Глава 9. Существуют особые, отведенные специально для копов «точки»

Существуют особые, отведенные специально для копов «точки», где твоего имени могут не знать, зато сам ты можешь быть спокоен, что тебя прикроют, потому что за барной стойкой всегда наготове ружье. Винил на передней панели барной стойки местами полопался, освещение скверное, а о кухне лучше сильно не задумываться. Кроме полицейских, в такие места простой люд, разумеется, тоже ходит. Например, пожилые пары с фиксированным доходом, которые выглядят так, будто уже сказали друг другу всё десятки лет назад. Каждый знает, что это безопасное место с надежным стандартным меню и однодолларовыми «счастливыми часами».

Названное Лаурой заведение оказалось недалеко, примерно в миле от «Шератона», в отдельно стоящем старом здании у дороги – из тех немногих в Тусоне, которые еще не снесли ради очередного торгового центра.

Я добралась туда первой и узнала пару помощников из офиса шерифа, правда, вспомнила только имена. Уолли и Клифф оба прекратили жевать свои гамбургеры достаточно надолго, чтобы поднять жирные ладони в приветствии, как сделал и бармен – один из тех жизнерадостных олухов, которые напоминают раскормленного ребенка.

Не теряя из виду бармена, я заняла столик у стены, раскрашенной под кирпичную крошку. Официантка подошла прежде, чем мне удалось отлепить маленькую белую тесемку, скреплявшую салфетку, в которую завернуты приборы. Под тридцать, хотя молодежь, чем я старше, кажется моложе. Фигура легкоатлета, афроамериканка. Живи я по‑прежнему в округе Колумбия, последнее можно было бы не уточнять, но в Аризоне не много людей с черным цветом кожи.

Я вполне могла бы дождаться Коулмен, да и спешки никакой не было, но, подняв обе руки и держа их как весы, сказала:

– Водку и лед в разных стаканах.

Общепринятый максимум в коп‑барах – два легких пива. Услышав мой заказ, копы обернулись. Проигнорировав их, я обвела взглядом помещение, отметив похвальные грамоты от «Special Olympics» и «Toys for Tots» на дальней стене и дежурную выставку фотографий радостно гримасничающих посетителей. Я чувствовала облегчение оттого, что ушла от Зака и встретилась с кем‑то для «полицейского» разговора.

Коулмен, наверное, забронировала самолет, поскольку явилась до того, как я прикончила напиток, так что не оставила шанса заказать вторую порцию без ее ведома. Она села, прислонила черную сумку к ножке стула и взглянула на мой стакан. И хотя я добавила еще немного льда в водку, нужды оправдываться не почувствовала.

«Зафиксировав» мой алкоголь, Коулмен оглядела помещение, других копов и как будто осталась недовольной: то ли класс ей показался низковат, то ли просто не понравилось.

– Так почему же вы все‑таки перешли из мошенничества в убойный? Обычно делают наоборот, – спросила я.

– Почувствовала, что должна так поступить, – чуть заметно пожала она плечами и чуть приподняла уголок рта, сопроводив этими жестами свой «неответ».

Для человека, с такой готовностью откликнувшегося на приглашение встретиться, она слишком юлила и смотрела чуть мимо глаз. Под предлогом поскрести пальцами под короткими кудрями, Лаура провела рукой по бледно‑розовой родинке на правом виске, словно полагала, что это ее единственный изъян, и хотела его скрыть. Кроме этого моего впечатления, возникло еще и предположение, что в старших классах она была из тех девочек, что ездят на нарядных платформах во время костюмированных шествий.

Вернулась официантка.

– Решили, что еще будете заказывать? – спросила она таким тоном, будто здесь действует норма, сколько раз она должна подходить к столу.

Странно, но, проведя последние два дня в обществе серийного убийцы и расчлененных трупов, ни одна из нас не нашла в себе мужества или сил воспрепятствовать давлению напористой обслуги. Мы уклонились от борьбы и заказали по салату тако. Когда Коулмен закрыла меню, я заметила имя на обложке:

– «Кантина Эмери», – прочла вслух я. – Это ирония?

– Нет, а что? – удивилась официантка.

– Кантина. Эмери. Эмери – такое же мексиканское, как, например… Мойше, – предположила я, чувствуя, как водка стимулирует мою креативность.

– Мексиканская тема – характерный лейтмотив для Юго‑Запада, – объяснила она, постаравшись придать лицу серьезность и показав ладонью на бармена. – Это Эмери, владелец. Он венгр. Меня зовут Шери. И я не венгерка.

Упомянутый венгр угодливо согнулся над барной стойкой к полицейскому, который явно находился не на службе и также явно не придерживался правила «двух легких пива». До меня долетело слово «такси».

Я подняла стакан и позвенела остатками льда.

– Шери, а вино у вас есть? – спросила Коулмен.

– Бургундское нормально пойдет после первого бокала, – ответила она.

– Чай со льдом, пожалуйста.

– Да ладно, – возмутилась я. – Попробуйте еще разок.

– Хорошо, светлое пиво. Любой марки.

Шери удалилась выполнять заказ.

– Лейтмотив? – переспросила я не оттого, что заинтересовалась, но чтобы прервать непродолжительное неловкое молчание, которое Коулмен удалось пока заполнить только пристраиванием своего жакета на спинку стула, возней с салфеткой, обернутой вокруг ее приборов, и затем полировкой своих очков этой же салфеткой.

– Все в Тусоне либо получают дипломы, либо пишут книги, – сказала Коулмен и кинула взгляд в дальний угол бара.

Там пристроилась Шери, после того как принесла нам пиво и вторую водку. Она читала вводный курс руководства по криминальному праву, прислонив его к одной из банок с маринованными свиными ножками, которые никто никогда не ест.

– Мне это известно. Я вот о чем: какая разница между лейтмотивом и очевидным мотивом? – приставала я к ней.

– Не знаю, – призналась Коулмен и впервые с момента нашей вчерашней встречи улыбнулась. Однако по‑прежнему избегала прямого взгляда. И вновь провела рукой по своей родинке.

Может, у нее неприятности из‑за того, что она привлекла меня и Зига без разрешения Моррисона, но Коулмен пока не готова рассказать. Мы побеседовали немного о местном офисе «конторы», о людях, которых обе знали, еще немного выпили, еще немного посплетничали, съели наши салаты, когда их подали, но Коулмен все тянула и не сразу дошла до причины, по которой с такой готовностью согласилась встретиться со мной. Дело было не в моей известности или извинении за ее упущение в следовании протоколу. Она провела четкую границу и хотела, чтобы я была по одну сторону с ней.

– Так что вы думаете о Линче? – Лаура словно пришпилила меня взглядом, пытаясь уловить реакцию, прежде чем я заговорю.

Ощущение, возникшее у меня на месте преступления, рядом с Линчем, вернулось, но я попыталась подавить его и осторожно ответила:

– Самовлюбленный, бесстыжий, омерзительный. Социопат до мозга костей. Хотя я представляла его несколько другим.

– А каково о нем мнение доктора Вайса? Я ознакомилась с данной им характеристикой убийцы по делу «Шоссе‑66» в «Психологическом портрете преступника». Он считает, что Линч соответствует ей?

Я почувствовала, что впервые за день улыбаюсь искренне:

– Для полноты впечатления необходимо, чтобы название прозвучало целиком: «Теория и практика составления психологического портрета преступника. Комплексный подход к материалам дела». Зигмунду было бы ужасно приятно узнать, что кто‑то читал его.

– Зигмунду? Вы имеете в виду Дэвида?

– Ну конечно Дэвида. Мы давно знаем друг друга, с тех пор как в семидесятых его откомандировали сюда помогать в создании подразделения по изучению поведенческой науки. Зигмундом мы прозвали его в честь Фрейда: знаете, как это бывает, каждый обязательно получает свою кличку.

– Вчера видела, как вы с ним разговаривали. И просто подумала: может, у него есть на этот счет мнение.

Передо мной будто вспыхнул свет. Теперь я поняла, что Коулмен не проинформировала Моррисона не потому, что забыла о процессуальной норме. После увольнения Вайса я оставалась единственной, к кому она могла обратиться, и гадала – почему? Я припала к напитку, изображая спокойствие и одновременно обдумывая ответ. Я не сказала ей, что Зигмунд вообще отказался распространяться на эту тему.

– Не знаю, есть кое‑что неожиданное. Для начала мы представляли парня более крепкого, который мог поднять пятьдесят килограммов «мертвого» веса над головой, чтобы затолкать в кабину своей машины. Также я всегда рисовала себе убийцу «Шоссе‑66» смышленее, но все, разумеется, на уровне догадок. А почему вы об этом спрашиваете сейчас?

Коулмен сделала глубокий вздох. Ее тело сжалось, словно она ждала, что я немедленно перегнусь через стол и начну ее колошматить. Она запустила руку в сумку и вытащила объемистую папку, которую положила передо мной с такой осторожностью, будто в ней лежала взрывчатка. И наконец выдала:

– Потому что у нас, похоже, самооговор.

Нельзя сорок лет лавировать в политике Бюро, не понимая, что есть что. Желание поддержать коллегу и сочувствие к Коулмен испарились, как только я осознала последствия ее слов. Полное дерьмо – так ей и сказала.

Дата добавления: 2015-09-04