Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Верховный главнокомандующий и министр-председатель. Проблемы во взаимоотношениях

Обзор источников | Обзор литературы | Положение армии и общества в момент принятия Л. Г. Корниловым чина Верховного главнокомандующего | Цена, заплаченная за честолюбие А. Ф. Керенского |


Читайте также:
  1. A) Формулировка проблемы
  2. Актуальность и постановка проблемы исследования.
  3. Актуальность проблемы.
  4. Актуальность проекта, описание проблемы
  5. Актуальные проблемы лингвистики, перевода и международной коммуникации;
  6. Богословское осмысление проблемы
  7. Большие проблемы маленького моря

Началом конфронтации между главой Временного правительства А.Ф. Керенским и генералом Л. Г. Корниловым, можно считать день вступления Л. Г. Корнилова на должность Верховного главнокомандующего.

Получив назначение на этот высокий пост, Л. Г. Корнилов, по сути, повторяет то, что он сделал при вступлении на должность командующего Юго-Западным фронтом – отсылает Временному правительству телеграмму с требованиями. Только требования эти были уже несколько иными. Вот что писал в той телеграмме Л. Г. Корнилов:

«…Постановленіе Врем. Правительства о назначеніи меня Верховнымъ Главнокомандующимъ я исполняю, какъ солдатъ, обязанный являть примеръ воинской дисциплины, но уже какъ Верховный Главнокомандующій и гражданинъ свободной Россіи заявляю, что я остаюсь на этой должности лишь до того времени, пока буду сознавать, что приношу пользу родине и установленіию существующаго строя. Въ виду изложеннаго докладываю, что я принимаю назначеніе при условіяхъ: 1) отвьтственности передъ собственной совестью и всемъ народомъ, 2) полное невмешательство въ мои оперативныя распоряженія и потому въ назначенія высшаго команднаго состава, 3) распространеніе принятыхъ на фронте за последнее время меръ и на те местности тыла, где расположены пополненія для арміи…»[33].

Если первые требования Л. Г. Корнилова с точки зрения министра-председателя А. Ф. Керенского были приемлемыми хотя бы по своей сути, то за этой телеграммой должно было последовать «…немедленное устраненіе ген. Корнилова отъ должности съ преданіемъ суду по законамъ военнаго времени…»[34]

Как пишет историк Г. З. Иоффе, «…после корниловских «кондиций» прямо вставал вопрос: кто же будет возглавлять государство – правительство или Верховный главнокомандующий?...»[35].

Однако «скользкую» ситуацию замяли. Л. Г. Корнилов был слишком нужен правительству как популярная и сильная личность, с помощью которой можно было стабилизировать ситуацию в армии и в стране.

Г. З. Иоффе пишет, что в тот момент правительство только-только разрешило тяжелый кризис «…путем возобновления коалиции с представителями “цензовых” (буржуазных) элементов; устранение Корнилова, все более и более становившегося их кумиром, могло отрицательно повлиять на эту с таким трудом достигнутую политическую комбинацию…»[36].

Так или иначе, Л. Г. Корнилова, несмотря на его вызывающее поведение, оставили на его посту. Как вспоминает А. И. Деникин, «…в совете правительства, по получении ультимативного требования Корнилова, шли горячие дебаты, причем Керенский требовал, для поддержания авторитета верховной власти, немедленного устранения нового Верховного главнокомандующего…» Но правительство не согласилось[37].

Но ситуация требовала разъяснения, и поэтому к Л. Г. Корнилову был послан комиссар М. М. Филоненко. Тот заявил Л. Г. Корнилову, что его требование об ответственности перед народом и совестью может вызвать самые серьезные опасения, но, возможно, Л. Г. Корнилов подразумевает под ответственностью перед народом ответственность перед его единственным полномочным органом – Временным правительством. И Л. Г. Корнилов подтвердил понимание им своей ответственности именно в этом смысле[38].

Были ли эти слова искренними? Если бы Л. Г. Корнилов действительно стремился к неограниченной власти, получение которой подразумевал первый пункт его требований, то он вел бы себя не столь прямолинейно. Возможно, он и не подозревал, что из его слов можно сделать такой вывод. Даже А. Ф. Керенский отмечал, что «…во всемъ этомъ документе чувствовалась такая элементарная неграмотность въ вопросахъ государственныхъ, что просто рука не подымалась на этого мужественнаго солдата…»[39].

Но чего же на самом деле Л. Г. Корнилов хотел добиться первым пунктом своих требований? Взглянем на причины, побудившие его уйти с поста командующего Петроградским военным округом. Л. Г. Корнилова не устраивало то, что все его действия были скованы Советами. Возможно, в первом пункте своих «кондиций» он подразумевал именно что освобождение от контроля Советов, мешавших ему предпринимать необходимые, с его точки зрения, меры для спасения армии.

Так или иначе, отношения между правительством и Л. Г. Корниловым пришли в равновесие. Но неприязнь А. Ф. Керенского к Л. Г. Корнилову не исчезла, несмотря на то, что ситуацию удалось замять.

Приступив к исполнению обязанностей Верховного главнокомандующего, Л. Г. Корнилов сразу же начал набрасывать проекты законов, которые он считал необходимыми, чтобы вернуть армии ее былую боеспособность и мобилизовать всю страну на поддержку фронта. С его точки зрения, для поднятия боеспособности была необходима не одна армия, а три: армия в окопах, армия в тылу и армия железнодорожников. Все три армии должны были подчиняться железной дисциплине, одинаковой для армии, и для тыла. Основой дисциплины должно была стать широкое применение смертной казни как к мятежникам, отказывающимся исполнять приказы командования, так и к агитаторам, призывающим к этому неповиновению[40].

С этой идеей Л. Г. Корнилов в начале августа прибывает в Петроград для доклада Временному правительству о состоянии армии и положении на фронте. Как пишет в своих воспоминаниях Б. В. Савинков, «… он привез с собой изготовленную в ставке докладную записку, которая мне показалась не совсем удовлетворительной… Она не возвышалась до программы мероприятий общегосударственного значения, ибо не выходила за пределы узких интересов армии… В ней отсутствовала мысль об осторожной последовательности в делах осуществления необходимых реформ, как будто реформы эти действительно могли быть проведены одновременно и без предварительной подготовки…»[41].

Не впечатлила записка Л. Г. Корнилова и А. Ф. Керенского. Содержание ее было таково, что «…я считалъ невозможнымъ огласить ее во Врем. Правительствѣ. Тамъ былъ изложенъ цѣлый рядъ мѣръ въ огромномъ большинствѣ вполнѣ пріемлемыхъ, но въ такой редакціи и съ такой аргументаціей, что оглашеніе ея привело бы къ обратнымъ результатамъ. Во всякомъ случаѣ былъ бы взрывъ и при опубликованіи ея сохранитъ Корнилова Главнокомандующимъ было бы невозможнымъ…»[42] - пишет А. Ф. Керенский.

Одним словом, идеи Л. Г. Корнилова были приняты не слишком благосклонно, и никто не спешил воплощать их в жизнь. Что, безусловно, раздосадовало Л. Г. Корнилова.

Но еще более негативное впечатление на него произвело заседание Временного правительства, произошедшее 3-го августа. Во время него с Л. Г. Корниловым произошел неприятный инцидент, на который в дальнейшем он часто ссылался, объясняя причины своего выступления.

Как вспоминает А. И. Деникин, инцидент этот «…произвел глубокое впечатление на Корнилова…» [43].

Заключался он в следующем: А. Ф. Керенский остановил доклад Л. Г. Корнилова, когда последний коснулся вопроса о намеченной наступательной операции на Юго-западном фронте, а Савинков прислал записку, выражавшую неуверенность в том, что «сообщаемые Верховным главнокомандующим государственные и союзные тайны не станут известны противнику в товарищеском порядке»[44]. Л. Г. Корнилов «был страшно поражен и возмущен тем, что в Совете министров Российского государства Верховный главнокомандующий не может без опаски касаться таких вопросов, о которых он в интересах обороны страны считает необходимым поставить правительство в известность»…»[45].

Сходным образом комментирует произошедшее и историк Р. Пайпс. С его точки зрения, этот «…инцидент потряс Корнилова и … подорвал его доверие к Временному правительству…»[46].

Изумление и расстройство Л. Г. Корнилова подкреплял и тот факт, что в прессу каким-то образом просочился текст его докладной записки с планами реформ и милитаризации тыла, и «левая» печать развернула против него весьма агрессивную компанию. В смешанных чувствах генерал вернулся в Ставку, оставив Б. В. Савинкова и М. М. Филоненко. перерабатывать его доклад в соответствии с требованиями, предъявляемыми к законопроектам, чтобы представить его на рассмотрение правительства.

Спустя неделю (10 августа) Л. Г. Корнилов вновь прибыл в Петроград для обсуждения и утверждения его предложений. При встрече А.Ф. Керенский заявил ему, что с большинством мер, предлагаемых в записке, он согласен, однако вопрос о милитаризации заводов и железных дорог поставлен все же слишком резко и потому требует дополнительной проработки. Кроме того, встает очень важная проблема темпа проведения предлагаемых мер. Во всяком случае, необходимо время, чтобы превратить все это в законопроект и закон.

Проинформировать обо всем правительство А. Ф. Керенский даже не счел нужным.

Что же побудило А. Ф. Керенского притормозить воплощение в жизнь идей Л. Г. Корнилова? Он не мог не понимать, что меры сурового принуждения, предложенные Л. Г. Корниловым, могли еще, быть может, спасти армию, освободить окончательно власть от советской зависимости и установить внутренний порядок в стране. Но пойти на эти реформы означало для А. Ф. Керенского сделать наконец выбор между «правыми», буржуазными, и «левыми», социалистическими, силами. Чего тот отчаянно не хотел, предпочитая проводить политическое «лавирование». «…Теоретически Керенский мог махнуть рукой на Совет и сделать ставку на либералов и консерваторов. Но такой вариант был для него невозможен, поскольку его популярность в этих кругах, и так невысокая, особенно упала после июньского наступления и в результате той нерешительности, которую он выказал во время июльского путча…»[47] - пишет о сложившейся ситуации Р. Пайпс. По сути, социалисты (меньшевики и эсеры, составлявшие большинство в Советах) остались шаткой, но единственной опорой А. Ф. Керенского. И он категорически не хотел разрыва с ними.

Возможно, у подобной нерешительности была еще одна причина – через несколько дней в Москве должно было открыться Государственное совещание, и А. Ф. Керенский хотел сначала укрепить на нем свое положение у власти и только потом предпринимать ответственные политические шаги. На это совещание должен был приехать и Л. Г. Корнилов. Запретить ему выступить А. Ф. Керенский не мог, но до сведения Л. Г. Корнилова было доведено, что в своей речи он должен коснуться только стратегических вопросов. Л. Г. Корнилов в ответ на это пообещал воздержаться от резких выпадов.

Государственное совещание началось 13 марта. И на нем А. Ф. Керенский столкнулся с крайне неприятным для себя фактом. А именно – с невероятно выросшей популярностью Л. Г. Корнилова. «…Вера (если она вообще была) этих людей в том, что Керенский своими цветистыми призывами к «всеобщему согласию» отведет революционный порыв масс в тихое русло и растворит его там, почти иссякла. Их взоры теперь были обращены к Корнилову. Они ждали не “слова” Керенского, а “дела” Корнилова»[48] - пишет Г. З. Иоффе.

Верховному главнокомандующему, прибывшему 13 августа в Москву, была устроена восторженная встреча. Офицеры носили его на руках, звучали овации… На собрании делегаты от правого крыла шумно его приветствовали и довольно невежливо пытались принудить представителей левой стороны поступать так же (эта ситуация показывает, насколько неактуальны и нереальны были призывы А. Ф. Керенского к всеобщему единству). Речь Л. Г. Корнилова, в отличие от речи А. Ф. Керенского, была лаконичной и прямой. Верховный главнокомандующий говорил о возможных поражениях на Рижском фронте, которые могут открыть немцам путь на Петроград. Для защиты страны от этой угрозы необходимо, с его точки зрения, сразу же принять некоторые меры – меры, с которыми он уже ознакомил правительство и которые, он надеется, будут незамедлительно приняты. Речь Л. Г. Корнилова произвела на слушателей огромное впечатление.

Как пишет историк Г. М. Катков, «…главное значение речи Корнилова на Московском совещании заключалась в том, что из нее вся страна узнала о стремлении Верховного Главнокомандующего добиться от правительства проведения реформ, которые могли бы быть неприемлемы для Советов и для всех тех, для кого охрана “завоеваний революции” была важнее, чем военная победа…»[49].

Кроме того, по словам Г. З. Иоффе «…Государственное совещание, задуманное Керенским как мера сплочения и единения вокруг правительства, напротив, обнаружило углубляющийся общественный раскол. Оно к тому же показало крепнущую силу правого лагеря и нерешительность, половинчатость позиции соглашателей, поддерживающих Керенского, но явно не желающих «ожесточать» правых. Все прочнее складывалась убежденность: Керенский теряет престиж, шансы Корнилова растут…»[50].

И в заключение стоит процитировать еще одного историка, Р. Пайпса. «…Весь этот эпизод – пишет он, - стал для Керенского переломным в его отношениях с генералом. Оказанный Корнилову восторженный прием он воспринял как личное оскорбление…»[51].

Таким образом, можно сказать, что взгляды двух общественных лидеров, преследовавших, в общем, одинаковые цели (а именно - сохранение государства, установления спокойствия и приведение в порядок армии) расходились относительно методов их достижения. Л. Г. Корнилов требовал решительных и быстрых действий, А. Ф. Керенский же был не готов открыто выступить против Советов (а исполнение требований Л. Г. Корнилова обозначало именно это). Кроме того, А. Ф. Керенского уязвило то обожание, которое встретил Л. Г. Корнилов, прибыв в Москву.

Однако, несмотря на эти противоречия между Л. Г. Корниловым и А. Ф. Керенским, их взаимоотношения продолжались. Разрыв еще не был неизбежен, хотя до выступления генерала Л. Г. Корнилова оставались, по сути, считанные дни.

Вернувшись из Москвы 17ого числа А. Ф. Керенский вызвал к себе Б. В. Савинкова (к тому моменту получившего должность управляющего военным министерством) для разговора.

«…Он вызвал меня к себе и, очень волнуясь, сказал, что на Государственном Совещании “контрреволюция” подняла голову… Но вместе с тем он заявил мне, что из соображений государственных он вынужден… согласиться … по вопросу смертной казни в тылу. Тут же он приказал мне учредить междуведомственную комиссию при Военном Министерстве для разработки в спешном порядке законопроекта о военно-революционных судах…»[52] - так вспоминает свой диалог министром-председателем Б. В. Савинков.

К 20-му августу законопроект о смертной казни был готов. Принятие его явно ставило бы А. Ф. Керенского и Временное правительство в оппозицию к Петроградскому Совету. И потому «…Керенский согласился на объявление Петрограда и его окрестностей на военном положении и на прибытие в Петроград военного корпуса для “реального осуществления этого положения”, т.е. для действительной борьбы с большевиками… Казалось, Керенский окончательно и бесповоротно становится на дорогу, указанную ген. Корниловым…»[53].

В 20-х числах августа Б. В. Савинков прибыл в Ставку на совещание. Л. Г. Корнилов встретил его, будучи крайне недовольным колебаниями А. Ф. Керенского и ненадежностью Временного правительства, вызывавшего у него недоверие еще с начала августа. Но. Б. В. Савинков успокоил его, продемонстрировав еще не подписанный, но уже одобренный А. Ф. Керенским законопроект о казни в тылу и сообщив о решении министра-председателя объявить Петроград на военном положении.

Л. Г. Корнилов был весьма воодушевлен этими новостями и попросил Б. В. Савинкова передать, что «…каково бы ни было его личное отношение к министру-председателю, он, ген. Корнилов, будет для блага отечества верно служить Временному Правительству…»[54].

Б. В. Савинков и Л. Г. Корнилов обсудили границы военного положения для Петрограда и окрестностей и о направлении к Петрограду конного корпуса для подавления возможного выступления большевиков.

Еще в начале августа Л. Г. Корнилов отдал распоряжение генералу А.М. Крымову, командующему Третьим кавалерийским корпусом (состоявшим из 2-х казачьих дивизий и так называемой Дикой дивизии с Кавказа и считавшимся надежными и не разложенными большевистской пропагандой), занять позиции в Великих Луках, городе, находившемся на одинаковом расстоянии от Москвы и от Петрограда. Сделано так было потому, что Л. Г. Корнилова беспокоило состояние Рижского фронта, и он считал, что в случае его прорыва в столице могут начаться выступления большевиков, для прекращения которых потребуются вооруженные силы.

Именно этот корпус Л. Г. Корнилова попросили передислоцировать в пригород Петрограда, и он согласился выполнить просьбу.

Казалось бы, все складывалось гладко и отношения Л. Г. Конилова и А. Ф. Керенского пришли в норму, но тут в ход событий вмешался случай, и с таким трудом созданный союз был разорван.

 


Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 94 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Жизнь и карьера Л. Г. Корнилова. От сына казака к Верховному главнокомандующему| Львовиада» и обвинение Л. Г. Корнилове в подготовке заговора

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.02 сек.)