|
Читайте также: |
Не злоупотреблять абстракциями -- общество, система, капитализм и т.п.,
а отталкиваться от тех понятий, которые, не увязая в теоретизациях,
переходят в поступки. Именно это характеризует методологический
индивидуализм, связанный с установкой на субъектный центр в
социальных исследованиях.
Теоретическая проблема возникает лишь в той мере, в какой
определенный тип порядка возникает не как придуманный кем-то,
а как результат конкретных поступков живых людей.
1.1. Основное различие между образующими идеями и спекулятивными концепциями
[Hayek F.A. The Counter-Revolution of Science: Studies on the Abuse of Reason, Liberty Press, Indianapolis, 1979, p. 61--65]
Несовпадение предмета исследования и объяснения характерно для наук о природе. В социальных науках обычно вводится отличие конституирующих идей, являющихся составной частью объясняемых феноменов, и специально приспособленных для объяснения данных феноменов идей. Последние существуют вокруг теоретических структур. Эта сложность зависит не только от факта различения точек зрения, но также от факта, что исследователи захвачены идеями и пропагандируют их, включая непредвиденные следствия собственных действий. В социальных науках постоянно присутствует опасность подмены фактов мнениями или теориями [Eucken W. The Foundations of Economics, London, 1950, p. 51].
Неумение видеть и избегать подобного риска негативно отражалось на самой науке. Действительный контраст есть не между идеями и фактами, а между самими идеями. Ведь благодаря распространению среди людей они становятся генераторами определенных событий. Речь идет о двух различных классах идей, в разных контекстах это различие предстает различным образом. Изменение оценок определенного товара, в которых мы узнаем причину изменений относительных цен, отличается от идей, выдвигаемых в поддержку изменения цен, или о природе ценности вообще. Верования и мнения, регулярно повторяемые в некоторых действиях, например по части производства, продажи и покупки определенных товаров, совершенно отличны от идей, которые навязывают относительно общества вообще и экономической системы. Мнения и верования первого типа называют существенными, учредительными, хотя они и существуют независимо от научных концепций.
Очень важно уметь отделить от существенных мотиваций спекулятивные объяснительные концепции, разработанные учеными. Народный разум оперирует такими коллективными понятиями, как общество, экономическая система, капитализм, империализм. Исследователь должен остерегаться и не смешивать эти понятия с фактами. Следует стартовать от понятий, растворенных в человеческих поступках, а не от чьих-то теоретизаций по поводу собственных или чужих действий. Характерная черта методологического индивидуализма состоит в установке на субъект в социальных науках. Если ученый откажется брать за основу субъективные представления, так или иначе проявленные в действиях, он завязнет в ошибочных подменах реальных феноменов абстрактными суждениями. Нередко даже самые осторожные ученые сциентистского направления непроизвольно принимают за чистую монету, т. е. в качестве конкретных фактов, спекулятивные понятия популистского толка.
1.2. Социальная теория рассматривает проблемы, спонтанно созревающие помимо интеллектуальных решений
[Hayek F.A. The Counter-Revolution of Science: Studies on the Abuse of Reason, Liberty Press, Indianapolis, 1979, p. 65--76]
Другое важное отличие социальных наук проистекает из факта, что их предмет -- комплексы понятий и мнений индивидов, о которых у нас есть прямые фактические сведения. Поведение людей наука изучает посредством комбинаций первичных элементов, которые затем образуют сложные комплексы феноменов. Это дает затем возможность репродукции результатов, а значит, вследствие этого, увидеть некоторые структурные соответствия, прежде непроявленные в прямом наблюдении.
В основе физических наук лежат комплексы природных феноменов, а ученый в ретроспективе пытается специфицировать различные составляющие компоненты. Место человека в космосе заставляет его воспринимать феномены сначала комплексно, а затем анализировать по частям. С другой стороны, когда ученый видит простые элементы, восходит к их комплексам, ему уже не дано установить новое наблюдение над поведением полученного комплекса [Robbins L. Essays on the Nature and Significance of Economic Science, 1935, p. 105].
Таким образом, естественнонаучный метод справедливо называется аналитическим, а метод социальных наук -- синтетическим и композитивным. Так называемые группы структурно связанных элементов или феноменов мы научаемся выделять из тотальности наблюдаемых феноменов только в результате определенных систематических усилий. Пo-разному комбинируя, мы в конце концов находим стабильные связи между элементами с общими свойствами, воспроизводим характерные для них подлинные связи.
Важно заметить, что мы объясняем не различные типы верований и поведения. Идеи и поступки суть элементы, из которых мы реконструируем возможные межличностные структуры. Когда мы анализируем социальный тип мышления, мы просто-напросто пытаемся различить несхожие типы элементов. Наиболее распространенная ошибка социологов состоит в ориентации на объяснение сознательных действии людей. Это задача психологии. Социальную науку сознательные поступки интересуют лишь как исходные данные, которые важно расположить по порядку. По-настоящему проблема для социолога состоит в том, чтобы увидеть смысл в неожиданных результатах взаимодействия множества индивидов, именно в них проявляется факт созревания и появления на свет новых социальных тенденций. При этом важно, что указанные ростки нового никем не спровоцированы, что они совершенно спонтанны по своей природе. Если бы в социальной жизни не было подобных никем не спрограммированных течений и тенденций, не было бы никакой потребности в теоретической социальной науке. Все можно было бы свести к психологии. Только в той мере, в какой определенный тип порядка вырисовывается как результат разрозненных действий, когда он сознательно никем из действующих лиц не предусмотрен, возникает проблема для теоретического раскрытия. Однако, поскольку сциентисты по обыкновению своему отрицают сам факт существования такого порядка (а значит, и сам предмет социальной теоретической науки), то они никогда не сводят концы с концами. Скажем, язык, на котором говорят нигилисты, есть не что иное, как образец такого никем не изобретенного пространства порядка.
Нежелание признавать факт существования спонтанного порядка социальных феноменов объясняется, в частности, тем, что его нельзя описать в физических терминах. Элементы, упорядоченные в такой диспозиции сил, не имеют общих физических характеристик. Разве что все люди реагируют на них схожим образом, но даже само понятие схожести нельзя определить в терминах физики. Речь идет о порядке, в рамках которого вещи ведут себя одинаково, поскольку имеют схожий смысл для человека. Если вопрос сходства решать, как нам это кажется, то, скорее всего, мы не сможем обнаружить никакого порядка в социальной жизни. По крайней мере до тех пор, пока естественные науки не завершат свой анализ природных явлений, пока психологии не удастся объяснить каждую деталь, чтобы раскрыть природу и аппарат классификаций, созданных нашими чувствами.
Только в самых простых случаях можно что-то быстро доказать, не прибегая к техническим ухищрениям. Неспрограммированный порядок в его генезисе иногда проиллюстрировать, например, тем, как протаптывают тропинки в безлюдных местах. В принципе, каждый ищет для себя самый короткий путь. Однако всякий раз, когда человек видит уже кем-то протоптанную тропу, понимает, что ему удобнее воспользоваться ею. Так образуется некий рисунок лесных стежек-дорожек.
Эта модель поясняет, что тропа, будучи результатом действий некоторого множества людей, все же не спроектирована никем из них в отдельности. То же имеет место в сотне других конкретных случаев познания. Мы ищем всегда новый путь, однако в конце концов находим уже готовым тот, что проложен соединенными усилиями других людей. Ежедневный опыт показывает и подтверждает эту закономерность, но только усилие научной мысли обнаруживает силу необходимости таких эффектов. Мы понимаем, каким образом получен наблюдаемый результат, хотя и не можем предсказать с точностью эволюцию и другие результаты.
Безразлично, насколько длительны процессы, о коих идет речь, будь то формирование языка или эволюция денежной монеты, образование цен или режима конкуренции. В изучении специфических случаев эволюции, например языка и денег, ситуация требует формулирования гипотез в теоретической форме.
Физик, желающий понять социальные проблемы с помощью аналогий, специфических для его области знания, должен строить гипотезы в духе прямого наблюдения, чтобы понять атомы как бы изнутри. Однако в конечный промежуток времени он сможет отследить лишь определенное число явлений, использовать лишь некоторые инструменты. Макрокосмические законы, несмотря на знание микрокосмических, останутся дедуктивными. По причине ограниченности данных, по поводу всего комплекса явлений невозможно предсказать конкретное решение проблемы.
Некоторые проблемы теоретической астрономии весьма похожи на проблемы социальных наук, но и в этом случае отличия имеют фундаментальный характер. Астроном нацелен на освоение всех элементов Вселенной, социолог только пытается определить типы элементов. Неизбежное несовершенство человеческого разума есть не только существенное обстоятельство, оно обусловливает и ограничивает исследователя. Число вариативных элементов любого социального феномена настолько велико, что не всегда посильно разуму господствовать над ними. Мы можем объяснить принцип, в силу которого нечто случается, можем исключить некоторые результаты, наш опыт будет негативным, но в итоге мы не сможем сузить гамму возможностей, чтобы оставить одну-единственную.
Если социальные феномены, отмечал Коген, зависят от такого множества факторов, которые превышают нашу способность ими владеть и управлять, то и доктрина всеобщего детерминизма не поможет сформулировать законы социальной жизни. Наблюдающему разуму социальные феномены могут казаться вовсе неуправляемыми, словно нет никакого закона [Cohen M.R. Reason and Nature, p. 356].
Принципиально важно не терять из виду фундаментальную ограниченность объяснения, исключающую возможность точного предсказания конечного результата. Это характерно не только для социальных наук, но и для биологии, психологии. Не всегда его трактуют адекватно. Например, общая теория денег представлена системой уравнений Вальраса и Парето. Она дает доказательство простого принципа совпадения цен на разные группы товаров как элементы системы. Однако только исчерпывающая информация о ценах на все составляющие элементы могла бы позволить точно предсказывать изменения системы, но на деле никогда нет полной информации. С более общей точки зрения можно сказать, что серия уравнений, показывающая систему отношений, а не стоимость постоянных составляющих величин, лучше всего иллюстрирует основание таких объяснений [Pareto M. Manuel d'economie politique. 1927, p. 233--234].
1.3. Существенная сложность общественного организма не позволяет претендовать на всезнание
[Hayek F.A. New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas, University ot Chicago Press, Chicago, 1978, p. 30--34; Hayek F.A. The Counter-Revolution of Science: Studies on the Abuses of Reason, 1952]
Вред, причиняемый бездумным злоупотреблением псевдонаучных утверждений, внушает серьезные опасения. Особенно хотелось бы подчеркнуть -- не только в экономике, но и в антропологии вообще -- особенность: чем больше видимости научности, тем ее меньше на самом деле. Ждать от науки больше, чем могут позволить ее методы, значит не понимать главного, результаты будут удручающими. Прогресс естественных наук превзошел все ожидания, никто не рискует говорить о границах познания. Способность прогнозировать и контролировать процессы вселяет в нас уверенность, что и общество можно слепить по нужному образцу. В противовес сциентистскому энтузиазму интуиции социологов чаще всего лишают уверенности. Неудивительно, что именно с ними трудно смириться нашим молодым коллегам. Все же вера в безграничную власть науки часто опирается на ложную предпосылку о том, что научный метод позволяет применять уже готовые техники, наподобие рецептов кухни, для решения социальных проблем. Научную технику освоить куда проще, чем понять специфическую суть конкретных проблем.
Несовпадение того, что люди ожидают от науки, и того, что наука на деле может дать, -- серьезная проблема. Трудно эксперту и просто невозможно простому смертному отделить законные требования от незаконных, делаемые от имени науки. Громкая реклама сопровождала выступления участников Римского клуба по проблеме пределов роста, но по поводу критики их позиции пресса почему-то дружно молчала. Не только в области экономики все чаще слышны призывы ввести в процессы спонтанного типа сознательный контроль. Психология, психиатрия и некоторые разделы социологии, не говоря уже о так называемой философии истории, поражены сциентистскими предрассудками и претенциозностью [ The Limits fo Growth: a Report of the Club of Rome"s Project on the Medicament of Mankind, New York, 1972; Haberler G. Economic Growth and Stability, Los Angeles, 1974].
Однако спасти репутацию социальной науки можно лишь отказом подражать физическим методам и процедурам, тем более что такие претензии культивируются в стенах университетов. Заслуга Карла Поппера кроме прочего в том, что он показал действительное различие между тем, что можно и что нельзя принимать за научный критерий. Все же существуют сложные проблемы, например феномен социальных структур, которые заставляют еще раз напомнить о серьезном и принципиальном препятствии на пути прогресса человеческого разума -- самонадеянности сциентизма.
Быстрый прогресс естествознания произошел там, где наблюдаемые феномены трактовались как функции относительно немногих переменных. Возможно, поэтому предпочитают физику тому, что мы называем феноменами сущностно комплексными. Сложность не в том, что способы формулирования теорий в этих двух случаях различны. Трудность состоит в основе проблемы применения наших теорий к любой особой ситуации реального мира. Теорию, касающуюся комплексных феноменов, следует отнести к огромному множеству частных фактов. Для проверки или прогноза мы обязаны принять во внимание их все. Положим, с помощью компьютера мы можем ввести все необходимые данные. Настоящая и почти неразрешимая сложность заключается в распознании фактических особенностей.
Простой пример пояснит суть проблемы. Две команды людей примерно равных возможностей играют в мяч. Если известны те или иные особенности игры и игроков, например способности концентрироваться, тонуса, состояния мускул, легких, сердца, можно делать прогнозы, кто победит. Однако мы не можем дать качественную оценку всех возможных фактов, стало быть, исход игры остается неизвестным. Можем ожидать, зная правила игры, что некоторых действий быть не должно, но что именно будет, нам знать не дано.
Это соответствует так называемому простому предвидению максимума. Там, где действуют организованные комплексы, мы знаем о некоторых, а не всех условиях, значит, известны не все отношения между типами элементов, а прогноз может быть фальсифицирован, что в результате обретет эмпирический смысл.
В сравнении с точными расчетами в физике прогнозы максимальных показателей малоутешительны. Но опасность состоит именно в убеждении, что ради научности можно добиваться большего. Это не просто шарлатанство, а что-то худшее. Когда мы начинаем воображать себя вправе и в силе моделировать социальные процессы, быть беде. В физике нет препятствий желать невозможного. Казалось бы, и в социологии новая власть может создать некую новую перспективу. Даже если сама по себе новая власть не так уж плоха, ее навязчивое вмешательство помешает действию спонтанных сил порядка, благодаря которым человеку удается преследовать собственные цели. Мы только начинаем понимать, насколько тонки механизмы коммуникации в современном индустриальном обществе. Механизм сообщений, называемый рынком, позволяет задействовать рассеянные потоки информации способом, недоступным для сознательного регулирования человеком.
Если мы хотим улучшения социального порядка, то следует научиться следовать логике сложных образований, а не грубо хозяйничать. Не сгибать свою модель к нужной форме, а, наподобие садовника, культивировать явления, как растения, для улучшения условий роста. Опасная атмосфера растущей власти, рожденная точными науками, опьянение успехами привело к попытке воплотить лозунг "покорить природу" в духе подчинения не только внешней среды, но и внутренней, разумной природы. Признание собственных границ учит смирению, а также учит, как противостоять тем, кто ведет губительную борьбу за контроль над умами себе подобных. Самонадеянность опасна, ибо разрушает цивилизацию, выросшую благодаря свободному творчеству миллионов людей.
| 2. Незнание и свобода |
|
Если бы люди были всеведущими, если бы мы могли знать все о
будущем помимо сиюминутных желаний, вряд ли оставались бы
аргументы в пользу свободы.
Экономическая проблема общества заключается в том, как
использовать знания, принадлежащие человечеству, а не
кому-то из людей персонально.
2.1. Незнание и свобода
[Hayek F.A. The Constitution of Liberty, London, 1960; Hayek F.A. Law, Legislation and Liberty: A New Statement of the Liberal Principles of Justice and Political Economy, v. 3, The Political Order of Free People, 1979]
Ценность индивидуальной свободы основана прежде всего на признании неизбежного нашего невежества, т. е. того, что наибольшее число факторов, от которых зависит реализация наших целей, нам неизвестно [Maitland F.W. Collected Papers, Cambrige, 1911, p. 107; Kline B.E. and Martin N.H. Freedom, Authority and Decentralization in " Harvard Business Rewiew ", XXXVI, 1958, p. 70].
Свобода имеет смысл только тогда, когда есть место непредсказуемому. Именно из принципиальной неопределенности возникают возможности для достижения наших целей. Любой из нас знает, в сущности, немного, поэтому мы обязаны доверять множеству оспаривающих друг друга независимых сил. Так появляется на свет то, чего мы в действительности хотели, то, о чем прежде рождения мы знать не могли.
Прогресс и сохранение человеческой цивилизации зависят от необъятного множества факторов. Это комбинации сведений и обычаев, способностей и установок, а также особых качеств профессионалов, имеющих дело с необычными ситуациями. Наша настоящая проблема, заметил Вилер, заключается в том, чтобы допустить столько ошибок, сколько можно оправдать спешностью и срочностью работы [Wheeler J.A. A Septet of Sibyls: Aids in the Search of Truth, in " American Scientist ", XLIV, 1956, p. 360].
Наше неведение ставит нас перед необходимостью принимать решения и действовать, просчитывая вероятность разных неопределенных факторов. Это имеет место как в частной жизни, так и в социальной. Именно мы своими расчетами и решениями готовим исход различных событий. В научном исследовании, по замечанию Пастера, случай помогает только хорошо подготовленному уму. Чтобы использовать случай, нужна смекалка. Вероятность ошибки при этом остается, она никогда не переходит в определенность. Остается риск возможной неудачи действий групп или индивидов, неуспеха и даже краха большинства, как и вероятность небольшого продвижения вперед. Мы только можем способствовать увеличению шансов на удачную комбинацию таланта личности и обстоятельств, что может стать новым средством улучшения уже существующего положения.
Политическая теория отталкивается от предпосылки, что по большей части люди несведущи. Защитники свободы отличаются от других тем, что они признаются в собственном невежестве. В масштабе всех сведений, непрерывно используемых в условиях динамично развивающейся цивилизации, этими отличиями можно пренебречь. Этот классический аргумент известен в разных формулировках Джона Мильтона, Джона Локка, Джона Стюарта Милля и Вальтера Багехота. Эта книга поможет нам убедить, что все институты свободы суть адаптации к основному факту -- неведению того, что случается с определенной долей вероятности. Проблема в том, как наилучшим образом использовать наши знания, чтобы продвинуть эффективные нормы жизни, позитивность которых доказана практикой.
2.2. Конкуренция как процедура открытия
[Hayek F.A. Law. Legislation and Liberty: A New Statement of the Liberal Principles of Justice and Political Economy, v. 3, The Political Order of Free People, part 15, Competition as a discovery procedure, Chicago, 1979, p. 67--70]
Конкуренция всегда дает хорошие результаты, и не только в экономике, когда неизвестно, кто лучше исполнит определенную миссию. На рынке, в спортивных состязаниях можно видеть, кто показал лучший результат, но нет гарантии, что тот, кто сделал лучше, не может еще лучше. Если один стоит далеко от другого, конкуренция оставляет широкое поле возможностей для того, как и чем заняться. Но в случае, если конкурент преследует по пятам, индивид непременно максимально задействует свои возможности.
И в научных экспериментах конкуренция суть процедуры открытия. Ни одна теория не может начать с того, что все интересующие факты уже известны. Необходимо убедиться, что некая процедура может привести к ситуации, когда приняты к рассмотрению максимум фактов, потенциально полезных, полученных из любых других известных научных процедур. Именно выбором известной политической линии продиктована такая оценка результатов конкуренции, что все более или менее значимые факты уже известны единственному мозговому центру. На деле есть лишь один вопрос: как оптимально использовать специализированные знания, рассеянные среди миллионов людей. Конкуренция -- процесс, посредством которого люди получают и передают знания. Нет никакого смысла судить о результатах конкуренции в духе того, что надо было сделать, что кто-то намеревался получить. Результаты оцениваются только в контексте определенных условий. Нельзя говорить, что конкуренция ведет к максимизации с чем-либо соизмеримого результата. Она ведет лишь к лучшему использованию способностей и знаний других процедур. Но и тогда, когда польза позитивного использования установлена, все же нельзя сказать, насколько велик общий доход. В отсутствие ясной сопоставимости величин остается считать оптимальными общие условия, которые, скорее всего, ведут к открытию наибольшего числа возможностей.
Ни один человек не знает заранее, как он будет действовать в условиях конкуренции, с какими конкретными обстоятельствами столкнется. Один из основных источников ошибок в этой области -- фиктивное понятие кривой ценообразования, что, дескать, колебания цен суть объективные данные для производителя, не зависимые от его сознания. Напротив, очевидно, что все зависит от того, один производитель поставляет на рынок данный продукт, работает ли он в условиях сильной конкуренции, или он один из немногих.
Объяснять результаты конкуренции -- одна из задач каталлактики как раздела экономической теории, все же отмеченные факты заметно ограничивают возможность предвидения ее исхода. Ценность конкуренции состоит именно в том, что, будучи процедурой открытия, она непредсказуема. В противном случае в ней не было бы никакой необходимости. Экономическая теория может раскрыть указанную процедуру открытия посредством создания более или менее точной модели. Такая модель полезна, ибо, показывая способ функционирования системы, она помогает применять ее к конкретным ситуациям. Экономист работает с моделями, словно заглядывая в карты всех игроков, и посредством создания искусственных условий может теоретически контролировать общие результаты. Однако, не располагая исчерпывающими знаниями обо всех фактах, он не может контролировать ситуацию в эмпирическом смысле слова.
2.3. Для конкуренции необходимы рациональные действия
[Hayek F.A. Law. Legislation and Liberty: A New Statement of the Liberal Principles of Justice and Political Economy, v. 3, The Political Order of Free People, part 15, Competition as a discovery procedure, Chicago, 1979, p. 75--77, а также v. 1, part 1, Reason and Evolution ]
Конкуренция не единственный метод использования познаний и способностей, все же большая часть достигнутых человечеством благ получена именно путем состязания. Этого не понимают авторы тезиса о сознательном и рациональном поведении участников рынка. Разумное поведение агентов не есть предпосылка экономической теории, как бы этого ни хотели. Напротив, конкуренция с необходимостью требует рационального поведения как условия пребывания на рынке. Теория должна взять за основу гипотезу, что посредством конкуренции одни участники как более разумные вынуждают других к оспариванию результатов. В обществе, где рациональное поведение приносит свои плоды, таким методам другие стараются подражать. Нет смысла использовать разум, если от этого одни неприятности. Именно поэтому не рациональность необходимая предпосылка для функционирования конкурентного рынка, а сама конкуренция и поддерживающие ее традиции стимулируют рациональность [Mieth W. Unsicherheitsbereiche beim wirtschaftpolitischen Sachurteil als Quelle volkswirtschaftlicher Vorueteil, in W. Strzlewicz, Das Vorurteil als Bildungsbarriere, Gottinga, 1965, p. 192].
Из попыток сделать лучше, чем делают обычно, складывается процесс формирования критических способностей и изобретательского менталитета. Ни одно общество не имеет другого пути к систематической рациональности, кроме того, где становится очевидной польза разумных инструментов для отдельно взятого человека.
Это следует напомнить тем, кто говорит, что конкуренция не может функционировать среди людей, лишенных предпринимательского духа, Этот дух не может проявиться в отсутствие продуцирующих его условий и методов, т. е. если поначалу немногих смельчаков (возможно, даже иностранцев) не одобрят за открытие новых способов, а других не похвалят за попытку подражать первым. Конкуренция -- особый метод воспитания умов, великих изобретателей и предпринимателей не было бы, если б не среда благоприятствования росту талантов. Даже врожденная способность к обдумыванию примет решительно иное направление в зависимости от характера предданной цели.
Такое развитие станет возможным, если большинство сторонников традиций не станет навязывать другим свою неприязнь ко всему новому. Это означает, что власть большинства должна быть ограничена нормой, запрещающей нарушать границы личной жизни своих ближних, что исключает внешние предписания относительно наших частных проектов. Диктат мнения большинства или навязывание обязательств, что каждый императивно должен делать, блокирует процесс постепенной замены менее разумных действий и процедур более разумными. Интеллектуальный рост общества поддержан также тем, что ущерб терпят консерваторы, оказывающие сопротивление новому. Конкуренция -- процесс доказательства правоты меньшинства, когда большинство склоняется к действиям, которых прежде не желало. Она усиливает эффективность, меняет привычки, призывает к большей внимательности, что совершенно бесполезно в бесконкурентных условиях.
В обществе с непроявленным духом предпринимательства большинство старается препятствовать новому, но помешать возникновению конкуренции оно не в состоянии. Ничем не сдерживаемая демократия мешает работе рынка, а иногда, возможно, способна разрушить его совсем. Конкурентов мы воспринимаем с раздражением, ибо они мешают нам спокойно жить. Однако за этими внешними эффектами скрывается непрямая выгода остальных. Прямые эффекты ощущают участники процесса состязания, зато потребителя вовсе не беспокоит мысль, кто стал причиной снижения цен и улучшения качества тех или иных товаров.
2.4. Дисперсия конкретных сведений о месте и времени. Невозможность планирования из одного центра. Функционирование системы цен
[Hayek F.A. Individualism and Economic Order, part 4, Use of knowledge in society, Chicago, 1948, p. 77--92]
Особый характер проблемы рационального экономического порядка связан с фактом неполноты сведений об обстоятельствах наших действий. Часто противоречивые и фрагментарные сведения рассеяны по разным людским головам. Проблема не в том, как собрать все эти данные, а в том, как обеспечить наилучшее использование наличных ресурсов, имея в виду, что их относительная важность известна только конкретным членам общества. Как не принадлежащее никому в отдельности знание сделать полезным для всех и каждого?
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Книги Хайека на английском языке | | | Книги, написанные под редакцией или с введением Хайека 2 страница |