До свидания, читатели. Прощайте, мои герои. 4 страница

Глава 10

Все зависит от человека. Даже если и есть кто-то вверху, внизу или среди нас всемогущий, он – только создатель и наблюдатель. Вряд ли Бог – или в кого там вы предпочитаете верить – дергает за семь миллиардов ниточек, управляя каждой человеческой жизнью. Если поглядеть на некоторых людей, то начинает казаться, что многим за всю жизнь не перепадает и пары секунд божественного внимания. Но суть в том, что человек сам волен делать выбор, каждый выбор в своей жизни. Начиная от цвета карандаша, чтобы раскрасить дом на своём первом рисунке, заканчивая написанием завещания. Шаг за шагом – от букваря до первой любви, от выбора университета до решения связать с кем-то свою жизнь – мы выбираем, принимаем крупные, значительные или же совсем маленькие, неважные уже через пару часов решения. Верные, неверные, нужные кому-то ещё или только нам самим. Сколько всего нам приходится делать самим со своей жизнью, часто не останавливаясь даже на минуту, чтобы оглянуться и задуматься: черт, а что же я чувствовал, когда выбирал это? А это? Самое паршивое то, что зачастую не получается вспомнить. Как будто самый важный выбор делал в нетрезвом виде или во сне.
Сейчас я не могу вспомнить, что испытывал, когда межу общепринятыми правилами о нормальности и отношениями с Фрэнком выбрал второе. Не могу вспомнить, когда же именно я решил, что, собственно, просто желание нравиться именно этому человеку – уже не просто желание, а чувствовать себя немного геем – не значит сразу же чувствовать себя каким-то не таким, как все. Я вообще ничего по этому поводу не чувствовал. Это не что-то вроде того, что ты сидишь на одном месте и вдруг думаешь «о, да я же гей!» и потом пребываешь в шоковом состоянии. Нет. Просто постепенно ты привыкаешь к тому, что тебе небезразличен человек твоего пола, не задумываясь о том, что это неправильно, а потом уже поздно шокироваться – изменить в себе это теперь уже не получится. Остается только принять для себя, как должное. Если, конечно, вы адекватный человек.

Был уже конец июля. Стояла непривычная, не спадающая уже вторую неделю жара. Я сидел в магазине – моя смена – и невидяще таращился в первую попавшуюся под руку книгу. Прошло два месяца – и что мы сейчас имеем? Откровенно говоря, ничего после того поцелуя на кухне, когда Майки очень некстати проснулся после первого звонка будильника и закатил мне сцену, которую впору было закатывать мужу, застукавшему свою жену с любовником. Мы тогда поссорились, впрочем, Майки быстро отошел – я ещё быстрее, и сейчас все более, чем мирно. Что до Фрэнка, который, кстати, в то утро ушел до того, как мой брат обрел дар речи, то он ведет себя, как ни в чем ни бывало, когда я прихожу в больницу. Я пытаюсь отвечать ему тем же. И внешне все вроде бы обычно, но на самом деле мне приходится прикладывать огромные усилия, чтобы элементарно не начинать слишком долго разглядывать Айеро. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я сохну по нему, как какая-то девица, потому что, в конце концов, ни я, ни он – не девицы, и вряд ли мы оба сейчас готовы к тому, чтобы перейти к чему-то ещё, кроме переглядываний и редких улыбок. Я говорю и за него тоже, потому что он больше не предпринимал попыток не то, чтобы поцеловать меня, но и даже остаться со мной наедине. Но нередко я ловил на себе его внимательные, изучающие взгляды.
Тихо выругавшись, я захлопнул книжку. Много страниц, легкая обложка и пустота в содержании – типичная бурда массового производства для чтения в метро. Интересно, их специально пишут настолько бессмысленными, чтобы отуплять потребительские массы? Люди глотают эту бессмыслицу и думают, что так и надо – такая сейчас пошла литература. Никто не хочет выбрать что-то глубже, потому что над этим надо задуматься, а когда же современному человеку думать – он же так занят. Он же так привык, что за него подумает кто-то другой, а он отработает свои пять рабочих дней, а потом – проведет очередные выходные в клубе или за городом возле природы, на которую он не умеет смотреть.
Чувствуя отвращение, я все же аккуратно вернул книгу на полку. Сегодня – уже через час - должна была прийти Линдси, а за стеклянной дверью магазина ветер поднимал маленькие вихри пыли. Это – хорошо. Небо с одной стороны оставалось ярко-голубым, до тошнотворности, а с другой покрывалось редкими, но темными облаками. Будет дождь – и это тоже хорошо. От жары впору было задыхаться.
Как я и думал, дождь надвинулся на город очень быстро – уже через полчаса ветер стал успокаиваться, сменяясь на прохладу и, постепенно, на сначала редкие, а затем все учащающиеся капли дождя, прибивавшие к земле поднявшуюся в воздух пыль. Всё – от асфальта до макушек поникших деревьев – медленно оживало под этими каплями, блестело радостью – и город, и часть природы, уживавшаяся рядом с безжизненной серостью многоэтажек, были довольны глотком жизни.
Мне нравился дождь, когда он был настолько вовремя.
Линдси я увидел ещё тогда, когда она только-только свернула на улицу, где находился магазин. И сложно сказать, что же именно так привлекало к ней внимание: отсутствие в её руках зонта при дожде, который уже полчаса как превратился в ливень; уже привычная моему глазу красная клетчатая мини-юбка, которая смотрелась крайне неуместно при такой погоде; или же бежавший чуть впереди Лин мальчик лет десяти, который, как всегда делают дети, пытался наступить в каждую лужу, видимо безумно счастливый от того, что ему разрешили гулять под дождем. Наличие последнего – мальчика я имею в виду – несколько насторожило меня. Дети меня всегда настораживали. Не потому, что они были мне неприятны, а я просто не знал, как с ними общаться. Честно говоря, проблема была в том, что я и не пытался. Хотя, согласитесь, мне уже пора было бы об этом задумываться. О детях и обо всем, что им предшествует. Быть чуть ли не тридцатилетним девственником – это как минимум странно.
Впрочем, странности сейчас на каждом углу, и иногда они возникают там, откуда их совсем не ждешь.
Пока Линдси с мальчиком были достаточно далеко, чтобы я не мог их хорошо рассмотреть, я чувствовал себя просто немного неуютно: мне предстояло провести неизвестно сколько времени с ребенком в одном помещении, и, пусть и звучит глупо, это несколько пугало меня. Но по мере того, как они приближались, я буквально физически чувствовал, как исчезают абсолютно все мысли из моей головы. Странное ощущение, когда ты уже видишь своими глазами что-то, что ошеломляет тебя, но все ещё не понимаешь, что именно так действует на тебя. И судорожно начинаешь искать ответ, начинаешь ещё раз пристально оглядываться: что же, что это было?
Привычно хлопнула, закрываясь, дверь, а я все ещё не понял, в чем же, собственно дело, хоть и понимал, что не могу отвести взгляда от этого мальчика, который, не обращая внимания на то, что с него буквально льется вода, с интересом оглядывал магазин.
- Привет, Джерард, - автоматически я повернул голову к Линдси, обычно торчавшие в стороны хвосты которой теперь были мокрыми, как и сама их обладательница. Поздоровавшись со мной, Лин двинулась за мою спину. Как услужливо подсказал наполовину отключившийся мозг, в комнату за прилавком. Там должно было быть полотенце и даже что-нибудь из предусмотрительно приготовленной давным-давно сменной одежды. – Идем, Алекс, надо привести себя в порядок, чтобы дядя Уэй не бурчал насчет грязных следов в магазине.
Краем сознания отметив это «дядя Уэй», я, наконец, выдохнул и моргнул, попятившись назад и опустившись на стул. Сердце, снова получив кислород, забилось быстрее обычного, заставляя меня дышать быстрее, а мой мозг думать логичнее.
Нет, я зря так удивился и испугался. Этому Алексу никак не может быть меньше десяти лет, даже если девять – это не меняет того, что в сыновья Фрэнку он не годится. Фрэнку же всего двадцать три. Даже если у него и есть дети – дикое предположение, какой из него к черту отец – то им точно не девять или десять лет.
Немного успокоив себя, но все ещё чувствуя противный холод волнения где-то в кишечнике, я нетерпеливо заерзал на стуле. Мне хотелось снова рассмотреть Алекса – теперь уже внимательнее и спокойнее. Я был слишком ошеломлен первым впечатлением, чтобы увидеть что-то кроме того, что он чуть ли не полная копия Фрэнка. И, к моему удивлению, я понимал, что не такого Фрэнка, какого я знаю сейчас, а Фрэнка в детстве. Но я не знал его до недавнего времени, даже фотографий его детских не видел никогда, с чего бы мне в голову пришла такая мысль? Или видел? Ведь, если мне не изменяет память, ещё в первую нашу с ним встречу мне показалось знакомым его лицо?
Послышался очень знакомый мне по Фрэнку звонкий, слегка захлебывающийся смех – это определенно смеялся мальчик. Линдси несколько раз хихикнула, что-то упало – и снова смех. Было очень приятно его слышать. Что-то внутри отпустило – и я почувствовал, как падает напряжение. Собственно, почему я так напрягся? Ну и что, что это ребенок – это не младенец, который только и может, что плакать, это и не подросток, к которому нужно искать правильный подход. Похож он на Фрэнка – ну и что, пусть похож, это же не сам Фрэнк, перед которым я буквально не могу контролировать своё внутреннее состояние.
Пока я додумывал мысль о том, что чувствую, находясь с Айеро в одной комнате, Линдси и Алекс закончили приводить себя в порядок. И снова – мальчик начал крутить головой, с любопытством разглядывая стеллажи с книгами, давая при этом мне разглядывать его самого.
Конечно, как я и думал, различий с Фрэнком было множество – даже больше, чем я предположил. Такие же широкие, с длинными ресницами и удивительно ровными бровями глаза были редкого, темно-синего цвета. Нос – в отличие от ровного, с тонкими крыльями носа Фрэнка – чуть курносый и был покрыт на переносице частыми веснушками, смотревшимися очень непривычно после практически идеально чистой кожи Айеро. Форма лица – мягче, круглее, без таких острых скул, а цвет волос – странный, черный, но сильно отливающий рыжим, да и длину их – чуть ли не до плеч – я вряд ли мог представить у Фрэнка, который ограничивался тем, что волосы едва прикрывали уши. Кстати, те же уши у мальчика были смешно торчащими, чего никак нельзя было сказать об ушах Фрэнка.
- Алекс, это и есть Джерард, - Линдси представила меня мальчику, который перевел взгляд со стеллажей на меня. – Джерард, это Алекс, брат Фрэнка.
- Я и твой брат тоже, - сразу, почти обиженно вставил Алекс, скрестив руки на груди и нахмурившись.
- Конечно и мой, Ал, мой ещё больше, чем Фрэнка, - не замедлила с утешением Линдси, широко улыбнувшаяся. Алекс улыбнулся в ответ и вернулся с изучающим взглядом ко мне. Судя по тому, с какой скоростью меняются его настроения, характером на своего брата он тоже похож.
- Кстати, - Лин бросила взгляд на часы: 19:40, через двадцать минут закрывать магазин, - ты не сходишь с нами погулять?
Торопиться после работы мне было некуда, Майки предупрежу по телефону, так что, почему бы и нет?
- Да, я не против, - улыбнулся я Алексу, который тут же широко улыбнулся мне. Улыбка у него была такая счастливая, как будто я только что исполнил его самую заветную мечту. И эта улыбка шевельнула что-то в памяти – старое воспоминание, откуда-то, где всё ещё было хорошо и спокойно. Но я никак не мог уцепиться за этот расплывчатый образ, который упрямо ускользал от меня.
- Фрэнк обещал к нам присоединиться, - голос Линдси доходил до меня как сквозь вату, но было в её словах что-то очень нужное, необходимое, чтобы ухватиться за этот важный клочок воспоминаний. Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк! Вот оно! «Эй! Извини, привет, я Фрэнк Айеро». Это было, это точно было со мной, я уверен, что эти слова мне не приснились, как и тот, радостный мальчишка передо мной, переминавшийся с ноги на ногу. Нет ничего удивительного, что я забыл о том случае, но удивительно то, насколько четко я смог вспомнить все сейчас, увидев Алекса, который так похож на Фрэнка в детстве.
Да, это было на самом деле: тот день в парке, один из многих, когда тот парк был местом, где я всегда сидел наедине с собой. И Фрэнк был, и вопрос о том, как меня зовут, тоже был. А ещё – ореховые глаза, точно, всё было!
И тут до меня, сквозь радость и облегчение озарения, дошло.
- Постой, что? Фрэнк тоже будет??
***
Я был немного разочарован тем, что Фрэнк так и не пришел, но, с другой стороны, погуляли мы не так уж и плохо. Хотя, на самом деле, причина моего хорошего настроения была не столько в удавшейся прогулке, сколько в вернувшихся воспоминаниях. Возвращаясь домой и, наконец, не слыша рядом с собой бесконечной, отвлекающей от мыслей болтовни Алекса, я тщательно, до каждой мелочи, по крупинкам восстанавливал в голове тот день, когда впервые увидел Фрэнка. Наверное, не стоит удивляться, что я забыл о том эпизоде: произошедшее с моими родителями задвинуло все воспоминания до аварии очень глубоко. Больно было вспоминать о том, какая счастливая у нас была семья теперь, когда от неё мало что осталось.
В воздухе всё ещё пахло мокрой пылью, хотя дождь прошел больше двух часов назад. Город был приятно окутан этим запахом и сгущающимися сумерками. Мне казалось, что я нахожусь сразу в двух местах: в солнечном дне, сидящий на скамейке в парке, и перед медленно ступающей по моим пятам наступающей ночью. Это было приятное ощущение, и я шел, почти закрыв глаза, наслаждаясь охватившим меня состояние спокойствия и ненавязчивого счастья. Мне безумно нравилось чувствовать себя так, потому что довольно редко удавалось найти в себе такое настроение. Воздух, который я старался вдохнуть как можно глубже, был таким приятным на вкус, что я набирал его полные легкие и задерживал дыхание на несколько секунд, выдыхал и скорее делал новый вдох.
Останавливаться совершенно не хотелось, но было уже довольно поздно. Майки скоро начнет звонить и проверять, дома ли я. Я не злился на него за это: он просто заботится обо мне.
Открыв глаза, чтобы понять, далеко ли мне ещё идти, я шумно выдохнул, поняв, что стою метрах в пятнадцати от своего дома, а прямо у стены, едва заметная в почти полной теперь темноте, стояла очень знакомая невысокая фигура.
Какого черта он тут делает? Сердце на пару секунд перестало биться, а затем подскочило куда-то к горлу. Я ненавидел, терпеть не мог внезапные встречи с людьми, которые мне не безразличны, причем эту свою особенность я обнаружил только сегодня.
Но, продолжая стоять на месте и не двигаясь, я выставлял себя полным идиотом, поэтому, стараясь дышать спокойнее, я заставил себя сдвинуться с места и идти дальше. Расстояние сокращалось слишком медленно, и внезапно вспыхнувший за моей спиной фонарь освещал Фрэнка и, к счастью, оставлял моё лицо ещё на несколько слишком коротких секунд впереди.
Он стоял, спокойно скрестив руки на груди и слегка улыбаясь уголками губ, наблюдая за мной. Я не мог сказать, в каком именно настроении, как и не мог понять, что он тут делает. Когда Линдси звонила ему, он сказал, что сегодня будет на работе допоздна и нет возможности выбраться пораньше. Но вот же он, слегка отталкивается от стены и выпрямляется, делая шаг мне навстречу. И когда только я успел дойти почти до двери?
- Привет, - голос у него успокаивающий, такой, что я чувствую, как сердце опустилось обратно, возвращая мне способность дышать спокойнее и разговаривать.
- Привет, - я даже улыбнулся, внезапно чувствуя себя довольно уверенно, - ты ведь должен быть сейчас на работе, я прав?
- Пожалуй, я там сейчас даже нахожусь, но при этом меня там нет, - Фрэнк лукаво улыбнулся, чуть склонив голову набок. Я, наконец, нашел в кармане ключи и открыл дверь, пропуская его первым. Резкие скачки настроения от дикого волнения к практически полному спокойствию были несвойственны мне, но Фрэнк как будто распространял вокруг себя волны тепла и мягкости, которые заставляли чувствовать меня на своем месте.
- А зачем ты тогда обманул сестру? - привычный щелчок и тихий скрип от открываемой двери. В прихожей было, как всегда, настолько темно, что ориентироваться можно было только на ощупь. Пропустив Фрэнка вперед, я закрыл за собой дверь, лишая помещение единственного источника света.
- Кажется, моё присутствие здесь - очевидный ответ, - пробурчал Айеро где-то слева от меня.
Скинув обувь, я добрался до кухни и, наконец, включил свет.
- Значит, ты сделал это, чтобы встретиться со мной.
- Чтобы прийти к тебе домой. Это немного разные вещи, тебе не кажется? Если бы мне просто хотелось встретиться, я бы отозвался на предложение Лин, - Фрэнк добрался до кухни и сразу же прищурился из-за яркого света. - Кстати, я не слишком нагло поступил, заявившись без приглашения?
- Нет, совсем нет, - я покачал головой и мог признаться самому себе, что ничуть не соврал. У меня и мысли не было, что Фрэнк пришел не вовремя или слишком бесцеремонно. Напротив, он появился как нельзя кстати - только сейчас я понял, как соскучился по нему. Это, наверное, очень странно, потому что, чтобы я не начинал чувствовать по отношению к нему, на данный момент нас практически ничего не связывало, кроме нескольких часов разговоров наедине, молчаливых переглядываний и одного поцелуя, который был слишком внезапным и быстрым, чтобы я мог определить для себя, действительно ли мне понравилось. Да, я способен был практически спокойно принять то, что мне нравится парень, но подсознание всё ещё было не уверено.
Автоматически включив чайник, я развернулся к Фрэнку, который уже успел привыкнуть к свету, и теперь расстегивал верхние пуговицы рубашки, которая раньше была застегнута до самого горла. Я едва сдержал улыбку, когда он повернулся ко мне боком и мне представилась возможность немного полюбоваться небольшим изображением скорпиона на его шее. Он сделал эту татуировку несколько недель назад, и я ещё не имел возможности рассмотреть её: я видел Фрэнка последний раз тогда, когда кожа под скорпионом была ещё красноватой и раздраженной. Рисунок был не только необычным, но и удивительно уместным на бледной коже шеи. Его хотелось потрогать, обвести кончиками пальцев, но, наверное, это желание было связано больше с желанием прикоснуться к Фрэнку, нежели с красотой нового тату.
Кажется, моё внимание не осталось незамеченным, потому что Фрэнк широко улыбнулся и сделал несколько решительных шагов ко мне. Я автоматически попятился назад и уперся в кухонную тумбу. Так будет происходить каждый раз?
- Не стесняйся, - Айеро ухмыльнулся и, почти подойдя ко мне вплотную, приподнял голову, показывая мне свою шею. Я почувствовал, что с трудом могу сделать вдох, но всё же сделал его, чувствуя уже знакомый запах. Почему всё, что связано с Фрэнком, мне уже знакомо? Как будто каждая деталь происходила со мной раньше, по отдельности и никак не связано. А теперь всё собиралось вместе и создавало передо мной этого парня. Может, я сошел с ума, а он всего лишь плод моего воображения?
Скорпион был великолепен. Даже не пытаясь усмирить бушующие в голове мысли и всё так же с трудом глубоко дыша, я коснулся рисунка подушечками пальцев, чувствуя всё ещё слегка шершавую, но теплую кожу, которая чуть ниже изображения была совсем мягкой и нежной, а под ней, где-то совсем близко и гулко бился пульс. Так красиво было чувствовать это под своими пальцами, что я забыл абсолютно обо всём, изучающее поглаживая эту теплую кожу, скрывающую под собой жизнь. Единственное, что я замечал кроме этого - улыбка Фрэнка, который довольно зажмурился и подался ещё ближе ко мне.
- Поцелуй, - его шепот был очень тихим, настолько, что даже неясно было, просьба это или приказ, но я в этот момент полностью был лишен способности самостоятельно думать, поэтому послушно подался вперед. И только коснувшись сухими губами казавшейся теперь просто горячей кожи, я понял, что понятия не имею, что должен делать. Но отстраняться не хотелось, да и внутренний голос подсказывал, что Фрэнк не оттолкнет меня, если я сделаю что-то не так, поэтому я облизнул губы и мягко поцеловал мягкую кожу над скорпионом снова, чуть касаясь её кончиком языка и слыша, как выдыхает Фрэнк. Неуверенно я поднял руки, касаясь его талии ладонями, чувствуя тепло его тела даже сквозь ткань рубашки. Я боялся, очень сильно боялся сделать что-то не то, что-то, что не понравится ему, но не мог перестать касаться его шеи быстро высыхающими губами, целуя то скорпиона, то чувствительную кожу почти возле подбородка, не решаясь подняться выше и чувствуя, что не могу спокойно дышать. Фрэнк громко выдыхал, сжимая ладонями мои плечи.
Оторвавшись от его шеи, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, я поднял голову, но Фрэнк и не думал давать мне возможность дышать. Слегка потянув меня на себя, он приподнялся на цыпочках и коснулся моих приоткрытых губ своими, медленно вовлекая меня в поцелуй. Я не мог сопротивляться, потому что его губы, такие же сухие, как и мои, оказались такими мягкими и уверенными, что мне казалось, будто их тепло забирает все мои силы. Мне не хотелось, чтобы это ощущение заканчивалось, потому что я готов быть таким бессильным в этом поцелуе - наслаждение, которое я от него получал, было достойной платой.
Но я знал, что нужно остановиться, именно потому, что это было слишком приятно. И я чувствовал по движениям Фрэнка, что он тоже это понимает. Чуть сильнее сжав мои плечи, он так же медленно оторвался от моих губ и коснулся носом моего подбородка, шумно дыша и не двигаясь. Я пытался отдышаться и кончиком языка облизывал губы, боясь открыть глаза. Было так тепло.
Спокойную тишину кухни нарушил, прозвучавший, как выстрел, отключившийся чайник.
***
Фрэнк широко улыбался и говорил. Медленно потягивая из своей чашки крепкий кофе и пытаясь вникать в суть того, что говорил Айеро, я с удивлением думал о том, что ни черта о нем не знаю. Или, если сказать точнее, не понимаю его. Этот радостный ребенок, сидящий сейчас передо мной, не был похож на того Фрэнка, которого я знал почти три месяца. Это был Фрэнк из первого дня нашего знакомства: такой же неумолкающий и беззаботный, как будто сейчас он достанет откуда-нибудь из кармана флакончик мыльных пузырей и начнет с хохотом выдувать их, призывая меня полюбоваться. Не знаю, как бы я отреагировал, случись это в самом деле, но я не был против такой его разговорчивости в данный момент. Я не чувствовал в себе ни желания, ни сил для поддержания полноценного разговора: хотелось спать и, в то же время, не отпускало ощущение полного внутреннего спокойствия. Голос Фрэнка вливал это спокойствие в меня, всё новые и новые порции. Только где-то на краю сознания оставался вопрос: что, черт возьми, происходит с разговорчивостью этого парня? Почему она то появляется, то исчезает? Может, это зависит от чего-то, что происходит в его жизни? Или просто особенность его характера?
Кофе был удивительно приятным на вкус, как будто я очень давно его не пил, а Фрэнк - таким незнакомым. Настолько, что я чувствовал почти физическую потребностью узнать его получше. Поэтому я старался слушать его как можно внимательнее. Конечно, он, среди прочего, рассказывал про собак. Может, его оживление связано именно с собаками? Потому что как-то странно звучала эта тема после того, что произошло между нами каких-то двадцать минут назад.
Видимо, мои мысли легко читались по моему лицу - или, скорее, мое легкое недоумение, - потому что Фрэнк на минуту стал серьезнее.
- Извини, если я не вовремя об этом заговорил, просто, это же… - он облизнулся, задумчиво хмурясь, подбирая подходящее слово и не справляясь с этим. - Это же мои собаки.
Какое точное определение. Но улыбка Фрэнка была такой извиняющейся и, в то же время, радостной, что всё было понятно без слов.
- Ты просто их очень любишь, - я кивнул, улыбнувшись в ответ. - А что насчет людей? У тебя есть друзья, приятели, родственники, кроме Лин и Алекса?
Губы Фрэнка чуть дрогнули, и его улыбка почти мгновенно погасла. Я выдохнул, подавив желание отвесить себе пощечину. Молодец, Джерард, с первого раза нашел кнопку отключения радости. Хотя, в общем и целом, не говорить же нам весь оставшийся вечер про собак - как ни крути, я не большой любитель животных. Но главное даже не это: рано или поздно нам придется рассказывать друг другу о своей жизни. И раз уж я должен буду говорить про аварию, пусть и Фрэнк не будет таким радостным, рассказывая о себе.
От таких эгоистичных и гадких мыслей, мне снова захотелось ударить самого себя, но было уже поздно. Фрэнк отставил в сторону свой пустой бокал и снова облизнулся. Я невольно проводил взглядом движение кончика его языка, на что Айеро всё-таки немного улыбнулся. Это вселило в меня надежду, что он не будет обижен на меня за то, что я слишком бесцеремонно оборвал поток его радости. Ведь на самом деле, я не был против - пусть хоть целую вечность рассказывает мне про собак и про кого угодно, потому что это делает его действительно счастливым. А я поступаю, как сволочь, давая свободу своим мелочным порывам. Пятиться назад и переводить разговор на что-то другое было поздно.
- Не знаю, у меня не слишком ладится с людьми, - Фрэнк уставился на свои руки, потирая большим пальцем одной ладонь другой. - Алексу с этим повезло больше, ему было всего четыре года, когда нас усыновила семья Линдси.
- Что? - я не смог удержать мгновенно вырвавшегося наружу вопроса. Все мысли из головы тут же испарились, вытесненные недоумением и удивлением. Выдохнув, я постарался немного успокоиться. - Я не знал. Извини, пожалуйста, что так резко отреагировал.
- Всё в порядке, Джерард, правда, - я осмелился поднять на Фрэнка взгляд. Оказалось, он мягко и грустно улыбался, глядя на меня. - Я думал, Майки тебе рассказал. Или ты догадался по тому, насколько мы с Алексом не похожи на Лин.
Нет, Майки мне не рассказывал. Он вообще старался не говорить со мной про Фрэнка, видимо, ещё не определившись, что думает по поводу всего между нами происходящего. А вот сам я действительно мог бы догадаться. Но правду не увидишь, пока кто-нибудь не ткнет тебе её очевидностью прямо в глаза.
- Тебе было…
- Шестнадцать. Почти семнадцать. Вообще, я даже не думал, что меня кто-нибудь заберет оттуда, потому что, если тебе не повезло в детстве, то взрослым тебя не возьмут точно. Но Алекс оказался на удивление милым, обаятельным и при этом до жути упрямым: наотрез отказался уезжать из детского дома без меня. Видел бы ты, какую он истерику, закатил, когда понял, что его хотят взять, а меня нет, - Фрэнк тихо рассмеялся, снова не поднимая взгляда от своих рук. - Наши настоящие родители не успели его испортить.
Он вздохнул, дергая пальцами манжеты рубашки. Мне очень хотелось узнать больше, о его родителях, но спросить сейчас я не осмеливался. На самом деле, я не знал, что мне говорить дальше. Я и так мало с кем общался, а уж опыта общения с людьми, которые выросли без нормальных родителей, у меня и вовсе не было. Я не мог ничего сказать, но непривычное чувство сожаления и желания хоть чем-то помочь сжало меня изнутри. Я был виноват не только в том, что заставил Фрэнка рассказать и вспомнить, но и, как будто, в то том, что у него не было такого детства, как у меня. Да, у меня тоже было немало такого, о чем больно вспоминать и даже думать, но я хотя бы пережил это уже взрослым, сформировавшимся человеком. У меня было практически во всех отношениях счастливое детство, и, несмотря на всё, что произошло, мама до сих пор жива и, я знаю, по-прежнему любит нас с Майки. Фрэнка некому так любить.
Выдохнув, я не слишком решительно, но всё же уверенно протянул ему через стол руку. С одной стороны, я чувствовал себя сейчас героем мелодрамы, но с другой мне хотелось прикоснуться к Фрэнку, чтобы он знал, что из-за того, что он сказал сейчас, моё отношение к нему не изменилось.
Моей решительности не хватило, чтобы взглянуть на лицо Айеро, поэтому я наблюдал за его руками. На несколько секунд они замерли, словно Фрэнк растерялся или просто не ожидал, что я сделаю что-то подобное, а затем, под взволнованный стук сердца где-то у меня в ушах, его пальцы мягко коснулись моей чуть приподнятой над столом ладони. Подушечки его пальцев мягко и слегка щекотно изучали кожу моей руки. Я не чувствовал, как это описывали в книгах, никакого волной разливающегося по телу тепла или внезапной дрожи во всем теле. Не было и того отключающего способность думать ощущения, что я испытывал, целуя скорпиона на шее у Айеро. Мне просто было приятно видеть и чувствовать, что Фрэнк вот так просто прикасается ко мне, медленно, с самого малого изучает меня с физической стороны. Кроме того, это было странно просто потому, что раньше меня так не касались. Все мои отношения были с девушками и ещё в школе, ограничивалось все парой поцелуев, которые я забывал уже через несколько недель. Во всём остальном я был полным девственником, в прямом и переносном смысле. Начиная с того, что у меня никогда не было секса, даже петинга, заканчивая простой нежностью. Поэтому, да, очень странно было видеть, что кто-то прикасается ко мне вот так, мягко и ласково.
Спустя почти минуту, когда Фрэнк добрался уже до запястья, я, наконец, набрался смелости и снова взглянул на него. Он медленно моргал, задумчиво глядя на наши руки и размеренно, глубоко дыша. Я видел, как его грудь поднималась и опускалась под рубашкой. Взгляд оставался грустным, и я знал, понимал, что неосторожно потревоженные мной воспоминания не хотели уходить просто так. Необычного орехового цвета глаза в не слишком ярком освещении кухни были темно-карими, почти совсем черными, а длинные ресницы отбрасывали тускловатые тени. Тонкие крылья носа чуть раздувались, когда Фрэнк делал вдох. Острые скулы плавно переходили в линию подбородка. Тонкие, мягкие губы уже сами по себе притягивали взгляд, тем более - когда Фрэнк облизывался или прикусывал их. От губ я снова поднял взгляд на глаза Фрэнка и понял, что он больше не смотрит вниз, а выражение лица стало совсем расстроенным. Он глядел на часы за моей спиной.
- Уже почти полночь, - он взглянул на меня и нахмурился, вздохнув. - Думаю, я и так уже засиделся, а ещё добираться домой.
Я невольно задержал дыхание, понимая, что не смогу отпустить его сейчас, когда это так расстраивает его. Мягко и крепко я сжал его ладонь своей, тепло улыбнувшись.
- Никуда ты не будешь добираться. Майки приедет завтра достаточно поздно, чтобы ты смог уехать, если не хочешь, чтобы он видел тебя здесь. На самом деле, - я виновато выдохнул, глядя куда-то в плечо Фрэнка, - я думаю, он ещё не готов к этому. Мне нужно сначала поговорить с ним.
Я ожидал, что Айеро сейчас выдернет свою руку и уйдет, но ничего подобного не случилось: напротив, он только сжал пальцы в ответ.
- Понимаю. И если ты разрешишь мне уснуть рядом, то я уйду так рано, как будет нужно.
Боже, он действительно только что сказал это?

Дата добавления: 2015-10-28