Синдром Атланта

Люди с синдромом Атланта верят, что могут решить лю­бую проблему в одиночку, учитывая свои личные интересы в последнюю очередь. Подобно Атланту, державшему на пле­чах небосвод, они взваливают на себя груз ответственности за чувства и поступки окружающих, надеясь искупить прошлые и будущие грехи.

У Карен, медсестры, с которой мы познакомились ранее, развился синдром Атланта в подростковом возрасте, когда ее родители расстались.

Когда отец от нас ушел, мама осталась почти одна, и мне пришлось компенсировать потерю. Ее семья жила в Нью-Йорке, а мы — в Калифорнии. У нее почти не было близких друзей, и она полностью зависела от меня.

Помню, когда мне было лет пятнадцать, у меня появи­лась возможность отметить Новый год с друзьями. Мы с ма­мой собирались поужинать в ресторане, а потом сходить в кино, но накануне Рождества позвонила подруга и пригласи­ла встретить Новый год у нее, пообещав познакомить с пар­нем. Я была очень взволнована и действительно хотела пой­ти к ней, но чувствовала себя немного виноватой. Обсудила ситуацию со своей теткой, и она сказал: «Франсез не может ожидать, что ты останешься с ней, когда у тебя появилась такая возможность, поэтому иди!»

Я собралась с духом и сказала матери, что собираюсь на Новый год на свидание. Она обиделась и с глазами, пол­ными слез, спросила: «А что я буду делать?» Я пошла на встречу Нового года к подруге, мы хорошо провели время вместе, но когда вернулась домой, мама лежала в постели с мигренью и плакала от боли. Я поняла, что этого не случи­лось бы, если бы я осталась дома, и поэтому ощутила та­кую вину, что едва смогла ее вынести. Мне не хотелось по­свящать маме всю свою жизнь, но я не могла ее больше так обижать».

Карен было всего пятнадцать лет, но она научила свою мать зависеть от себя. Она рассуждала так: «Если я не буду заботиться о матери, кто еще о ней подумает?» Ей не прихо­дило в голову, что ее мать сама способна о себе позаботиться. Кроме того, если она рассердит или обидит мать, та может уйти, как отец.

Вначале я не знала, что могу для нее сделать, но однаж­ды поняла, чем ей помочь. Взяла карандаш и написала кон­тракт: «Настоящим обещаю своей матери, что обеспечу ей чудесную жизнь. Обещаю, что у нее будет много интересных друзей и еще больше — радостей. С любовью, Карен». Когда я отдала ей эту записку, мама улыбнулась и сказала, что я хорошая девочка.

Многие из нас берутся за то, чтобы поддерживать благо­получие другого человека. Это большая ответственность, ко­торая тем не менее приносит свои плоды. Карен нашла спо­соб ощутить силу, сделав жизнь матери счастливой и не поте­рять при этом собственный мир.

Трудно не обратить внимания на синдром Атланта. Дочь Карен, которая шантажировала ее, напоминая о давней авто­катастрофе, увидела, как она реагирует на свою мать — и на большую часть окружающих тоже. Мелани оставалось лишь нажать на болевую точку — синдром Атланта.

Мы с Мелани — близкие люди, и я, как никто, понимаю, насколько ей тяжело воздерживаться от наркотиков. Если бы не автокатастрофа, не раны, она была бы сильнее. Я мед­сестра и знаю, что такое боль. Жаль, что я не смогла облег­чить ее участь, а поэтому должна защищать ее. Это мой материнский долг. Мне не нравится ее давление, но я хочу, чтобы она имела то, чего не смогла добиться я. Я так люблю ее и своих внуков! А вы знаете, когда она сердится, то гро­зит мне, что я их больше не увижу. Нашей семье нужно спло­титься, и если мне суждено объединить ее, то я это сделаю.

Как и многие люди с синдромом Атланта, Карен не знает, где начинается и кончается ее ответственность за окружаю­щих, потому что давным-давно усвоила, что должна заботить­ся обо всех, кроме себя.

Вина и ответственность тесно связаны, между ними труд­но провести четкие границы. По мере того как мне пришлось работать с Карен, чтобы отключить автоматическую реакцию: «Виновата только я», она впервые в жизни стала понимать, каково это — учитывать собственные потребности и какую сте­пень ответственности нужно нести за окружающих.

«Кровоточащее сердце»

Сострадание и сопереживание рождают доброту и даже толкают на благородные поступки, и нам совсем не нравятся люди, у которых отсутствуют эти чувства. Трудно представить, как могут такие положительные черты вызывать проблемы. Но сострадание может обернуться таким сокрушающим чув­ством жалости, что оно заставит нас забыть о собственном бла­гополучии ради другого человека. Сколько раз мы слышали слова: «Я не могу его оставить, потому что мне его жалко», или «Она смотрит на меня глазами, полными слез, и я не могу ей отказать», или «Я всегда ей уступаю, потому что у нее была такая тяжелая жизнь...»? Мы попадаем в ловушку эмоциональ­ных желаний других людей и теряем способность трезво оце­нивать ситуацию и понимать, каким образом можно принес­ти им максимальную пользу.

Что дает некоторым людям способность трезво сопережи­вать трудностям или страданиям окружающих и принимать соответствующие меры, в то время как другие — «кровоточа­щие сердца» — испытывают необходимость бросаться на по­мощь, подобно супермену, даже тогда, когда им приходится жертвовать самоуважением или здоровьем? Как мы убедились, там, где имеется потребность действовать и автоматическая реакция, которая может повредить нам, в основе такой по­требности часто лежит болевая точка.

Сила жалости

Моя клиентка Пэтти, правительственная чиновница, с ко­торой мы познакомились во второй главе, выросла в доме, где не видела счастья на протяжении всех детских лет. Ее мать страдала глубокими депрессиями и часто исчезала в своей комнате на многие часы и даже дни. Пэтти часто шутит: «Мама проспала все мое детство», — но она помнит, что всегда ощу­щала присутствие своей матери и понимала, что ей нужно ста­раться играть тихо, чтобы не побеспокоить ее.

Я всегда была независимой, но беспокоилась о ней. Мамы других детей не болели так часто, а моя ложилась в по­стель при любом недомогании. Мне удавалось почти ощу­щать ее — по звукам, которые доносились из-за двери ее комнаты, я могла сказать, спит она или бодрствует. Если мама крепко спала, я заглядывала к ней комнату и прислу­шивалась к звуку дыхания, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Это являлось частью моей работы, когда папа отсутствовал.

Это была тренировочная площадка для «кровоточащего сердца». Когда мы близко общаемся с родителем или другим важным для нас человеком, мы становимся сверхчувствитель­ными. Каждый взгляд, каждый вздох, каждый оттенок голоса значителен, и мы даже ощущаем самочувствие такого челове­ка, как Пэтти, по нюансам дыхания. Однако ребенок здесь ничем не может помочь.

Как мы убедились, многие из нас в детском возрасте хоте­ли бы переменить жизнь к лучшему, а когда повзрослеют, то стремятся воспроизвести ситуации из нашего детства, чтобы поправить их теперь, когда в состоянии это сделать.

Вы знаете поговорку: «Женщина выходит замуж за своего отца»? Я вышла замуж за мать. Джо явно не так подвержен депрессии, как моя мама, — кстати, я обожаю его за энергич­ность, когда он счастлив. Но у него слишком легко меняется настроение. Джо так же вздыхает, когда огорчен, так же идет в свою комнату прилечь, как делала это моя мама, и когда он так поступает, просыпаются мои старые привычки. Джо говорит, что мне удается читать его мысли. Когда он начи­нает печалиться, я могу догадаться, в чем проблема, или за­ставить его выговориться так, как никто другой. Когда мы стали жить вместе, мне нравилось чувствовать, что мы под­ходим друг другу и что я могу сделать его счастливым.

Жизнь с ним похожа на прогулку с ребенком по магазину игрушек. Знаете, это когда некоторые дети берут с прилав­ка дорогую игрушку, совсем не ту, за которой вы пришли, и не желают с ней расставаться. А потом, когда вы кладете эту игрушку обратно на полку, они выглядят так, словно рас­стались с лучшим другом. А я покупаю эту вещь, чтобы ребе­нок улыбнулся. Разве это так плохо?

«Кровоточащее сердце» приносит большие выгоды, когда облегчает участь «мучеников». Вы вытаскиваете человека из глубин отчаяния и возвращаете его к жизни. Радость «помо­щи» часто настолько ослепляет нас, что мы не замечаем, что нами манипулируют с помощью жалости. Дайте «мученикам» то, чего они хотят, — и вот они уже мгновенно вылечились.

Когда «мученики» встречают свои жертвы, «кровоточащие сердца», последние чувствуют себя беспомощными перед ли­цом страдания и тут же бросаются на помощь. Но, соглаша­ясь на каждое орошаемое слезами требование, они становятся еще более беспомощными, неспособными остановить личное страдание, которое происходит от игнорирования собственных нужд.

Синдром «хорошей девочки»

Когда Зу оглядывается на свою жизнь в поисках болевой точки, она не может найти конкретную психологическую трав­му. Она говорит, что ее детство было счастливым, а семья бла­гополучной.

Единственное, что меня отличало, — это то, что я не была такой тихой, какой положено быть девочке. Во мне ки­пел дух состязательности, мне всегда нравилось быть луч­шей. Когда я хорошо училась в школе, меня называли выскоч­кой. Мои сестры усвоили урок и никогда ничем особенно не выделялись, но я была другой. В семье всегда говорили, что гордятся мной, но девочке неприлично привлекать к себе вни­мание таким образом.

Зу многие годы старалась не выделяться в обществе, ко­торое не слишком поощряет вклад женщин, но ее работа не осталась незамеченной, и хотя Зу не мечтала стать менедже­ром, сейчас под ее началом трудятся десять человек.

Путь был настолько тернистым для женщины вообще и для меня в частности, что я поклялась: буду всегда делать все по-другому. По-моему, в рабочей среде есть место и чест­ности, и состраданию, поэтому мне всегда хотелось бы, что­бы подчиненные считали меня и другом, и начальником. Мне не нравится командовать или навязывать команде свое мне­ние. Мы — коллеги, а не рабовладелец с рабами. Кто сказал, что человечность нужно оставлять за порогом своего каби­нета?

Зу всегда гордилась своей способностью советовать дру­гим женщинам и поддерживать их. В этой области она чув­ствовала себя уверенно. Зу — учитель, Зу — друг, к которому можно прийти в любое время. Она не жалеет, что стала иде­альным «кровоточащим сердцем», и не хочет расставаться с тем, что считает своими лучшими качествами, по мере того как поднимается по служебной лестнице.

В своей решимости быть хорошим человеком и хорошим начальником Зу подружилась с несколькими подчиненными и особенно тесно с Тессой. Они регулярно вместе обедали и часто ходили в любимый ими театр. Из-за сложившихся со­циальных отношений Зу было нелегко играть роль начальни­цы с Тессой и отказывать ей в просьбах. Как мы видели в слу­чае с Чарлзом и Шерри, сочетать профессиональные и лич­ные отношения — даже если это не роман, а дружба — всегда сложно, и, как правило, подобное плохо кончается, особенно если у одного человека больше власти, чем у другого.

В случае с Чарлзом и Шерри эмоциональным шантажис­том был босс — это ожидаемый, типичный сценарий. Но в случае с Зу как с боссом имелись очень чувствительные боле­вые точки, из-за которых она стала жертвой шантажа со сто­роны своей подчиненной.

Она не перестает требовать от меня все большей от­ветственности. Говорит, что я ее подруга, поэтому должна помогать. Когда я пытаюсь объяснить, что дружба не име­ет никакого отношения к моему долгу перед компанией, она отвечает, что я зазналась и веду себя как настоящая началь­ница. Это звучит слишком знакомо. О Господи, это сводит меня с ума!

Зу еще не разрешила внутренний конфликт между той сво­ей частью, которая хочет добиться успеха, и той, которая жела­ет нравиться людям. Она страдает синдромом «хорошей девоч­ки» — заболеванием многих современных женщин, которые глубоко озабочены достижением власти и успеха и одновремен­но хотят быть любимыми. Благодаря двойственности пред­ставлений о том, как она должна себя вести, Зу широко рас­крыла двери для шантажа, и Тесса не преминула этим вос­пользоваться.

Она обнаружила, что Зу — идеальный человек, чтобы по­плакаться в жилетку и выслушать нескончаемый поток жа­лоб. Но когда у Зу есть неотложные дела или она не может уделить Тессе достаточно времени, та напоминает ей: «Ты единственная, кто может мне помочь. Не знаю, что я буду де­лать без тебя». Для Зу такие слова звучат музыкой. Именно так она добивалась любви в прошлом — заботой, сострадани­ем и теплотой, постоянной готовностью помочь людям, ко­торые в ней нуждаются. Но эта музыка звучит фальшиво для всех, кто хочет избежать эмоционального шантажа. Зу необ­ходимо расширить понятие сострадания, чтобы включить в него саму себя.

Дата добавления: 2015-10-24