Две Фриды

Две Фриды — этот повторяющийся мотив творчества — не самолюбование, не творческий прием, не художническая оригинальность. Это предельно лаконично выраженная символика двойственности, характерная для натуры Фриды. Есть Фрида внешняя — энергичная, деятельная, яркая. Эта Фрида эпатирует публику своими крестьянскими нарядами, своими романами и лесбийскими связями, коммунистическими прокламациями, общественными заявлениями и личными выходками. Она пьет текилу, грязно ругается, демонстративно ссорится, может быть вульгарной, агрессивной и беспутной. Она никогда не выкажет ни боли, ни страдания, публично насмехаясь над собственными слабостями. Это образ Тласолтеотль, которая с бесстыжей невозмутимостью открыта всему житейскому, ее простота таит грубоватое очарование естественности, ее прообраз — женщины, описанные Джоном Ридом, которые без всяких вступлений ложатся с понравившимся мужчиной, и без долгих размышлений, утратив интерес, бросают его. Такую «деревенскую» Фриду хотел бы видеть Диего, — циничную, легкую, искрящуюся народным весельем. Ему нужна была Фрида, открыто предающаяся наслаждению, не скованная страхами перед страданием и желанием, — чувственная, греховная, грубая, радостная. И Фрида очень старалась соответствовать этому идеалу. В живописи она легко нашла путь к подобному раскрепощению — циничная развернутость обнаженного тела, гениталий, сексуальных образов, опирающихся на культ смерти, — как художник она свободна, чувственна, раскрепощена и не скована рабскими страхами. Фрида-художник — настоящая индианка (по матери в ней действительно текла индейская кровь), понимающая все циклы жизни-смерти-наслаждения.

«Я желала бы стать той, кем я хочу стать…» — напишет она в Дневнике. Но преобразиться внешне оказалось куда легче, чем поменяться внутренне. Потому что есть еще и другая Фрида — та самая повзрослевшая девочка с розами, дочь артистичного и сентиментального Гильермо Кало. Это Фрида ранимая, поэтичная и нежная, страдающая оттого, что она вынуждена скрывать все, что касается ее физических и душевных переживаний. Эта Фрида остро чувствует свою женскую неполноценность из-за того, что не вполне удовлетворяет аппетиты своего мужа и не может стать матерью его детей. Она обожает Диего, но выразить ему всю себя она не может, понимая невозможность подобного диалога с ним.

Diego — кровавыми буквами испещрит она этим магическим именем страницы своего дневника, который станет ее развернутой исповедью, ее завещанием, поэтическим монументом ее, и только ее любви. Это к нему будет обращено обведенное и многократно подчеркнутое слово ternura — нежность. Его лицо будет проступать в случайных образах ее беглых зарисовок. В 1953-м году, будучи в одиночестве и вдали от него, она по-своему отпразднует его день рождения, записав в дневнике «8 декабря… Диего… Любовь». Он — ее отец, ее любовник, ее муж, ее друг и ее ребенок[6]. Он ее — божество, ее личный бог солнца, и она не устает служить культ ему, принося ему дары и жертвы. «Я люблю Диего больше, чем собственную кожу» — пишет она в Дневнике. На картине «Всеобъемлющая любовь к Вселенной, Земле, себе, Диего…» она изобразит воздушные руки Вселенной, охватывающие Землю, теплые руки Земли, обнимающие Фриду и нежные руки Фриды, держащие в объятиях своего ребенка — Диего. Эта символическая иерархия любви отражает глубинуФриды-мыслителя, которая возводит личное в глобальное поэтическое обобщение, и земное легко переходит в пределы чистого — в искусство.

Ей хочется улететь, оторваться от земли, освободиться от своего несовершенного тела, от своей прекрасной, но болезненной любви, от ревности, от боли — она рисует себя в дневнике птицей с опущенными крыльями. Ее размышления, скрытые от посторонних глаз, открывают красоту этой необыкновенной души.

Над птицей Фрида пишет: Te vas? — Ты уходишь? И отвечает — Нет. А внизу поясняет — Alas rotas — Сломаны крылья.

Две Фриды — это две разные, взаимодополняющие друг друга личности, это тень и свет, это образы солнца и луны, повторяющиеся на ее картинах, это плотское и духовное, идеальное и приземленное, чистое и грешное. Это ее Душа и Тело. Это Фрида-Женщина и Фрида-Художник. Две Фриды — это две Мексики — индейская и испанская. С одной стороны — первобытное обращение к природе — к смерти, к наслаждению, к естественному. С другой стороны — поиск аналитического осмысления природы вещей, циклов, себя, бытия, внутренних связей.

В образах кровавого солнца, растрескавшейся земли, корней, ползущих растительных усиков вглубь земли, крови и тела отражена простота и глубина доколумбийской эпохи.

Большая часть наследия художницы — это автопортреты, но все они выходят далеко за пределы отражения собственно Фриды. Все они — часть ее личной революции, раскрепостившей женское интимное, возведя его в символ, в поэтическое обобщение Женственности. Она создала образ Женщины, проследив эволюцию ее страдания: в созревании, в любви, в деторождении, в старении. Ее картины, словно выходят за пределы ограниченного холста, они ведут зрителя к пересыхающим источникам, к которым спускаются женщины с кувшинами, к рекам, где они купаются, завернувшись в ситец, к их горячим постелям, над которыми знойный ветер колышет гирлянды из цветов[7]. Фрида смотрит незрячими глазами, ее взгляд обращен в себя, только на щеках — несколько прозрачных, почти невидимых слезинок («Сломанная колонна» — 1944, «Автопортрет» — 1948). Ей, как и каждой женщины, есть о чем помолчать в тишине. Ее Дневник и ее картины — исповедь о красоте женского ОДИНОЧЕСТВА.

Птица

Кайокан. 1954-й год. Июль. Сезон дождей. Внутренний двор и сад залиты водой, к двери жмутся Фридины собаки, жалобно скуля, но она их не слышит, равно как и струящегося по окнам дождя, — она умирает. Наконец ей суждено стать птицей, вырваться из плена ее родительского дома, где после смерти отца она почти десять лет прожила в одиночестве, высвободиться из оков постели, которая волею судьбы превратилась из ложа любви в — место пыток, вырваться из ее изувеченного многочисленными операциями тела.

В 1951-м ей ампутировали пальцы правой ноги из-за стремительно начавшейся гангрены. За всю свою жизнь она перенесла десятки операций, часы, проведенные в постели, в сумме могут составить месяцы и годы. В последнее десятилетие Фрида не может отказаться от наркотиков, освобождающих ее от непосильной физической боли.

Обреченная на неподвижность, в 1953-м она шумно отмечает свою выставку в Институте изящных искусств, лежа в центре галереи в постели. Нарядившись в национальное платье и напившись текилы, она отдала последнюю дань своему эпатажному двойнику.

Прежде, чем уйти, она напишет последнее, что еще держит ее здесь, на земле. Нет, она не берет краски. Как настоящий Поэт, которым она была в жизни и в живописи, она возьмет ручку. И как настоящая Женщина, которой она была вопреки всем своим страхам, она напишет свою балладу о любви:

… В слюне

в бумаге

в затмении

Во всех строчках

Во всех красках

во всех кувшинах

В моей груди

снаружи, внутри…

ДИЕГО в моих устах в моем сердце в моем безумии в моем сне в промокательной бумаге в кончике пера в карандашах в пейзажах в еде в металле в воображении в болезнях в витринах в его уловках в его глазах в его устах в его лжи.

Фрида Кало умерла 13 июля 1954-го года. Она была одна в своем доме в Кайокане. Письмо с этим поэтическим обращением передадут Диего за несколько дней до его собственной смерти.

[1] Мексиканская революция (1910–1917), ставшая предвестницей Российской революции, началась в 1910-м году в провинции Мексики, и только в 1911-м революционное движение охватило Мехико

[2] Сегодня Кайокан является районом Мехико, а дом Фриды Кало — музеем

[3] Национальный мексиканский танец

[4] Джон Рид «Восставшая Мексика»

[5] Книга Ж.-М.Леклезио «Диего и Фрида»

[6] По дневниковым записям

[7] Атмосфера и образы Мексики воссозданы по впечатлениям Джона Рида

Дата добавления: 2015-09-04