ГЛАВА 27. Всего лишь час провозившись с бумагами, присланными Фальконе

Всего лишь час провозившись с бумагами, присланными Фальконе, и задав кучу вопросов Артуро, чьи ответы доказывали, что у него прекрасная, ясная и весьма объемистая память, Эмили поняла, что документы освещают лишь часть трагедии. Когда Браманте арестовали и предъявили ему обвинение в убийстве Лудо Торкьи, мрачное дело о похищении ребенка превратилось в сущее цирковое представление. Полиция и Служба спасения отрядили на Авентино внушительный штат, который прочесывал хитросплетение тоннелей, подземных пещер и археологических раскопов Браманте, разыскивая пропавшего Алессио. Сотни обычных римлян бросили все дела и присоединились к поискам. Но расследование очень быстро погрязло в скандалах и противоречиях, как только распространилась новость об аресте Браманте и когда стало понятно, что власти не имеют ни малейшего представления, где искать пропавшего мальчика. Эмили сразу узнала знакомые симптомы истерии средств массовой информации: слепая ярость популистского негодования; злобное бессилие полиции, задавленной юридическими тонкостями и общественным мнением, но вынужденной заниматься отнюдь не тем, что она считала правильным в данных обстоятельствах. А потом все вылилось в совершенно провальный финал, тоже весьма знакомый по другим делам об исчезновении детей. Алессио Браманте так и не нашли. Его отец протянул руки, на них защелкнули наручники, и профессор без малейших возражений последовал в тюрьму. Пятеро тинейджеров вышли на свободу и тут же исчезли, потому что адвокаты, успевшие ознакомиться с делом, заявили широкой публике, что к суду никого привлечь нельзя, после того как главного подозреваемого забили до смерти в полицейском участке. Все правила Уголовно-процессуального кодекса были втоптаны в грязь в результате того, что Джорджио Браманте пустил в ход кулаки, чтобы выбить хоть какую-то информацию из несчастного Лудо Торкьи. И пути назад теперь не осталось.

Типично итальянская, римская неразбериха, подумала Эмили. И если еще остается хоть какой-то шанс проникнуть в суть дела сквозь завесу тумана, необходимо – пусть даже после значительного промежутка времени – выяснить больше подробностей, чем имелось в документах, спешно подобранных Фальконе.

Американка отодвинула бумаги в сторону и посмотрела на Артуро. Под личиной добродушного отставника по-прежнему скрывался опытный офицер полиции. Вот он отошел от стола и кому-то позвонил. Это заняло три минуты. Когда он вернулся, отвел гостью в маленький, но изящный кабинет в фасадной части виллы и уселся за ноутбук, стоявший на столе красного дерева. И начал что-то печатать. На экране вспыхнула эмблема Главного управления полиции, за ней – запрос пароля на вход в систему. Мессина глянул на клочок бумаги, где были записаны код пользователя и пароль, щелкнул несколькими клавишами и вошел в нужный домен.

– Мы влезли в центральную сеть полиции? – спросила Эмили, пододвигая себе стул.

– Нет. Я просто… выступаю в роли одного моего приятеля. – Старик облизнул губы и несколько обеспокоенно посмотрел на американку. – Я стараюсь держаться в ногу со временем, понимаете? Ну, до определенного предела. В полиции появилось новое поколение, больше рискующее слечь в постель от непрестанных стрессов, нежели от удара в лицо. Это никакой не прогресс. Нужно учиться пользоваться разными инструментами, а не только одним.

– Готова с вами согласиться.

– Вот и хорошо. Вы ни словом не обмолвитесь моему сыну про эту нашу эскападу, ладно? Его иногда, бывает, заносит. Он, бедняга, появился на свет сразу пятидесяти лет от роду, таким и пребудет до самой смерти. Договорились?

– Он все же ваш сын. Ну, посмотрим…

Здесь было все. Исходные рапорты. Протоколы всех допросов. Фото. Карты. Даже результаты независимой археологической экспертизы подземного храма – находки, которую Браманте держал в тайне. Артуро сделал распечатки всех документов, которые запросила гостья. Обшарил все уголки и закоулки системы, стараясь не упустить ничего. Во время того расследования Мессина держался за работу до самого конца, сколько было можно. Его отстранили только тогда, когда поиски Алессио «сошли на нет» – эвфемизм, призванный заменить более точное выражение «были прекращены». Так он сам выразился с внезапной и неожиданной горечью в голосе. И теперь бывший служака освежал память с помощью данных, которые извлекал из компьютерной системы полиции, но ничего нового, увы, не находил. Когда выяснилось, что никакой свежей информации уже не получить, отставной полицейский наконец вышел из домена, сложил распечатки и прочие бумаги вместе и пригласил Эмили обратно в гостиную.

Там сидела Рафаэла с полицейским приятелем Артуро. Он был такого же типа, что и хозяин, – живой, подвижный пенсионер, высокий и стройный, с приятным аристократическим лицом.

– Пьетро вас уже заговорил? Вот я вдовец, а он разведен. Делайте соответствующие выводы.

Арканджело рассмеялась.

– Я уже Дуомо осмотрела. Какие там замечательные картины!

– Картины! – воскликнул Пьетро. – Лука Синьорелли.^[25] Больше всего его люблю. «Избранные и нечестивые». – Старик лукаво подмигнул. – Это я и он. Вам самим предстоит разобраться, кто из нас кто.

– Поваром сегодня будешь ты, – сообщил другу Артуро. – Фазан на четверых. Будь так любезен.

Рафаэла засияла, готовая помогать. Повара тут же исчезли в кухне. Как она сразу изменилась, подумала Эмили. Совсем другая женщина! Ее отношения с Лео Фальконе были какие-то странные, немного искусственные, немного раболепные. Арканджело переехала к нему, после того как его ранили, заботилась о нем, ухаживала весь долгий период выздоровления. Но что-то в этой связи не нравилось Эмили, удивляло ее. Создавалось впечатление, словно Рафаэла решила ухаживать за Лео из чувства вины, ответственности за трагедию, что произошла с ее семьей в Венеции. Именно это чуть не стоило ему жизни. Уехав из родного дома в Мурано^[26], а теперь из Рима, освободившись от Фальконе, она казалась более спокойной, более независимой.

Артуро уже сидел за столом и возился с бумагами.

– Тут очень немного такого, чего я не знаю, – заметил он. – Нет, мне это дело не по зубам – и тогда так было, и сейчас. Может, лучше чистить вместе с Пьетро картошку на кухне и дать вам, женщинам, возможность побыть вместе?

Потом они услышали хлопок вылетевшей из бутылки пробки, затем взрыв смеха. Пьетро маршевым шагом вошел в гостиную, следом вошла Рафаэла. Он нес бутылку prosecco, Арканджело – бокалы и блюда с готовыми бутербродами, купленными в супермаркете. Повара выглядели как парочка, дающая званый обед, что было недалеко от истины, как показалось Эмили. Тут ей пришло в голову, что они с Ником никогда не были в гостях у Фальконе вечером. Лео и Рафаэла званых обедов не давали.

– Только не мне. – Эмили отвела предложенный бокал. – Мне нужна ясная голова.

– А мне лучше всего работается с затуманенными мозгами, – заявил Артуро. – Так что давайте наливайте, а потом марш назад к разделочному столу. Кое-кому здесь надо поработать.

– Работа дураков любит, – пробормотала Рафаэла, выходя из гостиной.

– Наверное, она права. – Хозяин со вздохом отпил из наполненного до краев бокала. Эмили здорово ему позавидовала. – Ну и что я могу тут сделать?

– То, что сами предложили. Отправиться на кухню чистить картошку.

Мессина остался на месте.

Она протянула руку к телефону.

– А вот мне прежде всего нужно поговорить с человеком, который нам все это прислал.

– Я тоже в этом участвую, – заявил Артуро настоятельно и пошел включать аппарат для конференц-связи. – Я с Лео четырнадцать лет не разговаривал. И уже предвкушаю удовольствие снова услышать его несчастный голос, просто послушать, в каком он будет расстройстве.

Эмили едва слышала, потому что неожиданно обнаружила, что вновь пристально всматривается в фотографию Алессио Браманте, вложенную в досье. На фото он выглядел не совсем обычным мальчиком. Красивый, несколько женственный, с длинными волосами и круглыми, широко распахнутыми глазами. Нетрудно было представить себе, как пресса вцепилась в историю, закрученную вокруг такого ребенка: милого, умненького, из среднего класса, отец которого кого-то там убил – из-за него. По собственному опыту работы в ФБР она знала, что фотогеничная жертва всегда получает самое широкое освещение в средствах массовой информации.

– А знаете, что меня больше всего поражает?

– Нет. С чего начнем? С того, что они сделали с мальчишкой? Был ли ребенок еще жив, когда Джорджио пытался выбить правду из этого гнусного ублюдка Торкьи? Там много всего…

Американка согласно кивнула. Там и впрямь было много всего. Но сущность дела Браманте изменилась, когда отцу предъявили обвинение в убийстве. Оно перестало быть расследованием тайны, связанной с возможным похищением ребенка. Вместо этого оно превратилось в публичные дебаты по поводу того, как далеко можно позволить зайти родителю, защищающему ребенка. И стало в такой же мере делом Джорджио, в какой было делом о пропаже его сына. Даже в большей степени делом Браманте-старшего, поскольку фото профессора все это время не сходили с первых полос газет и регулярно появлялись во всех новостных программах телевидения. Он стал эмблемой, символом для всех родителей, для каждого, кто хоть раз с тревогой осматривал темную улицу, гадая, куда могли подеваться сын или дочь.

– То, что меня поражает, очень легко объяснить. У вас было множество людей, вы посылали на поиски группу за группой. Использовали механические устройства для раскопок. Здесь даже сказано, что вы практически уничтожили археологический раскоп Браманте, пока искали его сына. И тем не менее так его и не нашли.

Артуро Мессина облизнул губы и на мгновение стал выглядеть на свой возраст.

– Он погиб, Эмили, – с несчастным видом буркнул старик. – Там, где-то в недрах этого холма. В какой-нибудь пещере, которую мы не обнаружили или не осмелились сунуть туда нос.

Гостья поняла, что тоже должна в это поверить. Но видимо, сомнения ясно читались на ее лице.

– А что другое могло там произойти? – спросил бывший комиссар.

Дата добавления: 2015-10-02