|
Беатрис встала и подошла к маленькой раковине с единственным краном. Из полки над ней вытащила бутылку – дешевый бренди – и налила полный стакан. Потом вернулась, села напротив гостей и медленно отпила большой глоток.
– Мне потребовался целый год, чтоб набраться мужества спросить его про это, – в конце концов ответила она. – Джорджио не тот человек, которому легко задавать вопросы. Полагаю, вы это уже знаете.
Фальконе почувствовал, как внезапно поднявшаяся внутри волна гнева слабеет и оседает. Он уже ненавидел себя за то, что так давит на несчастную. И это понимание явилось для него чем-то совершенно новым.
– И вы получили ответ?
Ей было очень трудно говорить. Браманте уже плакала, несмотря на все усилия сдержаться, и явно стыдилась слез при посторонних.
– Он сказал мне… что бывают такие моменты в жизни человека, когда ему нужно начинать взрослеть. Это было все, что Джорджио сказал на этот счет. А потом заявил, что хочет получить развод. Побыстрее. Без всяких осложнений. Вот такая мне вышла награда за вопрос. И говорить больше было не о чем. Да и теперь тоже. Все, с меня довольно, Фальконе. Пожалуйста, уходите.
Таччоне пытался высмотреть что-то на старом, вытертом ковре. Роза аккуратно засовывала блокнот в сумку, явно желая поскорее убраться отсюда.
Фальконе резко вытащил блокнот из сумки и вложил ей обратно в руки, а потом ткнул карандашом, который Прабакаран все еще держала в пальцах, в бумагу.
– И что это означало, как вы думаете? – продолжал настаивать инспектор. – Что Алессио настало время как-то «взрослеть»?
– Он же был еще ребенок! Красивый, неуклюжий, избалованный, жестокий до кровожадности, вредный и проказливый маленький мальчик! И… – Беатрис откинула голову назад, словно это могло помочь ей остановить слезы. – И Джорджио любил его больше всего на свете. Больше, чем меня. Больше, чем себя. Не знаю, что это означало. Все, что я знаю…
Хозяйка замолчала, чтобы вытереть глаза рукавом грубого кардигана.
–…В тот день умер не только мой сын. Я не знала того человека, что сидел в тюремной камере. Не знала того человека, к которому ходила на квартиру, тут, за углом. Он только внешне выглядит как Джорджио Браманте. Но что-то в нем изменилось, человек стал другим. Не тем, кого я любила… люблю. Вы вот всегда аккуратно подбираете слова. Потом составляете из них фразы. И рассказываете свои истории всему этому вонючему миру. В конечном итоге, – тут ее испещренное горькими морщинами лицо вновь искривилось, и хозяйка злобно уставилась на Лео через узкую маленькую комнату, – вы ведь именно этим занимаетесь, не так ли?
– Пока кого-то забивают до смерти, а я сижу за дверью и кручу пальцами от безделья? – спросил Фальконе. – Да, конечно. А еще я стараюсь отлавливать уголовников до того, как они причинят больше вреда, чем уже успели причинить. В надежде уменьшить зло, которое люди готовы причинять друг другу, даже если у них нет особого желания делать это самостоятельно. Может, дурацкая идея.
Он с трудом поднялся на ноги и неуклюже пересек комнату. Потом наклонился и взял руки Беатрис в свои. Несчастная застыла. Пальцы инспектора легли на грубую ткань старого кардигана, который хозяйка туго натянула на ладони.
– Вы позволите?
И осторожно сдвинул дешевую ткань, открыв запястья. Полицейский уже знал, что увидит, уже знал, почему женщина вроде Беатрис будет прятать руки в длинных, растянутых рукавах.
Рубцы на запястьях были видны совершенно четко. Некоторые свежие, темно-красные, неглубокие, не такие, как раны, нанесенные человеком, стремящимся покончить с собой. Она сама наносит себе эти увечья, понял следователь, и наносит их регулярно. И весьма возможно…
Лео задумался над тем, что сверлило мозг и раздражало с того момента, когда он впервые про это услышал.
– Теперь насчет этой майки, что вы отдали в церковь. Кровь на ней была ваша, не так ли?
Браманте вырвала руки и опустила рукава.
– Какой вы, однако, умный, Фальконе! Вот если бы вы были столь же проницательны четырнадцать лет назад!
– Я тоже хотел бы, чтобы так оно и было, – ответил он и вернулся на свое место на диване. – Значит, кровь ваша. Хотя бы вначале, в первый раз. После этого вы бывали в той церкви?
– Никогда. Зачем?
– У меня есть причины задать этот вопрос. А почему вы вообще выбрали именно эту церковь?
– А куда еще мне было ее нести? Кроме того, Джорджио когда-то работал вместе с Габриэлли. А потом тот стал там смотрителем, на полставки. Я больше никого и не знала… Прочитала как-то в газете про этот Малый музей, за неделю или две перед этим… – Хозяйка всхлипнула и вытерла нос правым рукавом. – Я тогда была сама не своя.
– А когда вы рассказали об этом Джорджио?
Беатрис помотала головой:
– Не помню. В тюрьме. Незадолго до того, как он потребовал развода. Решил, что я сошла с ума. Может, и правильно решил.
У Фальконе оставался еще вопрос, и его непременно нужно было задать.
– Вы наносили себе эти увечья до того, как пропал Алессио? Или все началось только после его исчезновения?
– Вас это не касается. Нисколько не касается.
– Да-да, – кивнул полицейский. Он уже получил ответ. – Вы правы. И тем не менее мне кажется, что было бы неплохо, если бы я попросил кого-нибудь заходить к вам время от времени. Просто поговорить. Из службы социальной помощи…
Лицо Браманте исказила судорога внезапной ярости.
– Не лезьте в мою жизнь, ублюдок! – завизжала она, тыкая в него пальцем и уже не обращая внимания на то, что рукава задрались, открыв иссеченные шрамами запястья. – Больше я вас сюда не пущу!
– Как вам будет угодно, синьора, – пожал плечами Лео.
Стемнело. Со стороны моря наползали мощные черные тучи, закрывая почти полную луну. Скоро начнется дождь. Может, и молнии засверкают.
Фальконе подождал, пока все усядутся в машину, и только потом начал отдавать распоряжения.
– Какой у вас опыт наружного наблюдения, Прабакаран?
Она очень удивилась.
– Я прошла подготовку, инспектор, но… практики не было.
– Готовились хорошо?
– Мне кажется, да.
– Ладно, будем надеяться. С завтрашнего дня и до отмены приказа будете вести наблюдение за синьорой Браманте. Я хочу знать, куда она ходит. Когда. С кем видится. Вообще все.
– Но… – начала было Роза, но замолчала.
– Но – что? Если вам непонятен приказ, так и скажите, это важно. Терпеть не могу, когда меня недопонимают.
– Я уже дважды встречалась с Беатрис Браманте. И как бы я ни старалась, она наверняка меня заметит. И поймет, что за ней следят.
Машина проезжала мимо рынка, который сейчас был уже закрыт. Фальконе оглядел разбитые прилавки, пустые коробки, ящики и горы овощей, сваленных на тротуар. И тут порыв шквалистого ветра подхватил несколько коробок, закрутил мусор и разбросал по всей округе. По ветровому стеклу забарабанил налетевший дождь. Погода явно портилась.
– Я буду весьма разочарован, если она вас не заметит. Если жена помогала мужу во всех этих делах, она уже соучастник убийства. Так что для ее собственного блага я не хотел бы, чтобы она занималась этим и дальше.
– Однако…
– Агент, – перебил инспектор нетерпеливо, – я Джорджио Браманте ничем не обязан и ничего не должен. Во всей этой печальной истории он является, как всем нам отлично известно, единственным доказанным убийцей. Беатрис Браманте – совсем иное дело. Вполне может случиться, что очень скоро нам все равно придется ее арестовать. Но тем не менее мы обязаны сомневаться в ее причастности к преступлению и вообще оказать ей любезность, на какую вполне способны. Вы будете за ней следить. И добьетесь того, чтобы она вас заметила. А в конце дня доложите лично мне. Вам все понятно?
Роза молча кивнула. Фальконе едва заметил это. Воспоминания о том, что происходило четырнадцать лет назад, все ярче всплывали в его памяти. И теперь, когда он мог оглянуться назад и увидеть всю картину, у Лео начали возникать малоприятные эмоции по поводу некоторых важных, на его взгляд, аспектов этого дела.
– И еще мы обязаны сказать ей правду о том, что же произошло с ее сыном, – добавил он. – А мне нужен Джорджио Браманте. Потому что я тоже хочу знать эту правду.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ГЛАВА 25 | | | ГЛАВА 27 |