На границе кревенсфилдской равнины 15 страница

— Не позволяй ненависти захватить твое сердце, он обязательно это использует, — предупредила Элендра и погладила длинные волосы ребенка. — Ты должна убить его ради будущего этой малышки, а не из-за прошлого. И тогда тобой будет управлять не жажда мести, а необходимость. Так у тебя появится больше шансов на победу. У меня уже не получится, ненависть пустила в моей душе слишком глубокие корни, но ты, Рапсодия, можешь довести дело до конца. Не дай чудовищности его деяний отвлечь себя.

— Сейчас ты ужасно похожа на мою мать, — с улыбкой ответила Рапсодия. — Мне иногда кажется, что вы родственницы.

— У меня с твоей матерью много общего, — улыбнулась в ответ Элендра. — Ну а как мы назовем малышку? — Она взглянула на ребенка, который, продолжая причмокивать, заснул у нее на руках.

Рапсодия рассмеялась.

— В голову приходят разные смешные вещи, но я бы назвала ее Ариа. — Она погладила крошечную детскую ручку, и в ее сердце всколыхнулись воспоминания об Эши.

Всякий раз, когда Рапсодия о нем думала, ее сердце начинало щемить от ощущения утраты. Мысль о том, что отношения между ними уже никогда не будут прежними и он больше никогда не назовет ее этим именем, причиняли страшную боль. Она подумала о будущем, в котором не находила для себя места, и провела ладонью по крошечным пальчикам — возможно, когда-нибудь эти дети станут для нее утешением.

У Элендры с этим именем были связаны собственные ассоциации.

— Превосходно, — задумчиво проговорила она.

— Моим первым даром малышке стала песня, позволившая ее матери провести с девочкой несколько мгновений, — сказала Рапсодия, смаргивая слезы. — Может быть, я слишком самонадеянна, но я бы хотела дать каждому ребенку в Тириане песню, которая будет принадлежать только ему, и никому другому. А если это сделать еще до того, как дитя появится на свет, то она станет его первой колыбельной. Ты думаешь, это глупо?

— Нет. — Элендра ласково улыбнулась подруге. — В Серендаире королева, которой я служила, делала нечто похожее, только у нее был другой дар. Ты создашь прекрасную традицию. Пойдем, пора взглянуть на остальных, они с нетерпением тебя ждут. — Она открыла дверь, и тут же раздался радостный хор голосов, зазвучавших разом.

Элендра увидела, как лицо Певицы раскраснелось от счастья, она наклонялась, чтобы обнять каждого, затем показала им малыша, а седовласая воительница думала о том, что дарить песню будет не единственной традицией королевы, которую повторит Рапсодия.

— Значит, собираешься навестить Ллаурона? — спросила Элендра, опустив спящую девочку в колыбель.

Она накрыла ее шерстяным одеялом и принялась тихонько покачивать, усевшись рядом на стуле.

Рапсодия кивнула. Она посадила двух самых маленьких детей на кресло-качалку, стоявшее неподалеку от камина, и свет пламени озарял ее лицо.

— Он лучше всех разбирается в культуре Сорболда. Хотя эта страна граничит с землями фирболгов, Акмеду мало что о ней известно.

— Горы имеют свойство не только защищать от врагов, но и разделять страны, — заметила Элендра. — Ты уверена, что можешь доверять Ллаурону?

— Ты в нем сомневаешься?

— Нет. — Лиринская воительница взяла чашку, наполненную медом с пряностями, и поднесла ее к губам. Рапсодия внимательно на нее смотрела. — Ты помнишь Призыв Кузенов, которому я тебя научила?

Рапсодия кивнула, но взгляда не отвела.

— Да. «Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат».

Элендра кивнула.

— Я собиралась отправиться в Сепульварту, чтобы защитить жизнь Патриарха, поэтому остальные подробности помню смутно. Какое отношение это имеет к Ллаурону?

— Никакого, мы вернемся к этому позже. Важно, чтобы ты помнила зов. Ты сказала, что услышала шепот в ту ночь, в Сепульварте, когда сражалась за Патриарха?

— Да.

Глаза Элендры обратились к пылавшему в очаге огню.

— Мне кажется, ты сама стала одной из Кузенов, Рапсодия. В старом мире Кузены были братством воинов, мастеров боя, посвятивших себя ветру и звезде, под которой ты родилась. Их принимали в братство на двух условиях: требовалось обладать уникальным мастерством владения оружием, которое достигалось долгими годами тренировок, и всегда вставать на защиту невинных, невзирая на угрозу для собственной жизни. Полагаю, твой бой с Ракшасом, когда ты спасла Патриарха в базилике, сделал тебя членом ордена.

— Но Кузены остались в старом мире, — возразила Рапсодия, погладив спящую малышку, которая тихонько вздохнула. — Разве кто-то из Кузенов остался в живых? Неужели братство существует и сегодня?

— Мне не приходилось встречать их в новом мире, — ответила Элендра, тихонько покачивая колыбель Арии. — Мне ничего не известно о существовании братства. Но если остался хотя бы один Кузен, он услышит твой призыв о помощи, посланный на крыльях ветра. Если ты член братства, ты тоже должна отвечать на подобные призывы.

— Я отвечу, — обещала Рапсодия. — А теперь, пожалуйста, вернемся к Ллаурону. Что тебя беспокоит? Акмед уже давно подозревает, что ф’дор мог в него вселиться. Ты с ним согласна?

— Нет, — отрезала Элендра, и что-то в ее голосе заставило Рапсодию оторвать взгляд от пламени. Элендра немного помолчала, всматриваясь в лицо Рапсодии. — Тебя тревожит, что Ллаурон может рассказать Гвидиону, то есть Эши, о детях?

— Не слишком. — Рапсодия поцеловала детские головки. — Ллаурон далеко не все говорит своему сыну, если считает, что так будет лучше. Тебе бы следовало видеть письма, которые он присылал в Илорк, вежливо укоряя меня за то, что я не занимаюсь объединением намерьенов. Как только Эши рассказал ему о нас, письма стали еще жестче, он требовал объяснений. Ллаурона интересовало, почему я задерживаю его сына. Все письма были написаны на диалектах древнесереннского языка, а потом еще и зашифрованы. Я не говорила Эши о детях только потому, что не хотела расстраивать его. Он будет подавлен, когда узнает, к каким ужасным последствиям привели акты насилия, которые видела его душа. И будет считать, что это его вина.

Элендра смотрела в огонь.

— Нет, его вины тут нет, — задумчиво проговорила она.

Рапсодия вопросительно посмотрела на нее, но Элендра молчала.

— Знаешь, я удивлена, что ни у кого из детей нет медно-красных волос, — заметила Рапсодия.

— А почему они должны быть? — спросила Элендра, отрываясь от своих раздумий. — Ракшас был похож на Гвидиона, но в его жилах текла кровь ф’дора. Гвидион не связан с детьми узами крови.

— Я знаю, но Эши будет думать, что между ними существует связь. — Рапсодия погладила застонавшего во сне Никиту. — Кусочек его души, который давал Ракшасу силу, видел чудовищные преступления, совершаемые порождением демона, и у Эши сохранились фрагменты воспоминаний. Вопреки логике он чувствует вину. Я рада, что никто из них на него не похож.

— Ну, живущий в нем дракон сразу поймет, что они не имеют с ним ничего общего, — успокоила ее Элендра. — Кстати, а где сейчас Эши?

— Понятия не имею, — ответила Рапсодия, продолжая гладить детей. — Когда мы расстались, он направлялся на Кревенсфилдскую равнину, кажется, там произошла стычка между солдатами Сорболда и местным патрулем. Мы собирались встретиться в Бетани на свадьбе лорда Роланда, может быть, я его там увижу, кто знает?

— Странно, — заметила Элендра.

— Ну да, пожалуй. Надеюсь, скоро все закончится.

— Я имела в виду выражение твоего лица, когда ты сказала, что не знаешь, где находится Эши. Ты по нему скучаешь, правда?

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— На твоем лице не отразилось никаких чувств.

Рапсодия вздохнула.

— Элендра, я с самого начала знала, что он никогда не будет мне принадлежать. Помнишь, ты рассказала мне о Пендарисе? Именно ты подарила мне способность любить Эши. Мне кажется, за то короткое время, которое мы провели вместе, мы любили друг друга так, что этого должно хватить на целую жизнь.

Элендра улыбнулась.

— Все дело в том, что вы оба все еще живы. Никто не говорит о целой жизни, пока она не закончилась. — Пламя согласно затрещало в камине, и две женщины еще долго сидели рядом, разделяя дружеское молчание, пока в камине не догорели дрова.

Круг, Гвинвуд

Ллаурон подбросил еще одно полено в огонь и некоторое время стоял, глядя, как его охватывает пламя. Это занимало совсем немного времени, но ему всегда было интересно наблюдать за тем, как меняется танец огня, следуя за колебаниями ее настроения, когда она рядом. Ллаурон и сам бы не отказался от такой способности, правда на более высоком уровне.

В сумраке своего кабинета Ллаурон ощутил, как на него снисходит умиротворение, редко его посещавшее в последние дни. Он прислонился к двери. Назначенный час приближался, скоро его ожидания и все неприятности, сопряженные с неуверенностью, закончатся.

Рапсодия появилась на верхней площадке лестницы. Она успела снять запыленную одежду и надеть тонкую белую блузку из кандеррского льна с кружевами и длинную шерстяную юбку бордового цвета. Волосы она собрала на затылке в пышный пучок.

Она подошла с ним поздороваться, и Ллаурон ласково посмотрел на нее. Он взял ее за руки и поцеловал в щеку, а потом повел в свой кабинет.

— Ты очаровательно выглядишь, моя дорогая, — галантно заметил он, открывая дверь.

— Благодарю вас, — с улыбкой ответила Рапсодия. — Просто удивительно, как ванна и перемена одежды помогает вновь почувствовать себя цивилизованным человеком.

— Да, кстати, Вера принесла поднос с ужином, а у меня где-то пылится бутылка отличного бренди. Можем отпраздновать нашу встречу.

Рапсодия уселась на мягкий диванчик неподалеку от камина, откинулась на спинку и бросила жадный взгляд на поднос с ужином.

— Отпраздновать? А какой у нас повод?

— Ну, у меня всегда возникает желание устроить праздник, когда ты рядом, моя дорогая, даже если у тебя ко мне дело, в особенности если оно связано с твоими соотечественниками. — Он вытащил бутылку из шкафчика и после коротких поисков достал пару бокалов. — Интересно, как твое отсутствие отражается на Гвидионе? Как он обходится без тебя?

Рапсодию удивил столь бесцеремонно заданный вопрос.

— Уверена, что с ним все в порядке, — проговорила она, и на ее лице отразилось некоторое неудовольствие. — Честно говоря, я уже довольно давно его не видела.

— Хорошо, рад слышать, — кивнул Ллаурон, вытаскивая пробку и выставляя бокалы на каминную полку. — Возможно, теперь он займется наконец делом и вспомнит о своем доме. — Он налил щедрую порцию золотистой жидкости в каждый бокал.

Рапсодия почувствовала, что краснеет.

— Надеюсь, вы не считаете, что я отвлекала Эши от выполнения его обязанностей? — недовольно спросила она, пожалев, что вообще вступила в разговор на эту тему. — В любом случае, шаги, сделанные Акмедом, Грунтором и мной, помогут ему выполнить свою задачу.

Главный жрец взял в руки оба бокала.

— Интересно, о каких шагах ты говоришь? Ты имеешь в виду лето, которое он провел в чудесном любовном гнездышке, позабыв о данных мною поручениях? Не сомневаюсь, что он получил огромное удовольствие, выполняя твои капризы.

— Боюсь, вы не понимаете, чем я занималась с Эши, Ллаурон. — Рапсодия изо всех сил старалась не обращать внимания на оскорбления. — Кроме того, никто его не держал. Я сделала все, что в моих силах, чтобы ему помочь.

Ллаурон посмотрел на бокалы с бренди, а потом пересек комнату.

— Я прекрасно понимаю, моя дорогая, что мой сын тебя любит. И я этому рад, у него превосходный вкус. Мне известно, что у человека есть физические потребности, которые ему необходимо удовлетворять.

Рапсодия почувствовала, как у нее перехватило горло под его оценивающим взглядом. Однако она постаралась ответить так, чтобы он не услышал обиды в ее голосе:

— Тогда вам должно быть известно, Ллаурон, что у вашего сына имелась одна очень серьезная физическая потребность: ему было необходимо залечить рану в груди. Все остальное рядом с этой нуждой не имело никакого значения.

— Да, да, конечно, — улыбнулся старик, протянул ей бокал и уселся в кресло, — И я буду вечно благодарен тебе за исцеление моего сына. Когда он взойдет на трон намерьенов, у него останется серьезный долг перед тобой.

— Ни о каком долге не может быть и речи, и я ничего от него не хочу. Акмед и Грунтор помогли ему добровольно. Эши ничего нам не должен, поскольку мы сделали то, что должны были.

— Очень великодушно с твоей стороны, моя дорогая. Впрочем, меня это не удивляет, ты прелестная девушка, и я с самого первого мгновения знал, что у тебя благородное сердце. Но как ты можешь ручаться за своих друзей фирболгов? Откуда ты знаешь их мнение по данному вопросу?

Рапсодия довольно долго молчала, глядя на свой бокал с бренди и вдыхая букет прекрасного напитка.

— Мы заключили соглашение. Я с самого начала об этом позаботилась.

— И каковы гарантии?

Она начала терять терпение.

— Моя дружба с ними. Акмед никогда не поставит ее под сомнение, нарушив слово. Кроме того, я не сомневаюсь, что Эши вполне способен позаботиться о себе, даже если Акмед захочет получить по старым счетам. Наша помощь оказана без всяких условий, Ллаурон. Я понимаю, что для вас это удивительно, но в данном случае вам ничего не остается, кроме как верить мне.

Она прошла мимо камина к окну и выглянула в темноту леса. Пламя сердито взревело, но тут же успокоилось.

Лицо Ллаурона стало сосредоточенным.

— Я понимаю больше, дитя мое, чем ты в силах себе представить. Быть может, ты ответишь еще на один вопрос, прежде чем обратишься ко мне с делом, которое привело тебя сюда.

Она продолжала смотреть в окно.

— И что же вас интересует?

— Я бы хотел узнать, какую роль в жизни моего сына ты намерена играть после того, как все будет закончено. Я знаю, что твой ответ будет честным, но мне бы хотелось, чтобы ты была откровенна и не пыталась увильнуть от вопроса.

Рапсодия посмотрела на стекло, в котором отражался пылавший в камине огонь. Потом ее взгляд вновь устремился в темноту.

— Эши всегда может рассчитывать на меня как на друга и союзника.

— И ничего больше?

Рапсодия повернулась к нему и посмотрела в глаза.

— Разве этого недостаточно?

— Для меня — вполне, — серьезно ответил Ллаурон. — А для тебя?

Кровь застучала в ушах Рапсодии, на щеках выступил румянец.

— Чего вы хотите, Ллаурон? В чем смысл ваших вопросов?

Ллаурон встал и медленно пересек комнату. Остановившись в двух шагах от Рапсодии, он бросил на нее оценивающий взгляд.

— Я хочу быть уверен, что ты не встанешь между моим сыном и той женщиной, которую он выберет в жены. Ты знаешь, какая ему уготована судьба. Мне нужно знать, сможет ли Гвидион стать правителем объединенных намерьенов и не помешает ли ему зов сердца.

Рапсодия поставила свой бокал, она так сильно сжала его, что чуть не раздавила хрупкое стекло.

— Вы просили меня быть откровенной. Хорошо, вот мой ответ. Во-первых, я считаю, что вас это не касается. Ваш сын взрослый человек, наделенный мудростью, и я полагала, что он заслуживает вашего доверия, в особенности если речь пойдет о выполнении его долга. Во-вторых, я никогда в жизни не вставала между мужем и женой и не собираюсь менять своих привычек. Что бы вы обо мне ни думали, Ллаурон, знайте, что низкое происхождение не свидетельствует о неспособности человека к благородным поступкам. Честь не связана с происхождением. В-третьих, если вас беспокоит, что я попытаюсь стать членом вашей королевской семьи, можете не волноваться. Меня интересует ваш сын не благодаря, а вопреки его происхождению. Я собственными глазами вижу, какие несчастья падают на головы наследников королевской крови, и рада, что меня сочли недостойной. Наконец, я уже не раз доказывала, что поддерживаю цель, ради которой вы готовы пойти на все. Мне это очень дорого стоило, возможно, я никогда не смогу себя простить. Пусть те, кто вас любят, простят вам свои страдания.

И она вновь отвернулась к окну, дрожа от ярости и гнева.

Ллаурон некоторое время молча смотрел на нее, а потом поднес бокал к губам и опустошил его. Подойдя к камину, он поставил бокал на каминную полку и вновь повернулся к Рапсодии.

— Благодарю тебя за честный ответ, дорогая, — мягко сказал он, — а также за выбор, который ты сделала, чего бы он тебе ни стоил. Мой сын не единственный человек в нашей семье, который любит тебя, ты и сама знаешь, во многих отношениях ты мне как дочь. Надеюсь, ты станешь чудесной женой и замечательной матерью.

Рапсодия даже не посмотрела в его сторону.

— Похоже, это не слишком дорого стоит.

Ллаурон вздохнул.

— Нет, наверное, если иметь в виду судьбы целых народов. Я пойду проверю, что задержало Гвен. Перекуси, а потом мы спланируем твое путешествие за гладиатором. Я сейчас вернусь.

Рапсодия подождала, пока за ним закроется дверь, оперлась о подоконник и глубоко вздохнула. Она прижалась горящим лбом к холодному стеклу, ей ужасно не хватало Эши, и она чувствовала себя виноватой из-за этого. Ее глаза пытались найти утешение в темном небе, но звезды были плотно закрыты тучами.

Рапсодия взяла бокал, допила бренди, затем подошла к камину и поставила бокал на каминную полку. Отблески огня отразились в гладком стекле — казалось, кто-то пьет за будущее, но Рапсодия не ждала от него ничего хорошего.

— Пожалуйста, скажите мне, что это шутка.

Гвен смущенно улыбнулась и опустила тонкий шарф на голову и плечи Рапсодии.

— Боюсь, что нет, дорогая. Так одеваются в Сорболде.

— А где все остальное?

— Больше тебе ничего не потребуется, там тепло почти круглый год, а поблизости от арены бьют горячие ключи, так что внутри все затянуто туманом. Все ходят обнаженными, там так принято.

— А в чем проблема, Рапсодия? — спросил Ллаурон, в его голосе послышалось раздражение.

От его руки исходило слабое свечение — он держал маленькую водяную сферу, внутри которой горел огонек. Свечу Кринеллы, представляющую собой слияние двух элементов, огня и воды, Ллаурон получил на память от своего деда, Меритина, а тому ее подарила дракониха Элинсинос. Однажды Ллаурон сказал, что приобрел древний артефакт у купца, торговавшего редкостями. Он часто принимался вертеть его в руках, когда бывал чем-то раздражен. Рапсодия нервно сглотнула и, повернувшись к зеркалу, с тоской посмотрела на свое отражение.

— Во-первых, сейчас середина зимы, я просто умру от холода. Во-вторых, как я могу войти в таком виде в бараки гладиаторов? Ллаурон, вы в своем уме?

— Перестань, Рапсодия, не будь такой провинциальной. Вот уж не ожидал, что такая умная женщина, как ты, с предубеждением отнесется к чужой культуре.

— У меня нет никаких предубеждений, — буркнула Рапсодия, повернувшись спиной к зеркалу. Она тут же покраснела, понимая, что почти все ее тело открыто. — Я просто не хочу, чтобы надо мной смеялись. Ради бога, Гвен, объясни, как на мне будет держаться эта штука? — Она недоуменно показала на пару шарфов, которые должны были прикрывать грудь.

— Не нужно прибедняться, Рапсодия, у вас не такой уж маленький бюст, — заявила служанка Ллаурона.

— Спасибо, Гвен, ты первый человек, который мне это говорит. При других обстоятельствах я была бы рада такому комплименту, но сейчас мне бы хотелось одеться нормально.

Ллаурон нетерпеливо покачал головой:

— Знаешь, Рапсодия, мне казалось, что у тебя самые серьезные намерения. Никогда бы не подумал, что тебе свойственны колебания. Знай я это, ни за что не стал бы тратить на тебя время, да и Гвен есть чем заняться.

Рапсодия в замешательстве посмотрела на Ллаурона.

— Я не шучу, Ллаурон, просто я не ожидала, что там носят подобные одеяния.

— Мне очень жаль, но, если не хочешь привлечь внимание к своей особе, тебе придется выглядеть как все остальные женщины. Пойми, если ты появишься там, одетая так, как сегодня за ужином, тебя тут же продадут в рабство и в результате тебе придется ходить в еще более откровенных одеждах. Ну, решила? Берешь костюм или намерена отступить?

Рапсодия вздохнула.

— Конечно, я не стану отступать, — резко бросила она, оглядываясь в поисках халата. Не найдя ничего подходящего, Рапсодия сняла с крючка свой плащ и накинула на плечи. Потом она присела перед тройным зеркалом, где Гвен помогала ей одеваться. — Теперь мы должны поговорить о стратегии.

Казалось, Ллаурон расслабился. Он засунул свечу Кринеллы в карман и развернул большую карту, которую принес с собой.

— Тебе повезло, — сообщил он. — Цирк гладиаторов находится в городе Джакар, расположенном возле южной границы Орланданского леса, точнее, к юго-востоку от него. Из чего следует, что тебе не потребуется путешествовать по Сорболду. И это очень хорошо, поскольку в Сорболде гораздо больше военных отрядов, чем в Роланде, там тебя обязательно останавливали бы и задавали вопросы.

Рапсодия кивнула.

Ллаурон выразительно посмотрел на Гвен, та молча поклонилась и вышла из комнаты.

— А теперь, — продолжал Ллаурон, возвращаясь к карте, — посмотрим на план цирка. Центральную часть занимает арена. Легче всего затеряться в толпе в день игр. Сомневаюсь, что тебе приходилось видеть такие толпы людей. Если я не ошибаюсь, игры проходят в соответствии с фазами луны, бои устраивают каждый день, за исключением дня полнолуния и при нарождении новой луны. Если ты появишься в цирке на следующий день после отдыха, у тебя больше шансов попасть на бой, в котором будет участвовать гладиатор.

— Его зовут Константин, вы когда-нибудь слышали о нем?

— Да, — кивнул Ллаурон. — Он уже довольно давно участвует в боях. Мне не слишком много о нем известно, но я не сомневаюсь, что он самый обычный сорболдианский гладиатор, мускулистый, но не очень проворный.

— Элендра говорила, что его трудно победить в поединке один на один.

Ллаурон слегка поджал губы, услышав имя лиринской воительницы. Рапсодия уже замечала подобную реакцию, но всякий раз сомневалась — уж не привиделось ли ей?

— Это будет совсем непросто. Кроме того, мне казалось, что речь идет о секретной миссии.

— Разумеется.

— Ну а кто тебе поможет, если ты отправляешься в Сорболд одна?

Рапсодия заморгала.

— Одна? Кажется, вы говорили, что мне поможет Каддир. Я думала, он возьмет с собой отряд воинов или опытных лесников.

— Конечно, но внутри цирка его не будет. Я отправлю Каддира с одним или двумя надежными людьми, чтобы он встретился с тобой в лесу, возле цирка. Они будут ждать тебя с лошадьми, чтобы доставить обратно в Тириан. Тебе знакомы те леса?

— Нет, но я была там однажды, когда навещала лорда Стивена.

— Хорошо.

— Я прошла тогда вдоль северной границы и совершенно не представляю, как нужно выглядеть, если не хочешь привлекать ненужного внимания к своей особе на юге.

— Тут тебе помогут Каддир и его люди.

Ллаурон посмотрел в огонь камина пламя горело как-то неуверенно.

На лице Рапсодии тоже отразились сомнения.

— Если бы я планировала операцию с Акмедом и Грунтором, они выманили бы гладиатора и никому не пришлось бы маяться вопросом, как избежать ненужного внимания к моей особе. Не думаю, что они оставили бы меня одну.

В глазах старика появился змеиный блеск.

— Тогда возвращайся в Илорк и предложи им пойти с тобой, Рапсодия.

Рапсодия холодно посмотрела на Ллаурона. Они оба понимали, что рассчитывать на своих друзей Рапсодия не может. Грунтор не сумеет пробраться в цирк, а если Акмед попробует это сделать и его схватят в Сорболде при попытке похитить ценного раба, это может привести к войне с Илорком.

Заметив лед в глазах Рапсодии, Ллаурон заговорил мягче:

— Не падай духом, Рапсодия. Неужели гладиатор сильнее илиаченва’ар? Тебя учила фехтованию знаменитая лиринская воительница, тебе подчиняется свет звезд и огонь, не говоря уже о музыке. Ну а если и это не поможет, у тебя всегда остается твой быстрый ум и неотразимая улыбка, они выручат из любых затруднений. Не следует недооценивать свою собственную силу. Ты слишком долго действовала как часть Трех.

Рапсодия ничего не ответила, но продолжала смотреть ему в глаза. Наконец Ллаурон поднял руки, сдаваясь.

— Ладно, я позабочусь о том, чтобы Каддир ждал тебя у бараков. Они придут тебе на помощь, как только ты захватишь гладиатора. А теперь еще раз взгляни на план цирка. Вот здесь альков, где ты спрячешься. В город лучше входить отсюда, здесь это сделать проще всего, да и уходить тоже, в особенности если вам придется тащить потерявшего сознание гладиатора.

— А с чего ему терять сознание? — удивилась Рапсодия.

Ллаурон подошел к столу.

— Об этом я позаботился. — Он показал Рапсодии небольшой мешочек и вытащил из него флакон с прозрачной жидкостью. — Вдохнув пары, он через несколько секунд потеряет сознание. Кстати, будь поосторожнее. Здесь достаточно, чтобы он не приходил в сознание до самого Тириана. Постарайся расходовать жидкость разумно. — Ллаурон засунул флакон в мешочек и протянул его Рапсодии.

— Благодарю вас, — коротко сказала она.

— Постарайся, чтобы он открыл рот, перед тем как сделает вдох, тогда действие жидкости будет более эффективным.

— И как мне этого добиться? Напугать? Или рассмешить?

Глаза Ллаурона блеснули, и Рапсодии это совсем не понравилось.

— Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

В ответ Рапсодия лишь поплотнее завернулась в плащ.

— У меня вызывает сомнения мой наряд.

— Перестань, он подумает, что ты целительница. В цирке так одеваются все. Кроме того, после жестокой схватки гладиатора больше всего на свете будет интересовать помощь целителя. Он не откажется от массажа. И потом, у тебя нет никаких причин беспокоиться о своей добродетели. — В голосе Ллаурона появились интонации, ужасно не понравившиеся Рапсодии. Он заговорил тише, словно прочитал ее мысли. — Гладиаторам запрещено вступать в сексуальные отношения перед боем, а после они и сами уже ничего не хотят. Ты будешь для него лишь парой рук, облегчающих боль и страдания. Или ты считаешь, что обладаешь особой привлекательностью, которая заставляет мужчин обращать на тебя внимание?

— Нет, — призналась она.

— Тогда тебе не о чем тревожиться. Взглянуть на обычаи других народов иногда бывает очень полезно. И вообще я считаю, что тебе следует оставить меч.

— Я уже об этом подумала. — Рапсодия вновь повернулась к темному окну. — Он у Элендры.

Она ощутила, как в воздухе повисло напряжение; так бывало и с Эши, когда он не хотел показать, что недоволен.

— Ладно, кажется, план составлен. Только помни: если заблудишься в цирковом комплексе, двигайся в ту сторону, откуда идет тепло, оно приведет тебя к горячим источникам, бьющим возле арены. На всякий случай я до самого последнего момента ничего не стану говорить Каддиру, чтобы никто не узнал о твоей миссии. Кстати о Каддире: я должен посетить некоторых его пациентов, ставших жертвами еще одного бессмысленного рейда.

Рапсодия встала.

— Вам нужна моя помощь? Я прихватила целебные травы, да и новая лютня при мне.

— Нет-нет, их раны не слишком серьезны, к тому же сейчас они спят. И помни: мы хотим сохранить твое присутствие здесь в тайне. Кто-нибудь видел, как ты вошла через потайную дверь?

— Нет, я уверена, что нет. Я соблюдала осторожность.

— Кто знает, что ты отправилась ко мне?

— Только Элендра. И Гвен.

— Хорошо. А теперь иди поспи, моя дорогая, завтра тебе рано вставать. — Ллаурон поцеловал ее в щеку, вышел из комнаты и аккуратно закрыл за собой дверь.

Рапсодия еще долго сидела неподвижно, глядя ему вслед. Что-то очень тревожило ее, но к окончательному выводу она прийти не смогла. Она понимала, что, если Ллаурон ошибся хотя бы в какой-то части плана, для нее это закончится катастрофой, но сейчас Рапсодия не могла думать о будущем.

Она сняла плащ и прозрачные шарфы, составлявшие наряд девушки-рабыни, и, думая об Эши, надела ночную рубашку. Он бы непременно пошел вместе с ней, более того, его бы просто не удалось отговорить, именно поэтому Рапсодия ничего не рассказала ему о своей миссии.

Она улеглась в постель и накрылась одеялом, думая о доме. «Райл хайра» — «Жизнь такая, какая она есть» — гласит древняя лиринская мудрость. «Эвет ра хайра мир льюиайн» — «Но ты должен ее улучшить» — таков ее собственный девиз. Если она сумеет спасти детей, и даже гладиатора, выделить из их крови кровь демона, благодаря чему Акмеду удастся выследить ф’дора, затем исцелить ребятишек, возможно, она сможет рассказать обо всем Эши и избежать ненужной боли. Рапсодия вздохнула и постепенно погрузилась в сон, и вновь кошмары вернулись к ней, ведь дракон давно перестал защищать ее покой.

Северные пустыни за Хинтервольдом

Она стояла у окна, прислушиваясь к стонам северного ветра, мечущегося среди горных кряжей. Огонь в огромном камине догорал, и в ее жилище стало темно. Слабые всполохи пламени отражались в толстом оконном стекле, отчего ее медно-красные волосы искрились и на гладкой прозрачной поверхности возникали танцующие золотые узоры, закрывающие промерзшие голые пики за окном.

Еще одна ночь одиноких бдений, ничем не отличающаяся от бесконечной череды ночей последних нескольких столетий в окружении лишенных жизни гор.

Дата добавления: 2015-10-24