Нью‑Йорк, 1 ноября 1902 г.

Хотя вокруг все иначе, сам цирк выглядит так же, как и всегда, думает Бейли, оказавшись наконец возле ограды. После стремительной пробежки через лес у него сбилось дыхание и колет в боку.

Но изменился не только пейзаж. Пытаясь отдышаться, Бейли ненадолго останавливается возле ворот, на которых поверх обычной вывески, указывающей часы работы цирка, висит табличка: «Закрыто из‑за неблагоприятных погодных условий».

Дело в запахе, внезапно понимает Бейли. Вместо привычного аромата карамели с ласковой ноткой дыма потрескивающих в очаге поленьев до него доносится тяжелый запах гари и сырости, с тошнотворно сладким привкусом.

Его начинает подташнивать.

Из‑за витой железной ограды не слышно ни звука. Шатры замерли в безмолвии, которое нарушает только тиканье часов за воротами, медленно отсчитывающих секунды.

Бейли сразу обнаруживает, что просочиться сквозь решетку так же легко, как в десять лет, ему не удастся. Он тщетно пытается протиснуться, но прутья расположены слишком близко. Вопреки странной уверенности, что здесь его будет ждать Поппет, вокруг не видать ни души.

Ограда слишком высока, чтобы через нее можно было перелезть. Бейли уже приходит в голову мысль, что ему придется просто сидеть возле ворот до заката, когда он замечает, что одна из веток близстоящего дерева лишь немного не дотягивается до ограды, нависая над закрученными спиралью остриями прутьев.

Оттуда вполне можно спрыгнуть внутрь. Если правильно рассчитать угол, он должен приземлиться в проход между шатрами. В противном случае он, скорее всего, сломает ногу, но это кажется ему несущественным, коль скоро на карту поставлена возможность проникнуть в цирк.

Он без труда взбирается на ветвистое дерево и доходит по толстой ветке почти до самого забора. Дальше дела идут не так хорошо: на самом конце ему становится трудно удерживать равновесие. Изящно спрыгнуть не удается, и он неуклюже валится на дорожку, откатываясь к подножию шатра и взметая облако белой пыли.

Ноги гудят после падения, но, кажется, переломов нет. Зато плечо разодрано, а ладони саднят от царапин с налипшей на них грязью и белым песком. С рук песок отряхивается без труда, а вот пальто и новые костюмные брюки запачканы им, словно краской. Но вот, несмотря ни на что, он снова стоит в одиночестве внутри цирка.

– Правда или расплата, – бормочет он себе под нос.

У его ног кружатся сухие опавшие листья, принесенные ветром из‑за ограды. Потускневшие краски осени, нарушающие строгое чередование черного и белого.

Бейли не знает, в какую сторону податься. Он бродит среди шатров, ожидая, что в любой момент из‑за угла появится Поппет, но его взгляд встречает лишь бесконечные полосы и пустоту. В конце концов он направляется к факелу на главной площади.

Когда он выходит на площадь, его куда больше удивляет вид потухшего факела, чем тот факт, что его все‑таки кто‑то ждет.

Возле опустевшей железной чаши стоит одинокая женская фигура, но она гораздо ниже Поппет и волосы у нее слишком темные. Когда женщина оборачивается, Бейли замечает длинный серебряный мундштук, зажатый в ее губах. Вокруг головы струйками вьется сигаретный дым.

Ему лишь однажды доводилось видеть девушку‑змею – завязанную немыслимыми узлами на небольшом постаменте, но он почти сразу ее узнает.

– Ты же Бейли, верно? – спрашивает она.

– Да, – кивает Бейли, гадая, есть ли в цирке хоть кто‑то, кому его имя неизвестно.

– Ты опоздал, – с упреком замечает девушка‑змея.

– В каком смысле опоздал? – недоумевает он.

– Сомневаюсь, что она долго продержится.

– Кто? – спрашивает Бейли, хотя ему в голову приходит мысль, что девушка‑змея имеет в виду весь цирк.

– И уж конечно, – продолжает она, – появись ты раньше, все могло бы сложиться совсем иначе. Время никогда не ждет.

– Где Поппет? – спрашивает он.

– Мисс Пенелопа в данный момент не склонна к общению.

– Разве она не знает, что я здесь? – настаивает он.

– Уверена, что знает. Однако это не отменяет того, что она, как я уже говорила, не склонна к общению с кем бы то ни было.

– Кто вы? – спрашивает Бейли. В плече пульсирует боль, а сам он не может вспомнить, когда именно происходящее стало смахивать на абсурд.

– Ты можешь звать меня Тсукико, – говорит девушка‑змея, делая глубокую затяжку.

За ее спиной стоит гигантская опустевшая чаша с железными завитками по краям. На земле вокруг нее вместо привычного спирального узора, словно разверстая бездна, зияет черное пятно.

– Я думал, что факел никогда не гаснет, – говорит Бейли, подходя ближе.

– Это произошло впервые, – отвечает Тсукико.

Бейли поднимается на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь сквозь частокол еще не остывших железных завитков. Дождь почти до краев наполнил чашу водой, ее темная поверхность подернута рябью от набежавшего ветра. Сделав шаг на черную, раскисшую от влаги землю у подножия чаши, он едва не наступает на валяющийся под ногами фетровый котелок.

– Что здесь случилось? – спрашивает Бейли.

– Это не так‑то просто объяснить, – отвечает Тсукико. – История долгая и довольно запутанная.

– И вы не собираетесь посвящать меня в нее, верно?

Она слегка наклоняет голову набок, и Бейли замечает в уголках ее губ еле уловимую улыбку.

– Нет, не собираюсь, – говорит она.

– Прелестно, – бормочет Бейли себе под нос.

– Ты, как я погляжу, встал под знамена, – замечает Тсукико, указывая сигаретой на его красный шарф. Бейли не знает, что сказать, но она продолжает, не дожидаясь его ответа: – Пожалуй, можно сказать, что это был взрыв.

– Факел взорвался? Как?

– Помнишь, я говорила, что это непросто объяснить? Это по‑прежнему непросто.

– Почему же не вспыхнули шатры? – недоумевает Бейли, оглядываясь по сторонам на нескончаемую череду черно‑белых полос. Ближайшие шатры немного забрызганы грязью, но совсем не обгорели, хотя земля у их подножия обожжена.

– Это заслуга мисс Боуэн, – говорит Тсукико. – Боюсь, не позаботься она о мерах предосторожности, ущерб был бы куда серьезнее.

– Кто такая мисс Боуэн? – допытывается Бейли.

– Ты задаешь слишком много вопросов, – отвечает Тсукико.

– Большинство из них вы оставляете без ответа, – возражает он.

Ее губы окончательно растягиваются в улыбке, которая почему‑то вызывает в Бейли смутное беспокойство.

– Я всего лишь посланница, – говорит Тсукико. – Сейчас я здесь единственная живая душа, которая понимает, что произошло и почему ты здесь, поэтому я пришла сопроводить тебя туда, где ты сможешь обсудить случившееся. Так что побереги вопросы для тех, кому ты сможешь их задать.

– И кто же это, интересно? – спрашивает Бейли.

– Увидишь, – улыбается Тсукико. – Тебе сюда.

Обогнув чашу, она ведет его на другую сторону площади и ныряет в одну из боковых аллей. Бейли семенит за ней, не замечая грязи, налипшей на его некогда блестящие лакированные ботинки.

– Вот мы и пришли.

Тсукико останавливается перед входом в шатер, и Бейли подходит ближе, чтобы разглядеть табличку. Едва прочитав название, он вспоминает, что бывал в этом шатре. «Страшные чудовища и неведомые звери. Чудеса из бумаги и тумана».

– Вы пойдете со мной? – спрашивает Бейли.

– Нет, – качает головой Тсукико. – Я всего лишь посланница, забыл? Если понадоблюсь, ты сможешь найти меня на площади.

Кивнув на прощание, она уходит тем же путем, каким они пришли. Провожая ее взглядом, Бейли замечает, что грязь не пристает к ее сапожкам.

Когда она исчезает за поворотом, Бейли заходит в шатер.

Мятеж

Дата добавления: 2015-10-02