12 страница. — Надо было охрану нанять, — коньяк ударил в голову Корсакову

— Надо было охрану нанять, — коньяк ударил в голову Корсакову, он осмотрелся в поисках пепельницы, не нашел и стряхнул пепел на пол.

— В охране не было необходимости.

— У вас там сигнализация, что ли, была?

— В некотором роде — да. Никто чужой открыть комнату не мог, — магистр замолчал, как бы давая Корсакову время обдумать его слова.

— Как видите — смогли. Я и Трофимыч… — Игорь осекся, уставившись на собеседника, — простите, что вы сказали?

— Чужой открыть комнату не смог бы. Да, да, Игорь Алексеевич. Вы — не чужой. И видимо у вас были свои мотивы, мне неведомые, если вы сломали печать раньше времени. А как только печать была сломана — мы об этом узнали.

— Свой — чужой… что, опознаватель, как в авиации? А мотивов у меня не было, обычное любопытство, — Корсаков закинул ногу на ногу, — что за мистические бредни вы мне рассказываете, милостивый государь.

— Не забывайте, где находитесь, господин Корсаков, — собеседник лишь немного повысил голос, но эхо его прокатилось меж стен, отражаясь от резных панелей, — у нас к вам еще много вопросов и будем мы говорить, как друзья, или в ином качестве, зависит от вас.

— Друзья? Вы зачем Трофимыча убили? — угрюмо спросил Корсаков, подавшись в кресле вперед, — чем он вам помешал?

— Вот он как раз был чужой, — отрезал магистр.

— А банкир?

— Тоже.

— Леонид Шестоперов?

— Это еще кто? — удивился собеседник.

— Художник. Ваши подручные его изуродовали.

— А‑а, это с кем вы коньяк продавали. Нет, это не наша работа. Тут мы опоздали, не то… Кстати, ни банкир, ни ваш Трофимыч не знали ничего, о чем мы спрашивали. Они случайно прикоснулись к тайне. По вашей вине, между прочим. Пришлось подарить им покой.

— Надеюсь, меня вы избавите от такого подарка, — Корсакову вдруг показалось, что в комнате стало холодно. — А для чего вы устроили пожар в мастерской?

— Не много ли вопросов, Игорь Алексеевич? — снова усмехнулся собеседник, — впрочем, я понимаю ваше любопытство. Пожар устроили не мы. Человек, которому мы поручили купить у вас две картины, проявил излишнюю самостоятельность и чрезвычайную жадность. Видимо, он решил, что если мы платим за картины хорошие деньги, то кто‑то заплатит больше. Уж не знаю почему, но не найдя нужных картин, он украл, что смог и устроил в вашем жилище пожар. Он ошибался — картины нужны нам не потому, что написаны вами, а из‑за того, что на них изображено. Почти двести лет назад ваш предок неосторожно, сам того не ведая, наложил на свой род нечто вроде заклятья. Его потомки ощутили это на собственной судьбе, а в вас, уважаемый, заклятье проявилось наиболее неприемлемым для нас порядком. То, что вы изобразили на полотнах, это отголосок так называемых наведенных сновидений. Обычно они забываются, стоит человеку проснуться. Вы их понять не в состоянии, но сведущему человеку они кажут много. Непозволительно много. Скупщик картин был нами наказан за инициативу.

— Вечным покоем?

— Нет, вечными муками. Позвольте не пояснять, какими способами можно превратить человека в растение, оставив ему разум, чтобы до конца осознавать свое падение. Но среди украденных им картин мы не обнаружили нужные нам. Где они?

— В надежном месте, — мстительно сказал Корсаков.

— У нас есть их репродукции. Во время одного из ваших э‑э… загулов, уж простите за такое выражение, наш человек сделал с картин копии, но нам хотелось бы иметь оригиналы. Вот, полюбуйтесь — он достал из стола фотографии и пустил их по столу в сторону Корсакова. Тот на них даже не взглянул, — вы понимаете эти знаки?

Корсаков опустил глаза и увидел увеличенный фрагмент картины «Знамение».

— Ни черта я не понимаю, — раздраженно сказал он, — написал что‑то в полубреду. Что взбрело в голову, то и изобразил. Я даже не знаю, на каком это языке.

Магистр поднялся из кресла и, подойдя к полкам, достал увесистый фолиант. Вернувшись к столу, он раскрыл книгу и положил ее перед Корсаковым.

— Это не язык. Это, молодой человек, шифр тамплиеров. Текст, который вы изобразили на картине, представляет собой недостающую запись из блокнота человека высокого уровня посвящения. Сам текст является предсказанием всех существенных событий в России, начиная с тысяча восемьсот двенадцатого года по год нынешний. Запись была утрачена и мы не знали, по какому сценарию будут развиваться события, а следовательно не могли вмешаться. Человек, записавший эти знаки, по нашей терминологии назывался сдающим. Он был немолод, но вполне здоров и погиб случайно. Ни ученика, ни наследника, которому он передал бы свои знания, он не оставил. Только этим объясняются потрясения, обрушившиеся на страну. Самые могущественные люди, Высшие Посвященные, были слепы и бессильны, — в голосе магистра зазвучала неподдельная горечь.

— Но я‑то в чем виноват? — спросил, невольно проникаясь состоянием собеседника, Корсаков.

— Вы конкретно ни в чем. Даже предок ваш, Алексей Васильевич Корсаков, тоже ни в чем не виноват. Разве что в излишнем стремлении проявить героические свойства своей натуры. Юности присуща тяга к подвигу. Его горячность стоила очень дорого, хотя без его вмешательства все стало бы еще хуже. Не подозревая, он оказал ордену услугу. Возможно, я как‑нибудь расскажу вам подробности этой истории — она записана со слов присутствующего при тех событиях хорунжего Войска Донского Георгия Ивановича Головкова. Однако, вернемся к картине и к колоде карт. Да, да, Игорь Алексеевич, — утвердительно кивнул магистр, заметив недоуменный взгляд Корсакова, — карты Таро играют в нашей истории одну из центральных ролей. Таро Бафомета — одна из главных тайн истинного масонства. В мире существует лишь девять колод, изготовленных правильным способом. Два века Высшие Посвященные, правящие Россией, били лишены возможности выполнять собственные расклады и были вынуждены плестись в хвосте событий. Сдающий карты — человек с особым даром медиума и провидца. Он не только способен по картам предсказать будущее, но и структурировать ход событий. Иногда, угадав расклад, проведенный сдающим из противоборствующего ордена, он может переиграть, круто изменив предначертанное. Это — битва за Будущее, истинная астральная битва. А в мире профанов, на физическом плане, текут вследствие этой битвы реки крови. И вот мы лишились и сдающего и самих карт — где они были спрятаны, знал только сдающий. Подозреваю, что он хотел уберечь карты от превратностей войны, но судьба распорядилась иначе. В истории ордена было много драматических событий, но ни одно не сравниться по трагизму с ситуацией, возникшей осенью тысяча восемьсот двенадцатого года. Ни одно: ни узурпация власти Капетингами, ни истребление катаров, ни разгром тамплиеров…

Магистр поднял голову, и стал говорить, закрыв глаза, будто каждое слово было отпечатано в его сознании, как на вековых скрижалях. Голос его завораживал, заставлял видеть словно воочию историю возникновения ордена рыцарей храма.

По словам магистра выходило, что тайные знания достались тамплиерам от еще более древнего ордена катаров. Собственно это был даже не орден. А религиозное учение, ведущее свою историю чуть ли не с дохристианских времен и впитавшее в себя многие знания египетских жрецов, греческих оракулов, иудейских мистиков. Когда катары были уничтожены, они смогли сохранить основные реликвии. Их последний оплот, замок Монсегюр, почти год выдерживал осаду королевских войск. Когда же защищать крепость уже не было возможности, четверо Совершенных спустились ночью со стен крепости, стоявшей на скале. Они сохранили и передали рыцарям храма священные реликвии и тайные знания, с помощью которых тамплиеры вершили, и до сих пор вершат судьбы мира, оставаясь в тени.

Орден может менять названия, как случилось, когда Филипп Красивый в четырнадцатом веке уничтожил Орден Храма, но череда Великих Магистров не прервалась ни на мгновение и цели ордена остались прежними: борьба с темной сущностью, битва с навязанным человеку мировоззрением и ложной религией. Перед Корсаковым постепенно по‑иному вставали события произошедшие с ним и многие исторические факты. Трудно сказать, что заставило его затаив дыхание слушать магистра: завораживающий голос, обстановка кабинета, а может, что‑то было добавлено в коньяк. Поддавшись магическому голосу магистра Корсаков, казалось, оставил кабинет, окутанный полумраком и взлетел в невозможные выси, откуда смотрел на происходящее на Земле, не в силах вмешаться и с горечью осознавая свое бессилие. По словам магистра, услуга, оказанная Алексеем Корсаковым ордену, настолько велика, что милость Посвященных распространилась на его потомков.

Магистр углубился в историю ордена, приподнял завесу над его высшей тайной. Корсаков, считавший себя православным христианином, даже оторопел. Бог, говорил магистр, нависнув над креслом, в котором сидел Игорь, на самом деле проиграл битву Люциферу, падшему ангелу, бывшему ангелу света. Библия перевернула все с ног на голову и в следствии этого является «сатанинской книгой».

— Она написана отродьем, сделанным из глины и праха, а женщины созданы из ребер глиняных истуканов, — голос магистра давил, заставляя отбрасывать сомнения, проникал, казалось, в подсознание, изменяя устоявшиеся понятия, нарушая привычную суть вещей, замещая впитанное в кровь и плоть поколениями предков. — Адам и Ева были игрушками, глиняными болванчиками, сотворенными Богом ради потехи. Ради потехи он и приказал ангелам поклониться истуканам и Люцифер восстал, и низвергнут был Бог во тьму Космоса! А Люцифер накрыл Землю, сотворенную им, своим звездным плащом, дабы защитить от тлетворных флюидов, посылаемых Богом своим «избранникам», заселившим Землю, как тараканы. Они называют это благодатью, — воскликнул, воздевая руки магистр, — они мелочны, они завистливы, они трусливы! Они нарушили все заповеди, ими же придуманные. Они люто ненавидят детей Люцифера — гордых, свободных, мужественных, способных на творческий порыв и готовых сражаться до последней капли своей звездной крови хоть с самим господом, как сражались черные ангелы Люцифера! — магистр вытер рот платком, присел на край стола, — я немного разгорячился, но донести до вас суть проблемы иначе не получится. Так вот: карты Таро — проверенный и самый эффективный способ сношений человека с Повелителем. В этом их ценность и опасность. Люцифер способен выполнить любое пожелание своих детей, даже, если оно противоречит тому, что попросил другой орден. Побеждает тот, кто способен победить. Таков закон Люцифера, — магистр закончил монолог и, вроде бы даже обессиленный всплеском энергии, перебрался в кресло.

Корсаков долго молчал, пытаясь уместить в голове услышанное.

— Нелегко поверить в то, что вы говорите, — наконец сказал он.

— Никто и не требует от вас слепой веры в мои слова. Достаточно будет, если вы поверите в себя, Игорь Алексеевич.

— Не понимаю, о чем… — внезапно Корсаков опомнился: а почему это перед ним открывают такие тайны? — Вы не боитесь так откровенничать, Александр Сергеевич? — спросил он, — все‑таки я не принадлежу к ордену.

Магистр молча открыл футляр с картами и бросил его на стол. Футляр был пуст.

— Карты пропали, Игорь Алексеевич.

— Но они были там еще сегодня утром!

— А вы заглядывали в футляр? — спросил магистр и Игорь вспомнил, что в последний раз он держал карты в подмосковном особняке, который реставрировал Воскобойников. — Здесь не показывают фокусы, — устало проговорил магистр, — хотя и умеют творить чудеса. Я раскрыл перед вами тайны ордена, чтобы вы поняли, насколько карты Таро важны для нас. Вы должны вернуть карты завтра до полуночи. Торопитесь! Если вы до срока не положите их на место, из бокала, как давеча коньяк, вы выпьете кровь родных и близких. Услуга, оказанная ордену вашим предком, не перевесит обладания Таро Бафомета.

— Черт бы вас побрал! — в сердцах воскликнул Корсаков, — где я буду ее искать? Спросите где карты у своих людей, которые пытались обворовать меня в метро, а потом, переодетые в милицейскую форму, хотели похитить.

— Это были не наши люди, — магистр исподлобья взглянул на Игоря, — вы сможете их описать?

— Одного смогу довольно точно: высокий, лет тридцати пяти, от левой брови вниз тянется небольшой шрам и глаз от этого слегка перекошен.

— Это не наш человек.

— Ваш, не ваш — мне без разницы! Еще меня преследовали на автомобиле «Опель» с затемненными стеклами, модель я затрудняюсь определить.

— Это не наша машина.

— А мне плевать! Я не желаю вступать в мистические разборки, — разозлился Корсаков, — я не просил меня привлекать в ваши игры и судьбы мира я решать не желаю. Почему бы вам самим, таким могущественным, не найти колоду? Погадайте на кофейной гуще или потаращитесь в хрустальный шарик. Если сами не можете, то я могу порекомендовать неплохую гадалку…

— Ваша гадалка едва не обрела способность общаться с потусторонним миром без посредников, — проскрипел магистр. Видно было, что он тоже вышел из себя, — и все благодаря вам. Поймите, мы не можем найти то, что потеряли вы! Увы, Игорь Алексеевич, нашего могущества едва хватит, чтобы защитить вас от тех, кто жаждет завладеть картами. Поверьте на слово, в эти дни погиб не один, чья жизнь во сто крат ценней жизней сотен глиняных истуканов. Идет битва, в которой победитель получит право владеть будущим. Слишком ценный приз, чтобы тратить время на выбор средств. Вам потребуются сила, мужество и вера. Если иссякнут силы, покинет мужество, бойтесь утратить веру. Без нее вы обречены.

Корсаков в отчаянии всплеснул руками.

— Но почему я?

— Никогда не задавайте этот вопрос. Особенно в таких делах. Клянусь, — магистр приподнял ладонь, будто и впрямь собирался давать клятву, — будь моя воля, я бы избавил вас от такого бремени и выбрал более подготовленного человека. Но, — он поднял палец, — чтобы изменить предначертанное требуется пролить реки крови, — магистр поднялся из кресла и выпрямился во весь рост. — Ступайте. Крылья Люцифера над вами!

Игорь не услышал, как вошли охранники. Его подняли из кресла, магистр взял со стола подсвечник, приподнял его и последнее, что увидел Корсаков перед тем, как ему завязали глаза — бронзовое изображение крылатого солнца за спиной у магистра.

Глава 10

Снова джип, только на этот раз рядом с Корсаковым был один охранник. «Доверять, что ли стали», — подумал Игорь. Машина кружила по городу, а он пытался по слабым звукам, доносившимся снаружи, определить, по каким улицам они едут. Но что можно определить по какофонии автомобильных сигналов, шелесту проезжающих рядом машин, изредка доносившимся голосам пешеходов. Все же у Корсакова создалось впечатление, что они если и не кружили вокруг одного района, то за город не выезжали наверняка.

Наконец джип остановился, с глаз Игоря сняли повязку. Охранник вышел из машины, распахнул перед Корсаковым дверь. Щурясь на заливающий улицы свет фонарей, он выбрался из джипа. Его высадили на Страстном бульваре, позади кинотеатра «Пушкинский». Возможно это было сделано специально, чтобы показать, что они знали, откуда он звонил на квартиру бывшей жены. Охранник, даже не взглянув на Корсакова, сел в машину и джип укатил по направлению к Петровке.

Игорь посмотрел на часы, было половина десятого вечера. Итак, у него есть чуть больше суток, чтобы отыскать карты Таро, а потом… что случится потом, лучше не думать. Подумать надо, где он мог потерять колоду, или где ее могли позаимствовать.

Корсаков спустился по бульвару, купил в летнем кафе бутылку пива и устроился на скамейке в конце бульвара, наискосок от Литературного музея. После сырой и холодной погоды последних дней вечер казался на удивление теплым. На соседних скамейках шумно гуляли студенты Авиационного технологического института, находившегося неподалеку, но Корсаков сидел один, чему был очень рад. Столько обрушилось на голову в последние часы, что надо было разложить все по полочкам. Если раньше он мог при возникновении каких‑то проблем для начала хорошенько выпить, чтобы, как говорил Леня: смыть шлаки мыслей и оставить зерно сути, то теперь пьянствовать просто не было времени. Да и не хотелось ему напиваться. В ушах все еще звучал низкий голос магистра, рассказывающий о Боге, о Люцифере и его детях. Дочка, наверное, проплакала весь день, когда обнаружила, что папа опять уехал в командировку. И где‑то в морге лежал Трофимыч с перерезанным горлом, убитый банкир со своей взбалмошной подругой, а где‑то заживо гнил Жучила. Говорили ему: жадность фраера погубит, так он смеялся — сами вы фраера, а я бизнесмен. Вот и досмеялся. А когда все закончится, надо будет узнать, в какой больнице лежит Леня‑Шест и навестить. Только без водки: фрукты, сок, ну, пиво. Нет, пива тоже не надо…

Корсаков обнаружил, что бутылка опустела, выбросил ее в урну и, купив еще одну, вновь присел на скамейку. По площади Петровских ворот крутились машины: одни сворачивали к Тверской, другие летели дальше, к Каретному Ряду, подгоняемые мигающими глазами светофоров. Живут же люди, позавидовал он. Учатся в институтах, охмуряют однокурсниц, едут в кино или в ресторан и не подозревают, что Бог давным‑давно проиграл битву за умы и души людские Люциферу, а сами они — дети глиняных болванчиков, сотворенных забавы ради.

Где он мог потерять карты? Причем вот что странно: если бы потерял, то наверное уж вместе с футляром. Корсаков вспомнил, как раскладывал карты на столе у камина в гостях у Воскобойникова. Собрал он их потом, после того, как привидилась ему Анна Александровна из девятнадцатого века, или не собрал? Футляр был в кармане, когда он приехал в Москву. Потом: Арбат, встреча с участковым, бегство по переулкам. Опять же — мог выронить, пока прыгал через кусты и метался по подворотням, но только вместе с футляром. Затем — Анюта… Корсаков почувствовал теплоту в груди. Все‑таки приворожила его девчонка. Он вспомнил проведенную с девушкой ночь и поспешно хлебнул пива, чтобы успокоиться. А мы еще ничего! Еще кое‑что можем, а опыта нам не занимать…

— Позвольте присесть?

Откуда она возникла, эта тетка? Чуть склонив в сторону голову, на Корсакова искоса, как воробей на хлебную корку, смотрела женщина лет сорока в вязаной кофте, в очках, с матерчатой сумкой в руке. Волосы неопределенного цвета были стянуты в узел на затылке, тонкие губы поджаты. Какая‑нибудь старая дева: всю жизнь преподавала математику в школе или в институте, привыкла общаться с учениками строго даже на переменах и перенесла опыт этого общения в жизнь. Так и есть — кольцо на руке отсутствует. Типичная старая дева: «я всю жизнь посвятила своим ученикам!», а на самом деле ты просто сбежала от жизни, закрывшись учебниками.

— Прошу вас, — Корсаков немного подвинулся, хотя места на скамейке было достаточно.

Женщина провела пальцем по скамейке, проверяя чистоту, поморщилась и, даже с некоторой элегантностью, уселась: повернулась спиной к скамье, чуть наклонилась вперед, опустила на скамейку костлявый зад и только после этого выпрямилась и откинулась на спинку. Корсаков, посмотрев короткую пантомиму, кивнул одобряя и глотнул пивка. Да, так изящно присесть не каждый сможет — достигается многолетними упражнениями.

В руках у женщины возник клубок шерсти, кусок связанной то ли кофты, то ли шарфа, из сумки вынырнули длинные блестящие спицы. Женщина пересчитала что‑то в своем вязании, задумалась на мгновение и погрузилась в работу. Спицы замелькали, как шпаги в руках дуэлянтов. Они были потолще спиц, какие когда‑либо видел Корсаков и позванивали звонче, чем следовало алюминиевым спицам. Женщина снова покосилась на Игоря.

— Что вы так смотрите, молодой человек?

Корсаков повернулся к ней вполоборота, закинул одну руку на спинку скамьи.

— Приятно видеть, как человек профессионально занимается любимым делом.

— Работа, доведенная до совершенства, становится искусством, — несколько туманно заметила женщина.

Спицы мелькали, сталкивались, звенели в ее руках. Корсаков вспомнил свои занятия фехтованием в спортклубе ЦСКА — увлекся, когда посмотрел фильм «Три мушкетера», но надолго его не хватило — всего год проходил и бросил. Тренер очень огорчился, даже к родителям приходил. Видно, разглядел он в Корсакове задатки будущего д'Артаньяна, но самого Игоря в то время уже интересовали девчонки и вольная жизнь, а в спортзале ведь приходилось работать до седьмого пота. Пацан был, дурак.

Спицы в руках старой девы сплетались, будто шпаги, отталкивались, снова сплетались. «Имею честь вызвать вас, мсье! — К вашим услугам, шевалье!» Выпад, защита; ангаже — аппель, батман. Туше! «Шпаги в ножны, господа, сюда идут гвардейцы кардинала».

В игре спиц было что‑то магическое, завораживающее. В глазах зарябило, в горле почему‑то стало сухо. Корсаков поднес к губам бутылку.

Женщина забормотала что‑то, видимо, считала петли. Корсаков поневоле прислушался. Слова были какие‑то странные: то певучие, состоящие, казалось, из одних гласных, то отрывистые и резкие, как воинские команды. Пиво вдруг словно превратилось в лед и встало поперек горла, Корсаков судорожно втянул носом воздух и его парализовал страх — дыхание сбилось, будто кто‑то поставил заслонку на пути воздуха к легким. Он хотел поднести руку к горлу и с ужасом почувствовал, что не может этого сделать — рука была, будто чужая. Звуки пропали и в ушах раздавались только собственные жалкие всхлипы — Корсаков задыхался, пытаясь сделать хоть один вдох.

Краем глаза он заметил, как женщина прекратила работу, быстро огляделась — казалось, голова ее провернулась вокруг свей оси на триста шестьдесят градусов. Вязание упало на колени, покрытые серой юбкой, левая рука вырвала из сплетения нитей спицу. Женщина широко размахнулась. Корсаков захрипел — спица летела ему прямо в сердце. Трехгранное, как штык трехлинейки острие горело нестерпимым светом.

Издав хриплый крик, он сумел отпрянуть. Спица с глухим звуком вошла в спинку скамьи, пригвоздив полу его распахнутой куртки. Женщина зашипела, как растревоженная гадюка, лицо ее странно преобразилось: глаза, окруженные покрасневшими веками, словно остекленели, губы поползли в стороны, обнажая клыкастые зубы, кожа на лице взялась морщинами. Это было настолько страшно, что Корсаков смог сбросить оцепенение. Он наотмашь, почти не видя куда, ударил женщину пивной бутылкой и рванулся со скамьи в сторону. Спица удержала его, затрещала кожа на куртке. Удар пришелся женщине в висок, она с хрипом откинулась на спину. Лицо ее стремительно теряло человеческие черты, превращаясь в оскаленную морду ящерицы: сгладился подбородок, на месте носа возникли черные провалы ноздрей, между мелких зубов бился раздвоенный язык.

Корсаков сорвался, наконец, со спицы, торчавшей из спинки скамьи и вскочил на ноги. Вернее, попытался вскочить, но только свалился на землю — ноги не держали его. Женщина стала подниматься, вперив в него жуткий взгляд почти лишенных век глаз. Отчаянным усилием он поднялся и бросился бежать через площадь. Ноги заплетались, словно Корсаков год пролежал в гипсе и разучился не только бегать, но и ходить.

Завизжали тормоза. Чудом увернувшись от удара, Игорь достиг тротуара, оглянулся. Существо, недавно бывшее женщиной, неслось за ним. Нити из размотавшегося клубка тянулись за ней, как леска за уходящей от рыбака щукой, шерстяная кофта летела за спиной, как полы плаща. Освещенная резким светом уличных фонарей уродливая морда истекала слизью, горели желтые глаза, не выпускавшие добычу из вида.

Вылетевший со стороны Петровского бульвара джип ударил ее справа, подбросил тело. Корсаков зажмурился, в уши ударил визг, грохот металла, нечеловеческий вой. Взлетевшее в воздух тело рухнуло на асфальт тряпичной куклой, к ногам Корсакова отлетел ботинок, сброшенный с ноги ударом. На его глазах пассажирская «Газель» накатила на лежащее на мостовой тело, хрустнули кости… «Газель» встала, из кабины выскочил водитель, нагнулся, заглядывая под кузов. На месте сбитого тела остался ком одежды из‑под которого растекалась черная липкая лужа. Самого тела под колесами не было.

Сглотнув комок, застрявший в глотке, Корсаков быстрым шагом поспешил оставить место происшествия. Перед зданием МУРа он чуть было не свернул направо, к приемной. Может зайти? Так мол, и так, граждане сыщики, напала на меня тощая тетка, которая потом превратилась в ящерицу, а послал ее тайный орден, а тамплиеры требуют от меня колоду карт, а Люцифер до сих пор делит и никак не поделит Землю с Господом Богом… И завернут граждане сыщики руки мне, и сдадут, куда надо… А там оденут в удобную рубашку, рукава у которой на спине завязываются и поселят в комнату с мягкими стенами.

«Нет уж, лучше сам разберусь», — решил Корсаков, сворачивая на Большой Каретный. Его трясло — превращение старой девы в чудовище! От такого можно и вообще с ума сойти. Вдобавок, чуть не зарезала, сука. Корсаков представил хронику происшествий в газетах: «Некогда известный художник Игорь Корсаков зарезан напротив знаменитого здания Московского Уголовного Розыска на Петровке, тридцать восемь», «Спившийся художник, промышлявший в последнее время на Арбате, пал жертвой бандитской разборки». Да, джип, сбивший бестию, оказался на площади на удивление вовремя — убежать Корсаков вряд ли смог бы, а эта зараза управилась бы с ним и без спицы. Детали происшествия стали постепенно образовывать целостную картину и Игорь с содроганием вспомнил когтистые, протянутые к нему лапы и слюну, капавшую с клыков. Может, это лишь воображение играло с ним шутки, но сейчас он видел все это, как наяву. Занятый переживаниями Игорь шел, не замечая ничего вокруг.

— Эй, мужик!

Корсаков оглянулся, и — вовремя. По Каретному на него летела черная иномарка, которая гоняла его по Арбату. Машина была уже в нескольких метрах — видимо, его преследовали от Страстного и сейчас, выбрав удобный момент хотели завершить начатое.

Ноги будто вросли в асфальт, он уже различал мельчайшую деталь на радиаторе автомобиля, круг на капоте — эмблему фирмы «Опель», даже, казалось, видел за тонированным стеклом пригнувшегося к рулю водителя.

Сильная рука сгребла его за воротник и рванула назад, на тротуар. Автомобиль повернул следом, ударился колесами в бордюр, его отбросило на проезжую часть улицы. Вихляя из стороны в сторону, «Опель» умчался в сторону Садового кольца.

Корсаков, сидя на асфальте, оглянулся на своего спасителя. Молодой парень в пятнистой армейской куртке, джинсах и высоких ботинках на шнуровке, покрутил головой.

— Ты что, лишнего принял, мужик? — спросил он, — а если бы меня рядом не оказалось?

Игорь тяжело поднялся на ноги, похлопал по куртке, отряхиваясь.

— Спасибо, друг. Загляделся я, а тут… гоняют, как сумасшедшие, понакупили иномарок, мать их, — он вытащил сигареты, нашарил в кармане зажигалку.

— Гоняют, говоришь? — переспросил парень, — нет, это не случайность — я все видел. Он ехал не быстро, едва тащился, а когда ты улицу переходить стал — рванул с места, как ракета. Может, ты кому дорогу перешел?

— Вряд ли, — нехотя отозвался Игорь, — ладно, спасибо еще раз, друг, — он пожал парню руку и, оглядевшись, перешел на другую сторону улицы.

На Садовом кольце он поднял руку, решив, что ходить пешком вряд ли безопасней. Как всегда первым рядом затормозил частник — хоть такси и встречались на улицах, народ предпочитал частный извоз: и платить меньше, и повезут, куда скажешь.

— На Савеловский вокзал, — попросил Корсаков.

Водитель «восьмерки» оказался молчуном — только раз открыл рот, чтобы обложить ГИБДДешника, стоявшего возле поворота с Садового кольца на Долгоруковскую улицу.

— Так и секут, где кусок урвать! Не кормят их, что ли, или зарплату не выдают.

— Есть такие: сколько не дай — все мало, — поддержал Корсаков.

Они миновали метро Менделеевская, постояли на светофоре перед Палихой. Машина шла во втором ряду, впереди показалась эстакада над Савеловским вокзалом. Внезапно Игорь заметил краем глаза движение справа — из переулка вырвался уже знакомый ему «Опель». Он явно шел на таран прибавляя и прибавляя газу. Водитель Корсакова сдавленно выругался, вывернул руль, пытаясь уйти от удара. Сзади, ревя мощным двигателем, вылетел джип и, прикрывая «восьмерку», на полной скорости врубился в «Опель». Раздался мощный удар. Джип подпрыгнул, «Опель», едва не опрокинулся. Под скрежет металла машины протащило несколько метров. Автомобиль, в котором ехал Корсаков, тоже встал, развернувшись посредине дороги.

Белый, как мел водитель тыкал рукой в направлении сцепившихся автомобилей.

— Видал? Видал? Чего делают, уроды!

Из «Опеля» выскочили двое, из джипа им навстречу выскользнули мужчины в темных костюмах и застегнутых под горло рубашках. Корсаков узнал людей магистра.

— Давай отсюда, — скомандовал он, — не видишь — разборки начинаются.

Выскочившие из иномарок уже сцепились в схватке, над головами взметнулась бейсбольная бита, Корсакову даже показалось, что он увидел блеск меча. Частник со скрежетом воткнул передачу, круто вывернул руль и дал газу. До вокзала было не более полукилометра.

Помятуя о перепалке с контролершей, Корсаков купил билет и прошел на платформу. Электричка должна была подойти через пять минут. Народу на платформе было немного: бабульки, ехавшие с рынка с пустыми корзинами и несколько рыбаков с рюкзаками и удочками в чехлах — приближался нерест плотвы в Подмосковных водоемах и любители рыбалки уже потянулись за город в надежде на рыбацкое счастье. Небо заволокло рваными облаками, ветер гнал по перрону пыль. Подошла электричка, Корсаков отыскал вагон, где было побольше пассажиров — может при людях не посмеют напасть?

Дата добавления: 2015-10-28