Ловушка для мустангов

Теперь, когда опасность миновала, молодая креолка с интересом оглянулась вокруг.

Она увидела большой пруд. Берега его были изрыты следами лошадиных копыт. Повидимому, это было люби­мое место водопоя. Огибая водоем и далеко врезаясь двумя расходящимися крыльями в равнину, шла высокая изгородь.

— Что это? — спросила девушка, указывая на изго­родь.

— Это ловушка для мустангов, — сказал Морис.

— Ловушка для мустангов?

— Кораль для ловли диких лошадей. Они бродят между крыльями изгороди, которые, как вы видите, ши­роко расходятся и далеко уходят в прерию. Их привле­кает сюда вода или же мустангеры просто загоняют их в это узкое место. Тогда вход в кораль загораживается, и здесь их уже нетрудно поймать при помощи лассо.

— Бедные животные!.. Этот кораль принадлежит вам? Ведь вы мустангер? Вы нам так сказали?

— Да, я мустангер, но я охочусь за дикими лошадь­ми в одиночку. Я редко встречаюсь с людьми моей про­фессии. Поэтому я и не могу пользоваться этим приспо­соблением, для которого нужно по крайней мере двадцать загонщиков. Мое оружие, если только можно его так назвать,— вот это лассо.

— Вы очень искусно им владеете. Я уже слыхала об этом, да и сама видела.

— Вы очень любезны. Однако я не заслуживаю этой похвалы. В прериях есть прирожденные лассонеры— мексиканцы. И то, что вам показалось искусством, они сочли бы просто за неповоротливость.

— Мне кажется, мистер Джеральд, что ваша скромность заставляет вас переоценивать ваших соперников. Я слышала как раз обратное.

— От кого?

— От вашего приятеля мистера Зебулона Стумпа.

— Ха-ха! Старый Зеб— плохой авторитет в этих во­просах.

— Мне бы тоже хотелось научиться бросать лас­со,— сказала молодая креолка, — но говорят, что это не женское дело.

— Не женское дело! Это такой же невинный спорт, как и катанье на коньках или стрельба из лука. Я знаю одну девушку, которая прекрасно владеет этим искус­ством.

— Она американка?

— Нет, мексиканка и живет в окрестностях Рио-Гранде. Иногда она приезжает к нам на Леону: здесь живут ее родственники.

— Она молодая?

— Мне кажется, что ваших лет, мисс Пойндек­стер.

— Высокая?

— Немного пониже вас.

— Но, конечно, гораздо красивее меня? Я слыхала, что мексиканские женщины гораздо красивее нас, аме­риканок.

— Мне кажется,что креолки не включены в эту кате­горию,— с дипломатической тонкостью ответил Морис.

— Интересно, могла ли бы я овладеть этим искус­ством?— продолжала молодая креолка, как будто не заметив сделанного ей комплимента.— Не поздно ли мне начать учиться?Я слыхала, что мексиканцы привы­кают к этому спорту с детства. Потому они и достигают такого высокого совершенства.

— Нет, вам еще совсем не поздно,— поспешил отве­тить Морис.— После одного-двух лет практики вы сде­лаетесь искусной лассонеркой.Я, например, всего лишь три года, как занимаюсь этим делом…

Он замолчал, так как ему не хотелось показаться хвастуном.

— А теперь вы самый искусный лассонер во всем Техасе?— закончила собеседница, угадав не высказан­ную им мысль.

— Нет, нет!— смеясь, запротестовал он.— Это лишь заблуждение со стороны старика Зеба, который судит о моем искусстве, вероятно принимая свое за образец.

«Что это— скромность?— подумала креолка. — Или же этот человек просто смеется надо мной? Нет, этого не может быть, а то я сойду с ума».

— Вам хочется вернуться в компанию ваших дру­зей? — сказал Морис, заметив в ней какую-то рассеян­ность. — Ваш отец, вероятно, уже беспокоится, что вас так долго нет. Ваш брат, ваш кузен…

— Да, вы правы, — поспешила она ответить тоном, в котором слышалась не то некоторая уязвленность, не то сожаление. — Я не подумала об этом. Спасибо, сэр, что вы напомнили мне о моих обязанностях. Надо ехать обратно.

Они опять вскочили на коней. Неохотно подобрала Луиза поводья, как-то медлительно вдела ноги в стре­мена; казалось, ей вовсе не хотелось оставлять это инте­ресное место.

* * *

Опять в прерии. Морис направился со своей спутни­цей к месту пикника самой короткой дорогой.

Их обратный путь лежал через «прерию сорняков». Так назвали ее пионеры-колонизаторы Америки,пови­димому не задумываясь особенно над выбором названия.

Уроженка Луизианы увидела вокруг себя огромный цветник, усыпанный яркими цветами, цветник, гранича­щий с голубым сводом неба, насаженный и выращенный самой природой.

— Какая красота!— восторженно воскликнула креол­ка, невольным движением останавливая лошадь.

— Вам нравится здесь, мисс Пойндекстер?

— Нравится? Больше того,сэр. Я вижу перед собой все, что есть самого красивого в природе: зеленую тра­ву, деревья, цветы — все, что с таким трудом выращи­вает человек. И все же никогда он не может достигнуть равного этому по красоте. Здесь ничего нельзя доба­вить, это кусок природы, безупречный в своем совер­шенстве!

— Здесь не хватает домов.

— Но крыши и трубы нарушили бы красоту пейзажа.Чистые контуры деревьев так хороши! Под их сенью мне хотелось бы жить, под их сенью мне хотелось бы…

Слово «любить» готово было сорваться с ее губ, но она вдруг остановилась и неожиданно даже для себя за­менила его словом «умереть».

Ее чувства разделял и ирландец; ее слова были слов­но эхом его ощущений.

Но его ответ прозвучал сухо и прозаично:

— я боюсь, мисс, что вам скоро надоела бы такая жизнь— без крова, без общества, без…

— А вы, сэр? Как же она вам не надоедает? Ваш друг мистер Стумп, которому я вполне доверяю, говорил мне, что вы ведете такой образ жизни уже несколько лет. Так ли это?

— Совершенно правильно.

— О, как я вам завидую! Я уверена,что я была бы бесконечно счастлива среди этой красивой природы. И мне бы такая жизнь никогда не надоела.

— Одной? Без друзей? Даже без крова над голо­вой?

— я об этом не говорила… Но вы не сказали мне, как вы живете. Есть ли у вас дом?

— Мое жилище не заслуживает такого громкого на­звания,— смеясь, ответил мустангер.— Моя хижина— вернее, мое хакале— одно из самых скромных жилищ в нашем краю.

— Где же она находится? Где-нибудь недалеко от тех мест, где мы сегодня были?

— Не очень далеко отсюда— миля, не больше… Вы видите на западе верхушки деревьев? Они прикрывают мою хижину от солнца и защищают ее от бурь.

— Вот как! Как бы мне хотелось взглянуть на нее! Настоящая хижина, вы говорите?

— Да, настоящая.

— Стоит в уединении?

— я не знаю ни одного жилища на расстоянии де­сяти миль.

— Среди деревьев? Живописная?

— Это уж как кому покажется.

— Мне хотелось бы посмотреть на нее и иметь свое мнение… Только одна миля отсюда?

— Миля туда, миля обратно— всего две.

— Ну, это не страшно. Двадцати минут нам будет достаточно.

— Я боюсь, что мы злоупотребляем терпением ваших близких…

— Может быть, вы хотите сказать: вашим гостепри­имством? Простите, мистер Джеральд,— продолжала молодая девушка,и тень грусти набежала на ее лицо, — я не подумала об этом. Вероятно, вы живете не один? В вашем хакале с вами живет еще кто-нибудь?

— О да! я живу не один. Со мной живет мой друг, с тех пор как…

Прежде чем мустангер закончил свою речь, в вообра­жении Луизы встал образ его друга. Девушка ее лет, с бронзовым оттенком кожи, с продолговатыми, как мин­далины, глазами. Зубы у нее, должно быть, белее жем­чуга, на щеках алый румянец, волосы длиннее, чем хвост у Кастро, бусы на шее, браслеты на ногах и руках, кра­сиво вышитая короткая юбочка, мокасины на маленьких ножках. Так представила себе Луиза «друга» мустан­гера.

— Вашему другу,может быть, не понравится появ­ление гостей, особенно чужих?

— Нет, наоборот. Он всегда очень рад гостям, будь это совсем чужие или же друзья. Мой молочный брат очень общительный человек, но ему, бедняге, теперь мало с кем приходится видеться.

— Ваш молочный брат?

— Да. Его зовут Фелим О'Нил, тоже ирландец. Толь­ко его ирландский акцент еще хуже моего. Он уроженец Гальвейского графства.

— О,как бы мне хотелось его послушать! Ведь там ужасно забавно говорят. Не правда ли?

— Так как я сам гальвеец,то мне трудно об этом судить. Но если вы согласны воспользоваться на полчаса гостеприимством Фелима, то у вас будет хорошая воз­можность составить об этом свое собственное мнение.

— Я прямо в восторге!Это будет интересно и так ново для меня! Пусть папа и остальные подождут. Там есть дамы и без меня, а молодые мужчины пусть продол­жают искать наши следы. Предполагалась ведь еще охо­та на мустангов… А я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством.

— Боюсь только, что мое гостеприимство будет слиш­ком скромным. Фелим несколько дней оставался один.Сам же он не охотник и, наверно, сидит без всяких за­пасов. Хорошо, что вы успели закусить перед вашим бегством…

Конечно, не рассказ о гостеприимстве Фелима заста­вил Луизу Пойндекстер изменить направление пути. Не слишком сильно интересовала ее также ломаная речь ирландца. И не желание увидеть хижину мустангера ру­ководило ею. Ее толкало более сильное чувство, кото­рому она не в силах была противиться.

* * *

Луиза посетила одинокую хижину на Аламо, побы­вала под ее кровлей. Казалось, не без интереса знакоми­лась она с этим своеобразным обиталищем. Она была очень приятно поражена, обнаружив в хижине книги, бумагу, письменные принадлежности и другие мелочи, которые характеризовали хозяина хакале как культур­ного человека. С видимым интересом слушала она за­бавную речь Фелима.Она попробовала угощения, не отказываясь ни от чего, за исключением любимого на­питка гальвейца. И наконец, веселая и оживленная, уехала.

Но ее настроение скоро изменилось. Приподнятое со­стояние, вызванное новизной впечатлений, упало. Попав снова в прерию, усыпанную цветами, она стала переби­рать в памяти только что пережитые впечатления. И тут у нее явилась мысль, которая мучительным холодом об­дала ее сердце.

Мучилась ли она тем, что заставила так долго ждать своих близких и друзей в неизвестности и тревоге о ней?

Нет, не это мучило Луизу.

В течение всего дня,на протяжении пути от форта к месту пикника, при встрече на поляне, во время ужа­сающей погони диких жеребцов, в которой Морис Дже­ральд был ее защитником, в минуты отдыха у пруда, в прерии, на обратном пути, под его собственной кров­лей — все это время ее спутник был с нею только веж­лив, но не больше. Он строго держался в рамках джентльменской корректности.

Глава XVIII

Дата добавления: 2015-10-28