Львовиада» и обвинение Л. Г. Корнилове в подготовке заговора

Как точно подмечает Г. М. Катков, в этом моменте истории «…все рациональные начала исчезают из русской политики…»[55].

Причиной тому послужила загадочная фигура бывшего обер-прокурора Святейшего Синода В. Н. Львова.

Пока Б. В. Савинков был в Ставке и договаривался с Л. Г. Корниловым, этот человек внезапно явился к А. Ф. Керенскому в Зимний дворец и заявил, что является представителем некой влиятельной группировкой общественных деятелей. Эта группировка, по словам В. Н. Львова, могла обеспечить А. Ф. Керенскому прочную поддержку со стороны правых сил. Последний был несколько обескуражен, и попросил разъяснить, о какой конкретно группировке идет речь. Но ясного ответа А. Ф. Керенский так и не получил.

Как пишет Г. З. Иоффе, вопрос о том, действительно ли за В. Н. Львовым стояла какая-то реальная сила, или он действовал по личной инициативе, до сих пор остается открытым[56]. Р. Пайпс и Г. М. Катков же считают, что В. Н. Львов сам решился на этот поступок, поскольку до него якобы дошли слухи о том, что в Ставке готовится заговор против А. Ф. Керенского[57]. Из-за этих слухов В. Н. Львов счел своим долгом предупредить А. Ф. Керенского о его шатком положении и указать ему на необходимость поиска союзников[58].

Так или иначе, между А. Ф. Керенским и В. Н. Львовым состоялся разговор. В «Деле Корнилова» А. Ф. Керенский пишет, что по итогам этого разговора он не дал В. Н. Львову никаких поручений и полномочий[59]. Однако Р. Пайпс предполагает, что сознательно или неосознанно А. Ф. Керенский «…все же дал понять Львову, что хотел бы узнать больше…»[60]. Г. М. Катков же, ссылаясь на поздние воспоминания А. Ф. Керенского, прямо утверждает, что А. Ф. Керенский все же согласился, чтобы «Львов передал пославшим его лицам содержание их разговора», и «сообщил Львову, что заинтересован в создании правительства на прочной основе»[61].

Какой бы ни была истинная реакция А. Ф. Керенского на В. Н. Львова, последний ушел от него в явном воодушевлении и уже 24ого августа, разминувшись с Б. В. Савинковым на несколько часов, прибыл в Ставку. Как пишет Г. З. Иоффе, «…переговоры В. Львова с Корниловым затуманены следственными показаниями и мемуарами точно так же, если не больше, как и переговоры В. Львова с Керенским…»[62]. Но в целом, можно сказать, что В. Н. Львов обсуждал с Л. Г. Корниловым разные возможности создания сильной власти в России. При этом В. Н. Львов заявлял, что действует якобы по поручению А. Ф. Керенского. И что именно А. Ф. Керенский послал его, чтобы выяснить ту «конструкцию власти», которая нашла бы поддержку Верховного главнокомандующего[63].

Л. Г. Корнилов принял на веру все эти заверения. С его точки зрения единственным исходом из тяжелого положения страны являлось немедленное установление диктатуры и объявление страны на военном положении, о чем он и заявил В. Н. Львову[64]. При этом Л. Г. Корнилов указывал, что он лично не стремится к власти и не исключает диктатуру даже во главе с Керенским. Главное – это создание «твердой власти», кладущей конец «анархии» как на фронте, так и в тылу[65].

Получив данный ответ, В. Н. Львов практически сразу выехал в Петроград, к А. Ф. Керенскому.

А жизнь в Петрограде тем временем тоже не стояла на месте. Из Ставки вернулся Б. В. Савинков и практически сразу же по приезде отправился к А. Ф. Керенскому докладывать об итогах своей поездки. Дело, казалось, было за малым – А. Ф. Керенский должен был просто подписать уже одобренный ранее законопроект. Но почему-то делать это не спешил.

По предположению Г. З. Иоффе, А. Ф. Керенский все сильнее опасался того, что «…наметившийся альянс с Корниловым, Ставкой и теми, кто шел за ними, в конце концов может обернуться для него политическим провалом. Опубликование корниловских “законов” наверняка привело бы к потере им своего авторитета в рядах революционной демократии... Но если бы с помощью корниловских войск, шедших к Петрограду, и удалось провести эти “законы” в жизнь, это означало бы резкое усиление позиции Корнилова... По существу, Керенский оказался в положении человека, обязанного сделать выбор из двух путей, ни один из которых не сулил ему ничего хорошего…»[66].

Так или иначе, к приезду В. Н. Львова в Петроград, А. Ф. Керенский все еще колебался. Но конец этим колебаниям был близок.

Вечером 26ого августа к А. Ф. Керенскому прибыл В. Н. Львов. Использовав прежнюю уловку – т.е. представившись посланником Л. Г. Корнилова (хотя Л. Г. Корнилов ему таких полномочий не давал) – В. Н. Львов заявил А. Ф. Керенскому, что Л. Г. Корнилов требует объявить в Петрограде военное положение, передать всю полноту военной и гражданской власти в его руки и распустить правительство[67]. При этом А. Ф. Керенский и Б. В. Савинков якобы должны были немедленно выехать в Ставку.

Нужно ли говорить, что Л. Г. Корнилов таких ультимативных требований не выдвигал, и уж тем более не просил В. Н. Львова передать их А. Ф. Керенскому? А. Ф. Керенский тоже по началу не поверил в это и даже предположил, что В. Н. Львов сошел с ума[68], а потом серьезно встревожился и попросил В. Н. Львова изложить все сказанное в письменном виде. Чтобы проверить полученную информацию, А. Ф. Керенский решил по телеграфу связаться с Л. Г. Корниловым. Между ними действительно состоялся разговор, причем А. Ф. Керенский говорил как бы за двоих – за себя и за В. Н. Львова. Л. Г. Корнилов действительно подтвердил то, что он приглашал А. Ф. Керенского и Б. В. Савинкова в Ставку. Однако, как подмечает Г. М. Катков, «…во время разговора ни Керенский, ни Корнилов не сделали ни малейшей попытки коснуться политического поручения Львова, или тех причин, которые могли бы таковое обосновать…»[69]. А. Ф. Керенский в дальнейшем объяснял это тем, что хотя прямого объяснения между ним и Л. Г. Корниловым не было, все было понятно и так[70]. А также утверждал, что его разговор с Л. Г. Корниловым представлял собой «…классическій образецъ условнаго разговора, гдѣ отвѣчающій съ полъ-слова понимаетъ спрашивающаго, такъ какъ имъ обоимъ извѣстенъ одинъ и тотъ же предметъ разговора…»[71].

Так А. Ф. Керенский окончательно убедился в том, что в Ставке созрел заговор против него и Временного правительства. И Л. Г. Корнилов был главой этого заговора[72].

Но существовал ли этот заговор в действительности? Или А. Ф. Керенский по каким-то причинам убедил себя в его существовании?

В советской историографии была вполне конкретная точка зрения на этот счет. Так В. Владимирова считала, что Л. Г. Корнилов и А. Ф. Керенский «…не доверяя друг другу, затаив взаимную ненависть и скрежеща зубами, продолжали, однако, вместе тащить колесницу буржуазной контр-революции, надеясь в последний момент остаться в одиночестве и пожать лавры "диктатора"…». Что в итоге и попытался сделать Л. Г. Корнилов, но потерпел неудачу[73]. Сходного мнения придерживался И. Я. Иванов. Он считал, что Л. Г. Корнилов и А. Ф. Керенский замыслили контрреволюционный заговор, но в этот заговор «…против революции, готовившийся как Временным правительством, так и корниловской Ставкой, вклинился мятеж верховного главнокомандующего против правительства…»[74]. Якобы уверовавший в свои силы Л. Г. Корнилов принял «…решение сбросить "мимоходом" правительство Керенского, а затем направить всю силу удара против революции…»[75]. В подобном ключе высказывался и В. И. Старцев, считавший, что Л. Г. Корнилов «полез нахрапом, а Керенский публично отказался от конкурента, покушавшегося на его личную власть…»[76].

(В целом, можно сказать, что конфликт А. Ф. Керенского и Л. Г. Корнилова воспринимался советскими историками в лучшем случае как драка за власть двух контрреволюционеров и особо не интересовал их. Зачастую его вообще не рассматривали подробно, акцентируя внимание на деятельности Советов и большевиков)

С советскими историками сходится во мнении и американский ученый А. Рабинович. С его точки зрения «…и Керенский, и Корнилов видели только себя (но не другого) в качестве сильной личности в новом авторитарном правительстве. Керенский был полон решимости использовать Корнилова в собственных интересах, аналогичные намерения были и у Корнилова, но уже в отношении Керенского…»[77]. Решительная схватка между ними, несмотря на наметившееся сближение, была неминуема, и начал ее Л. Г. Корнилов, якобы и вправду высказавший В. Н. Львову все те требования, которые тот потом передал А. Ф. Керенскому[78].

Несколько иной позиции придерживается Г. З. Иоффе.

«…Было ли корниловское выступление действительно результатом конспиративного заговора правых сил? Явилось ли следствием вероломности Керенского, неожиданно разорвавшего соглашение о совместных действиях с Корниловым? Стало ли плодом недоразумения, вызванным главным образом неуклюжим вмешательством В. Львова?...»[79] – задает риторические вопросы Г. З. Иоффе. И тот час заявляет, что на все три вопроса следует дать положительный ответ[80].

Более конкретно высказываются по этому вопросу Р. Пайпс. С его точки зрения, заговора Л. Г. Корнилова не существовало. «…Имеющиеся свидетельства указывают скорее на “заговор Керенского”, задуманный с целью дискредитировать генерала как зачинщика воображаемого, но всеми в тот момент ожидаемого контрреволюционного выступления, подавление которого принесло бы министру-председателю невиданную популярность и власть, необходимые, чтобы противостоять растущей угрозе со стороны большевиков…»[81] - утверждает Р. Пайпс.

В сходном ключе высказывается и Г. М. Катков. По его мнению, А. Ф. Керенский, боясь за свою власть, не хотел подписывать “корниловский законопроект”, и потому ухватился за безумные слова В. Н. Львова (Г. М. Катков считал, что В. Н. Львов действительно был психически не здоров) и раздул из них “корниловский мятеж”[82].

Одним словом, на вопрос заговора в историографии существует несколько точек зрения. Но автору доклада кажется более убедительной позиция Р. Пайпса и Г. М. Каткова. Никакого заговора со стороны Верховного главнокомандующего не было. Л. Г. Корнилов ведь в действительности не предъявлял А. Ф. Керенскому и Временному правительству никаких ультиматумов. Само появление этого ультиматума было результатом роковой случайности, а именно – бурной деятельности В. Н. Львова. И А. Ф. Керенский, если бы он действительно хотел, мог бы убедиться в этом, прямо поговорив с Л. Г. Корниловым. Но делать этого А. Ф. Керенский не стал. По всей видимости, страх перед потерей личной власти окончательно возобладал над ним, и он предпочел избавиться от Л. Г. Корнилова, выставив его мятежником.

Эту точку зрения подтверждают воспоминания Б. В. Савинкова и А. И. Деникина. Так Б. В. Савинков писал, что «…слова ген. Корнилова в передаче Львова превратились в … ультиматум…»[83], и А. Ф. Керенский, занимаясь прояснением ситуации столь большой важности, почему-то задавал Л. Г. Корнилову весьма «неопределенные вопросы»[84]. Из-за этого произошло «недоразумение», которое не удалось вовремя пресечь, поскольку А. Ф. Керенский очень быстро отправил Л. Г. Корнилову телеграмму об отрешении его от должности[85].

А. И. Деникин же прямо говорил о злом умысле со стороны А. Ф. Керенского. С его точки зрения, глава правительства в наиболее критический момент для государства перестал взвешивать его интересы и, будучи во власти одной болезненно-навязчивой идеи (а именно – идеи сохранения личной власти), стремился лишь всеми силами к отысканию неопровержимых улик против «мятежного» Верховного главнокомандующего[86].

Таким образом, можно сказать, что А. Ф. Керенский, движимый страхом потерять власть, из недоговорок и случайностей сфабриковал обвинение в заговоре и решил окончательно порвать с Л. Г. Корниловым.

Не обращая внимания на призывы Б. В. Савинкова не совершать опрометчивых действий, А. Ф. Керенский созвал заседание кабинета. Он сообщил министрам о том, что ему якобы стало известно, и потребовал предоставить ему диктаторские полномочия, чтобы он имел возможность противостоять военному перевороту. Министры согласились, что с генералом-заговорщиком надо покончить и всю полноту власти в сложившейся чрезвычайной ситуации следует передать А. Ф. Керенскому. С заседания А. Ф. Керенский вышел номинальным диктатором. И практически сразу он воспользовался полученной полнотой власти и отправил Л. Г. Корнилову телеграмму, в которой отстранял Л. Г. Корнилова от должности.

В 7 часов утра 27 августа эта телеграмма пришла в Ставку, чем привела Л. Г. Корнилова и генералитет в полное недоумение. Никто из них не знал, какое значение А. Ф. Керенский придал последнему своему разговору с Л. Г. Корниловым, все считали, что отношения министра-председателя и Верховного главнокомандующего пришли в норму и между ними достигнуто полное взаимопонимание. Содержание телеграммы же полностью противоречило этому убеждению. Кроме того, она была составлена не по форме - в ней отсутствовал обычный порядковый номер, и подпись была просто «Керенский» (даже без обозначения должности), хотя А. Ф. Керенский не имел права личным решением сместить Верховного главнокомандующего. Сделать это мог только кабинет министров.

О том, что ночью кабинет министров подал в отставку и А. Ф. Керенский принял диктаторские полномочия, в Ставке не знали. Потому вполне логичным шагом, а не проявлением неповиновения выглядит решение Л. Г. Корнилова не сдавать должность до полного выяснения обстоятельств. Странное поведение А. Ф. Керенского он объяснял тем, что, возможно, А. Ф. Керенский оказался захвачен большевиками и был вынужден действовать по их указке.

Ситуацию еще можно было как-то исправить, но вечером 27ого августа случилось непоправимое – в газетах появилось официальное заявление А. Ф. Керенского, где тот говорил о желании Л. Г. Корнилова получить всю полноту военной и гражданской власти и о своем решении сместить Л. Г. Корнилова.

Этого Верховный главнокомандующий уже не вынес. Утром 28ого августа по радио из Ставки было передано его гневное обращение к народу, отрицающее обвинения А. Ф. Керенского. В нем же Л. Г. Корнилов заявлял, что Временное правительство действует под давлением большевиков и в полном согласии с планами германского Генерального штаба, тем самым убивая армию и потрясая страну внутри. И одновременно он призывал всех русских людей встать на защиту гибнущей родины и клялся довести народ до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни[87].

Это уже действительно был мятеж. Выступление генерала Л. Г. Корнилова началось.

Подводя итог этой части доклада, можно сказать следующее:

Суматошные действия В. Н. Львова в сочетании с сомнениями и страхами А. Ф. Керенского привели к совершенно неожиданным и страшным результатам. Отношения между Л. Г. Корниловым и А. Ф. Керенским были разорваны, и Л. Г. Корнилов решился на вооруженное выступление.

Однако, как верно уточняет Р. Пайпс, «…Корнилов восстал лишь после того, как был обвинен в восстании…»[88].

Тому, как протекало выступление Л. Г. Корнилова и к каким результатам привело, посвящена следующая глава доклада.

Дата добавления: 2015-10-28