СС и немецкое движение сопротивления 2 страница

Лондон добился желаемого. По Богемии и Моравии прокатилась волна террора. 10 000 чехов были арестованы, не менее 1300 расстреляны, а деревня Лидице, находившаяся неподалеку от Праги, сравнена с землею за то, что ее жители будто бы оказали помощь террористам. Благодаря случайности, сами террористы тоже попали в руки гестапо.

Британский лейборист Рональд Паджет после войны отмечал, что партизаны довольно часто провоцировали репрессии со стороны оккупантов, чтобы вызвать ненависть к ним населения и вовлечь новых людей в ряды движения Сопротивления.

Последователем оккупационной политики Гейдриха стал по иронии судьбы человек, которого тот недолюбливал, — Вернер Бест, группенфюрер СС, один из основателей аппарата гестапо, назначенный в августе 1942 года министериальдиректором министерства иностранных дел рейха.

Для решения кризиса, возникшего между Данией и третьим рейхом, Бест в конце 1942 года был направлен в Копенгаген. Несмотря на оккупацию, Дания продолжала сохранять свои конституционные институты. По какой‑то причине Гитлер почувствовал себя оскорбленным датским королевским домом и правительством и, воспользовавшись случаем, пожелал поставить на решающие правительственные посты датских национал‑социалистов. Осенью он прервал отношения с королевским домом и отозвал имперского особоуполномоченного и командующего немецкими войсками в Дании. Диктатор, назначив нового имперского представителя, планировал добиться отставки датского правительства и включения в состав нового кабинета министров национал‑социалистов.

Для выполнения этой миссии Иоахим фон Риббентроп избрал группенфюрера СС Беста, который считался энергичным и предприимчивым человеком. Бест, однако, очень быстро разобрался в том, что требования Гитлера приведут к срыву немецкой оккупационной политики в Дании. Да и датский рейхстаг никогда не согласится с назначением национал‑социалистских министров. И он пошел на то, что еще никто из министерства Риббентропа не осмеливался: про игнорировал приказ фюрера. Эсэсовец нашел общий язык с датскими политиками, и датские нацисты не прошли. Членам же национал‑социалистской партии Дании он разъяснял, что те наносят немецкой оккупационной политике больше вреда, чем пользы. Когда эта партия на выборах в рейхстаг в марте 1943 года получила всего три мандата, Бест уговорил ее фюрера Фритса Клаузена уехать из Копенгагена.

Не поднимая никакого шума, Бест решил проводить в Дании такую оккупационную политику, которая представлялась ему более рациональной. Он намеревался добиться в своей вотчине спокойствия и стабильности, для чего был готов выступить против кого угодно — как немецких союзников, так и участников движения Сопротивления, и даже самого Гитлера.

Его гибкая, основанная на железной логике политика наткнулась, однако, на недовольство Гитлера. С провалом датских нацистов в штаб‑квартире фюрера еще как‑то смирились, но излишне мягкое отношение к сопротивленцам вызвало возмущение диктатора. В Дании повторилось то же, что произошло в Чехословакии. Подготовленные в Англии датские участники сопротивления развернули в протекторате Беста пусть и небольшую, но самую настоящую войну против немецких оккупационных властей. Не в последнюю очередь они преследовали цель вызвать репрессии со стороны немцев, чтобы поднять на борьбу с ними инертное население. Но дипломат Бест старался избегать излишней жестокости, нацеливая военных и полицию безопасности на проведение коротких и строго определенных карательных акций. Чтобы не вызывать озабоченности в министерстве иностранных дел, он в своих донесениях не показывал истинного размаха движения Сопротивления. Грубой и неотесанной реакции Гитлера Бест опасался больше, чем партизан.

Ежедневные донесения командующего немецкими войсками в Дании верховному главнокомандованию вермахта резко отличались от сообщений Беста, поэтому Гитлер, полагая, что имперский наместник его обманывает, распорядился проводить широкомасштабные акции возмездия против датских партизан. Он считал, что в противном случае возникнет опасность потери датского моста в Норвегию. Бесту же Гитлер отдал приказ потребовать от датского правительства в ультимативной форме создания региональных судов для ускоренного осуждения датских подпольщиков за нападения на представителей оккупационных властей. Бест сразу же ответил, что датское правительство не примет ультиматума. И на самом деле через несколько дней кабинет министров отклонил ультиматум и 29 августа 1943 года в полном составе подал в отставку. В ответ на это командующий немецкими войсками объявил о введении чрезвычайного положения в стране.

Бест прекрасно понимал, что гитлеровская политика силы — только на руку партизанам, тем более, что фюрер приказал ввести и в Дании жесткие методы борьбы с участниками движения Сопротивления. 30 декабря 1943 года Бест был вызван в штаб‑квартиру фюрера. Гитлер заявил, что антинемецкий террор в Дании может быть сокрушен только усиленным контртеррором, и приказал на каждый акт саботажа датских подпольщиков отвечать жестко — в соотношении пять к одному — против их родственников, пособников партизан и лиц, субсидирующих их материально. Бест заявил, что контртеррор ни в чем датчан не убедит. Гораздо эффективнее будет проведение судебных заседаний военных трибуналов, на которых террористов стали бы судить по всем правилам законов военного времени. Адвокатская логика Беста, однако, только озлобила Гитлера, считавшего профессию юриста самой ничтожной.

В соответствии с приказом Гитлера на Данию обрушился поток репрессий. И Бест был вынужден принимать участие в акциях контртеррора против своей воли, пытаясь все же как‑то их стабилизировать. Вместе с начальником полиции безопасности ему удалось довести гитлеровское соотношение репрессалий от 5:1 до 1:1 и ввести полевые суды.

Такой характер деятельности Беста не укрылся от внимания Гитлера. 3 июля 1944 года Риббентроп направил Бесту депешу:

«На основании донесений о положении в Дании, фюрер резко раскритикован вашу политику в отношении датчан. По его мнению, ухудшение положения в стране связано с введением судов».

Риббентроп потребовал немедленного представления подробного доклада о состоянии дел, обратив особое внимание на вопрос, «почему, несмотря на указание фюрера, в противодействие актам саботажа не проводился контртеррор, а были задействованы в основном суды». Вновь Бест был вызван к Гитлеру, и 5 июля явился в штаб‑квартиру фюрера.

«Некоторые господа хотят быть более умными, чем я», — бушевал диктатор.

Гитлер повторил свой приказ в отношении контртеррора и потребовал от имперского наместника не проводить собственную политику. Когда Бест попытался возразить, фюрер заорал на него: «И не желаю больше ничего слушать».

Бест отдал честь и вышел. Он все же доложил свои соображения Риббентропу. Министр задумался, а потом сказал:

«Поступайте, как считаете правильным и целесообразным. Но приказы фюрера должны выполняться».

Из этого примера можно видеть, что представления Гитлера и «черного ордена» о великогерманской оккупационной политике не всегда были идентичными. Разница проявилась еще отчетливее в вопросе по отношению к так называемым германским народам[144]. Если Адольф Гитлер, несмотря на всю прогерманскую фразеологию, оставался националистом вильгельмовского толка, видя в любом надгосударственном образовании национальное предательство, то руководство СС стремилось к созданию великогерманской империи, мечтая о межнациональном братстве в новой эре, естественно, при немецком руководстве.

Гиммлер сказал однажды, что, по его мнению, следующим рейхсфюрером СС, возможно, будет и не немец.

Гитлер при любом случае высмеивал страсть Гиммлера к экспериментам, считая, что без идеологической подготовки любой германский доброволец СС «будет чувствовать себя предателем собственного народа». Как отметил историк Пауль Клюке, в противоположность гитлеровской националистической программе в СС превалировала «более самостоятельная, исходившая из других критериев политика». У Гиммлера он обнаружил даже «большую готовность отобрать из ненемецких граждан нордические элементы, то есть произвести своеобразный их отлов, в чем сомневался Гитлер».

Брешь между Гитлером и руководством СС становилась заметнее по мере того, как Гиммлер все более увлекался своей программой германизации и стал занимать ключевую роль в вопросе оккупационной политики в захваченных странах. В кругах СС она стала называться «германо‑нордической». Привлечение германских добровольцев в войска СС и разноголосица немецких представителей в оккупированных странах побудили Гитлера назначить шефа СС высшим лицом в нордических странах. В главном управлении СС был поэтому создан «германский отдел», который возглавил швейцарский военный врач доктор Франц Ридвег, зять генерал‑фельдмаршала Вернера фон Бломберга. Этот отдел имел свои представительства в столицах Норвегии, Дании, Голландии и Бельгии и создал сеть пангерманских опорных пунктов СС.

В них осуществлялась вербовка рекрутов в войска СС, патронаж местных эсэсовских филиалов, при которых создавались учебные центры. Они покупали местные издательства и основывали новые газеты, а также поддерживали связь с национал‑социалистскими лидерами этих стран, находившимися в оппозиции к своим собственным властям. Фанатики из числа местных эсэсовцев грезили о создании великогерманской империи. Шеф главного управления СС Готтлоб Бергер даже провозгласил: "Германские добровольцы войск СС… совместно с членами немецких охранных отрядов создадут фундамент, на котором будет построена великая Германия.

В протоколе совещания руководства СС от 8 октября 1942 года было записано: «Ответственность за нордические страны возлагается на рейхсфюрера СС. Поэтому наша задача должна заключаться в том, чтобы подготовить возможность для фюрера в последующем объединить их в великогерманской империи, куда они войдут, сохраняя народные традиции и свою культуру».

Имперские иллюзии германских эсэсовцев однако разрушались, сталкиваясь со звериным инстинктом диктатора, который даже не помышлял предоставить нордическим странам хоть какую‑то автономию. К тому же большинство оккупированных немцами стран находились официально в состоянии войны с Германией. И поскольку Гитлер не был готов заявить, какой суверенитет он намерен предоставить нордическим странам в проектируемой «германской империи немецкой нации», вся великогерманская пропаганда оказывалась безуспешной.

Молчание Гитлера сильно мешало практической работе СС. В частности, вербовка в войска оказалась почти полностью парализованной. Группенфюрер СС Бергер докладывал в 1943 году о положении в Норвегии:

"Приток добровольцев полностью прекратился. Несмотря на все старания, вербовочная работа идет безуспешно, так как у нее нет основы… Вопросы норвежских эсэсовцев становятся из месяца в месяц все настойчивее: «Что будет с нами после войны?»

Бергер буквально осаждал рейхсфюрера СС просьбами добиться того, чтобы Гитлер заключил с Норвегией мирный договор. 25 сентября 1943 года он заявил: «Поскольку нам придется исчерпать военную силу нордических стран, полагаю, что мы вправе снова поставить перед фюрером этот вопрос, хотя он уже и отклонял его, в связи с предстоящими мероприятиями по рекрутированию населения».

Но Гитлер так и ничего и не ответил. Несколько позже Гиммлер поручил рейхскомиссару Иосифу Тербовену зачитать норвежскому правительству заявление Гитлера о предоставлении норвежскому народу внутреннего суверенитета в ближайшем будущем. В донесении о реакции норвежцев на это заявление говорилось: «Оно настолько растяжимо и расплывчато, что имеющие власть могут делать с ним все, что угодно. В действительности же ничего не изменилось».

В связи с гитлеровской тактикой умалчивания руководство СС стало давать своим германским подданным политические обещания на свой собственный страх и риск. Так, летом 1942 года обергруппенфюрер СС Йеккельн заявил латышским офицерам, что «в великогерманской империи и латвийский народ получит свое место под солнцем».

Несколько позже он конкретизировал свое высказывание: «Уже сейчас Латвия имеет самоуправление и нисколько не ограничена в области культурной жизни. Ее экономика начинает оживать. В подобной же степени Латвия и после войны сможет всецело пользоваться своей самостоятельностью и расцветет во всех отношениях, присоединившись к империи».

Министерство по восточным делам с возмущением откликнулось на это выступление. Заместитель министра Майер заявил 14 августа 1942 года: «В задачу высших чинов СС и полиции не входит толкование возможных путей развития Латвии в будущем».

Йеккельн был не единственным, кто понимал, что кроме общих предначертаний Гитлера надо проявлять и собственную инициативу, чтобы не потерять почву под ногами в оккупированных областях. Приходилось идти по узенькой тропинке между разрешенной политикой и гневом диктатора. Группенфюрер СС Отто Густав Вехтер, губернатор Галиции, выступал за заботливое отношение к полякам, хотя и получил приказ об их изгнании с собственных земель в целях создания лучших условий для немецких поселенцев. Его коллега, Курт фон Готтберг, генеральный комиссар Белоруссии, поддерживал идею создания местного самоуправления, хотя Гитлер был против любой формы автономии.

События 20 июля 1944 года еще более ослабили связи Гитлера с СС. Дело в том, что в сознании некоторых высших руководителей произошло непредвиденное — изменение отношения к войне с Россией.

Вначале у них и у Гитлера была общая концепция по России: отхватить громадный «пирог», резко сократить численность населения страны, а освобожденные таким образом земли заселить немцами. Идеологи СС объявляли миллионы славян «недочеловеками», не имевшими никакой культуры, которых можно было приравнять разве лишь к насекомым. В известной тогда брошюре «Недочеловек», изданной главным управлением Бергера, растолковывалось, почему славяне — неполноценные люди: «Недочеловек, являющийся на первый взгляд подобным нам биологическим явлением природы с руками, ногами и каким‑то мозгом, глазами и ртом, представляет собой на самом деле тварь, внешне похожую на человека, но стоящую в духовном отношении на одной ступени с животными. Внутри этой креатуры царит ужасный хаос безудержных страстей: стремление к разрушению, примитивные желания, пошлость и низость».

Зверства карательных отрядов, массовые расстрелы советских военнопленных гестаповцами, эксцессы отдельных солдат и целых подразделений войск СС по отношению к мирному населению показывают, какое влияние имели эти высказывания на сознание немцев. СС стала бичом оккупированных районов России. Тысячи глаз «черного ордена» следили за тем, чтобы ни один немецкий солдат не заводил братских отношений со «славянскими недочеловеками». Главное управление имперской безопасности срывало любые попытки, немецких военных и администрации предоставить политическое самоуправление жителям восточных районов и тем самым вызвать у них симпатии к рейху. Гиммлер расценивал такие попытки как предательство в отношении миссии немцев на Востоке. Те, кто намеревался привлечь русских к участию в антисоветском крестовом походе в качестве помощников, а тем более союзников, саботировали, по мнению Гиммлера, программу установления немецкого господства на Востоке. Поэтому он и противился любому проявлению местного самоуправления. Оперативные группы СС при согласии командования вермахта разогнали украинское национальное правительство и арестовали его лидеров. Полиция безопасности ликвидировала националистическую группу в Белоруссии, с помощью которой гауляйтер Кубе собирался образовать местное самоуправление. Руководство СС отклонило предложения пленных советских генералов (в том числе Власова) о совместной борьбе против Сталина.

Однако самые жесткие идеологические установки не могли закрыть немцам глаза на реальную действительность. Два года кровавой отрезвляющей войны в России оказались фактором, развеявшим легенду о недочеловеках. Уже в августе 1942 года в одном из сообщений о внутриполитическом положении в рейхе отмечалось, «что в немецком народе появилось суждение: он, то есть народ, по‑видимому, стал жертвой определенных махинаций. Большое количество советского оружия, его тактико‑технические характеристики и наличие крупной промышленности произвели ошеломляющее впечатление на немцев и разрушили определенные аргументы нацистской пропаганды, превратно представившие сущность Советского Союза, Возникает вопрос, каким образом большевизму удалось достичь всего этого?»

Фюреры СС были одними из первых, кто перестал воспринимать ложь о «недочеловеках». Каждая минута, проведенная в грязи и дерьме, свидетельствовала, что это реально означало — воевать против русских. Рейхсфюрер СС получил немало горьких писем, выражавших недовольство идеологическим вздором нацистов. Командир дивизии СС «Викинг» Феликс Штайнер, например, заявил, что войну можно выиграть только в том случае, если учесть стремление украинцев к созданию собственного государства и использовать их бок о бок с немецкими частями в борьбе против общего противника — Советов. На это Гиммлер ответил: «Не забывайте о том, что эти „добрые и милые“ украинцы в 1918 году убили фельдмаршала фон Айххорна».

На заявления целого ряда эсэсовских военачальников о необходимости критического переосмысления догмы о «недочеловеках» и создания новой европейской концепции, Гиммлер отреагировал следующим заявлением: «Разговоры о единстве Европы есть не что иное, как пустая болтовня. О включении в эту Европу украинцев и русских не может быть и речи. Я запрещаю раз и навсегда поддерживать в любой форме этот путь, однозначно отвергнутый фюрером».

Гиммлер опасался не только краха мировоззрения, но и гнева диктатора, запрещавшего любые уступки национальным интересам народов Востока.

Когда же он стал планировать набор рекрутов в войска СС в Эстонии, Литве и Латвии, то знатоки народного права заявили ему о необходимости некоторых изменений в оккупационном статусе и введении определенной автономии в прибалтийских государствах. И Гиммлер пришел к выводу, что три этих государства должны обрести суверенитет под «защитой» великогерманского рейха, который будет контролировать их военную и внешнюю политику. Но отстоять эту идею у фюрера ему не удалось. 8 февраля 1943 года Гитлер отклонил проект автономии, предложенный Гиммлером.

Действительность однако разрушала антирусские догмы одну за другой. Бывший военный министр Латвии Рудольф Бангерскис принял энергичные меры к тому, чтобы в войска СС пошел поток добровольцев. И тогда Гиммлер посчитал для себя возможным еще раз возвратиться к вопросу об автономии прибалтийских государств. В ноябре 1943 года он вновь предстал перед Гитлером, но тот опять отклонил его предложения. Министр по восточным делам Альфред Розенберг отмечал по этому поводу: «В ходе беседы фюрер неоднократно говорил, что он никогда и не собирался отказываться от этих стран. Но он внутренне против проявления далеко идущей любезности по отношению к ним в столь тяжелое время».

Как отмечал американский историк Александр Даллин, несогласие Гитлера с «антивосточной» политикой СС заставило Гиммлера задуматься. Да и аппетит на новых рекрутов в войска СС из числа народных масс Востока у него сильно возрос. Так что ему приходилось шаг за шагом отказываться от прежних трактовок идеологии «недочеловеков».

За прибалтами очередь дошла до украинцев. Губернатор Галиции бригадефюрер СС Отто Вехтер еще весною 1943 года приступил к формированию дивизии СС «Галиция» из украинских добровольцев. Гиммлер его поддержал, исходя из того, что Галиция охватывала районы Западной Украины, ранее входившие в состав австро‑венгерской монархии, население которых проявляло лояльное отношение к немцам.

Когда число добровольцев достигло 30 000 человек, Вехтер обратился к Гиммлеру с предложением утвердить украинское название дивизии. Но Гиммлер испугался: ведь упоминание об Украине означало бы поощрение украинского национализма и могло быть воспринято как предательство дела немецкой колонизации Востока. Да и что скажет Гитлер? Поэтому 14 июля 1943 года он издал распоряжение:

«Всем начальникам главных управлений. При упоминании галицийской дивизии запрещаю вести разговор об украинской дивизии и об украинском народе вообще».

Вехтер попытался возразить Гиммлеру в своем послании 30 июля:

«Если отказаться от наименования дивизии „Украина“, это может быть воспринято украинским народом как денационализация и ослабит его сопротивление большевистским соблазнам, что не в интересах Германии».

Гиммлер не отменил своего распоряжения, но заявил, что не будет никого наказывать за использование названия «Украина». В 1945 году он пошел еще дальше, объявив о преобразовании галицийской дивизии в «1‑ю дивизию украинской национальной армии». Украинский генерал Шандрук стал первым «недочеловеком», надевшим форму группенфюрера СС.

Другие народы Востока также оказались достойными внимания СС. К украинцам добавилась бригада под командованием русского проходимца Каминского. За ней последовала белорусская дивизия СС. Вскоре к ним присоединились казачьи подразделения, сформированные генерал‑лейтенантом вермахта фон Паннвицем. Не обошлось и без советских мусульман.

Ряд офицеров вермахта и абвера уже давно высказывали мысль о необходимости формирования из советских военнопленных русской освободительной армии, которая могла бы выступить против общего врага, получив заверения в полном суверенитете России после окончания войны. Эта армия должна была быть не просто «вспомогательной силой», а равноправным союзником Германии.

Случай выдвинул на роль ее командующего генерал‑лейтенанта Андрея Власова, участника обороны Москвы, бывшего командующего 2‑й советской ударной армией на Волховском фронте, попавшего в плен к немцам в 1942 году. Военнопленный Власов заявил о своей готовности выступить совместно с немцами против Сталина. При поддержке некоторых молодых немецких офицеров, действовавших по собственной инициативе, Власов начал вербовочную работу в лагерях военнопленных. Ему удалось склонить к сотрудничеству довольно большое число.

Однако этот проект вызвал гнев у диктатора. Гитлер запретил вступать в любые переговоры с представителями русского национализма, так как считал, что они только помешали бы эксплуатации восточных территорий и духу колониальной политики национал‑социализма. 8 июня 1943 года он заявил: «Я никогда не сформирую русскую армию, которая стала бы призраком первостепенной важности. И пусть ни у кого не создается впечатление, что мы… собираемся создать русское государство. Некоторые считают, что тогда был бы полный порядок, и мы получим миллион солдат. На самом же деле мы не получим ничего, ни одного человека, совершив лишь безумный поступок».

Друзья Власова были вынуждены капитулировать. Только небольшая кучка энтузиастов продолжала верить в возможность власовского движения. К их числу относились некоторые лидеры гитлеровской молодежи, национал‑социалистские интеллектуалы, несколько офицеров и женщина по имени Мелитта Видерман, которая всячески пыталась познакомить Власова с влиятельными людьми третьего рейха. Урожденная петербурженка, секретарь редакции геббельсовского печатного органа «Атака» и постоянный автор антикоминтерновского сборника «Действие», она пришла к мысли найти поддержку власовского движения в рядах эсэсовского руководства. Ей удалось устроить встречу Власова с губернатором Галиции Вехтером на квартире своих родителей. И группенфюрер СС обещал поддержку. Но Гиммлер не решился воспротивиться приказам фюрера, сказав: «Мы не можем согласиться с идеей этого русского генерала, так как в подобном случае будем содействовать созданию новой русской нации».

Мелитта Видерман не отступилась от своего и стала атаковать магистра «черного ордена» письмами и посланиями, который судорожно цеплялся за устаревшие догмы.

"Теория «недочеловеков» в отношении восточных народов и прежде всего русских опровергнута практикой жизни, — писала Видерман Гиммлеру 26 мая 1943 года. — Они превосходно сражаются, жертвуя всем для своего отечества, они производят оружие не хуже нашего… Использование в рейхе миллионных масс восточных рабочих, а завтра и применение миллионных армий, сформированных из местных жителей, требуют устранения из нашей пропаганды теории «недочеловеков».

5 октября 1943 года Гиммлер прочитал ее новое послание: «Наши лозунги о „недочеловеках“ помогли Сталину организовать общенародную войну. Ненависть к нам безгранична… В то же время абсолютно ясно, что все русское крестьянство, значительная часть интеллигенции, а также средний и высший командный состав Красной Армии являются противниками большевизма и Сталина. Но мы своей политикой поставили этих людей в трагическое положение: либо сражаться за Сталина, либо поставить свой народ и самих себя в положение бесправных рабов, жителей разграбленной колониальной страны. А ведь „недочеловеками“ объявлен один из самых одаренных народов, относящихся к белой расе. Единственным выходом из создавшегося положения является новая восточная политика, создание на Востоке национальных государств и формирование русской освободительной армии… Дальнейшее продолжение тупой политики становится воистине опасным делом, если к тому же не видеть причин изменчивости военного счастья».

Когда Кассандра захотела лично изложить Гиммлеру свои идеи, он уклонился от встречи, забаррикадировавшись, как обычно, приказами фюрера. Секретарь рейхсфюрера СС Рудольф Брандт написал фрау Видерман по его заданию нижеследующее: «Я не хочу вдаваться в подробности. Могу лишь сообщить вам, что фюрером по вопросам, связанным с Власовым, даны мне четкие указания».

Вопрос о власовском движении мог бы заглохнуть совсем, если бы не штандартенфюрер СС Гюнтер д'Альквен, начальник службы военных корреспондентов, который постепенно, шаг за шагом, применяя шоковую терапию и хитрость, оказывал на Гиммлера определенное воздействие, отдаляя его от антирусского образа мышления фюрера. Во время совместного полета на фронт в сентябре 1943 года Гиммлер показал ему брошюру «Недочеловек». Д'Альквен, немного подумав, выругался. "Брошюра эта — полнейшая чепуха, — сказал он. — Наши солдаты на фронте не знают ни сна ни отдыха. Можете мне поверить, что, увидя такую брошюру, они зададут простейший вопрос: «Противник дает нам здорово прикурить, у него танки получше наших, он здорово разбирается в вопросах тактики и стратегии. И что же, это все — „недочеловеки“? Тогда мы — плохие сверхчеловеки! Эти так, называемые недочеловеки творят чудеса, принося величайшие жертвы во имя своей страны, и проявляя невиданную сплоченность».

Гиммлер даже отпрянул от неожиданности и произнес:

«Что это за тон?»

«Это тот тон, рейхсфюрер, который я теперь постоянно слышу от наших солдат, — ответил д'Альквен. — После двух лет войны с противостоящим противником мы не можем более оперировать подобными теориями».

Гиммлер с недовольством прервал разговор. Слова шеф‑пропагандиста однако не давали ему покоя, и он через несколько дней вызвал его к себе. В новой беседе рейхсфюрер СС уполномочил д'Альквена вести на фронте психологическую обработку частей советской армии совместно с представителями власовского движения. Естественно, только в рамках, разрешенных Гитлером, то есть обещая перебежчикам вступление в русскую освободительную армию, которой не было и не будет.

Д'Альквен не стал высказывать своих сомнений и приступил к работе. На участке корпуса другого критика догмы о «недочеловеках», обергруппенфюрера СС Штайнера, д'Альквен начал операцию «Зимняя сказка» — первую из многих пропагандистских акций, преследовавших цель склонить советских солдат к переходу на сторону немцев. Эта операция наилучшим образом воздействовала и на идеологию Гиммлера. Привлекая к ней все большее число приверженцев Власова, д'Альквен в конце концов уговорил своего шефа протянуть руку самому Власову. Если в октябре 1943 года рейхсфюрер СС называл его «одним из опаснейших большевиков», то теперь он разрешил ему сформировать две русские дивизии, сказав при этом: «Желаю вам полного успеха в интересах нашего общего дела».

Хотя Гиммлер никогда не смог освободиться от страха, что фюрер не простит ему заигрывания с русским националистом Власовым, союз СС с бывшим советским генералом казался ему якорем спасения — последней иллюзией возможности изменения немецкой восточной политики. Ряд памятных записок свидетельствует о том, что критики гитлеровской захватнической политики видели только в СС реальный инструмент возможных реформ.

Мелитта Видерман заявила о себе снова, написав рейхсфюреру СС:

«Темп развития власовской акции не имеет ничего общего с методами авторитарного государства. Это — темп отсутствия решительности и упущенных возможностей».

Группенфюрер СС фон Готтберг, протектор Белоруссии, также был разочарован. «Напоминаю, — сообщал он, — что еще с зимы 1941/42 года я неоднократно указывал, как устно, так и письменно, на необходимость изменения основных наших мероприятий. По моему глубокому убеждению, в характере восточных народов заложен интерес в основном к реалиям настоящего. А предпосылки к благополучному окончанию войны тогда были как никогда благоприятными именно для нас».

Наиболее остро критиковал немецкую оккупационную политику генеральный комиссар Крыма Альфред Фрауэнфельд. При этом он использовал столь резкие выражения, что впоследствии нюрнбергский обвинитель Роберт Кемпнер, прочитав его записки, воскликнул с удивлением: «То, что вы написали, просто поразительно».

Фрауэнфельд усматривал в оккупационной политике венец неправильного отношения к местному населению, которое с восторгом встречало немцев как освободителей, а через год стало уходить к партизанам в леса и болота, что оказало негативное влияние на ход событий на Востоке. Он, в частности, оценивал происходившее следующим образом:

Дата добавления: 2015-10-28