Читайте также: |
|
20 июля (год не указан)
Эта ночь для меня была очень тяжелой. Я просто запутался в своих мыслях, и почти не спал. Алкоголь посодействовал этому… И легкий шлейф сигаретного дыма осел в моих волосах. Самое хорошее, что мне не снилось ничего, это хоть чуть-чуть успокаивает.
Ночь была жаркой, и все мои мысли были погружены в панику, в страх из ниоткуда. В глазах рябило, и я долго не смог сфокусировать зрение на дисплей телефона… «01:47» - и от этого тело пробило на дрожь; мурашки пробежали по спине, я смахнул со лба холодные капли пота, уже не зная, что делать… Отпив небольшой глоток крепкого кофе… Я просто не смог его проглотить какое-то время… Ком безысходности встал в горле… Я стал задыхаться, схватился за волосы и пустым взглядом смотрел в пол. Тоненькая струйка горячего напитка по спирали спустилась в живот, и стало еще жарче.
Трясущимися руками я взял со стола пачку «winston’a» и закурил сигарету. Я чувствовал эти пузырьки в голове, я чувствовал щелчки… Голова закружилась. Тлеющая сигарета слегка обжигала пальцы, испуская серый дым. Туманное облако, цвета темно-серого, словно прибитая дождем пыль, плавно падало вниз, расплываясь волнами по ковру… Пепел, кружась, падал на пол, мне было уже все равно. Дым, тоненькой лентой поднимался на кровать, где я сидел, и лениво ускользал в окно, развеиваясь по воздуху. Я стал расслабляться; затяжки стали более обильней, я вдыхал дым всеми легкими и, выгибаясь, разинув рот, аккуратно выдыхал его. Гневно грыз поролоновый фильтр, и кулаки неволей сжимались, обреченно вырвался крик: «Почему?! Почему я такой? Зачем я родился, если меня не способен любить никто?!», и горькие слезы скатились по щекам.
Я кинул окурок в кружку со сладким кофе, взяв в руки дневник, скрипнул кожей, и скривился от этого звука, голова резко заболела, будто мне втемяшили крохотную иголочку прямо в центр мозга. Рывком, сняв зубами колпачок с ручки, я выплюнул его куда-то под кровать и неровным подчерком стал писать всю картинку, которая сейчас играла у меня в голове:
Ночь. Ночью мир людей замирает. Один за другим гаснут окна домов, пустеют улицы и дороги. Одинокие фонари освещают небольшие островки пространства.
Вокруг царит тьма, а в небе зажигаются мириады звезд. Ближе к полуночи небо в одном месте светлеет, бледное зарево постепенно разгорается. Через несколько минут появляется полная луна, на которой даже с земли видны странные рисунки, созданные рельефом ее поверхности. Кто видит там лицо человека, кто диковинных животных или еще что-то другое. Я вижу лицо уродливого клоуна.
С восходом луны становится так светло, что легко можно различить силуэты домов, деревьев, даже отдельные листочки на них. А на землю падает их четкая тень. Весь ночной мир предстает перед нами, как будто покрытый серебристой краской.
Я вышел на улицу, будто внутри меня пробудилось зло – зловещая темнота. Глаза запылали красными огнями, черт как же мне страшно. Я чувствую как от меня отделяется плоть, того зла внутри. Джокер овладел мной. И тут я уже потерял контроль сознания.
Дождь, холодными каплями тарабанит по подоконнику, занавески колыхаются от ветра, будто два уродливых приведения. Я высунулся в окно, вороны кричали. Стаями, срываясь с крыш. В старом черном особняке, где мне было жутко, чертов псих внутри, куда он меня завел? Гроза разрывало небо, и дождь лил мне на лицо. Я прошел дальше по коридору и, услышав скрип двери, уже скрылся в другой комнате.
В нос ударил запах смрада - тухлой плоти. Я обернулся и увидел человека, он сидел привязанный на стуле, похоже мертвый. Я наклонился к нему и увидел швы на рту. Он открыл глаза и пронзительно посмотрел я меня. От страха я упал и все что я помню это девочка в халате и белая простынь. Джокер снова, тут уж я ему благодарен.
Я очнулся на полу и, поднявшись на разбитом стекле, увидел, что монстр на кресле мертв, а девочка привязана к кушетке изуродована. Черт – это все сделал джокер.
Я посмотрел на часы, на левом запястье. Без десяти семь, а в дали уже багровел рассвет… (на этом запись обрывается)
Я швырнул ручку в стену, с приятным хрустом она разлетелась на осколки. Раскрыв дневник посредине, я зажег зажигалку и поднес ее к нему… Но тут я подумал, что лучше сожгу себя, а так после меня останется этот дневник. Его будут читать мои близкие, и скорбеть … на этой грустной ноте я рухнул на кровать…
«3:32» - последние, что я смог увидеть, перед тем, как все мое сознание просто-напросто отказало. И я провалился в неизвестность. Без снов, без переживаний и страха, без любви… В темноту наполненную алкоголем и тлеющим табаком… Я уснул.
Открыв глаза, первым делом я огляделся. Там ли я, где был ночью? Тот ли я? Мне было на удивление хорошо, я даже не понимал, что творилось со мной ночью. Пахло тухлой хвоей, видимо я курил тогда, половину того, что произошло… Я просто не помню.
Сидя в полном ступоре, услышал звонок телефона, посмотрел на время «13:54», - звонит мой молчаливый друг – Энгельс, по-своему странный мальчишка, именно для своих пятнадцати лет, он, как бы это сказать, слабо воспитан, как личность, хотя повидал очень много, может именно это и застопорило его.
- Эй ты! Депресняк! Купаться гоу! – раздался смазливый голос Энгельса, я даже трубку убрал подальше от уха…
- Эм… - протянул я, - Знаешь, мне не очень хочется, честно, не хочется никуда идти. – Мне было так больно от чего-то, что я не хотел подниматься с кровати.
- А ну ок! Сейчас подойду тогда!
Это была самая логичная фраза за всю мою жизнь… Я нехотя поднялся с постели, взял сигареты, накинул тапочки, один из них был порван, и постоянно спадывал с левой ноги… Я открыл дверь, этот скрип отозвался эхом в моей ни без того гудящий головы. И яркий, июльский солнечный свет накатил в мои свинцовые глаза; их начало пощипывать, я бы даже сказал сдавливать, сделалось еще больнее.
Выйдя во двор, я почувствовал некий прилив бодрости, именно тогда я в первый раз подумал, что я странный:
- Ну! И как ты чувствуешь себя? – я задал вопрос самому себе.
- В принципе… Ни так и плохо, можно сходить искупнуться, поугараем.
В этот момент раздался грохот, разлетевшийся эхом по всему двору, я знал, что это Энгельс пришел. Шоркая тапочками я вразвалочку побрел открывать ему калитку… схватившись за щеколду, вы не поверите, я обжегся, сквозь это мерзкое ощущение: щелчком отворил ему калитку, но она не поддавалась.
- Энгельс, отойди плиз! - я ударил по деревяшке ногой, и с диким грохотом калитка скрипнула и резко открылась.
- Твою мать, Костян! А предупредить? – Энгельса сшибло с ног, и он валялся в траве, в груде щебня, слегка присыпанный опилками. Глядя на эту невероятно смешную картину, я подкурил сигарету, сложил пачку в карман и только после этого протянул ему руку.
- Лови краба, мой заторможенный друг, - руки слились в рукопожатии и я с легкостью поднял его. – Не усни только… Не спать! Не спать, - я похлопал у него перед глазами…
- Да пошел ты!
- Пошли вместе! – заулыбался я идиотской улыбкой.
В летние дни солнце всходит очень рано. От прикосновения его лучиков все вокруг пробуждается: оживленно поют птички, беззаботно порхают красивые бабочки, листики поворачиваются к солнцу, принимаются за работу муравьи. От сияния теплых и нежных лучиков наливаются румянцем плоды. В полдень солнце начинает припекать, воздух нагревается, поэтому лучше всего спрятаться в тени или идти купаться, что мы собственно и делаем… Идем.
Солнце в безоблачном небе поднимается все выше, становится все жарче. Слышно жужжание пчел, хлопотливо кружащихся вокруг благоухающих растений. Радуются прекрасным цветам и беззаботные бабочки, весело порхая с одного стебелька на другой. А мы стояли меж двух озер, по разные стороны дороги. На одном из них, слева – рыбачили ребята, весело хохотали и дрались удочками, - шикарно. А в другом, справа, мужчина мыл машину, и присвистывая выливал мыльную воду прямо в водоем, - это было еще удивительней… А мы все топали дальше по расплавленному гудрону.
- Эй ты, да ты! Мой молчаливый друг, у тебя тапочек прилип к дороге, - Энгельс сделал еще один шаг и босой ногой наступил в раскаленный гудрон, черная, вязкая масса облепила его ногу… - Ты овощ… - протянул я, и пинком отодрал этот тапок от склизкой дороги. Он угодил в рядом проезжающую вишневую «жигули», водитель ужасающе посмотрел на меня пустым взглядом, и в этот самый момент тапок отскочил в голову Энгельса, который не мог отодрать ногу от асфальта. – Слушай, друг, а с твоей обувью этот трюк прокатил, - я начал замахиваться, чтобы его пнуть, но тут Энгельс как ни в чем не бывало, пошел вперед, с куском гудрона на ноге. Я поднял тапок и швырнул в него, он заулыбался.
Вот так мы прошли половину пути. Ни о чем не разговаривая, просто смеясь, истеря, и вечно подзуживая друг друга.
- О! «Теремок»! – прокричал мой друг, - Давай залазь туда, медведь косолапый! – он указал туда пальцем, - Гоу ту шоп! (go to shop)
- Тук-тук! – я пнул дверь ногой, - Кто в теремочке живет? – и, приоткрыв дверь просунул голову во внутрь, - Ты ли это любовь моя? – я направил руку, сжимающею сто рублей, в сторону продавщицы, ангельскими глазками посмотрел на нее, и прижал руку к сердцу… Энгельс бился в конвульсиях позади меня, бился в истерии, захлебываясь в слезах… Мои слова очень гармонично смотрелись на фоне его дикого смеха.
- Дибилы… - обречено выпалила продавщица сквозь зубы.
- Это преступление и наказание! - Энгельс залетел в магазин.
- Читали? – еле сдерживая смех, сказал я, писклявым голосом. От этого мы взорвались от смеха. Продавщица чмокнула, поднимая глаза к потолку:
- Чего вам?
- Jack Daniels и кубинских путан, - мгновенно сгенерировал мой «генератор бредовых идей»
- Не слушайте его, он… врун… Sprite нам… - Энгельс оттолкнул меня. Я снова засмеялся.
- Шестьдесят восемь, - продавщица скривилась, и достала напиток в зеленой бутылке с голубой этикеткой, Энгельс взял ее, в тот момент, когда я начал говорить:
- А вам кто-нибудь говорил, что у вас очень красивые глаза… - я застыл, когда наши с ней взгляды встретились...
- Да пошли! Дурак блин…
- Энгельс! Энгельс! Я влюбился! Отстань! – он стал цеплять меня за футболку, но а я вырывался, продавщица засмеялась, - Послушай этот ангельский смех!
- А не забыл ли ты, про стадный инстинкт? – он обреченно вышел из магазинчика, и громко хлопнул дверью.
- Извини, сладкая, но я не должен кидать друга! – я послал ей воздушный поцелуй.
- Беги, - улыбнулась она…
- О боже… Эта улыбка! – закричал я! И поспешно вышел из «Теремка», в последний раз бросив на нее взгляд.
- Вот ты придурок, - протянул Энгельс и прыснул «спрайта» мне в лицо…
- Я такой сладенький!
- Ты долбанутый, да ей под сорок!
- Ну, я же не виноват, что я чуть-чуть геронтофил… Я не долбанутый, я слегка умалишённый, а это две разные вещи, мой молчаливый друг.
- Будем считать, что ты долбанутый, пошли!
И мы пошли дальше… Ничего особенного не случилось, пройдя еще совсем немного, метров сто, мы перешли через железнодорожный переезд я остановился:
- Люблю тебя, Лобачевский! – я смотрел вдоль ускользающих вдалеке рельс.
- Что ты опять сморозил?
- Люби, друг мой, неевклидовую геометрию, ломай систему! – я обнял Энгельса, - А еще, если ты возьмёшься за две противоположные рельсы, тебя током убьет… - я шепнул ему на ухо.
- Ты достал умничать!
- Наша жизнь прекрасна, брат! – хлопнул его по плечу… - Вот бы она не менялась!
- И поменяла тебя, придурка, чтобы ты не выёживался, тролль!
И в этот момент, когда мы спускались вниз с пригорка, у Энгельса зазвонил телефон, этот телефонный звонок изменил меня, хотя кого я обманываю, меня не поменять! Просто все разнообразилось и стало чуточку счастливее.
- Ой, а ты где? – заегозил Энгельс, - А! ну тогда мы ждем тебя! Давай!
- Кого это мы ждем? – я поднял левую бровь и грозно бросил взгляд на друга…
- Да одноклассница моя, купаться хочет, а ее обломали там, и она не пошла, сейчас подойдет к нам…
- Ты такой олень! Зачем она тут нужна? Какая-то дура тут припрется, а я такой «здрасьте приплыли, как вас звать? Меня Костя, а вас, пятнадцати летняя дурочка?! О…! Как я мог не знать-то? Вы ж одноклассница моего друга-дибила! Ах да! Когда он набухался – он спал на балконе, а я уснул в ванной, предварительно постелив покрывало! Очень приятно!» - достав сигарету, я втиснул ее в зубы и стал смачно вдыхать табачный дым… - Придурок! Звони ей, говори, что мы умерли, улетели в космос, надев свинцовые трусы, ушли в шахты добывать уран! Что хочешь!
- Никак прости! – Энгельс улыбнулся…
- Это еще почему! Звони этой… и говори, что мы убили бурундука и не собираемся делиться его бархатной шерсткой! Что ты застыл, придурок? - я хлопнул его по щеке…
- Привет, Крош! – крикнул он.
- Что, оладушек? – я обернулся, и знаете, какая-то неведомая сила заставила выкинуть сигарету, резко так, будто бы я попался перед мамой.
Переступая рельсы шла она… Она не шла, а буквально летела… И за считаные секунды стояла уже около нас.
- Привет! – испуганно выпалила она, осматривая меня, а я забыл, как разговаривать, в голове промелькнула мысль: «активируй капельку своей голубой крови», ошарашено я пробурчал, протягивая руку:
- Здравствуй, - странно произнес я, - Меня Костя зовут, но девушки называют меня «Костик», - и я протянул ей свою могучую руку. Она приятно улыбнулась и протянула свою маленькую порхающую ручонку, она грациозно подхватила мою руку – в ней бился пульс, будто бы падали капельки горячего дождя, я хотел поцеловать ей запястье, но был настолько в смятении, что просто не осмелился.
- Пойдем, - радостно сказала она, и тут я чуть было не задохнулся. Я шел рядом с ней и просто не мог насмотреться.
Она была не высокого роста, всего-то на голову ниже меня… Она была, безусловно, приятной внешности, однако в обаянии её гораздо больше мальчишеской непосредственности, чем навязчивого женского кокетства. Она просто шла вперед, молчала, только смеялась иногда, и изредка отводила голову в мою сторону. Она обладает стройной, пожалуй, даже худощавой, фигурой, но меня это невероятно привлекало, вы бы знали, как я жадно осматривал ее тело. Ее ноги, на вид были упругими, посмотрев на них пристально в первый раз, я бы даже сказал, они были слишком мускулисты, для столь хрупкой девушки, они были гладкими и цветом, как крепкое кофе с каплей молока. Уже просто не мог оторваться от нее. Осанка её безупречна… Я поднял взгляд выше, до ее тоненькой шеи. Волосы были собраны в шишечку на затылке, и ее шея, она была идеальной ровной, и бархатной на вид; была видна ее ключица, с небольшой ямкой, это выделяло ее, никогда такого не видел. Волосы отливали солнечным блеском, от этого она делалась неестественной. Ее уши, слегка отвисали, делали ее похожей на мышку, но еще больше на испуганного бурундучка… Нос торчал непропорционально лицу и казался слегка приплюснутым, мне сделалось смешно, и я кряхтя издал непонятный стон, и от этого она засмеялась…
- Шишечка! – засмеялся я, и прикоснулся к ее волосам… Она стала улыбаться еще больше.
Ее улыбка, это просто что-то такое, что разорвало мое сознание. Ее улыбка шикарна ни из-за губ, а из-за ямочек, точнее, я вижу это так: одной ямочкой, справа, едва заметной, может мне просто кажется, но это ее отличает от тысячи других улыбок. У нее такие плотные щеки, такие красивые, и когда она улыбается - они выпирают еще больше и это делает ее еще красивей. Она посмотрела на меня…
Из уст, неловко, как мне кажется, вырывается фраза: «Если вы никогда не видели ее глаза – вы жили зря!». Эти глаза, они наполнены волшебством. Они напомнили мне про банальное женское тепло, ласку, заботу. Казалось бы, они темные, казалось бы, они отяжеляют… Нет… они вносят свет в мою душу, они делают меня счастливым. Она горделиво смотрит вперед, а я простой обалдуй… Ребенок, которому все равно на всех окружающих, я могу кричать, бежать и упасть, как шестилетний ребенок, но она напоминает мне о том, что я уже вырос, и все ломаные линии бредовых идей прячутся где-то глубоко. А эти темно-карие блюдца смотрят на меня, ласково смотрят… И я понимаю, что я сделался самым счастливым человеком на свете.
- Знаешь! А я ведь писатель, - заулыбался я.
- Заткнись, а! То, что ты ведешь дневник… Еще нифига не означает, - протянул Энгельс.
- Ты ведешь дневник? – засмеялась она, - ЛОЛ!- она протянула, слегка выгнувшись назад.
- Что такого? - мой вид выражал глубокое удивление.
- Да я, как-то думала, что это больше девичье занятие…
- Ой! Да он у нас еще та телка, просто заняться ему нечем… Готовит там че-то, посуду моет… Баба…
- Ты еще и готовишь?
- Ну да бывает, а ты, надеюсь, готовить умеешь?
- Конечно, - сказала она, надрываясь, и закашляла… Я вырвал бутылку из рук Энгельса, - Выпей… - протянул ей «спрайт».
- Спасибо, - она улыбнулась, и у меня что-то дрогнуло возле диафрагмы, - Что с тобой?
- Дэвушки, дэвушки! Ля-мур, не дай бог ты снова влюбился? – пошутил Энгельс, а я как дурак провел большим пальцем у горла, и она увидев это, нахмурила брови:
- Что? – отрезала она.
- Как тебя зовут, кстати? – спросил я…
- Наташа… - и Энгельс засмеялся.
- А серьезно?
- Света! – она удивленно посмотрела на меня.
- Да! Даша она, - выпалил Энгельс; дружеские чувства взяли над ним вверх.
- Ну зачем…? – она ударила его, - Теперь мне нужно будет скрываться от британской разведки…
- Дарья, - замечтался я… - Дашенька… - вожделенно выпалил я, подняв лицо к солнцу, слегка сщурив глаза…
- Что…?
- Я знал ее так давно… Она на внешность гавно… Ну а в постели просто сука… - запел я…
- О боже…! Еще один «ре́пер»… - Даша хлопнула в ладоши…
- Ну вот… А ты что слушаешь?
- Все… - просто сказал она…
- Я знал ее так давно… Она на внешность гавно… Ну в постели просто сука… потому что…спала… и…
- Хватит, - жалобно пискнула Даша, - Не перебивай песню в моей голове!
- Что, оладушек? – удивился я… Энгельс опустил голову, похоже он уснул..
- Ну… - протянула она, - Когда мне скучно, я всегда кручу в голове какую-нибудь песню…
- Тебе скучно?
- Ну как бы да, вы молчите, поете тут всякую чушь…
Я обиженно закурил сигарету… На запах табака Энгельс поднял голову:
- И мне сижку… - я медленно достал сигарету и протянул ему.
- Ты же говорил, что не куришь, - удивилась Даша.
- Да я так… Балуюсь! – отвязался Энгельс…
- Все вы так говорите, нам туда! – мы свернули направо, и среди пушистых ив были видны лазурные воды водоема, блестящие на солнце… Я снял тапочки и босыми ногами пошел по раскалённому песку… - А знаешь, это отличная идея, - Даша сняла обувь и встала на песок, перебирая маленькими пальчиками ног, ее ноги ушли в песок, - О да! Кайф! – она закрыла глаза и подняла лицо к небу… тут я заметил выступ на ее шее…
- Черт! Да это кадык… - закричал я… - Это пацан! Хьюстон, у нас проблемы! Пшшш-пшшш…
- Да нет! Ну же! У девушек он тоже есть! – жалобно пробурчала Даша.
- Ага… все вы так говорите! – шутил я.
- Кадык – это выступ гортани, - засмеялась она. – Выступ гортани образованный двумя пластинками щитовидного хряща, но у парней он заметен больше, чем у девушек…
- Ага! Да даже у меня он не торчит! – я продолжал шутить, ткнув пальцем себе в шею.
- Да и у меня не торчит он! – крикнула она…
- Это просто шутка… - Энгельс тупым взглядом посмотрел на нее… - Спокойно! – и мы с Дашей глядя друг на друга засмеялись.
Сухое дуновение ветра прокатилось по нам, я увидел, как ее глаза блеснули, и она стала улыбаться; прикрыв глаза она подняла руки, и ветер чуть-чуть не сносил ее. А я смотрел на нее, слегка прищурясь, и чувствовал, как пульс колотится у сонной артерии. Берег манил своей красотой, и сквозь темно-зеленую листву ив, которая нежно прокатывалась по волнам, прилипая к светло-серой глине, было видно, как Энгельс сдуру рухнул в воду:
- Зашибись! – прокричал он, - Костян, давай резче!
Ветер пропускал по волнам густую рябь, от этого я задумчиво смотрел вдаль на проезжающие по трассе автомобили, на белоснежные березы вдалеке, на расслаивающиеся белые облака, на кружащего над озером коршуна… Даша стояла рядом и снимала с себя одежду:
- Что с тобой? – ласково спросила она, и посмотрела на меня своими темными глазками, они по-прежнему переливались, пульсировали мутно-желтой ломаной линией вокруг зрачка.
- Я вот думаю…
- О чем? – она подошла ко мне и сняла серую майку, я подняв бровь повернулся к ней, - Что? – изумленно проговорила она… - Мысли закончились?
- Что будет, если сварить банан? Как думаешь? – не сказав ни слова, она стянула с себя джинсовые шортики, улыбнувшись, взглянула на меня. Я тут же бросил взгляд на ее безупречное тело: изящная талия была подчеркнула черной тканью купальника, ее кожа гладкая и слегка потемневшая от загара. Я утайкой бросил взгляд на ее ключицы, она подтянула плечи вверх, и я увидел ямочки, довольно глубокие ямочки…
- Знаешь, мне нравится заливать в них воду, когда я в душе! Если ты, конечно, смотришь туда? – взгляд скользнул на грудь, она тоже была необычайно красивой, и так же элегантно подчёркнута черным купальником. Ребра слегка торчали – это тоже придавало ей весьма необычный вид.
- Тебе идет черный, - выпалил я. – Жалко ты слишком маленькая!
- Маленькая? Я? – она протянула свою ладошку, и я заулыбавшись протянул свою. Ее рука она была на порядок меньше моей, была хрупкой и женственной, красивые кисти рук, тоненькие изящные пальчики. И моя здоровая ручища, с большими плотными пальцами, они слились в приятном прикосновении, сердце заполыхало в этот момент. И я почувствовал ее пульс, ее учащенный пульс… Именно сейчас в голове проскользнула мысль: «Она обязательно будет моей».
- Ты маленький бурундучок. – я лукаво улыбнулся.
- Спасибо… Ты прав! Я – гном…
- Спускайся… Не оборачивайся только, - лукаво кусал губы.
- Почему? – удивленно спросила она…
- Не нужно задавать лишних вопросов! Просто медленно … медленно спускайся… Не оборачивайся! А я пойду вслед за тобой! - она улыбнулась и спустилась к воде, я еще долго смотрел ей вслед, смотрел на ее тонкую спину, на ягодицы обтянутые черным, на следы, которые оставляли ее ступни, и она грациозно, будто хороший сон, растворилась в прозрачной воде.
- Не было печали, - выдохнул я и, скинув с себя футболку и шорты скользнул в воду.
Эта леденящая прохлада расслабляла меня, приятно успокаивала и помогала чуточку отвлечься от мысли: «я влюбился», и я стал смотреть, как она уплывала вдаль, и терялась в нахлынувшей ряби...
Похоже, я потерял ее!
***
1 сентября «12:56»
- Твоя остановка, юноша! – угрюмо, с некой ноткой разочарования произнес водитель, от этого я и проснулся.
Я открыл глаза, и долго не мог понять, где я. Но увидев за стеклом пейзажи родного города, я вскочил и быстро, не замечая уже ничего, выскочил на улицу, не заплатил даже. Я пережил снова это воспоминание, этот страх и переломный момент – встреча с ней, я ведь, правда, полюбил ее, но уже не думал о ней всецело.
Я долго не мог понять, что же все-таки ощущаю, какие чувства я испытывал? И знаете, я испытывал лишь чувство неутолимого голода, до колкой боли в желудке. Долго стоял на остановке и смотрел на текущих людей… И долго думал о той девушки из сна… я зациклился на этой мысли, но с раннего возраста привык разбираться в себе и понял, что я полюбил ее… Полюбил ту милую и заботливую Аню, понял, что я очень люблю Дашу – своего маленького «кареглазого бурундучка», но еще одно никак не отпускало меня, я ведь и эту странную девушку тоже полюбил, она всем такая же, как и девушка из моего сна: стройная, с черными волосами и голубыми глазами, и это правое эльфийское ушко (Дарвинов бугорок), я не мог думать ни о ком более, но вечером у нас с Дашей была запланирована прогулка, поэтому я поспешил домой.
Пылающие осенние солнце золотой россыпью окатывало окна многоэтажек, от этого казалось, что все вокруг горело оранжевым, и даже сам воздух был наполнен лиловым свечением. И листья отражали солнечный свет, падая на сухой асфальт, и будто бы небрежно ломались, хрустя жилками; было еле слышно этот приятный шорох. Проезжали машины: одна за другой, и эти полу поломанные листья вздымались к верху и мёртвым, багровым вальсом кружились возле меня, и ускользали далеко в алый туман в конце дороги.
Свет стал ослеплять меня и я, щурясь, шёл дальше между грустных, задумчивых лиц людей. Все они разные и я не такой, как они. Все они какие-то скромные: идут, раз за разом ускоряют шаг и постоянно смотрят испуганным взглядом в тротуар, не спокойно, резко дышат, крепко сжимают сумки, крепко держат лямки портфелей и всё убегают куда-то... А что я? Устремив глаза вперёд, дышу полной грудью, вдыхая сладкий запах гнилых листьев и вытянувшись всем телом, я гордо и уверенно шагаю, разглядывая все, что происходит вокруг меня. И каждый раз выслушиваю от окружающих: «Ты не пробовал быть скромнее?», - они говорят испуганным, дрожащим голосом. «Очень трудно быть скромным, знаете ли, когда ты лучший!», - голосом, наполненным уверенности, отвечаю я... И иду дальше, между унылых многоэтажек города на букву «А».
Мне хотелось поскорее сделать запись в своей дневнике… И вот, я уже пришел домой, и первым делом, я лишь посмотрел на часы «13:17» у меня всего-то около пяти часов, а еще бы так хотелось погулять в одиночестве. Я раскрыл дневник и стал писать:
«Я полюбил тебя, странная девушка! Тебя, как ты этого не понимаешь? Когда я увидел тебя в первый раз, моя крыша слетела сразу. Твоя божественная улыбка, покорила меня, а твои голубые глаза убили меня наповал. Перед глазами постоянно твое озорное лицо, в башке твоя волшебная улыбка… А в ушах твой детский, звонкий смех. Теперь я понял, чего мне стоит сказать люблю… Ведь я люблю… От одной мысли о тебе моя душа разлетается на осколки.
Знаешь ты та, с которой я хочу быть. Я хочу с тобой разговаривать часами, смотреть тебе в глаза… Я не знаю, читаешь ли ты, не знаю, говоришь ли ты умные вещи, но ты легко и просто разговариваешь…
Мы с тобой еще дети. Я хочу тебя обнять, сильно-сильно, пожалуй, до хруста костей... но все равно понимать, что этого мало. Я хочу, чтобы ты была в моих мощных руках беззащитной девочкой, принцессой, которую я должен защищать. Хочу, чтобы ты посмеялась, улыбнулась мне, и посмотрела, своими голубыми глазами мне в самые-самые темные уголки души и осветила их, еще больше прильнула ко мне, прошептав: «Я люблю тебя, дурачек. Я тебя никому не отдам!» И сама бросилась мне на руки, и мы бы медленно-медленно кружились, смеясь, как маленькие дети, смотря друг на друга и разговаривая…. Для меня есть в жизни счастье, а твои голубые глаза в главной роли…
Я полюбил тебя, Девушка с Эльфийской Внешностью!
Мне так смешно думать о тебе. Ты замечательная, скажу прямо - девушка с эльфийской внешностью. А как это выглядит? Ты только подумай. Красивые волосы, пахнущие вишней, за которыми скрываются длинные заостренные ушки – это красиво. Голубые глаза, пишу это, пишу о тебе и все слова забыты разом
Знаешь ты словно из рая… Свободна, словно птица порхающая над океаном… Вся неземная, похожа на ветер - такая же озорная и игривая… Немножко гордая…как огонь, понимаешь? Молчаливая, вся говоришь танцем…Очаруешь улыбкой и мягким румянцем.. а глаза… Глаза как сиреневые облака… Ты одна Такая. Понимаешь? Словно мираж, словно обман… Ты почти идеальна. Боюсь таких, увы, нет.
Огоньком на сердце, жгучим пламенем в груди, запылала разъяренная нежность любви. Влюбился, снова, скажи мне, что за вздор? Чуть дыша – любуюсь на тебя, при этом ничего не могу сказать, боюсь или же это того не стоит, не знаю! Щипая себе за волосы, кричу на сердце, разрывая душу. Раз, за разом забываясь, кусаю губы.
Пишу - это мне интересно. С каждой буквой, твой образ перетекает в слова, каждым мигом рисуясь в строках. А в голове мелькают обрывки, картинки и обрывистые звуки, твоего смеха, резких, смущенных взглядов. И больно слышать всякую чушь – завистливую чушь, что несут все. Ты, не глупая, что больше всего притягивает к тебе.
Так интересно наблюдать за собой, что я творю, что я говорю, почему взялся писать о тебе? Я думал на этот счет и понял – ты моя муза, вдохновляющая меня, я ожил и расцвел внутри и мне хорошо, кто бы, что не говорил…»
Это глупость. Я понимаю, что мне не стоит это делать… Все-таки у меня есть Даша и от одного ее имени, от одной мысли о ней меня бросает в приятную дрожь, но надолго ли это? Выходит она не такая, как я хочу: «Жизнь игра, делай крупные ставки и играй по-крупному!», - и я уже был готов сказать ей все: «Я полюбил другую…»
***
Мысли беспорядочно вертелись в голове. За весь день я не сделал ничего хорошего: просто написал записку в дневник и весь день лежал, слушал какую-то грустную музыку, рассматривая потолок. Страшно, когда ты не можешь вдохнуть. Однако когда ты знаешь, что ты будешь дышать, и у тебя замирает живот, и захватывает дыхание, грудь дрожит, и ты весь погружаешься в сладкую дрожь – это скорее очень приятно.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
3 страница | | | 5 страница |