сам он со своей стороны был плодом аньянской реформы (§ 41), которая в непрерывающейся традиции пережила тяжелые времена. Первый клюнийский аббат, Бернон, происходил из монастыря, реформиро ванного одним из аньянских аббатов, и сам он основывал или реорганизовывал монастыри в духе реформы.

Но одной из целей аббата имперской церкви Бенедикта Аньянского было обеспечить монастырям, реформированным им, император скую защиту от возможных посягательств феодальных властителей. Это желание применительно к обстоятельствам выразилось в основании Клюни, точнее в документе об основании аббатства, таким образом, что это имело решающее значение для истории клюнийского движения и строящейся на нем григорианской реформы.

Основателем был герцог Вильгельм Аквитанский. Построенный на своей аллодиальной земле²²⁶ монастырь он отдал в дар князьям апостолов Петру и Павлу и тем самым привел его под защиту папы. Характерной особенностью этого дара является то, что он поистине революционным образом порывает с германским представлением о дарениях (§ 34). В недвусмысленных выражениях Вильгельм на все времена отказывается для себя и для своих наследников от претензий на владение монастырем как частной церковью. Более того: при помощи специального пункта об иммунитете основатель стремится оградить «libertas» Клюни от посягательств любых других земных, в том числе и церковных, властей. Примечательно, что кроме короля, графа и епископа здесь упоминается и «понтифик римской кафедры»; он тоже, со ссылкой на Страшный Суд, заклинается не покушаться на имущество этого монастыря.

О тех же идеях говорят привилегии, данные Клюни королем Рудольфом Бургундским (927 г.): подчинение апостольскому престолу вводится, чтобы защитить монастырь, а не отдать его в повиновение папе.

Изначально пункт об иммунитете имел целью только экономичес кую защиту от светского и епископского феодализма. С умножением папских привилегий из этого развилась также и экземпция из епископско-церковной юрисдикции. В общем и целом можно сказать: с самого основания речь идет о защите от той опасности, которую несла с собой для жизни монастыря система частных церквей²²⁷.

б) В Клюни вновь возродился во всей полноте строгий дух древнего монашества. Снова возникло стремление к истинному монашеству по уставу св. Бенедикта, но с учетом усовершенствований, предусмот ренных аньянской реформой. При многолетнем правлении великих аббатов была осуществлена программа духовного обновления. После основателя монастыря в течение целых двухсот лет правили один за другим пять аббатов, каждый из которых сам назначал себе преемника. Таким образом смогла установиться великая традиция.

При этом и сама идея монашества, несомненно, претерпела значительные изменения ²²⁸. Здесь надо сразу заметить, что далеко не все эти изменения заслуживают только положительной оценки с религиозной, монашеской и общецерковной точек зрения.

в) Жизненная сила и своеобразие Клюни сконцентрированы вокруг того, что является очевидным средоточием устава св. Бенедикта, вокруг «opus Dei» [дела Божия], богослужения.

Если мы хотим хоть сколько-нибудь верно судить об этой трудной теме, то должны проводить четкую границу между субъективным рвением сторонников реформы и объективной функциональной ценностью используемых ими средств. Первое можно по прошествии времени признать достойным восхищения. Что же касается второго, то здесь, без сомнения, остается открытым вопрос: был ли этот центральный момент (opus Dei), понятый в свете устава святого Бенедикта, осуществлен также и в истинно Евангельском духе? При этом надо учитывать, что все наши наблюдения по этому вопросу относятся преимущественно к более поздней стадии развития. Об особенностях монашества в Клюни времен его основания нам мало известно.

Речь идет о следующем: клюнийцы возвели богослужение, совершаемое в хоре, в род непрерывной молитвы. Восхваление Бога из наиболее почетной и центральной задачи монашеской жизни со временем стало самоцелью и единственным занятием монахов.

Здесь обнаруживают себя и величие и ограниченность клюнийского идеала. Величие — потому что несколько десятков лет спустя и до середины XII в. армия молящихся клюнийцев, их грандиозное богослужение, возникающее на его основе молитвенное единение и, не в последнюю очередь, молитва о душах в Чистилище, воплощаются в такое представление о Церкви, которое с необоримой силой овладевает своей эпохой. Ограниченность — потому что героическая жажда действия в чрезмерности своего подвига и в поразительной слепоте к реальным потребностям духовной жизни со временем должна была неизбежно поставить под угрозу внутреннюю молитвенную жизнь монахов. Ритуализм, потерявшие внутренний смысл мелочные предписания, чрезмерное, все подавляющее внимание к количественной стороне — вот опасности и ложные формы, которыми движение Клюни нанесло серьезный ущерб и своей собственной духовной жизни, и благочестию эпохи в целом.

Удлинение молитвы в хоре вдвое по сравнению с объемом, предусмотренным св. Бенедиктом²²⁹, практически привело к полному отказу от физического и умственного труда, неблагоприятно сказавшемуся на интеллектуальном аспекте бенедиктинской духовности. Торжественное публичное богослужение сделалось со временем своего рода законным основанием для получения обильных пожертвований, что привело к изменению имущественного положения и тем самым — к уходу от идеала бедности. Это богослужение, состоящее в продолжительном псалмопении и непомерно растянутом чтении Писания, подменило собой кропотливый труд и размышление над священными текстами. Исчезновение аскезы компенсировалось тем, что в конце концов сама молитва стала «работой», хотя и составившей славу Клюни в христианском мире, но сделавшей мистическую сосредоточенность почти невозможной.

Контраст между торжественно восхваляемой Regula и доминирующим на практике обычаем (consuetudo) все увеличивался. Первоначально задачей consuetudo было приспосабливать устав к меняющимся обстоятельствам, сохраняя при этом его основные духовные принципы. Теперь же обычай выражался в форме жестких предписаний, освященных традицией и не подлежащих изменению ²³⁰.

4. Пример ярко выраженной воли к монастырской реформе, предложенный в раннем Клюни, оказался действенным и вне его (к этому эффекту стремились совершенно сознательно: уже первый клюнийский аббат Бернон управлял четырьмя монастырями). Величие и историческая сила клюнийского движения находят выражение в его необыкновенной по силе экспансии. Скоро папы и владельцы частных церквей и даже многие епископы стали призывать клюнийцев для реформы подчиненных им монастырей. Таким образом при преемниках Бернона, прежде всего при святых аббатах Одоне, Одилоне и Гуго, движение расширилось до невероятных размеров.

Дата добавления: 2015-11-03