Читайте также:
|
Это раньше считалось,
Что трудно
Быть
Богом.
Теперь — неохота.
Ведь есть тонны гаджетов,
Селфи, бильярд,
Дом,
Работа,
Где-то там на окраине
Поля чудес
Дети
Резвятся…
Тут незачем
Богом
Быть или слыть, —
Будут
Смеяться.
У пропасти скошена рожь, —
Ерунда.
Театр магический замер.
Волки степные разбрелись
Кто куда,
Провалив свой экзамен.
Пески суеты
Заносят следы
И пьедесталы.
Трудно
Быть
Богом,
Хотя
Время богов
Уж две тысячи лет
Как настало.
10. В первую палату положили Валуева Николая Сергеевича, русского богатыря. Чтобы войти в палату, ему приходится складываться вдвое. Когда он идет по коридору с врачом, то это ожившая картина «Кинг-Конг жив forever!». Мне, если честно, было его жалко. Человек заболел, лежит в больнице (а не на витрине универмага), а на него смотрят, как на «говорящую собачку», т. е. народ высыпает в коридор, включая персонал из других отделений, и пялится на Валуева с перешептыванием.
«Быть царем так же плохо, как и не быть царем».
11. Владимир Александрович Михайлов. После моей голодовой пробы (не с моей подачи) — «доктор Вова». Первый, с кем мы здесь познакомились. Молодой парень, умный, рассудительный и очень добрый. Когда он по больнице идет, кругом светлеет. Причем доктор Вова ничего для этого не делает. Он, видимо, воспитан аристократически, без хамства, что на общем жизненном фоне режет глаза. И главное, эти качества — явно сердцевина его натуры, поскольку, как умела сказать Галина Степановна Финогенова, с коей я имела честь делить одну палату, «из гада рыбину не сделаешь».
Что мне в нем нравится, так это, повторюсь, неиссякаемая доброта и терпение. Всякий раз, когда он появляется с обходом, я обязательно выношу какой-нибудь нравственный урок: трудолюбия, смирения, внимания и т. д. Он, скорее всего, в возрасте моей младшей сестры, т. е. там лет 25 где-то, но при этом мудр не по годам.
Доктор Вова в процессе диалогов походя открыл следующие мерзкие черты моего характера: эгоизм Валентине Александровне глаза застит, она испытывает терпение других людей своим выпендрежным поведением, в ней живет страх болезни и смерти и неверие к промыслу Божиему относительно своей жизни. Т. е. это мне не намеренно высказано было, просто по выводам я — мастер.
Есть над чем поработать.
СпасиБо, доктор Вова.
Вера Полозкова
Вкратце
Косте Ще, на день рождения
я пришел к старику берберу, что худ и сед,
разрешить вопросы, которыми я терзаем.
«я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет, —
так вот: ты ему не хозяин.
бойся мутной воды и наград за свои труды,
будь защитником розе, голубю и — дракону.
видишь, люди вокруг тебя громоздят ады, —
покажи им, что может быть по-другому.
помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,
ни злой немочи, ненасытной, будто волчица —
ничего страшнее тюрьмы твоей головы
никогда с тобой не случится».
12. Олег Александрович Хохунов. Просто Олег Саныч. Как я поняла, тоже мой врач и руководитель доктора Вовы. Человек крайне острого, как лазер, ума и неотразимого обаяния.
После того, как я стала считать мужиков (кроме мужа) «низшей кастой» (сколько раз я в этом каялась!), доктор Вова, Олег Саныч и медбрат Григорий Николаевич меня от этого вылечили. Они какие-то постоянно вменяемые, без глупых слов и необъяснимых поступков. И это радует. Потому что на мужчину хочется смотреть снизу вверх, а не наоборот, и восхищаться как совершенным творением Божиим. А по жизни-то всё иначе, поэтому состояние удрученное.
Олег Саныч страдает трудоголизмом, печется о больных, как о своих детях, и занимается наукой. Понимает юмор и способен внушить уважение. При нем неудобно валять Ваньку, чему я посвящаю здесь свободное время в виду преодоления уныния.
Женский пол к нему неравнодушен. Говорят о нем преимущественно с придыханием. Хорошо, не шепотом.
Я получала истинное удовольствие от диалогов «Платона с Аристотелем», т. е. Олег Саныча с Дашей Колупаевой, моей соседкой по палате. Надо заметить, что Даша работает в холодильнике мясокомбината в каком-то медвежьем углу Кировской области. Из всех медицинских терминов ей известен только «ринит», причем она называет его насморком. Все, больше она ничего не знает. После их первой судьбоносной встречи Даша с полчаса молчала, потом села на кровать и безутешно зарыдала. Я интересуюсь, в чем дело. Даша сквозь всхлипы объясняет: «Да-а, я думала, что у меня только голова болит, а он наговорил и про почки, и про желудок, и про мочу, и про таблетки… А-а-а!» Я отвечаю: «Даша! Он тебе сказал, что ты завтра и послезавтра принимаешь таблетки, а потом в банку будешь сутки писать. Вот резюме его пламенной речи». У Даши слезы высохли. «А чё он не мог, как ты, сказать?» — «Нет, — говорю, — у него в вузе птичий язык углубленно преподавали». В общем, Даша успокоилась и попросила меня впоследствии внимательно слушать, что там ей Олег Саныч вещает, а потом ей адаптировать.
Далее Даша была в трансе от эпизода, когда Олег Саныч однажды сгрузил ей на койку талмуды свои, а сам сверху рухнул и вещал о насущном. Даша испугалась. В её представлении врач — это такой небожитель, типа Зевса-громовержца, который общается с больными на расстоянии 20 метров, дает им распоряжения и растворяется в облаках. А тут вот так запросто всё. Она потом ко мне подходит и спрашивает: «А чё это он?». «Устал, — отвечаю, — как собака. Они вон даже до ксерокса бегут, согласно программе «Удирай от инфаркта, сэкономь казне денег», чего ты хочешь? С его помытаришься, так потом хорошо, если к концу дня фамилию свою вспомнишь».
В общем, высокие отношения.
13.Григорий Николаевич Антоничев, медбрат. Просто Григорий Николаевич (я фанат отчеств), потрясший меня в первую ночь в прямом и переносном смысле.
Поскольку сахара у меня низкие, то будить меня надо было 4 раза за ночь: 2 раза анализ делать, 2 раза есть заставлять. НО Я ПОКА ОБ ЭТОМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛА.
Небольшое введение в тему. Это сон алкоголика тревожен и недолог, а у человека с гипогликемическим синдромом он глубок настолько, что когда просыпаешься (если просыпаешься), то не понимаешь, мужчина перед тобой или женщина, сон или явь, где ты находишься.
Далее, возникает острое противоречие, достающее до печени: есть не можется, а в топку кидают килограммами; спать хочется, хоть душу продавай, а не дают. Просыпаешься ты нервным, мягко скажем. А так, лучший тренинг для выработки смирения, с которым я когда-либо сталкивалась.
По поводу сахаров ночью меня вообще никто никогда до сего момента не терзал, т. е. их брали в стационаре в 12.00 от случая к случаю, намекали, чтоб я ночью чего-нибудь там пожевала по собственному усмотрению и всё. Чтоб там кто-нибудь с проверкой нагрянул — не в этой жизни.
Нормы сахаров были мне неизвестны. Для меня сахар 1.8, например, вообще проблемой не был, т. к. я с ним на работу с месяц ходила. Молока заглотнешь — и на Эверест. Что такое глюкометр, я узнала незадолго до Питера. Т. к. единственный дорогой мне человек почил от диабета в начале 90-х, тогда их не было. А больше узнать неоткуда. Вопрос-то не возникал.
И самое забавное, что я считала, что проблема не совсем в сахарах, скорее всего, у Валентины Александровны крыша поехала. У меня карманы куртки просто забиты были всякими бумажками с телефонами психиатрических лечебниц на случай, если мне вдруг в голову придет «добровольно сдаться». Сдаваться я не успевала, потому что всякий раз не просыпалась в назначенный день.
Короче, проблема низкого сахара в моей голове закрепилась не в виде цифровых показателей, а по факту: если я проснулась, значит, сахар хороший, если нет, значит, низкий.
А оказалось, что всё так запущенно-о-о.
Посреди ночи, после того как у меня взяли анализ крови, я проснулась от того, что надо мной склонился незнакомый мужик в медицинской форме. Он тряс меня за плечо, как вазу: чувствительно и осторожно. Поскольку я его осязала, то сделала вывод, что он не призрак. Далее он добил меня фразой «У вас сахар 3.6, поэтому надо покушать». Ну, для меня 3.6 — это не повод для беспокойства вообще. Я начинаю задумываться, когда он меньше 2. Поэтому я не поняла, чего надо-то от меня в глухую полночь?! Медбрат опять свое затянул: «Надо воды с сахаром попить и хлеба поесть». Я опять торможу и мяукаю, типа: нету у меня, и вообще, когда хочу, тогда и ем. Дядька на редкость целеустремленный попался. «Нет, — говорит, — сейчас есть будем». Не успела я возразить, как Григорий Николаевич в мгновение ока принес мне хлеб-соль, т. е. сахар, и даже кипяток откуда-то из воздуха соткал. Я обалдела до того, что окончательно проснулась. Т. е. это поступок из области фантастики: чтобы ночью медбрат тебя усердно кормил и пекся о тебе, как о любимой кошке?!
Второй эпизод был стёбный.
Меня уже задрало просыпаться 4 — 5 раз за ночь (тут есть сердобольные медики, которые приходят даже просто так меня проведать) и есть. От еды вообще тошнит, причем от любой. И тут на горизонте замаячил солнцеподобный Григорий Николаевич и произнес фразу, стоящую мессы, что де нет у меня ночных сахаров. Я чуть было не расцеловала его за благую весть, но сдержалась. Ура! Наконец-то высплюсь! Если есть один раз за ночь, то встаешь где-то с 2.7, и где-то с час всё равно до всего, что не есть проблематично. Зато высыпаешься, и не хочется ближних жрать вместо бутербродов.
Сижу на кровати, время от времени подпрыгивая от «нечаянной радости». Еще раз сходила до Григория Николаевича, уточнить, не ослышалась ли (просто к тому времени я уже успела понять, кто такой Олег Саныч, и что он в тюрьму не хочет). Он упорствовал, как кремень.
Класс! Показываю дверям интернациональный символ известного адреса, ставлю будильник на 4 утра и ложусь СПАТЬ. Тут появляется Григорий Николаевич, цветущий майской розой, и сообщает: «Калачева! Концепция поменялась! К вам вернулись ночные сахара!»
Впервые в жизни не нашлась, что ответить, чтоб соблюсти приличия.
Ночь прошла, как заведено.
Занавес.
14.Доктор Вова решил меня вылечить не только от инсулиномы.
Приходит такой серьезный-серьезный вечером с какими-то пакетиками и коробочками, аж с антибиотиками, и начинает мне усердно доводить информацию о том, как я их там должна размешивать, разбалтывать, внутрь вливать. Говорит, что они с Олег Санычем порешали, что я болею, у меня, наверное, рези в животе, а я скрываю. В общем, не ужас, а «ужас-ужас-ужас». Я внимательно выслушала, записала, что делать пошагово, потом поинтересовалась, с чего такие мрачные прогнозы. Он отвечает: «У вас эритроциты в моче и лейкоцитов много». «Да ладно, — говорю, — бывает». «Нет! У вас цистит!» — настаивает он. «Нету у меня цистита. У меня месячные завтра».
Доктор Вова посмотрел на меня взглядом, который дарит рожденный летать рожденному ползать (наверное, если б не воспитание, плюнул бы под ноги), сгреб свои коробушечки и двинулся восвояси.
Мы с тетками рухнули.
15. Голодовая проба.
Помню все, скажу немного.
Был у меня такой «час Ч». Когда я только прибыла в медцентр, ко мне в палату нанесла визит делегация в составе заведующей Анны Борисовны, Олега Саныча и доктора Вовы. Они стали мне рассказывать о голодовой пробе, как это необходимо и всякое такое. Я думаю, к чему такой ликбез? Они говорят: «Так в Петрозаводске вы же отказались от голодовой пробы». Ну естественно, я суицидальный комплекс в течение 16 лет самостоятельно преодолевала, и к 28 годам это увенчалось успехом. «А пробу делать надо», — замечает греческий хор. «А как?» — интересуюсь. Короче, надо голодать с утра, потом анализы берут, глюкозу вводят и на основании полученной информации делают вывод, есть инсулинома или нет. И они меня «убеждают-убеждают», что даже неудобно. Я говорю: «Ладно. До каких цифр голодать?» Олег Саныч отвечает: «До 2.5». «Не вопрос. У меня с утра 2.4». Олег Саныч повеселился. «Вот и порешили», — резюмировал. Доктор Вова взял с меня подпись за базар.
Как это происходило, пусть останется в моей памяти. Там доктор Вова рвал мне сердце в клочки своим стрессовым состоянием и неподдельным состраданием, особенно, когда в катетер глюкоза не пошла. У нас в палате дверь с петель сорвали, потому как прибежало сразу семеро спасателей. Потом земляк мой пациент по кличке Папа (он меня всё время кормил от чистого сердца) столовой ложкой нам дверь на место ставил. Там мне катетер умудрился еще и нерв задеть. Короче, все шансы были попасть в народную песню. «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве».
Когда мне загнали сахар с 1.7 до 12, меня тошнило, голова раскалывалась, руки еле сгибались, и я стала рыдать, как клоун в цирке, — из глаз фонтаны били. Тяжело было, как на похоронах. Хотя со мной так-то всё в порядке было.
Для меня, кстати, самый непонятный вопрос, когда мне надо определить, плохо ли мне и достаточно ли плохо. Может, надо, чтобы было еще хуже?.. Не ориентируюсь в этом абсолютно (Калачеву в БСМП обычно встречали возгласом: «Опять вы к нам при смерти приехали?»). Поэтому решила для себя, если не отрубаюсь, значит, нормально.
Доктор Вова вскрикивает: «Что с вами?». И давай утешать. А я не знаю ЧТО. Я лет 20 не рыдала, а уж тем паче прилюдно. Потом меня заело, что я ему нервы мотаю, и заткнулась я.
Потом пришла Дарья Александровна за всякими плошками-кружками и прочими орудиями «спасения рядовой Калачевой». Я говорю: «Можно я уже нурофена выпью?» Она отвечает: «А что Вова сказал?» Я думаю, какой Вова. Я ж ко всем только по имени-отчеству обращаюсь. Потом дошло. Так Владимир Александрович стал доктором Вовой.
Боль
Иногда кажется,
Что у боли нет ни конца, ни края.
И не справится с ней,
Даже в героя играя
Или цедя aqua vitae,
Цепляясь за жизнь
Разбитым
На части.
На пути в рай.
На пути
Хотя бы к иллюзии
Счастья.
Глупость моя безгранична,
Гордыня безмерна.
Поэтому
Часто, не видя счастья,
Шагаю в скверну.
Господи, помоги!
Это мой якорь —
Вера, надежда, любовь.
Спи, моя боль, усни…
И воспитывай
Меня
Вновь.
16.Отец позвонил из Бакулевского центра. Он там консультируется. Мы ж с ним варианты эксклюзивные. Он с болезнью Крона и непонятной гипертензией. Я с инсулиномой. Там ему подсказали способ бороться с высоким давлением посредством последних достижений медицинской науки. Т. е. отцу посоветовали три таблетки виагры в день. На что папа заметил: «Вы считаете, что в одном месте давление надо понизить, а в другом повысить? И учитывая стоимость таблеток, мне кредит на виагру брать?» Короче, на старости лет позора не потерпел.
17.Олег Саныч с доктором Вовой посещали меня с завидной регулярностью и стращали эндоУЗИ. Суть в следующем: там надо чуть ли ни сутки голодать, сидючи на глюкозе (доктор Вова обещал «не облажаться»), потом тебе вводят в желудок шланг эндоУЗИ и смотрят с час. Таким хитрым способом можно найти инсулиному.
Упорно ко мне ходил доктор Вова, которому я выносила мозг своими «а может быть, не надо?», Олег Саныч с четкими ц/у и Александр Иванович Циберкин, тоже с какими-то увещеваниями и улыбкой чеширского кота.
В конце концов, я внутренне смирилась с неизбежностью, написала приятелям смс-ки, чтоб молились…
А в «час Ч» № 2 супер-пупер аппарат сломался.
Чудны дела Твои, Господи!
Зато по ходу уныние вскрылось и фанатизм насчет здоровья, потому как подложкой к переживаниям были вопли сердца «Только не диабет!!!». А сейчас уже лежу и думаю: «Да и пусть».
Слава Богу за всё!
Кризис
Я почти забыла дорогу домой,
К священным камням,
К очагу,
Родным голосам, светлым датам.
Это вряд ли душевный разлад —
Скорее, суд над собой:
Пугаюсь себя,
Страстей, какими богата.
День изо дня — молчание,
И — постоянно — терпение,
Иногда — тренировки совести,
Проверки на вшивость — всегда.
Результаты тестов плачевны.
Но я не теряю надежды,
Что однажды
Смирюсь,
И страсти
Уйдут, как в песок вода.
Дома
Лечили бы стены.
А здесь
Катетеры в венах,
Неизвестность, неспешность,
Борьба
За час, не взрывающий мозг.
Я не скучаю.
В печали.
За всё, как всегда, отвечаю.
И жду, как предела отчаяния,
Поезда в Петрозаводск.
Кстати, кризис в переводе с греческого — это суд.
17.Болящие отжигают.
Мы с Борисовой едим по ночам, накрывая безбрежные поляны на зависть Римме Геннадьевне, старшей медсестре. Причем если я не просыпаюсь, Борисова хорошо поставленным голосом (она воспитательница в садике у коррекционников) вещает: «Калачева! Вставай давай! Как тебе не стыдно! Где твой термоядерный бутерброд с шоколадкой? Я что, должна одна, что ли, гипу заедать?!» Добрая женщина.
Тетки в коридоре обсуждают, к одной ли балетной школе принадлежат Олег Саныч и Алексей Викторович, медбрат со 2-го отделения.
Ну и, конечно, звезда сезона у нас Александр Иванович. Просто песня, а не речи, которые обращены в его адрес. Если считать по упоминаниям, то я слышу о нем чаще, чем о прямых родственниках. Пациентки заключили, что де он, конечно, не красивый, но о-о-очень симпатичный человек. На что Галина Степановна Финогенова, кладезь народной мудрости, высказалась следующим образом: «Ну и что? За красивый пень только ср…ть садятся».
Без комментариев.
19.УЗИ мне тут делали натощак. Также помню всё, скажу немного. Не столько подготовка (та еще была: 2.1 — 5.0 — 2.6 и т. д., вместо сахарной кривой кардиограмма) и процедура запечатлелись, сколько вывод. Мне накануне сахар подняли до 7.8, а через час он стал 3.0. С этого момента я поняла, что действительно болею. Сталкинг такой для слабоумных.
Методика проведения УЗИ тоже занятная была. Там сидели две тетушки, наверное, VIP от медицины. Рядом наблюдали процесс заведующая с Олегом Санычем. Ну и делается это так. Ты встаешь, вдыхаешь во всю мощь, а они давят тебе на пресс со всей силы. Причем главная дама говорит: «Я её уже проткнула почти, а инсулиномы не вижу». И так минут 40. Короче, я впервые в жизни пожалела, что не занималась карате (и ведь это была не темная подворотня!).
На следующий день пришел добрый доктор Вова, обсудил со мной УЗИ, сказал, что 18 ноября сделают МРТ, потом перевод в хирургию, операция и ДОМОЙ.
Ловлю себя на мысли, что привязалась к эндокринологии. Наверное, где-то в глубине души даже расставаться жалко будет. Аминь.
20.Попрощались тут с доктором Вовой, «моей священной коровой». Наговорила ему кучу хороших слов. Он мне сказал, что я еще успею пожить, как человек, выздоровления пожелал. В общем, простились, как родные. Главное, чтобы он из профессии не ушел, потому что таких личностей в медицине не хватает. И вообще, выздоровление очень зависит от недавящей психологической атмосферы вокруг. А доктор Вова на это мастер. Благослови его Бог!
Всё будет
Твоё от тебя не уйдет,
Как ни скрывайся,
Как ни кидайся
На север, к зулусам,
В Непал, в Нью-Йорк.
Будет и дом
Из корыта разбитого,
Взлеты к Марсу,
Мономаховы шапки
И на зубах королёк,
Если всё это нужно
Для навигации в жизни,
Для выхода к Божьему дому
По старинной скорбной дороге.
Вверх, носом вниз, снова вверх…
Терпи, смиряйся, люби.
И на тернистом пути
Не жалей свои ноги.
21.Чем ближе к развязке, тем яснее кажется, что всё происходящее сон, иная реальность. Что больница, доктор Вова, Олег Саныч и проч. мне приснились. Однажды это растает в дымке.
Единственное, что останется в сердце, — восхищение людьми. Слава Тебе, Господи, что я их видела, с ними общалась, что-то переживала и находила для себя полезного. Аж до слез пробирает.
Я ли это пишу?
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Олеся Николаева | | | Звонко и смело |