Другое лицо гнева

Моя клиентка Хелен, преподаватель литературы, с кото­рой мы познакомились в первой главе, считала, что в своем любовнике Джиме нашла идеального человека. Она знает, что чувствительна к гневу. Это отразилось на ее выборе людей, особенно любовников, чье общество ей приятно.

Я и не подумала бы встречаться с человеком, который повысил на меня голос. Когда я росла, то сполна получила такое отношение от мамы и папы. Папа по натуре мятеж­ник, что делало его совершенно непригодным к карьере воен­ного, которую он себе выбрал. Он не смог бы получить повы­шения и за тысячу лет и потому просидел двадцать лет писа­рем. Папа не мог вынести, когда глупцы, по его словам, получали повышение через его голову только из-за того, что со всем соглашались, и потому чувствовал неудовлетворен­ность. Он приходил домой и кричал на маму, она кричала в ответ, хлопали двери, летели на пол тарелки и кастрюли, а мы, дети, часто пугались. Я знала, что ничего плохого не слу­чится, но мой брат бежал к себе в комнату и начинал пла­кать, и мы придвигали его кровать к двери, поэтому крику­ны, наверное, не могли к нам вломиться. Когда дела станови­лись совсем плохими, папа убегал и не появлялся пару дней. Нас это не очень пугало; но, знаете ли, в моей жизни не нуж­ны такие скандалы. Я это уже проходила. Мне это ни к чему.

Метод взрослой Хелен для уклонения от гнева — «пред­почитаю не быть рядом с рассерженными людьми» — отра­жал детский опыт: убежать и переждать бурю или спрятаться там, где тебя никогда не найдут. Однако Хелен понимала, что гнев — это нормальная человеческая реакция, и как бы стара­тельно она ни искала место, где его не существует, или чело­века, который его не выражает, все ее попытки будут беспо­лезными.

Когда я встретила Джима, думала, что попала на небе­са. Он спокойный, обходительный, всегда посвящает мне пес­ни — словом, настоящий романтик. С того самого момента, когда мы повстречались, я не могла представить его крича­щим или скандалящим. Продано! Я его беру! Но знаете пого­ворку: «Берегись своих желаний, потому что они могут ис­полниться»? Теперь я понимаю, что она означает.

Вы можете подумать, что меня можно достать крика­ми. Это разумно. Но Джим — другой человек, и когда он сер­дится, становится еще спокойнее. Он не говорит, в чем дело, и вообще ничего не говорит. Мне почти хочется, чтобы он закричал, чтобы я знала, с кем имею дело. Это хуже всего. Когда он уходит в себя, я как будто умираю. Чувствую себя полностью отрезанной от мира, словно я на льдине посреди Северного Ледовитого океана. Не выношу, когда он сердится своим тихим, ледяным способом. Я должна выдернуть его из этой раковины, даже если мне для этого придется стоять на голове.

Или, как случается все чаще и чаще, прибегнуть к эмоци­ональному шантажу.

Я помогла Хелен пересмотреть способы реакции на гнев, большинство из которых она переняла еще в детском возрас­те, а затем мы работали над переопределением ее отношения к гневу. Ей удалось внести значительные улучшения в свою жизнь с Джимом, и этот процесс мы рассмотрим в следую­щих главах.

Никому из нас не нравится гнев, но если мы намереваем­ся избежать его или потушить, чтобы сохранить мир любой це­ной, то диапазон доступных нам действий становится таким же узким, как трос канатоходца: мы может уступить, сдаться, успокоить, то есть сделать все то, что поможет шантажисту добиться своего.

Дата добавления: 2015-10-24