|
Читайте также: |
"Язычество", как известно, -- крайне неопределенный термин,
возникший в церковной среде для обозначения всего нехристианского,
дохристианского. Этим термином должны были покрываться самые
разнородные и разного исторического уровня религиозные проявления:
и мифологизированная религия античного мира, и представления
первобытных племен, и дохристианские верования славян, финнов,
германцев, кельтов или домусульманская религия татар.
Однако во всеобщности, всеохватности термина "язычество",
одностороннего по происхождению и сумбурного по существу, есть одно
несомненное достоинство: расплывчатый термин пригоден для всех
стадий первобытных религиозных воззрений вплоть до появления
выросших из язычества мировых религий.
Славяно-русскую часть обширного общечеловеческого языческого
массива ни в коем случае нельзя понимать как обособленный,
независимый и только славянам присущий, вариант первобытных
религиозных представлений. Вычленение славяно-русского происходит
лишь по этногеографическому, локальному принципу, а не по
каким-либо специфическим чертам, которые могут выявиться (а могут и
не выявиться) в процессе последующего рассмотрения.
Хронологические рамки рассмотрения материалов по язычеству,
как показал самый ход исследования, не могут быть ограничены заранее
намеченной эпохой: корни многих явлений уходят в каменный век, а их
пережитки могут сохраняться вплоть до XIX в.
Главным, определяющим материалом для изучения язычества
является этнографический: обряды, хороводы, песни, заговоры и
заклинания, детские игры, в которые выродилась архаичная обрядность,
волшебные сказки, сохранившие фрагменты древней мифологии и эпоса;
важен символический орнамент вышивки и резьбы по дереву.
Ценность этнографических данных уменьшается по мере
приближения к современности. Записи, сделанные в дореформенной
России (до 1861 г.), содержат наиболее архаичные формы, которые в
дальнейшем выветриваются, забываются. Этнографические материалы --
сокровищница многовековой народной мудрости, архив истории познания
мира и природных явлений человечеством и истории попыток воздействия
на воображаемые силы, управляющие миром. Этнографы XVIII -- XX вв.
зафиксировали материалы, идущие из самых различных хронологических
глубин и порожденные в своей основе самыми разными стадиями развития
человеческого общества.
Для выяснения эволюции религиозных представлений на
протяжении многих тысячелетий необходимо ввести в наши
этнографические материалы хронологический принцип.
Сопоставляя фольклорные данные с надежными хронологическими
ориентирами, имеющимися в распоряжении археологии (начало
земледелия, начало литья металла, появление железа, время постройки
первых укреплений и т. п.), мы можем уловить динамику языческих
представлений, выявить стадии и фазы их развития.
При ретроспективном рассмотрении с опорой на хронологические
ориентиры выяснилось принципиально важное обстоятельство: эволюция
религиозных представлений происходила не путем полной их смены, а
путем наслаивания нового на сохраняющееся старое. В результате в
этнографическом материале выявились реликты представлений охотников
палеолита (культ медвежьих лап, "хоботистые чудища" -- мамонты в
сказках и дp.), мезолита (одиночные лесные охотники и дp.), первых
земледельцев энеолита и многое из последующего, более близкого к нам
времени. Глубина народной памяти оказалась очень значительной.
После ретроспективного углубления на разные уровни
необходимо, разумеется, рассмотрение в прямой исторической
последовательности. Здесь мы зачастую будем наблюдать досадные
пробелы в материале, для заполнения которых необходимо прибегать к
осторожной экстраполяции: если какое-либо явление дожило (пусть даже
в пережитках) до наших дней, а зарождение его относится к далекой
древности, то y нас есть право допустить его существование на всех
промежуточных этапах, даже если на этих этапах мы и не располагаем
сведениями о нем.
Эволюция миропонимания и основанных на нем религиозных
представлений была весьма сложным и многогранным процессом,
находившимся в зависимости от разных обстоятельств. Принимая в общей
форме тезис Д. Фрезера о принципе конвергентности, следует отметить
прямую связь первобытных религиозных представлений со степенью
познания мира и природных явлений, с тем или иным видом
хозяйственной деятельности, так как природа по-разному
воспринималась охотниками и земледельцами.
По мере развития первобытного общества все в большей и
большей мере на религиозных представлениях сказывалось усложнение
его социальной структуры: выделение вождей и жрецов, консолидация
племен и племенных культов, внешние связи, войны.
Говоря об эволюции, следует отметить, что божества, возникшие
в определенных условиях, со временем могут обрастать новыми
функциями, их имена могут подменяться добавочными эпитетами, место
их в пантеоне может меняться, равно как может видоизменяться и
первичная функция.
Сложность изучения истории язычества на таком огромном
пространстве, как зона расселения славян, усугубляется еще двумя
факторами: во-первых, это общая неравномерность темпа исторического
развития в разных ландшафтных зонах, а во-вторых -- причудливое
сплетение представлений местного субстратного населения с теми
представлениями, которые были принесены мирно расселявшимися в
северных областях славянами. Религиозные представления субстрата и
адстрата не всегда были синстадиальны: это содействовало более
прочной сохранности на Севере архаичных черт.
В славянском язычестве отложилось многое из того, что следует
отнести к общему индоевропейскому единству; сохранилось кое-что и из
более ранних охотничьих представлений. Все это не несет, разумеется,
никакой собственно славянской специфики.
В середине II тысячелетия до н. э. начинает оформляться и
обособляться массив праславянских племен в широкой полосе от Одера
до Днепра. Их религиозные представления, насколько можно судить,
вписываются в общую схему первобытных земледельческих племен.
В самом начале XII в. русский писатель, современник Владимира
Мономаха (может быть, паломник игумен Даниил?) дал интереснейшую
периодизацию славянского язычества, разделив его на четыре стадии:
1. Культ "упырей (вампиров) и берегинь" -- дуалистический
анимизм первобытных охотников каменного века, одухотворявший всю
природу и деливший духов на враждебных и благожелательных.
2. Культ земледельческих небесных божеств "Рода и рожаниц".
Исторически две рожаницы предшествуют Роду; это были богини
плодовитости всего живого, ставшие в дальнейшем матриархальными
богинями аграрного плодородия (энеолит). Род -- дальнейшая,
патриархальная стадия развития тех же представлений, переродившихся
в бронзовом веке в первобытный земледельческий монотеизм. Автор XII
в. считает, что культ Рода был присущ не только славянам, но и
многим народам Ближнего Востока и Средиземноморья. Можно думать, что
в источниках Род выступает и под именем Сварога ("Небесный" --
архаичная форма) или Стрибога ("Бог-отец" -- форма, известная с X
в.). По всей вероятности, еще одним из обликов верховного небесного
божества был индоевропейский Deus Дый (Див?). Культ двух рожаниц
пережил культ Рода.
3. Культ Перуна, являвшегося в древности богом грозы, молний
и грома, а в дальнейшем ставшего божеством войны и покровителем
воинов и князей. При создании государства Киевской Руси Перун стал
первым, главным божеством в княжеско-государственном культе X в.
4. После принятия христианства в 988 г. язычество продолжало
существовать, отодвинувшись на "украины" государства.
Автору XII в. нельзя отказать в глубоком знании истории
религии и уменьи вносить в эти знания интересную и в основных чертах
верную систему.
Для подтверждения мысли о том, что в истории язычества мы
наблюдаем не смену устаревшего возникающим новым, а наслаиванье
нового на сохраняющееся (может быть, несколько трансформируемое)
старое, важно отметить, что наш ученый "язычествовед", писавший свой
трактат на корабле, подплывавшем к Афону, знал y себя на родине в
живом бытовании все виды культов, перечисленных им в хронологической
последовательности их возникновения.
Ко времени оформления славянского этнического массива -- к
середине II тысячелетия до н. э. -- наши предки прошли уже несколько
стадий, установленных автором "Слова о том, как находившиеся в
язычестве поклонялись идолам". Давно миновала стадия веры только в
вампиров и берегинь, давно существовала вера в женские божества
плодовитости и плодородия. Уже утвердилась вера в Сварога-Рода. С
этой суммой основных религиозных представлений, осложненных большим
количеством мелких детализирующих культов, обрядов, заклинаний,
заговоров, первичных мифов, праславяне бронзового века и вступают в
высшую фазу первобытности, в то историческое время, когда их уже
знают цивилизованные соседи и пишут о них под разными именами
("сколотов", "невров", "скифов-пахарей"). Это уже железный век,
эпоха господства скифов-кочевников в Причерноморье, время
путешествия Геродота, оставившего драгоценнейшие записи о северных,
лесостепных соседях кочевых скифов, о земледельческих племенах
Среднего Поднепровья. В этот новый и очень яркий период своего
исторического бытия славянский мир пришел с богатым языческим
наследием, накапливавшимся на протяжении многих тысячелетий
первобытности. Какая-то часть этого наследия уцелела не только до
времен русского церковника эпохи Мономаха, но и до этнографов XIX --
XX вв.
*
Праславянское ("сколотское") общество VI -- IV вв. до н. э.,
занимавшее восточную половину общеславянской прародины, достигло
высшего уровня первобытности. С этой эпохи, справедливо называемой
скифской, начинается полуторатысячелетний период, завершающийся
созданием феодального государства Киевской Руси.
Одна и та же область -- лесостепное Среднее Поднепровье --
была и частью прародины славян, и "царствами"
земледельцев-борисфенитов (праславян-сколотов), и наиболее развитой
и богатой областью славян во II -- IV вв. н. э.; она же, эта
область, стала ядром Киевской Руси с городами Киевом, Черниговом,
Переяславлем. В средние века именно этот регион носил название
"Русской земли" в узком понимании термина, возникшего, очевидно, не
без связи с районом реки Роси, где во все времена сосредоточивались
наиболее яркие археологические памятники днепровских земледельцев.
Со скифского времени на праславянской земле начинается новый
период, выразившийся в социальном отношении зарождением военной
демократии, а в религиозно-языческом -- возникновением общеплеменных
святилищ и культа богов-вождей. Целостность обозначенного периода
(от VI в. до н. э. по IX в. н. э.) дважды нарушалась: вторжением в
степи сарматов (III в. до н. э.) и вторжением гуннов (IV в. н. э.).
Эти вторжения, надолго нарушавшие естественный ход славянского
развития, привели к тому, что исследователи восприняли этот период,
как ряд отдельных отрезков, характеризующихся якобы обособленными
археологическими культурами.
За периодами яркого расцвета следовали века упадка и,
вероятно, угнетения (например, сарматами), сменявшиеся веками нового
процветания ("трояновы века") и новых невзгод. Тем не менее, этот
длительный предгосударственный период следует рассматривать как
единое динамичное завершение первобытности в славянском обществе,
подверженном внешним воздействиям, то содействовавшим подъему
(покупка хлеба y славян), то возвращавшим славянство к более
примитивным формам быта (наезды кочевников). Этому мозаичному
периоду можно дать условное наименование "сколотско-славянского".
Внутри этого полуторатысячелетнего периода можно наметить один
существенный рубеж, связанный не с внешними событиями, а с уровнем
развития самого славянского общества. Таким рубежом являются V -- VI
века нашей эры, характеризуемые тремя категориями новых явлений:
во-первых, славяне перестали поддаваться кочевникам, и новые наезды
(авар, хазар, печенегов) встречали твердую оборону. Во-вторых,
славяне осуществили военную колонизацию балканских владений
Византии; в-третьих, славяне начали мирную колонизацию лесной зоны
Восточной Европы.
"Сколотско-славянский" период в религиозном отношении
характеризуется возникновением огромных святилищ на горах под
открытым небом, которые отражают потребность в многолюдных
общеплеменных "соборах", "собраниях", "со-бытиях". Такой ежегодный
земледельческий праздник в обширнейшем сколотском "царстве"
описывает Геродот, познакомившийся с праславянами-сколотами как раз
в начале интересующего нас периода. Праздник устраивался в честь
таких священных предметов, как плуг, ярмо, топор и чаша, т. е. был
явно посвящен аграрным заклинательным обрядам, а следовательно,
может быть сопоставлен только с земледельцами-праславянами Среднего
Поднепровья, но не со скифами-кочевниками, по многократным
утверждениям Геродота, не знавшими плуга. Длительность бытования
таких святилищ для нас не всегда ясна, но в ряде случаев
прослеживается преемственность вплоть до эпохи Киевской Руси.
Отдельные общеплеменные святилища в дальнейшем превратились в
христианские монастыри, сохранившие древнюю традицию и стягивавшие
к себе богомольцев из отдаленных мест.
К началу этого периода В. Георгиев приурочивает смену
славянской религиозной терминологии: вместо вариантов
индоевропейского "deus" (в славянских "див", "дый") появляется под
скифским влиянием новое обозначение -- "бог", удержавшееся навсегда.
Очевидно, к этому же времени относится появление y праславян таких
наименований божеств, как Стрибог (вместо архаичного Сварога),
Дажьбог и явно иранский Хорс.
В сколотско-славянский период из предшествующих глубинных
индоевропейских эпох перешла мифология, часть которой (мифы о
первопредке Таргитае, о Царе-Солнце, Кола-ксае) записана Геродотом
и сохранилась в виде пережитка в восточнославянской сказке вплоть до
XIX в. (Тарх Тархович, царевич Светозар, сказка о трех царствах и
дp.).
В начале этого нового периода, в районе наиболее оживленных
торговых связей днепровских сколотов с греческой Ольвией-Борисфеном
было воздвигнуто много каменных идолов, изображавших воина с турьим
рогом в руке, с гривной на шее и оружием y пояса. Все эти аксессуары
мы находим y русских воинов, заключавших торговые договора с греками
в X в. н. э., в самом конце этого периода: "а некрещеная русь
полагають щиты своя и мече свое наги, обруче (гривны) свое и прочаа
оружья". Возможно, что поставленные на "Священных путях" к Ольвии и
вокруг самого этого города, называвшегося "торжищем борисфенитов",
эти изваяния изображали Волоса, бога богатства (именем которого
клялись русы, посланные Игорем) или же, что более вероятно,
Дажьбога, божества солнца и плодородия. Нельзя не обратить внимание
на то, что лица большинства изваяний представляют собой большие
почти плоские круги, похожие на детский рисунок "солнышка". Сходство
с солнцем подчеркнуто радиальным расположением волос бороды. Это
определенно говорит в пользу Дажьбога.
Hа протяжении длительного сколотско-славянского периода
сильно колебалось соотношение двух основных видов погребального
обряда -- трупоположения и сожжения. Первобытное погребение
скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение
эмбриона в чреве, было связано с тотемизмом и реинкарнацией, т. е.
верой во второе рождение после смерти. Поэтому умершего и хоронили
подготовленным к этому второму рождению. Праславяне еще в бронзовом
веке поднялись на новую ступень и отказались от скорченности. Вскоре
появился совершенно новый обряд погребения, порожденный новыми
воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в
каком-либо другом существе (звере, человеке, птице...), а
перемещается в "ирье", в воздушное пространство неба.
Культ предков раздвоился: с одной стороны, невесомая,
незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех
земледельцев, y которых не было искусственного орошения, а все
зависело от небесной воды. С другой стороны, благожелательных
предков, "дедов", необходимо было связать с землей, рождающей
урожай. Это достигалось посредством закапывания сожженного праха в
землю и постройки над погребением модели дома, "домовины" ("столпа"
y Нестора). Вскоре после появления обряда кремации, еще задолго до
интересующего нас периода, появляется очень привычный для
археологов, но крайне странный по существу, обычай ссыпать сожженные
останки "в сосуд мал", в горшок для еды. В качестве объяснения можно
предложить такую гипотезу: нам известно, что в древней Греции
праздновался день первых плодов в честь Аполлона Таргелия,
индоевропейский эпитет которого происходит от архаичного
наименования горшка для священного варева из первых плодов.
С точки зрения аграрно-заклинательной магии было вполне
логично совместить останки умершего предка с сосудом, подобным тому
(а, может быть, и тем самым), в котором готовилась священная еда из
зерен нового урожая. Трупосожжения с такими погребальными урнами и
деревянными домовинами дожили y славян в глухих углах до времен
Нестора летописца.
Однако, на протяжении всего сколотско-славянского периода мы
дважды наблюдаем появление обряда трупоположения без сожжения или
только с имитацией сожжения, когда над могилой сжигалась деревянная
домовина. Впервые мы видим это в VI -- IV вв. до н. э. на сколотском
этапе, а вторично -- в благодатные "трояновы века", во II -- IV вв.
н. э., когда имитацию сожжения уже не производили. Трупосожжение
продолжает существовать или на окраине основной праславянской
территории (как это было в первом случае) или же просто сосуществует
в одних кладбищах с простым захоронением. Нетрудно заметить, что в
обоих случаях отказ от сожжения приходится хронологически на периоды
подъема, связанные с оживленными и устойчивыми сношениями с теми
причерноморскими народами, y которых в это время трупосожжение не
бытовало. Вопрос о двойственности погребального ритуала подлежит
дальнейшему изучению.
Вполне возможно, что праславянская и славянская знать
подражала грекам-ольвиополитам, с которыми она вела регулярную
торговлю. Ведь именно относительно Ольвии мы знаем, что там скифский
царевич Скил воспринял греческие религиозные обряды. Правда, нам в
точности неизвестно, принадлежал ли Скил к скифам-кочевникам или же
к "скифам"-пахарям, т. е. к праславянам, но факт тяги варварской
знати к восприятию эллинских обычаев налицо. О дружественных же
связях Ольвии именно с праславянами-борисфенитами очень определенно
говорит второе имя города: "торжище борисфенитов" или просто
"Борисфен".
Когда в результате сарматского нашествия, отразившегося в
русском фольклоре в виде сказок о Бабе-Яге, скачущей по степи во
главе девичьего конного войска ("женоуправляемые" сарматы), торговые
связи днепровских сколотов с Ольвией были нарушены, то на всей
территории Среднего Поднепровья остается только один обряд
трупосожжения. Разорение Ольвии сарматами отражено декретом
Протагена, а примитивизация уровня культуры в славянском
Поднепровье в результате постоянных сарматских наездов в лесостепь
отражена зарубинецкой археологической культурой с ее пониженным
хозяйственным и социальным уровнем.
Много времени спустя, в IX -- X вв. н. э., когда уже
сформировалась Киевская держава, среди некоторой части русской знати
в третий раз появился обряд простого захоронения без сожжения, что
произошло, по всей вероятности, под влиянием возобновившихся связей
с христианской Византией. Hо как только началась многолетняя война
с империей, великокняжеское окружение подчеркнуто вернулось к
кремации. Курганы эпохи Святослава, преследовавшего христиан, были
грандиозными сооружениями на высоких берегах рек, погребальные
костры которых должны были быть видимы в радиусе около 40 км, т. е.
на пространство четырех -- пяти тысяч квадратных километров!
Возрождение Среднего Поднепровья, земли могущественных русов
и "смысленных полян", в II -- IV вв. н. э. связано как с ослаблением
к этому времени длительного сарматского ига (облегченного наличием
степных пространств в лесостепи) к первым векам нашей эры, так и с
продвижением Римской империи во времена Трояна (98-117 гг. н. э.)
вплотную к местам расселения славян. Недаром превосходный историк --
автор "Слова о полку Игореве" -- обозначил это благодатное время,
как "трояновы века". Он был прав, так как именно при этом императоре
началось небывалое оживление связей славян с южными греко-римскими
городами, отраженное как в огромном количестве кладов римских
серебряных монет, так и в заимствовании тогдашними славянами римской
зерновой меры "квадрантала", т. е. "четверика"; эта мера в 26 литров
зерна дожила в России до XIX в. Это означает, что на новом подъеме
славяне вернулись к экспорту хлеба, столь важному для них и для
греков в досарматское время, в VI -- IV вв. до н. э.
В "трояновы века" среднеднепровскими славянами была
усовершенствована система земледелия (рало с полозом и чересло),
усложнена социальная структура (использование труда "челяди" и
появление "огнищ") и наряду со всеми этими реальными мерами
рождается потребность в усовершенствовании мер воздействия
земледельцев на природу и силы, управляющие ею. Рождаются
аграрно-магические календари, которые следует отнести к
замечательным произведениям жреческой мудрости
"волхвов-облакопрогонителей".
Во-первых, здесь обобщен огромный опыт многих поколений по
наблюдению за сроками дождей. Во-вторых, этот опыт научно (я не
боюсь применения этого слова к календарю на кувшине IV в. н. э. из
Ромашек) обработан для отбора наиболее оптимальных сроков дождей,
наиболее полезных для яровых хлебов. Отобраны именно те четыре срока
дождей, которые указывает руководство по агрономии для Киевской
губернии, составленное в конце XIX в. Кувшин с оттиснутым на нем
календарем, предназначался для колдовских действий y
родника-источника, что явствует из хорошо известных слов "Ов жреть
студеньцу, дождя искы от него".
Восхищаясь климатической и агрономической наблюдательностью
древних "облакопрогонителей" IV в. н. э. обратим внимание на
активную часть этого календаря: о чем просили эти волхвы или
жены-чародейки? Какие постоянные сроки языческих молений указывал
мудрый составитель календаря, гадавший "чертами и резами"?
Они хорошо раскрываются при привлечении исторических и
этнографических материалов; главные праздники, не считая периодов
молений о дожде, следующие:
2 мая -- праздник первых всходов. Позднее -- день святых
Бориса и Глеба;
4 июня -- ярилин день;
24 июня -- Купала. Празднику предшествует "русальная неделя";
12 июля -- отбор жертв Перуну;
20 июля -- перунов день. Изображен "громовый знак";
7 августа -- жатва. Hа кувшине изображены серпы и крестцы
снопов.
Другие сосуды связаны или с новогодними заклинаниями на все
12 месяцев или же с благодарением богам за хорошую жатву.
Новый общий подъем культуры в "трояновы века", очевидно,
сильно возвысил зарождавшееся сословие жрецов.
*
Космологические представления древних славян к этому времени,
по-видимому, вполне сформировались, и элементы следующей ступени
познания мира становятся заметными не ранее XIV -- XV вв.
Мир тогдашних язычников состоял из четырех частей: земли,
двух небес и подземно-водной зоны. Это не являлось спецификой
славянского язычества, а было результатом общечеловеческого
стадиально-конвергентного развития представлений, которые
варьировали в деталях, но в основном определялись этой схемой.
Труднее всего, как это ни странно, разгадать древние
представления о земле, о большом земельном пространстве, наполненном
реками, лесами, полями, зверьем и человеческими жилищами. У многих
народов земля изображалась как округлая плоскость, окруженная водой.
Вода конкретизировалась или как море (что вполне отвечало положению
ойкумены людей Старого Света) или же в виде двух рек, омывающих
землю, что, может быть, архаичнее и локальнее -- где бы человек ни
был, он всегда находился между каких-либо двух рек или речек,
ограничивающих его ближайшее сухопутное пространство.
Судя по фольклору, славянские представления о море не имели
законченного вида. Море где-то на краю земли. Оно может быть на
севере, где на стеклянных горах находится хрустальный дворец Кощея
Бессмертного, сверкающий всеми цветами радуги. Это -- отражение
позднейшего знакомства с Ледовитым океаном и северным сиянием. Море
может быть обычным, без этих арктических признаков. Здесь ловят
рыбу, плавают на кораблях, здесь находится девичье царство
(сарматов) с каменными городами; отсюда, от морских берегов Змей
Горыныч, олицетворение степняков, направляется в свои налеты на
святую Русь. Это -- реальное историческое черноморско-азовское море,
издавна известное славянам и даже носившее временами название
"Русского моря". До этого моря от лесостепной окраины славянской
прародины или (что то же самое) от южной окраины сколотских царств
можно доскакать "скорою ездою", как говаривали в XVI в., всего лишь
за три дня.
В этом море есть сказочный остров Буян, в котором без труда
угадывается остров Березань (Борисфен), лежавший на наезженном пути
в греческие земли; на этом острове в X в. оснащались русские
торговые корабли. Как видим, Черное море не связано с
космологическими представлениями о конце земли; наоборот, за этим
морем начиналось все "заморское", притягательное и лишь наполовину
неведомое.
Огромные пространства великой Русской равнины, не имеющие
четких естественных рубежей, определялись в русских сказках тем, что
до последнего предела его необходимо проехать "тридевять земель,
тридесять государств".
Для язычников был очень важен другой, аграрный аспект земли:
земля -- почва, рождающая урожай, "Мать-сыра-земля", почва,
насыщенная влагой, питающей корни растений, "матушка-земля", с
которой связан целый ряд обрядов и заклинаний. Здесь почти неощутима
Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Ш Д ШИРОТА ДЛИНА 4 страница | | | Ш Д ШИРОТА ДЛИНА 6 страница |