Глава 17. Последующие поколения, возможно, придумают более язвительные термины

Последующие поколения, возможно, придумают более язвительные термины, но шокирующая всех идея какое‑то время существовала. Я о том, что доктор Дэвид Вайс, Министерство юстиции, доктор психологических наук, также известный по кличке Зигмунд, а коротко Зиг, и я как‑то дружески потрахались. Ну хорошо, дважды. Ладно, трижды, если посчитать мою «отвальную», на которой мы так накачались, что не преуспели даже в раздевании.

Первый секс с Зигмундом у нас случился, когда Пол бросил меня. Второй – ближе к концу моей карьеры, после того как я застрелила подозреваемого. Тогда я не могла вспомнить себя настоящую, и эта ночь нужна была, чтобы воссоединиться с собой.

А еще Вайс был умнее, и мне всегда это нравилось. Люблю проводить время с людьми, которые вынуждают меня делать умственные «скачки», дабы не отставать от них.

Я сомневалась, выходить ли замуж за Перфессера, потому что он напоминал мне Зигмунда.

Время на Восточном побережье, где жил Зигмунд, на три часа опережало наше, но это вовсе не значит, что он вот‑вот позвонит. Он любил повторять, что живет по какому‑то древнему правилу: «У смертных задние мысли – самые мудрые». Зигмунд посмотрит видео и подумает, и снова посмотрит, и еще раз подумает, прежде чем позвонить.

В ожидании я решила убить время. Достала из холодильника упаковку мясного фарша и смешала его с яйцом, панировочными сухарями и соусом чили. Мясной рулет был частью моего чередующегося прейскуранта из семи блюд, которые я могла приготовить, включая цыпленка «шейк‑н‑бейк», жареную рыбу, запеченную свиную отбивную с добавлением во все это небольшого количества соуса барбекю. Я давно подумывала о покупке гриля.

Пока я месила и била кулаками смесь, вспоминала лицо Флойда Линча. Я слепила из нее маленький «футбольный мяч» и убрала в холодильник на потом.

Зигмунд до сих пор не позвонил. Я запустила компьютер и вызвала его по «Скайпу».

– Смело пользуемся новейшей технологией, – отозвался он, откидываясь на спинку кресла в своем кабинете. Зиг бросил на меня быстрый и внимательный взгляд. Я не пыталась спрятаться от него, не знала как, хотя надеялась, что ничем не выдам свое состояние после вчерашнего убийства. – Стингер, похоже, ты не закоренелый луддит, за которого я тебя принимал.

– Потому что я в детстве не спала с тостером, как ты?

– Стингер добродушно подшучивает. Она обычно так делает, когда у нее стресс.

– Да ладно, шутка про тостер смешная. Ты всегда ревновал, потому что шуток не понимаешь.

– А ты за своими шутками прячешься. – Он снова подался к экрану, словно так ему было удобнее меня разглядывать. – Это выдает тебя. Покажи‑ка свои кутикулы.

Я выставила вверх средние пальцы рук – пальцы, которыми в последнее время не работала. Он снова откинулся на спинку с начальственным видом.

– Посмотрел я видео, что ты прислала. Такой сюрприз… – Однако удивленным он не выглядел.

– Когда Коулмен спросила Линча, что он сделал с ушами, он помедлил. Знакома тебе пауза такого рода?

– Знакома. Продолжительная пауза.

– Я засекла: три с половиной секунды. А потом он заявил, что уши выбросил.

– Вот только выражение его лица не соответствовало заявлению о том, что он запросто взял и выбросил уши на помойку. На лице определенно была паника. Он вдруг испугался, что мы узнаем, что это не его рук дело. То ли он не в курсе, где они, то ли боится говорить нам, поскольку тот, у кого уши, – настоящий убийца. «Quod erat demonstrandum», – сказал Зигмунд, что условно означало «все очевидно, и разговор об этом становится мне скучным». В общем, не твой это человек.

Мы оба знали, что ни один киллер, который совершает такое страшное деяние, как убийство с повторяющимся конкретным ритуалом, и затем забирает что‑то от жертвы, чтобы впоследствии оживить удовольствие, никогда не выбросит свои «сувениры» на помойку. Не говоря уже о том, что забудет, где их выкинул. Вспомнить хотя бы Дамера и части тел в его холодильнике. Или королевские регалии в Тауэре. Либо Линч не в курсе, где хранятся бесценные уши, либо не может сказать, где они, боясь того, кого это изобличит.

– Ты так же уверен, как я?

– Более того. Он никогда не забудет, где уши, если знает. Стингер, а тебе очень важно их найти. Они у убийцы. И я считаю, это пугает мистера Линча больше, чем смертный приговор. Но выражения на лице, разумеется, недостаточно. Тебе нужны улики.

Вот тут‑то и была загвоздка.

– Нет здесь никакого «мне». Официально я даже подойти к Линчу не имею права и не хочу тем самым ломать дело, которым занимается Коулмен, и она, между прочим, наткнулась на противодействие. Коулмен пыталась рассказать Хьюзу о своих сомнениях, но даже государственный защитник Линча втянулся в эту групповую мастурбацию на поимку убийцы «Шоссе‑66».

– Хватка Моррисона. Ему это дело позарез нужно для мемуаров, когда выйдет на пенсию. Ответ я тебе пришлю отсюда.

– Чудесно. Просто это прибавит проблем Коулмен.

– Это ведь ты сказала, что у меня еще есть связи.

– Пока не стоит. Я попробую и, если понадобится помощь, дам тебе знать.

– Им надо начинать все сначала. В признании Линча появятся дыры еще большие, чем боязнь указать вам местонахождение ушей. Кто еще в списке?

– Жены и детей у него нет. Коулмен хочет, чтобы я съездила с ней проведать отца Линча, который живет на востоке города, пообщаться…

– Они до сих пор этого не сделали?

– Ага. Что ты думаешь насчет проведения сравнительной экспертизы? Сравнить тот кусок, где Флойд говорит как женщина, с записями прослушки Джессики?

– Не повредит. Я устрою это в здешней лаборатории. Также надо, чтобы они еще раз спросили мистера Флойда Линча о другом теле, обнаруженном в машине, – женщины, которую он назвал «плечевой». Когда он рассказывал о ней, то запинался и мямлил.

– «Они», «они». По сути‑то, Коулмен да я, причем мои возможности ограничены тем, что я не у дел.

– Ты слышала о «NamUs»? – спросил он.

– Немного. Идентификационная база данных. Ее разрабатывали примерно в то время, когда я уходила.

– К сайту с базой имеют доступ гражданские, любой может добавлять в нее информацию – без авторизации.

Я сделала пометку в блокноте: выяснить, что известно о проститутке, и сверить с данными на сайте.

– Помнишь открытки? – спросила я.

Вайс дернул головой и махнул рукой: мол, само собой.

– Зак продолжает их получать. Он показал мне еще с полдюжины новых, пришедших с тех пор, как он перестал пересылать их нам. Сказал, они несут ему утешение, позволяя воображать, будто их шлет Джессика.

– Нет. – На долю секунды глаза Зигмунда сузились, и по его лицу прокатилась редкая для него гримаса отвращения, но настолько неуловимая, что я, наверное, единственная в мире, кто смог бы распознать ее. Зигмунд отвернулся от экрана. – Мы должны найти этого ублюдка, – пробормотал он куда‑то в сторону окна кабинета. Сквернословие тоже было для него редкостью. Затем он взял себя в руки и взглянул на экран почти бесстрастно. – Им следует снова допросить Флойда Линча на основании предположений о ложном признании и выяснить, где и как он получил информацию.

Зигмунду не было нужды напоминать о вероятности самооговора. Более тридцати человек признались в знаменитом убийстве Черного Георгина в Лос‑Анджелесе. Некоторые ложные признания были получены под давлением с целью закрыть дело, но были и признания иного рода – добровольные. Зигмунд думал о «мотивации известности» – о жаждущих славы: Генри Ли Лукас, сознавшийся в шести сотнях убийств, хотя имелась только одна улика в трех из них; Джон Марк Карр, сознавшийся в убийстве Йона Бенета Рэмси, хотя его ДНК не совпадала с ДНК с места преступления и не нашлось ни одного документа, свидетельствующего о том, что он хоть раз бывал в Колорадо, где произошло убийство.

Роберт Чарльз Браун.

Лаверн Павлинак.

Эти двое были настолько убедительны, что их отправили за решетку до тех пор, пока не нашли реального преступника. Список длинный.

В деле Линча все как будто гораздо проще – на первый взгляд. Очевидные доказательства его вины вкупе с тем, что можно посчитать за «одержимость» убийствами «Шоссе‑66». А еще отсутствие доказательной поддержки у общественного защитника и угроза смертного приговора. С таким набором, казалось бы, признание – наилучший выбор.

Можно предположить, что Флойд Линч убил женщину, найденную в его грузовике, или нашел ее уже мертвой, как утверждал вначале. Или он «фанател» убийствами «Шоссе‑66», а когда его приперли к стене, решил взять ответственность на себя.

И – вуаля. Придурок отправляется в тюрьму, а выродок остается на свободе.

Однако главное отличие этого дела и главная загвоздка: каким образом Флойд Линч узнал подробности, скрытые от общественности? Если исключить невероятное совпадение, что кто‑то внутри аппарата Бюро сообщил детали ему, остается лишь одно. Он знает убийцу.

– С момента последнего убийства минуло полных семь лет, – сказала я в надежде, что Зигмунд поддержит меня.

– Ну, с того убийства, о котором мы знаем, – возразил Зиг. – Он мог просто поменять место совершения преступления и способ, и не исключено, что в данный момент планирует следующее убийство. Или же на время затаился, как Грим Слипер.

Ему пришлось напомнить мне о парне из Калифорнии, прозванном так за то, что убил первую половину своих жертв в середине восьмидесятых, затем после длительного перерыва, начиная с 2002 года, – вторую. Я застонала.

– Не отнекивайся! Ты ведь уже прокрутила в голове этот вариант! Кроме того, киллер «Шоссе‑66» отлично владеет собой. Он мог выжидать ровно год, прежде чем снова убить. Откровенно говоря, это еще один пункт против того, что Линч – убийца: я не вижу в нем человека, обладающего самоконтролем. – Зигмунд взял со стола какую‑то папку (мне подумалось, что в ней сравнительная характеристика, подготовленная Коулмен) и с непроницаемым выражением уставился на нее. – Что, интересно, думает реальный убийца насчет этого маленького человека, который узурпировал его славу? Это или загонит маньяка глубже в нору, или вдохновит его вновь насладиться славой. Стингер, езжай к Коулмен.

Он был прав: именно об этом я и думала.

– Спасибо тебе за помощь. – Я перестала ковырять заусеницу, едва удерживаясь от желания поведать Зигу о настоящей помощи, в которой сейчас нуждалась. – Зигмунд?

– Как видишь, я все еще здесь.

– Может так быть, что кто‑то, кого мы посадили, освободился условно‑досрочно, а нас не уведомили?

Он подумал и ответил:

– Нет, они никогда не забывают сообщать нам. А что?

– Да так. Просто думаю.

Я полагала, Зигмунд первым из нас закончит разговор, но он так не сделал.

– А теперь о том, чего я не знаю, – сказал он. – Ты не такая, какой была, когда я приезжал к вам.

– То есть?

– Могу сказать, что ты порядком встревожена и дышишь чаще, чем обычно, как будто работает одно легкое. Тебя так крепко расстроила вероятность того, что Линч не убийца? Чувствуешь свою вину?

Нет, у меня проблемы с мертвым парнем, который, полагаю, каким‑то образом связан со всем, о чем мы только что переговорили. Я так страстно хотела рассказать об этом Зигмунду, что чувствовала, как во рту уже формируются слова, и пришлось крепко сжать зубы, чтобы не дать им вырваться. В Зигмунде было нечто такое, что просто вынуждало тебя сознаться и покончить с неопределенностью. И потом он может помочь мне выяснить, кто охотится на меня.

Вместо того чтобы сдаться, я неожиданно для себя изобразила жалкую пародию на небрежное пожатие плечами и хлопание ресницами.

– Нет, знаешь, кроме ощущения, что мне крепко заморочила голову вся эта ситуация, и закипающей ненависти при мысли о необходимости рассказать Заку, что убийца его дочери все еще гуляет на свободе, – ничего. Ничего такого…

Дата добавления: 2015-09-04