III. Принцип безопасности коммуникаций британской мировой империи

Универсалистские, охватывающие весь мир общие понятия являются в международном праве типичны­ми орудиями интервенционизма. Поэтому надо по­стоянно принимать во внимание их связь и тесное соединение с конкретными, историческими и поли­тическими ситуациями и интересами. Важный случай такого тесного соединения встретится нам еще в пра­ве меньшинств (IV). Здесь нужно сначала обсудить часто сравниваемую с доктриной Монро «доктрину»: доктрину «безопасности коммуникаций британской мировой империи». Она представляет собой противо­положность тому, чем было первоначальное учение Монро. Последнее имело в виду сопряженное про­странство, американские континенты. Напротив, британская мировая империя — это не сопряженный континент, но разбросанная на самые отдаленные континенты, Европу, Америку, Азию, Африку и Ав­стралию, пространственно не сопряженная, полити­ческая связь разбросанных владений. Первоначаль­ное учение Монро имело политический смысл, заключавшийся в том, чтобы посредством исключе­ния интервенций чуждых пространству сил защитить

новую политическую идею против тогдашних сил ле­гитимности status quo. Напротив, принцип безопас­ности коммуникаций британской мировой империи является с точки зрения международного права не чем иным, как случаем применения идеи легитимно­сти одного лишь status quo. Он и не может быть ни­чем иным и потому лишен благородного смысла «доктрины», каковым смыслом обладала, например, «доктрина Дизраэли»,¹ которая гласила, что неизмен­ная целостность Турции является жизненно важным вопросом для британской мировой империи.

Юридический образ мыслей, подчиненный геогра­фически не сопряженной, разбросанной по Земле мировой империи, сам по себе имеет тенденцию к универсалистским аргументациям. Он должен ото­ждествить интерес неизменной прочности такой им­перии с интересом человечества, чтобы вообще иметь аргументацию. Такой образ мыслей направлен не на определенное сопряженное пространство и его внут­ренний порядок, но в первую очередь на обеспечение связи между разбросанными частями империи. Вследствие этого юрист, особенно юрист в области международного права такой мировой империи более склонен мыслить не пространствами, а проливами и коммуникациями. Для этой особенности британского образа мыслей характерно высказывание выдающего­ся английского эксперта, сэра Уильяма Хейтера, ко­торый откровенно говорит, что в Греции и Болгарии английское правительство могло бы допустить рево­люции; напротив, в Египте должен царить покой и порядок, чтобы не пострадал важный соединитель­ный пролив британской мировой империи, прежде всего путь в Индию. Из того же самого образа вос­приятия происходит также весьма известное англий-

¹ Протурецкая и антирусская политика Дизраэли, напри­мер у: Fenwick. International Law. 1924. S. 148, — получила название «доктрина Дизраэли».

ское высказывание по вопросу о том, должна ли Анг­лия аннексировать Египет. На этот вопрос отвечают отрицательно, поскольку тот, кто регулярно должен предпринимать большое путешествие из своей роди­ны в другие края, пожалуй, заинтересован в том, что­бы в центре пути имелась хорошая гостиница, но не заинтересован в том, чтобы самому быть директором и владельцем этого отеля. В своей миланской речи 1 ноября 1936 года Муссолини напомнил о глубоком противоречии, которое заключается в том, что Сре­диземное море является для Англии только проли­вом, только одним из многих проливов, даже только сокращенным проливом и каналом, в то время как для Италии оно означает жизненное пространство.' Противоположность пролива и жизненного про­странства выявляется здесь во всей своей глубине. С английской стороны на это возразили, что Среди­земное море является не сокращенным путем, но главной транспортной магистралью и британское Со­дружество («Commonwealth of Nations») жизненно за­интересовано в ней в полном смысле слова.² Жиз­ненная заинтересованность в морских проливах, линиях воздушного сообщения (air-lines), трубопро­водах (pipe-lines) и т. д. с точки зрения далеко

¹ «L'ltalia e una isola che si immerge nel Mediterraneo. Questo
mare (io mi rivoigo anche agli Inglesi che forse in questo momento
sono alio radio), questo mare per la Gran Bretagna e una strada,
una delle tante strade, piuttosto una scorciatoia con la quale
1'Impero britannico raggiunge piu rapidamente i suoi territori
periferici. Se per gli altri il Mediterraneo e una strada, per noi
Italiani e la vita».

² Об этом с английской точки зрения: Elizabeth Monroe. The
Mediterranean in Politics. Oxford-London, 1938. S. 10 ff.; George
Slocombe. The dangerous Sea. London, 1937. S. 266. С итальян­
ской стороны: Gaspare Ambrosini. I problemi del Mediterraneo.
Rom (Istituto NazionaJe di Cultura Fascista), 1937. S. 164; Pietro
Silva. II Mediterraneo dall'Unita di Roma allTmpero ltaliano.
Mailand, 1938. S. 477. > >'* < • ,.-'. >?< •.■>

разбросанной английской мировой империи неоспо­рима.¹ Но этим различие и противоположность меж­дународно-правовой идеи пространства в сравнении с международно-правовым мышлением путями и проливами не устранено или преодолено, но только подтверждено.

В то время как проблема американской доктрины Монро обсуждалась в бесчисленных публикациях почти нет специальной научной международно-пра­вовой литературы о важной проблеме безопасности соединительных проливов британской мировой им­перии. Отчасти это может объясняться тем, что бри­танскому методу не соответствует делать жизненно важные вопросы британской мировой политики предметом научно-правовых разборов или вовсе под­линных споров. Английский жизненный интерес в безопасности коммуникаций проявляется наиболее явно и четко в оговорках, которые прилагаются к важным международно-правовым договорам. И здесь подтверждается наш тезис, что сегодняшнее между­народное право в существенном является правом оговорки.² Так английское правительство в 1922 году односторонним объявлением отменило односторонне провозглашенный в декабре 1914 года английский протекторат над Египтом и признало Египет суверен­ным государством, но лишь при четырех оговорках, которые передаются на усмотрение английского пра­вительства, пока Англия и Египет не достигнут взаи­мопонимания. Во главе этих четырех оговорок нахо-

¹ Возможно ли перенесение действительных для морских
проливов принципов на линии воздушного сообщения, долж­
но остаться здесь открытым вопросом. Norbert Gurke в разго­
воре, непосредственно последовавшем за моим Кильским
докладом, убедительно представил непереносимость и специ­
фическую особость линий воздушного сообщения в сравне­
нии с морскими проливами.

² Carl Schmitt. Nationalsozialismus und Volkerrecht. Schriften
der Deutschen Hochschule fur Politik. Heft 9. Berlin, 1934. S. 23.

_сЯ _ перед защитой чужых интересов в Египте, зашитой меньшинств и общей оговорки области Су-

_а _ безопасность коммуникаций британской им­перии в Египте.' Позднейший союзный договор с Египтом от 26 августа 1936 года² основан на той же самой оговорке. Он определяет в статье 8: «Перед ли­цом факта, что Суэцкий канал, пусть и как неотъем­лемая часть Египта, является как всеобщим (универ­сальным) средством сообщения, так и существенным (essential) средством сообщения между разными час­тями Британской империи», договариваются, что Англия берет на себя защиту канала до тех пор, пока Египет сам не будет способен делать это. Это сочета­ние «универсального» мирового интереса с «сущест­венным» британским интересом типично и имеет большое значение для нашего рассмотрения.

И при подписании пакта Келлога, в 1928 году, на­шла применение британская оговорка безопасности коммуникаций, однако в этот раз использовался по-видимости способ выражения, говоривший не о проливах, но о пространстве, причем даже ссылались на американскую доктрину Монро. Английская ого­ворка к пакту Келлога именуется «британской док­триной Монро»,³ хотя различие, даже противополож­ность интересов и образов мыслей сразу заметно, когда устанавливается подлинная идея пространства. Формулирование оговорки настолько характерно, что здесь нужно дословно процитировать решающее ме­сто из ноты британского государственного секретаря по иностранным делам к американскому послу в Лондоне от 19 мая 1928 года. Там говорится (под Цифрой 10): «Редакция статьи 1 ("проклинающей"

'The British Yearbook of Internationa! Law. XVIII. 1937. S. 87.

Treaty Series. 1937. Nr. 6; обмен ратификационными гра­нтами в Каире 22 декабря 1936 года.

James T. Shotwel/. War as an instrument of National Policy. ^aa-0. S. 169.

ззк,

Р^л Шмитт

lite***!*-!*** ЖЙ*Ш^

войну как инструмент национальной политики) от­носительно отказа от войны как инструмента нацио­нальной политики делает желательным, чтобы я на­помнил Вашему превосходительству о том, что в мире имеются известные области, благо и неприкос­новенность которых представляют особый и жизнен­но важный интерес для нашего мира и нашей безо­пасности. Правительство Его величества в прошлом старалось создать ясность относительно того, что вмешательство в отношении этих областей не может быть им терпимо; их защита против любого нападе­ния представляет для британской империи акт само­обороны. Должна быть полная ясность относительно того, что правительство Его величества в Великобри­тании только тогда примет новый договор, если будет полное согласие в том, что он не нанесет ущерба его свободе действий в этом отношении. Правительство Соединенных Штатов имеет сопоставимые интересы, относительно которых оно объявило, что оно будет рассматривать как недружественный акт любое не­уважение чужой державы. Правительство Его величе­ства думает поэтому, что оно с его позицией будет соответствовать намерению и мнению правительства Соединенных Штатов».¹ Формулировка этой оговор­ки содержит ясное и преднамеренное указание на доктрину Монро. Но она ликвидирует ее конкретную идею пространства с помощью всеобщего понятия «права на самооборону». Тем не менее, и здесь совер­шенно очевидно различие первоначального америка­но-континентального мышления пространством и британско-империалистического мышления проли­вами и путями.

Для Суэцкого канала английская политика доби­лась такого международно-правового регулирования, которое отвечает ее интересу в этом проливе. До тех

¹ Materialien zum Kriegsachtungspakt. Berlin, 1928. S. 49. По­вторяется в ноте от 18 июля 1928 года. а.а.О. S. 94, 95.

_тя

пор, пока канал еще не был в руках Англии, англий­ское правительство аргументировало с помощью совсем всеобщих принципов. Высказывания этого времени являются документами непоколебимой, прямо-таки наивной, викторианской веры в гармо­нию политических интересов Англии и выражаю­щихся в таких всеобщих принципах интересов человечества. Когда лорд Солсбери в 1856 году про­тестовал против монополии, предоставленной хеди­вом строителю Фердинанду фон Лессепсу, он ссы­лался на «естественное право всех других народов», которое в интересах мировой торговли исключает та­кие водные пути из концессии или монополии.' По­сле того как английские войска заняли канал, он был интернационализирован и нейтрализирован догово­ром между государствами от 29 октября 1888 года, причем Англия сделала всеобщую оговорку своей свободы торговли во время английского занятия Египта.² Вышеназванный договор с Египтом от 26 ав­густа 1936 года относится уже к третьей стадии этого развития, а именно стадии явно из только лишь status quo исходящей аргументации, чьим паролем является «безопасность». Между той первоначальной ссылкой на всеобщее естественное право и сегодняшним только лишь обеспечением status quo имеется заслу­живающая внимания промежуточная стадия. В ней английская политика международного права стре­мится к тому, чтобы из интернационализации и ней­трализации Суэцкого канала, как их достигает дого­вор 1888 года, сделать для всех важных морских проливов, которые не находятся в руках Англии, в международно-правовом отношении всеобще при-

' Напечатано у Fauchille. а.а.О. 1. 2. 1925. S. 212. § 511 Ь.

² О значении этой «всеобщей оговорки» в последнее время: Herberth Monath. Die Rechtslage am Suezkanal // Vortrage und Einzelschriften des Instituts fur Internationales Recht an der Universitat Kiel. Heft 23. 1937. S. 38, 44 ff.

знанный прототип «интернациональной правовой системы межокеанских каналов и морских проли вов».

При попытке добиться этой цели в отношении Па­намского канала английская политика натолкнулась на сопротивление, которое оказали Соединенные Штаты именем доктрины Монро. В этом вопросе о канале проявилось противоречие двух миров. Борьба окончилась полной победой Соединенных Штатов и тем самым доктрины Монро, которая как конкрет­ный принцип большого пространства показала свое превосходство над универсалистским притязанием Англии. Другой, третий, для нас немцев особенно важный случай касается Кильского канала. И здесь подчиненная английской мировой империи между­народно-правовая аргументация попыталась провес­ти идею единой и всеобщей международно-правовой системы трех больших межокеанских каналов и подчинить Кильский канал в международно-право­вом смысле будто бы общепризнанному «режиму больших интернациональных морских проливов». В Уимблдонском процессе (1923 год) английский представитель, юрист Форин Оффис, сэр Сесил Херст, очень энергично защищал «аргумент трех ка­налов». Приговор Постоянного Интернационального Суда в Гааге от 17 августа 1923 года содержит в своем обосновании признание английской тенденции, про­вести международно-правовой принцип интернацио­нализации всех больших морских проливов и в слу­чае Кильского канала. Эрнст Вольгаст, которому мы обязаны монографией о Уимблдонском процессе, со своим взглядом на действительное значение между­народно-правовых конструкций превосходно разра­ботал этот аспект Уимблдонского процесса.

¹ Ernst Wolgast. Der Wimbledonprozess vor dem Volker-bundgerichtshof. Berlin, 1926, особенно S. 74 ft"

«Свобода», о которой идет речь в многочисленных международно-правовых аргументациях Англии, от­носится по своему происхождению к естественному праву XVII века.' Она достигает своей высшей точки в свободе мировой торговли в XIX веке. И потому это столетие является также тем отрезком времени, в котором между политическими и экономическими интересами британской мировой империи и при­знанными правилами международного права сущест­вует прямо-таки чудесная гармония. «Свобода» означает здесь в политически решающем случае постоянно описание понятного, специфически бри­танского интереса мировой империи в больших коммуникациях мира. Так «свобода морей» означает согласно формулировке Уитона-Дейны, ставшей зна­менитой благодаря цитированию в деле Мирамичи (английское решение призового суда от 23 ноября 1914 года): «The sea is res omnium, the common field of war as well as of commerce».² Пока Англия господству­ет на море, свобода морей получает свои границы, даже свое содержание через интересы английского ведения войны на море, именно через право и свобо­ду ведущей войну силы контролировать торговлю нейтральных стран. «Свобода Дарданелл» означает беспрепятственное использование этих морских про­ливов английскими военными судами, чтобы мочь вредить России в Черном море и т. д. Всегда за сво­бодно-гуманитарно-всеобщей формулировкой разли­чимы своеобразные движущие мотивы, которые осо­бого рода интересы географически не сопряженной

¹ О связи учений о свободе с колониальной экспансией (свобода морей и свобода торговли как голландское и англий­ское учение в противовес испанско-португальской колониаль­ной монополии XVI и XVII веков) выдающаяся статья: Ulrich Scheuner. Zur Geschichte der Kolonialfrage im Volkerrecht // Zeitschrift fur Volkerrecht Bd XXII. 1938. S. 442 ff., 463.

Море есть вещь, существующая для всех, общее поле вой­
ны, равно как и коммерции {англ.). • <

мировой империи превращают в универсалистски обобщающие правовые понятия. Этого не объяснить просто лицемерием (cant) или обманом, или подоб­ными лозунгами. Это пример неизбежного придания международно-правовых образов мыслей определен­ному роду политической экзистенции.' Впрочем, вопрос лишь в том, как долго та чудесная гармония британских интересов и международного права в состоянии сохранять свою очевидность еще и в XX веке.

И доктрина Монро благодаря Т. Рузвельту и В. Вильсону испытала перетолкование в универсали-стско-империалистическую мировую доктрину. Тем не менее, оба принципа — американская доктрина Монро и безопасность коммуникаций британской мировой империи — в сердцевине всегда оставались различными. Универсализм принципа безопасности коммуникаций более не имеет сегодня естествен­но-правового покрова свободы; он является откры­тым выражением интереса Status quo мировой импе­рии, которая думает, что имеет как таковая уже достаточно легитимации в себе. Универсализация доктрины Монро благодаря Рузвельту и Вильсону, напротив, была фальсификацией подлинного прин­ципа большого пространства с запретом на интервен­цию, который превратился в безграничный интер­венционизм. Момент, когда эта универсализация торжественно официально была провозглашена, вы­шеназванное послание президента Вильсона 22 янва­ря 1917 года, и в этом аспекте означает пункт, в кото-

¹ «Это выражение подлинной политической власти, когда великий народ со своей позиции определяет манеру говорить и даже манеру мыслить других народов, словарный запас, тер­минологию и понятия». Так у: Carl Schmitt. Die Vereinigten Staaten von Amerika und die vulkerrechtlichen Formen des modernen Imperialismus. Konigsberger Vortrag vom 20. Februar 1932. Опубликовано в: Positioner! und Begriffe. Hamburg, 1940. S. 162 f.

ром политика Соединенных Штатов отворачивается ₀т своей родной земли и вступает в союз с мировым империализмом и империализмом человечества Бри­танской империи.

Дата добавления: 2015-10-02