Прекрасные и Порочные – 1 6 страница

– Я собираюсь взять еще выпивку. Хочешь?

– Я не пью.

– Аха! Это так?! Ты и Рен, просто два сапога пара! Кто бы мог подумать!

– Мы были друзьями в средней школе, – говорит мягко Джек. – Он и я.

– И что произошло потом?

Джек смотрит на меня, ледяные глаза пылают дьявольским пламенем в слабом свете, исходящем от дома. Тени скрывают его лицо, делая одновременно дико красивым и дико ужасным.

– Я сделал кое-что очень плохое.

Его тон посылает мурашки по моему позвоночнику, но лицо остается легким и непринужденным.

– Ох. Типа, эмм, засунул ему в штаны снег? Поцеловал его девушку? Или это как-то связано с Софией?

Джек смеется. Действительно смеется, и в этот раз его смех чистый и искренний, нежели, когда он был с Мэдисон. Но в нем нет ничего приятного или забавного. Он горький, старый, полный вины. Джек встает и уходит, но любопытство так и вопит во мне, поэтому я протягиваю свою руку вперед, пытаясь схватить Джека за рубашку, чтобы вернуть его назад и заставить объясниться. Вместо этого, спотыкаюсь о край фонтана, и в то же мгновение по моему позвоночнику проходит дрожь. Рядом со мной падает тяжелый груз. Вода попадает в глаза, нос, рот. Холодной шок прогоняет прочь всю мою затуманенность от алкоголя, и я, ругаясь, пытаюсь выбраться из фонтана. Джек тоже мокрый по пояс, и он очень очень сердито смотрит на меня. Все тусовщики высунулись из окон, они смотрят на нас и ржут, а толпа в саду практически катается со смеху.

– Как вы туда упали? Он ведь в ширину всего два фута.

– Гребаные идиоты!

– Карл туда пописал!

С нас двоих практически синхронно стекает вода.

– Ты сделала это специально, – бормочет Джек, и я клянусь, что заметила, как его бровь нервно дергается. Он пытается сдержать свой гнев!

– Н-нет! Я споткнулась и... Господи! На твоей промежности что-то зеленое. Не то, чтобы я туда смотрела. Просто там что-то очень зеленое! Прямо там!

Он снимает с себя водоросли и швыряет их в лицо стоящего рядом парня, который задыхается от смеха. Водоросли приземляются с мокрым шлепком. И Джек уходит, до того как у меня появляется шанс извиниться должным образом. Не то, чтобы я собиралась это сделать, мы всё еще воюем! Почему я вообще думаю об извинениях! Ох, и благодарить его за поцелуй?! Я что, черт возьми, на этаноловых антидепрессантах?! Необходимо срочно исправлять свое положение! Я сжимаю кулаки и поднимаю руки вверх, крича:

– Получай, Джек-задница-Хантер!

Все смеются, некоторые качают головой. Я возвращаюсь обратно в дом к потрясенной Кайле, издавая при ходьбе хлюпающие звуки.

– Извини за пол. Я люблю тебя. Я уже об этом говорила? Я действительно люблю тебя и, пожалуйста, не сердись на то, что столкнула твоего возлюбленного в фонтан. Пожалуйста, не злись. Это была случайность, хоть я и сделала так, чтобы все выглядело наоборот, именно поэтому сейчас я такая спокойная.

Наступает тревожная тишина, во время которой я пересматриваю всю свою жизнь, вплоть до этого момента. Она морщит нос и улыбается.

– От тебя пахнет мочой.

Я облегченно выдыхаю, затем глубоко вдыхаю, и сразу же жалею об этом.

– От меня чертовски воняет мочой.

-7-

3 года

14 недель

3 дня

Уровень опасности от Джека Хантера постоянно увеличивается.

Ненадолго, после вечеринки, я подумала, что прелестный-чертовски-уединенный момент деления-сокровенными-чувствами рассеет напряжение между нами, но, увы. Судя по фотографиям, расклеенным на всех стенах и шкафчиках Ист Хаммит Хай, видимо я была неправа.

Фотографии меня. Толстой. Где я выхожу из моей старой школы в Гуд Фолс, Флорида. На них отчетливо заметна моя трещина в заднице, а сама я практически тону в старой мешковатой одежде, которую носила раньше.

Люди смотрят на эти фотографии, затем показывают на меня и смеются.

Я сразу же взвешиваю все «за» и «против» приступа истерики.

Ко мне подходит Кайла с нервным выражением лица. И мы молча идем в класс. Люди действительно очень мелочны. Просто огромные толстые тупые мелочные люди. Должно быть, это сделал Джек, ведь мы воюем, но это самая жестокая вещь, которую он когда-либо мог совершить. Я, конечно, тоже очень жестока, но я, по крайней мере, не роюсь в его прошлом. Окей. Может и рылась. Немного. Разговаривала с Реном, а он рассказал мне про Софию, и я упомянула про нее на вечеринке. Думаю, что этим Джек говорит мне не лезть не в свое дело. Я рассердила его. Очень сильно. Он как… паразит. Огромный жирный клещ, который надолго застрял подмышкой и выпил так много крови, что превратился в Годзиллу. Вот как Хантер рассердился. Можно подумать меня это волнует! Джек пустил в ход тяжелую артиллерию, использовал как оружие мои прошлые проблемы с весом. Хотя даже толстой я выгляжу потрясающе, но как он посмел запустить свои маленькие грязные пальцы в моё прошлое и выставить его на всеобщее обозрение! Ох, если я снова увижу Джека Хантера, то вырву его пищевод прямо через рот, а затем буду использовать его в качестве парадного головного убора...

– Айсис, – Кайла похлопывает меня по спине. – Ты снова думаешь вслух.

– Я расстроена, – фыркаю я. – Из-за непосредственной близости определенных людей.

– Не из-за меня, надеюсь, – уточняет Кайла.

– Конечно, нет.

– Честно говоря, у тебя очень даже симпатичная «трещинка» между ягодицами, – пытается успокоить меня Кайла.

– Спасибо. Какой у Джека первый урок?

– Тригонометрия с мистером Бернардом...

Я несусь к зданию J и «случайно» пинком открываю дверь в класс мистера Бернарда. Хантер сидит в конце кабинета. Я подхожу к доске, беру тряпку и кидаю ему в голову. Точно в цель! Она с силой впечатывается в него. Джек выглядит ошеломленным.

– Ты ужасный маленький мальчик, Джек-задница-Хантер МакДерьмович! – кричу я. – Держу пари, ты насажал в горшок какактусы...

– Кактусы, – робко предлагает мистер Бернард.

–... КАКТУСЫ! И воняешь ужасно! Ты самый тупой придурок, которого я когда-либо имела неудовольствие встретить! И если ты просто пойдешь и спрыгнешь с крыши, а затем умрешь в одиночестве, я буду тебе очень благодарна!

Я захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша. Излив всю свою злость, я снова могу улыбаться, снова могу мыслить ясно. В класс я возвращаюсь вприпрыжку. Кайла выгибает бровь.

– Ты в порядке?

– Сейчас я продумываю ужасающе жестокие сценарии пыток, из которых Джек не выберется живым, ну, или, по крайней мере, с неповрежденным пенисом.

– Ох.

– Его вычеркнут из списка порядочных людей, – уверяю я её. – Красными чернилами! И миллионами восклицательных знаков!

– Думаешь, это действительно сделал Джек? Сам прилепил все эти фотографии? Откуда он вообще их взял?

– Есть только один человек, который имеет доступ к моему прошлому, – бормочу я.

Когда на перемене я иду к стандартному укрытию Рена, осознаю, что не плакала. Ни единой слезинки. Да и почему, собственно, я должна плакать?! Я не горжусь, кем была раньше, но это больше не я. Я изменилась. Сейчас в моих волосах четыре фиолетовых прядки, и я не влюблялась три года, двенадцать недель и пять дней. Я отлично справляюсь. Гораздо лучше, чем та девушка на фотографиях. Протягиваю руку и пробегаю ей по шкафчикам, срывая по пути листы. Я с триумфом швыряю пачку в мусорку. Разорванные и измельченные фото моей толстой задницы украшают и без того грязный от следов ботинок пол. Кто-то подписал: «ЖИРНАЯ» и «ТОЛСТАЯ СУКА». Уборщик сметает бумажки дюжинами, его обычный смертельно-свирепый взгляд немного смягчается, когда он видит меня.

Чистая и крошечная комната студенческого совета пахнет карандашами и несвежими пончиками. Рен инструктирует первокурсника в очках и двух первокурсниц с волосами мышиного цвета, что нельзя бегать по коридорам, нужно получать хорошие оценки, ну, и о всякой подобной фигне. Я подхожу к нему сзади и хлопаю руками по парте.

– Привет, всем добрый вечер! Это я, девочка с трещиной. Пожалуйста, немедленно все эвакуируйтесь, а то я вам покажу свою новую усовершенствованную задницу.

– Айсис, какого черта... – начинает Рен. Первокурсники нервно смотрят на него, и он кивает им головой, показывая, чтобы они ушли. Как только малышня закрывает за собой дверь, я запрыгиваю на стол Рена, кладу ногу на ногу и сижу как утонченная леди.

– Ты дал Джеку мою фотографию, не так ли?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты общался с Безымянным, и он дал тебе моё фото.

– Нет! Клянусь тебе, Айсис, я не разговаривал с Уиллом...

Я вздрагиваю, и он прочищает горло.

–...ух, с Безымянным, целый год! Мы не настолько близки!

– А как еще Джек мог достать эту фотографию?!

– Послушай, я не говорю, что знаю, кто это сделал, но ты заметила, что от преподавателей не было комментариев? Директор Эванс вообще никак не прокомментировал это происшествие по громкой связи. Обычно, он орет как сумасшедший, делая выговор за порчу школьного имущества. А в этот раз? Ничего.

– Ты хочешь сказать, что это сделал Эванс?

– Я ничего не говорю, – Рен понижает голос. – Я просто считаю, что это очень странно, и всё. Возможно, если ты поговоришь с Эвансом, то получишь больше информации.

Он смотрит на меня своими круглыми немигающими миндалевыми глазами. И я, наконец, успокаиваюсь. Не может быть, чтобы кто-то столь милый, как Рен, смог совершить такое огромное зло и снабдить моего врага старыми фотографиями, даже если когда-то они были друзьями.

– Хорошо. Я поговорю с Эвансом. Но... – я показываю пальцем на его лицо. – С тобой я еще не закончила. Даже не надейся. Джек сболтнул мне на вечеринке у Кайлы, что он сделал нечто очень плохое. И ты испугался. И я собираюсь выяснить, что это было.

За секунду лицо Рена бледнеет, и я думаю, что у него может случиться инсульт. Парень сжимает губы и сердито смотрит на меня. И вот оно! Доказательство того, что Джек сказал правду. Он действительно сделал что-то плохое. Нечто, что заставляет Рена дрожать под рубашкой поло и очками в роговой оправе. Но сейчас я не могу это выпытать. Мне нужно провести очную ставку с директором. Я ухожу и оставляю Рена позади. Секретарь Эванса – симпатичная темноволосая женщина с родинками на лбу, которые делают её похожей на далматинца, тем не менее, благодаря им же, она выглядит уникально.

– Могу я увидеть Эванса, мадам? Это срочно.

– Конечно, конфетка, – улыбается она. – Он свободен. Так что, можешь зайти прямо сейчас.

Я делаю глубокий вдох перед дверью, успокаивая себя. Я не могу пнуть дверь. Следует быть дружелюбной, ведь мне нужно получить от него правду, а это значит, что необходимо притвориться, будто я хорошая и меня легко обдурить. Поэтому я натягиваю свою яркую улыбку и захожу в кабинет.

Эванс сидит за столом, печатая что-то на компьютере. Книжные полки заполнены стеклянными фигурками пингвинов, а показной золотой пошлый бюст его собственной головы стоит на столе рядом с именной табличкой: «ДИРЕКТОР М.ЭВАНС ГУДВОРС». Я сглатываю фырканье. Гудворс[19]?! Что это вообще за имя такое?

Эванс поднимает взгляд, его лысина более заметна, чем когда-либо. Он ухмыляется.

– Ах, Айсис. Я предполагал, что ты придешь ко мне сегодня. Пожалуйста, присаживайся.

Он предполагал, да? Ох, звучит малообещающе. Я сажусь на плюшевое кресло напротив него.

– Мои фотографии повсюду, – начинаю я.

– Знаю. Видел. Мне очень жаль, дети в наши дни так жестоки. Я заставил Маркуса убрать их, как только обнаружил все это.

– Он всё еще работает над этим.

– Знаю. Бедняга.

Голос Эванса не звучит искренне. Скорее полусладкие, бессмысленные, пустые слова. Всё происходящее его не волнует. Он просто продолжает печатать на компьютере, не тратя на меня ни секунды своего драгоценного времени. Или ему пофиг, или он не желает со мной разбираться. Он боится посмотреть мне в глаза, а это нехороший знак. Так поступают виноватые люди.

– Я хотела спросить у вас насчет Джека, – говорю я. Эванс посмеивается.

– Нет, я не дам тебе его домашний адрес, расписание, номер телефона или даже номер социального страхования.

– Что?

– Именно это просят все девочки.

– Я не все, мистер Эванс.

– Знаю, – улыбается он, печатая еще быстрее на компьютере. – Тебя исключили из предыдущей школы за… как полиция это называет? Намеренное причинение вреда? Согласно твоему личному делу ты дралась со всеми, до кого могла достать, даже с теми, кто всего лишь не так на тебя посмотрит. Хм, интересно, что сделало тебя такой обидчивой?

– Ох, не знаю, дайте подумать, может годы злостных издевательств из-за того, что я толстая.

– Но это поддразнивание вдохновило тебя, не так ли? Поэтому ты сбросила вес. Так что ты должна быть благодарна людям, которые отталкивали тебя.

Я недоверчиво смеюсь.

– Вы, черт побери, издеваетесь надо мной?

– Язык, Айсис, – говорит он вежливо. – Мы же не хотим еще одну отметку в твоем личном деле, не так ли? Оно и так уже настолько истерто.

Я недооценила этого парня. Он очень хороший игрок. Естественно. У него ведь за плечами годы взрослой жизни, где все улыбаются, когда кого-то ненавидят, и сдерживают свои эмоции, чтобы натренироваться. Он просто мастер пассивно-агрессивного-дерьмового-тхэквондо. А я больше мастер агрессивного стиля. Мы танцуем вокруг друг друга в двух несочетающихся стилях, поэтому ни у одного из нас ничего не выходит. Тогда, я меняю свою позицию.

– Я слышала, что Джек очень умный, – добавляю своему голосу жеманный тон. – Должно быть, в этой школе хорошо преподают, да?

Эванс смотрит на меня, его грудь раздувается.

– Конечно. Наши преподаватели являются профессионалами в своем деле, и скоро ты убедишься в этом. Джек – самый умный ученик за многие годы. Он набрал высший балл по SAT[20].

Я ухмыляюсь про себя, а для директора мило улыбаюсь.

– Это означает, что, возможно, он поступит в очень хороший колледж, так?

– О, в самый лучший. Вообще-то, как раз сегодня он подал заявление в Йель.

Сегодня? Довольно странное совпадение. Когда я подслушивала разговор Джека и Эванса несколько недель назад, Хантер ненавидел даже саму идею подачи заявления в Лигу Плюща. Что же изменилось? Я прищуриваюсь, но продолжаю улыбаться.

– Вааааау. Йель! Этот университет ведь состоит в Лиге Плюща, верно? Очень впечатляет.

– Также Джек подаст заявление в Принстон, он сам так сказал. Если кто-то, вроде него, останется здесь, то это будет огромной потерей.

– Точно! Определенно. Он первый с нашей школы, кто попадет в Лигу?

Глаза Эванса загораются.

– Ну, не первый. Перед ним было еще три человека. Но, да, он будет первым за последние двадцать лет.

– Вы, должно быть, очень гордитесь им.

– Несомненно. Чрезвычайно горжусь.

– Вероятно, все будут думать, что это все благодаря вашему руководству!

– Ох, – он притворно смеется. – Я бы так не сказал.

И тут до меня доходит.

– У вас ведь есть доступ ко всем личным делам, не так ли, мистер Эванс?

Пытаясь покрасоваться своей властью, он прихорашивается, безуспешно укладывая волосы на лысине.

– Хм? О, да. Да, есть.

– И, естественно, у вас есть личные дела со всех предыдущих школ.

– Конечно.

– Включая мою.

– Да, так я узнал, что тебя исключили.

– И, держу пари, что в этих документах есть мои старые фотографии, верно?

Эванс замирает, его пальцы застывают над клавиатурой. Попался, ублюдок!

– Дайте-ка догадаюсь, – говорю я медленно. – Джек позвонил вам. Скорее всего, в воскресенье. И попросил вас найти старые фотографии толстой меня, а затем развесить их повсюду, чтобы все могли увидеть. А взамен, он подаст заявление в университеты Лиги Плюща, которыми вы постоянно ему докучали.

Эванс посмеивается.

– Бред...

– Да? Потому что эта фотография была снята для ежегодника моей старой школы, и они поместили её в секцию под названием: «СТУДЕНЧЕСКИЕ ПРОВАЛЫ! XD».

– Что такое XD?

– Перевернутое Смеющееся лицо в ужасных пропорциях. Смайлик такой. Не меняйте тему!

– Айсис, послушай, я действительно хотел бы поймать того, кто так ужасно с тобой поступил. Но дело в том, что у нас нет хорошей системы видеонаблюдения. И Маркус сказал, что признаков взлома не было...

– Потому что никто не врывался. Вы просто открыли ворота и двери своим ключом. Ученику пришлось бы разбить окно или сломать вентиляционную решетку или что-то еще, чтобы пробраться внутрь.

– Ну, всё, достаточно! – раздраженно выкрикивает Эванс. – Вон из моего кабинета, сейчас же!

– Что, если я сообщу об этом охране кампуса? А? Что будет тогда? Ох, подождите, они же ваши служащие! Может, мне стоит пойти с этим в полицию.

– У тебя нет доказательств. Убирайся!

Я саркастически салютую ему, захлопывая за собой дверь так сильно, что слышу, как один из глупых стеклянных пингвинчиков падает и разбивается. Эванс ворчит и кричит на секретаря, прося веник, а я ухожу с ухмылкой. Его возмущение все подтверждает. Я выиграла, и мы оба это знаем. Директор М.Эванс Гудворс – мелкая сошка, и не представляет собой реальной проблемы.

Я практически разочарована, но затем я вспоминаю Джека.

У меня все еще есть Джек.

Меня ждет прекрасная, доставляющая удовлетворение проблема.

***

Однажды мир должен был узнать о моей незрелой сексуальной привлекательности.

Сегодня именно этот день.

В среду я одеваю самый откровенный, поразительный наряд, который могу позволить, чтобы пройти дресс-код: короткую джинсовую юбку, ярко-красную блузку с прорезями по бокам и широким горлом, чтобы открыть ключицу и плечи. На мне красные сандалии, волосы убраны в высокий хвост, и утром я нанесла в пять раз больше косметики, чем обычно. И выгляжу также горячо как ад. Ну, я всегда выгляжу горячо. Но сейчас меня просто невозможно проигнорировать.

Джек пытался оскорбить этими фотографиями мой внешний вид. Что ж, у него получилось. Он хорошо выполнил свою работу. Так что у ребят теперь точно не будет другого выбора, кроме как заметить разницу между фотографиями «до», развешенными по всей школе, и фотографией «после», которая дышит и ходит в ярко-красной блузке. Если Хантер ожидал, что я съежусь, стану носить исключительно скучные цвета и избегать внимания, то он очень, очень ошибался. Может, я и не так красива, как Кайла или Эйвери, но определенно лучше девочки с фото, и это надо показать всей школе.

Я паркуюсь возле главного входа и разыгрываю большое шоу: медленно засовываю книги в рюкзак и закрываю машину, чрезмерно нажимая на ключ. Машу некоторым ученикам и среди них узнаю Эйвери, которая насмехается надо мной, когда я прохожу мимо. Кайла подбегает ко мне, но Эйвери хватает её за руку и тащит назад. Я отправляю Кайле «скоро увидимся» улыбку. В любом случае, даже лучше, что она не подошла и не поинтересовалась в чем дело. У меня в запасе еще много мест, где нужно шокировать народ. Они пялятся на меня, перешептываются, но ни один из них не смеется, и даже ухмылок нет. Мальчики присвистывают, а какая-то девочка спросила: «где я купила эту юбку». Половина меня ужасно напугана всем этим вниманием. Руки трясутся, в горле пересохло. Но другая половина прекрасно осознает, что я должна это сделать. Не для войны, не для того, чтобы доказать, насколько Джек был неправ. Я делаю это ради себя. Ради девочки на фотографии.

Я направляюсь на первый урок, когда звенит звонок.

– Привет, миссис Грейсон! – улыбаюсь я. Она внимательно осматривает меня, как и все остальные.

– А-Айсис? Господи, ты выглядишь так...

– По-другому? Сногсшибательно?

– Распутно!

– Не у всех нас есть такое богатство как ученая степень по английскому языку, миссис Грейсон. Некоторым приходится работать на улице.

Она бледнеет от макушки до кончиков пальцев на ногах. Ох, если бы она только знала, что её любимый Джек Хантер на самом деле является первоклассным высокооплачиваемым жиголо. Она бы тут же грохнулась в обморок. Оу, а уже через пару секунд, скорее всего, сняла бы его на ночь.

Иду на тригонометрию. Мистер Бернард следит за мной, словно я бешеная собака, но я обворожительно улыбаюсь ему, пытаясь выглядеть непорочно. Спустя две секунды он переводит взгляд на дверь позади меня.

– Ты оставила вмятину на двери, Айсис.

– Извините, мистер Бернард. Она стала несчастной жертвой войны. Я здесь всего на секунду.

– Ну, хорошо. Но только на одну секунду.

Мне нужно потянуть время, пока не придет Джек. Я замечаю мальчика-ножа. Он ходит на тригонометрию с Джеком? Впечатляет. Я сажусь за парту рядом с ним. Парень кивает мне, но выражение его лица остается хмурым.

– Ты выглядишь иначе, – говорит он хриплым голосом. Я в первый раз слышу, как этот парень говорит.

– Спасибо! Ты тоже! Новая стрижка? Держу пари, ты сам её сделал.

– Раз уж ты заговорила об этом, то нож-бабочка А-9 Buck[21] очень хорошо отрезает волосы, запомни. Или его можно использовать классически, например, для рубки мяса на ребрышках.

– Похоже на правду, – киваю я, хотя сама не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит.

– Кого ты ждешь? – спрашивает мальчик-нож.

– Так очевидно, да?

– Тогда Джека. Накричать на него было недостаточно?

– Он развесил мои фотографии по всей школе! Черт, нет! Накричать недостаточно!

Мальчик-нож кивает.

– Видел. Я повеселился, разрезая их транспортиром. Думаю, никто не имел права высмеивать это.

Даже не знаю, улыбаться ли мне от того, как мило он говорит, или встревожиться от того, как зло он говорит. Решаю довольствоваться обоими пунктами, когда заходит Джек. Он проходит мимо меня и садится за парту прямо позади нас. Я оборачиваюсь и наблюдаю, как он достает свой рюкзак.

– Привет, – машу я.

У него уходит мгновение, чтобы узнать меня. Ну, или миллион. Джек фокусирует на мне свой взгляд, затем скучающе отворачивается к окну. Кладет подбородок на руки, интенсивно изучая голубя на дереве, а затем его глаза резко расширяются. Он медленно поворачивает голову ко мне.

– Ты? – бормочет Джек.

– Я! – чирикаю я.

– Как ты, черт побери, одета? – спрашивает он, его взгляд опускается к моей груди, ногам, потом снова продвигается вверх.

– Ремонтно-восстановительные работы! – улыбаюсь я. – Нравится?

– Я видел свиней одетых и получше.

– Ох, нисколько в этом не сомневаюсь, учитывая, что ты видишь одну в зеркале каждое утро.

– Это не я развесил фотографии, если весь происходящий идиотизм из-за этого.

– Я знаю, что это не ты. Это дело рук Эванса.

Джек на три секунды замирает как столб, а затем огрызается.

– Я попросил его дать мне фото, где ты моложе, а не развешивать их по всей школе.

– В любом случае, он это сделал. Директор знает, что мы с тобой воюем, пффф, да вся школа знает! Возможно, он хотел произвести на тебя впечатление, чтобы ты задумался о подаче заявления в Лигу Плюща, да? Какая жалость. Эванс действительно хочет, чтобы ты поступил в какой-нибудь университет из Лиги, тогда он сможет похвастаться тобой перед своими малообразованными друзьями-педагогами. Без обид, мистер Бернард.

Мистер Бернард пожимает плечами, а его глаза застыли на моей заднице.

– Серьезно, – я поворачиваюсь обратно к Джеку. – Тебе стоило получше всё разузнать, прежде чем идти к Эвансу. И мне без разницы, просил ли ты его это делать или нет. Сейчас фотографии повсюду. И ты этому поспособствовал. Поэтому я не смогу простить тебя. НИ-КОГ-ДА.

Именно в этот момент со стопой бумаг в руках заходит Рен. Он кидает их на парту и начинает говорить с мистером Бернардом о финансировании клуба робототехники. А затем он замечает меня. Лицо Рена становится в пять раз выразительнее, нежели у Джека. Его рот открывается и зависает, словно приоткрытая дверь. Он прочищает горло и быстро поправляет свои очки.

– А-Айсис. Доброе утро.

– Привет, През! – Я поднимаюсь из-за парты и обнимаю его. Парень издает писк кота, которого усердно душат, и так сильно теребит очки, что они слетают с его лица. Я поднимаю их с пола.

– Ты в порядке?

– Я-я в порядке. Эм. Ты выглядишь... ты выглядишь, ух, выглядишь...

– Мило? – предполагаю я.

– Очень... очень мило, – восклицает Рен. – Хотя, мило определенно не подходит, здесь нечто большее.

По какой-то причине комплимент, исходящий от Рена, значит для меня намного больше, чем дюжины взглядов и присвистов.

– Ты просто собираешься стоять и глазеть, Рен? – произносит насмешливо Джек. – Или все же собираешься заняться своими президентскими делами? Уверен, что у многих руководителей клубов есть достаточно бумаг, которые необходимо доставить.

Рен краснеет и робко смотрит на Джека.

– Точно. Мне нужно идти. Пока, Айсис.

– Увидимся! – машу я.

– А вы, мистер Бернард, – жестоко продолжает Джек. – В последний раз, когда я проверял, вам не платили за пожирание глазами молодых девушек. Вам платят за преподавание. Поэтому начинайте уже нас обучать.

Мистер Бернард подпрыгивает на своем стуле, прочищает горло и торопливо направляется к доске, на которой начинает писать уравнения. Мальчик-нож смеется. Я отдаю честь Джеку, когда удаляюсь к двери.

– Хорошего дня, Джек.

– Постарайся, чтобы тебя не домогались, корова, – раздраженно произносит он.

– Ох, мои звезды! – я обмахиваю лицо. – Может ли такое произойти?! Может ли Ледяной Принц Ист Саммит Хай волноваться за меня?

– Проваливай, – огрызается Джек.

– Это твоя единственная команда, которой я подчинюсь, – я подмигиваю и бросаюсь за дверь. Очевидно, что я выиграла это сражение. К ланчу уже все говорят о том, как вульгарно я выгляжу, а не какая у меня жирная задница. Конечно, не намного лучше, но это максимум, чего я могла бы добиться. Перешептывания напоминает о моей маленькой победе в войне против Джека Хантера.

Бум, сука!

-8-

3 года

16 недель

1 день

Мне нужно забрать маму в центре после её сеанса у психолога. Пока жду в машине снаружи кирпичного здания, наблюдаю за поздним вечерним солнечным танцем, как небесное светило пробегается своими золотистыми пальчиками по тротуарам и сквозь деревья. Носплейнс, может быть, очень тихий и скучный город, но осенью здесь невероятно красиво. Оранжевые и красные листья застилают землю, туманные облака дыма и копоти валят из труб, а небо холодное и ярко-голубое как охлажденная фарфоровая тарелка. Я натягиваю шарф на нос. Здесь холоднее, чем во Флориде, но, по крайней мере, если я замерзну до смерти, то умру далеко-далеко от того места, где Безымянный сможет это увидеть. Задумавшись, ударяюсь головой о подголовник. Безымянный. Давненько я о нем не вспоминала. Но он всегда находится у меня в голове как огромная куча дерьма в моем мозгу, но из-за войны с Джеком и мамиными проблемами я не думала о нем неделями.

Конечно же, это ложь. Я всегда думаю о нем, когда сморю в зеркало или на свое запястье. От него не убежать. Он причина того, как я сейчас выгляжу. Может, когда-нибудь я избавлюсь от него. По крайней мере, надеюсь. Однако невероятно сложно цепляться за надежду без нанесения себе увечий, поэтому я просто пытаюсь не так сильно за нее держаться.

Мама задерживается дольше, чем обычно, поэтому я хватаю кофе и захожу в здание. Опрятные офисы располагаются по всему коридору, меня приветствует вестибюль с искусственными растениями и такими же поддельными девушками с обложек журналов. За стойкой администратора находится женщина с седыми волосами и унылой улыбкой. Она помогает кому-то рыжеволосому у стойки.

Эти волосы не могут принадлежать ни кому другому кроме Эйвери.

– Привет, Эйвери! – машу я.

Девушка замирает, её плечи напрягаются, пока она медленно-медленно поворачивается. Это точно Эйвери. Ярко-зеленые глаза смотрят прямо на меня, а веснушчатый нос подергивается. Она что-то говорит администратору и направляется ко мне.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спрашивает она. Абсолютно не грозно.

– Эм, моя мама ходит сюда. По делам. Что насчет тебя? Почему ты здесь? Ох, эм, дерьмо, наверно, нетактично так спрашивать?

– Немного, – медленно произносит Эйвери.

– Ты здесь тоже за кем-то, да? Еще бы! Эйвери Брайтон не ходит к психиатру.

– Конечно, – быстро произносит Эйвери. – Эм, я здесь, чтобы забрать свою... кузину.

– Мисс Брайтон? – зовет администратор. – Вот ваш рецепт. Хотите назначить еще один прием на следующую неделю?

Эйвери вздрагивает, затем берет себя в руки, поворачивается к администратору и забирает рецепт. Девушка возвращается ко мне с суперзлым выражением лица.

– Только попробуй что-нибудь сказать.

– Ух, окей. Это круто.

– Это не круто! – голос Эйвери повышается. – Ты что, не понимаешь? То, что я здесь делаю просто охренительно противоположно понятию «круто», поэтому держи рот на замке!

– Послушай, всё в порядке, я не собираюсь сплетничать. Мне нужен Джек, не ты.

– Так ты не знаешь про Кайлу и Рена?

Я хмурюсь.

– Прости? Что насчет них?

Лицо Эйвери заметно расслабляется.

– Не важно.

– Подожди секундочку, может, ты мне не интересна, но я забочусь о Кайле. Что, черт побери, ты имела в виду, говоря: «Кайла и Рен»?

Эйвери перекидывает свои огненные волосы через плечо.

Дата добавления: 2015-10-24