Лондон, декабрь 1902 г.

Поппет Мюррей стоит на ступеньках парадного подъезда особняка Лефевров с кожаным портфелем в руке и большой сумкой у ног. Она долго жмет на кнопку звонка, и хотя слышит переливчатые трели из‑за стены, время от времени прерывается, чтобы постучать в дверь кулаком. В конце концов ей открывают, и Чандреш собственной персоной появляется на пороге. Растрепанный, в выбившейся из‑под ремня фиолетовой рубашке, в руке он сжимает скомканный лист бумаги.

– Когда мы виделись в последний раз, ты была гораздо меньше, – заявляет он, оглядывая Поппет с ног до головы, на которой красуется огненно‑рыжая копна волос. – И вас, помнится, было двое.

– Брат сейчас во Франции, – сообщает Поппет, подняв сумку и проходя вслед за Чандрешем в дом.

Позолоченная слоноголовая статуя в прихожей явно нуждается в полировке. Повсюду царит беспорядок, но даже он не лишает этот дом, от пола до потолка заставленный антикварными безделушками, книгами и предметами искусства, присущего ему уюта. Дом почти не освещен по сравнению с тем вечером, когда они с Виджетом носились по коридорам, гоняясь за рыжими котятами в пестрой толпе гостей. Ей не верится, что с тех пор прошло всего несколько лет.

– Где ваша прислуга? – спрашивает она, поднимаясь вместе с ним по лестнице.

– Я почти всех распустил, – говорит Чандреш. – От них не было никакого толку, ничего не могли сделать как надо. Остались только повара. Ужинов я давно уже не устраиваю, но эти ребята хотя бы знают что делают.

Пройдя вслед за Чандрешем по украшенному колоннами коридору, Поппет оказывается в кабинете. Она здесь впервые, но ей почему‑то кажется, что кабинет не всегда был погребен под чертежами, схемами и бутылками из‑под бренди.

Чандреш подходит к окну и, бросив скомканный лист на стопку каких‑то документов на стуле, начинает разглядывать развешенные на окне чертежи, напряженно о чем‑то думая.

Поппет расчищает на столе место, чтобы поставить портфель, перекладывает книги, оленьи рога и резных нефритовых черепашек. Сумку она оставляет на полу неподалеку.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Чандреш, обернувшись к Поппет и глядя на нее так, словно только сейчас обнаружил ее присутствие.

Щелкнув замками, Поппет открывает портфель и достает из него толстую пачку документов.

– Вы должны оказать мне одну услугу, Чандреш, – говорит она.

– Какого рода?

– Я хочу, чтобы вы отказались от права собственности на цирк.

Поппет с трудом находит на столе перьевую ручку и пишет на какой‑то ненужной бумажке свое имя, проверяя наличие чернил.

– Начнем с того, что цирк никогда мне не принадлежал, – бормочет Чандреш.

– Еще как принадлежал, – возражает Поппет, пририсовывая к букве «П» завитки и виньетки. – Именно вы были его идейным вдохновителем. Но я знаю, что теперь вам не до него, и мне подумалось, что будет лучше, если у цирка появится новый владелец.

Чандреш раздумывает несколько мгновений, но потом, кивнув, подходит к столу, чтобы пробежать глазами договор.

– Здесь упоминаются Итан и Лейни, но я не вижу имени тетушки Падва, – замечает он, листая страницы.

– Я поговорила с каждым, – говорит Поппет. – Мадам Падва решила больше не принимать участия в делах цирка, однако она убеждена, что с ее обязанностями вполне может справиться мисс Берджес.

– А кто такой мистер Кларк? – интересуется Чандреш.

– Один мой очень близкий друг, – отвечает Поппет, покрывшись легким румянцем. – И он позаботится о цирке, как никто другой.

Когда Чандреш заканчивает читать договор, она протягивает ему ручку.

Он нетвердой рукой выводит на листе собственное имя и роняет ручку на стол.

– Не могу выразить, как я вам благодарна, – перед тем, как убрать договор в портфель, Поппет дует на чернила, чтобы они поскорее высохли.

Ленивым жестом отмахнувшись от ее слов, Чандреш возвращается к окну и вновь устремляет взгляд на многочисленные чертежи, развешенные на нем.

– Что это за чертежи? – любопытствует Поппет, закрывая портфель.

– Мне досталась от Итана целая кипа этих… планов, а я ума не приложу, что с ними делать, – говорит Чандреш, указывая на горы бумаг, в которых утопает его кабинет.

Сняв пальто, Поппет бросает его на спинку стула, чтобы было удобнее рассмотреть чертежи и наброски, свисающие с полок, закрепленные на зеркалах и окнах, пришпиленные к картинам на стенах. На одних изображены целые комнаты, на других части фасада, анфилад и залов.

Дойдя до разноцветной пробковой мишени с торчащим из нее серебряным кинжалом, она останавливается. На лезвии видны капли запекшейся крови. Когда Поппет продолжает путь, кинжал исчезает, но Чандреш этого не замечает.

– Это планы реконструкции дома, – говорит она, бродя по комнате, – просто они ужасно перепутаны.

– Это будущий музей, – объясняет она, мысленно сопоставив часть набросков с домом, являвшимся к ней в видениях. Все бумаги перепутались, однако сомнений у нее нет. Она снимает несколько чертежей и меняет их местами, чтобы расположить в правильной последовательности – этаж за этажом.

– Речь о новом доме, не об этом, – поясняет она, заметив недоверие во взгляде Чандреша. Сняв очередную порцию набросков дверей – разные варианты одного входа, она раскладывает их вереницей на полу так, чтобы каждый вел в свою комнату.

Чандреш наблюдает, как она меняет местами планы помещений, и на его лице появляется улыбка, когда он начинает понимать, что к чему. Подключившись к ее занятию, он сам вносит несколько изменений, пририсовывая вокруг древнего египетского храма, изображенного на голубой прусской чертежной бумаге, колонны с круговыми книжными полками. Они вдвоем сидят на полу, подбирая сочетания комнат, коридоров и лестниц.

Чандреш хочет было позвать Марко, но обрывает себя на полуслове.

– Все время забываю, что его нет, – жалуется он Поппет. – Однажды он ушел и больше не вернулся. Даже записки не оставил. Для человека, который непрестанно что‑то писал, это несколько неожиданно.

– Насколько мне известно, его отъезд не был запланирован, – говорит Поппет. – И я помню, как он был расстроен тем, что не успел уладить здесь все дела.

– Ты знаешь, почему он ушел? – спрашивает Чандреш, поднимая на нее глаза.

– Он ушел, чтобы быть вместе с Селией Боуэн, – отвечает Поппет и не может сдержать улыбку.

– Вот как! – восклицает Чандреш. – Не замечал за ним ничего такого. Что ж, рад за них. Чем не повод для тоста!

– Тоста?

– Ну да, шампанского у нас нет, – соглашается Чандреш, отодвигая в сторону нагромождение пустых бутылок, чтобы выложить на полу очередную порцию эскизов. – Вместо тоста мы посвятим им комнату. Как думаешь, какая бы им приглянулась?

Поппет разглядывает планы и наброски. Она видит несколько, которые, как ей кажется, могли бы прийтись по душе кому‑то из них. Наконец она останавливает выбор на рисунке, изображающем круглое помещение без окон. Свет проникает туда сквозь аквариум с золотыми рыбками, встроенный в потолок. От комнаты веет завораживающей безмятежностью.

– Вот эта, – говорит она.

Взяв карандаш, Чандреш размашисто пишет по краю листа: «Посвятить М. Алисдеру и С. Боуэн».

– Если хотите, я помогу вам найти нового секретаря, – предлагает Поппет. – Я могу ненадолго задержаться в Лондоне.

– Спасибо, дорогая, это было бы весьма кстати.

Большая сумка, оставленная Поппет на полу, неожиданно валится набок с глухим стуком.

– Что у тебя там? – спрашивает Чандреш, опасливо глядя на сумку.

– Я привезла вам подарок, – весело объявляет Поппет.

Она поднимает сумку и бережно вынимает крошечного черного котенка с белыми пятнышками на лапках и хвосте. Он выглядит так, словно его обмакнули в сливки.

– Ее зовут Ара, – говорит Поппет. – Она умеет приходить на зов и обучена паре‑тройке смешных фокусов, но больше всего ей нравится подставлять ушко, чтоб за ним почесали, и сидеть на подоконнике. Я подумала, что вам придется по душе такой компаньон.

Поппет опускает котенка на пол и держит руку над его головой. Тихонько мяукнув, котенок поднимается на задние лапки, чтобы облизать ее пальцы, а потом замечает Чандреша.

– Привет, Ара, – улыбается он.

– Я не стану возвращать вам память, – говорит Поппет, глядя, как котенок пытается забраться Чандрешу на колени. – Я даже не уверена, что у меня бы получилось, попытайся я это сделать, а вот Виджет, скорее всего, справился бы. Но я не думаю, что вам нужно тащить на своих плечах этот груз. Пожалуй, смотреть вперед куда вернее, чем оглядываться назад.

– О чем это ты толкуешь? – спрашивает Чандреш, подняв котенка и почесывая его за ушком, отчего тот начинает довольно урчать.

– Так, пустяки, – отмахивается Поппет. – Спасибо, Чандреш.

Наклонившись, она целует его в щеку. Одновременно с прикосновением ее губ к Чандрешу приходит ощущение, что так хорошо он не чувствовал себя уже много лет – словно он наконец вышел из забытья. Его ум ясен, очертания будущего музея начинают приобретать четкость, а в голове появляются идеи новых проектов, на которые он вполне готов замахнуться.

Чандреш и Поппет проводят несколько часов, сортируя эскизы и делая новые наброски, придумывая музей, в котором искусство древности будет соседствовать с мечтой о будущем. Черно‑белый котенок, играя, бьет лапкой по норовящим свернуться в рулон краям листов, на которых они рисуют.

Дата добавления: 2015-10-02