МУРАВЬИ 1 1 страница

Сияние они увидели с противоположной стороны старого ржавого моста, который теперь висел всего лишь над жиденьким ручейком грязи. Барби наклонился вперед между передними сидениями фургона.

- Что это? На вид - словно самые большие в мире наручные часы «Индиглоу»[419].

- Это радиация, - объяснил Эрни.

- Не волнуйтесь, - успокоил Ромми. - У нас полно свинцового полотна.

- Мне с материнского телефона звонила Норри, пока я вас ждал, - начал Эрни. - Она мне рассказала об этом свечении. Она сказала, что Джулия считает это всего лишь что-то… ну, наподобие пугала, если можно так выразиться.

- Я всегда считала, что Джулия имеет диплом по журналистике, а не физике, - заметила Джеки. - Она очень приятная леди и умная, конечно, но мы же все равно прикроемся от этой штуки, так? Потому что мне было бы мало радости получить рак яичников или груди в подарок на мой сороковой день рождения.

- Мы будем быстро ехать, - сказал Ромми. - Вы можете даже натянуть кусок того свинцового полотна впереди себе на джинсы, если от этого вам будет легче.

- Это так забавно, что я забыла засмеяться, - добавила она… а потом, представив себя в свинцовых трусиках с модными высокими вырезами по бокам, сделала именно так, как он говорил.

Они подъехали к мертвому медведю под телефонным столбом. Его было видно даже с отключенными фарами, потому что к тому времени розовый месяц и радиационный пояс вместе светили так мощно, что тут чуть ли не газету уже можно было читать.

Пока Ромми с Джеки завешивали окна фургона свинцовыми полотнами, остальные стояли полукругом возле гниющего медведя.

- Это не радиация, - задумчиво произнес Барби.

- Конечно, - кивнул Расти. - Самоубийство.

- Значит, должны быть и другие.

- Да. Но маленькие животные, похоже, в безопасности. Мы с детьми видели много птиц, а я в саду даже белку. Живую-живехоньку.

- Тогда Джулия почти наверняка права, - подытожил Барби. - Световой пояс - это действительно один элемент устрашения, а мертвые животные - другой. Это старый трюк, который называется - «пояс и подтяжки».

- Друг мой, я не успеваю за вашей мыслью, - сказал Эрни.

Вместо этого Расти, который еще студентом медицинского колледжа ознакомился с понятием «пояса и подтяжек», вполне понимал, о чем речь идет.

- Это система сверхдостаточности, - объяснил он. - Двух предостережений должно полностью хватить.

Мертвые животные днем, и световой радиационный пояс ночью.

- Насколько мне известно, - приобщился к их компании около дороги Ромми, - радиация светится только в научно-фантастических фильмах.

Расти хотел было сказать ему, что они сейчас наяву переживают такой научно-фантастический фильм, и Ромми сам в этом убедится, увидев ту коробочку на вершине холма. Однако Ромми действительно был прав.

- Это специально, чтобы мы ее увидели, - сказал он. - То же самое и с мертвыми животными. Допускается, что мы подумаем: «Ого, если здесь какие-то смертоносные лучи, которые побуждают к самоубийству больших млекопитающих, нам лучше держаться отсюда подальше». Наконец, что я такое, как не большое млекопитающее.

- А вот дети не отступились, - напомнил Барби.

- Потому что они же дети, - сказал Эрни, а секунду подумав, добавил: - Да еще и скейтбордеры. Они другой породы.

- Мне это все равно не нравится, - объявила Джеки, - но поскольку нам действительно больше некуда деваться, может, мы скоренько проедем через этот пояс Ван Аллена[420], прежде чем я совсем не потеряла решительность. После того, что состоялось в полицейской конюшне, я чувствую себя какой-то неуверенной.

- Одну минуточку, - произнес Барби. - Здесь что-то не в порядке. Я это вижу, но позвольте мне секунду подумать, чтобы я смог объяснить это словами.

Они ждали. Лунное сияние и радиация освещали останки медведя. Барби вглядывался в него. В конце концов, он поднял голову.

- Хорошо, вот что меня беспокоило. Здесь присутствуют они. Нам это известно, потому что коробочка, которую нашел Расти, не естественный феномен.

- Черт побери, здесь никаких сомнений, это безусловно созданная разумом вещь, - подтвердил Расти. - Но не на Земле. Я на это готов поставить свою жизнь. - Вдруг, вспомнив, как близко он находился менее чем час тому назад от потери своей жизни, Расти передернуло. Джеки сжала ему плечо.

- Не переживай за это сейчас, - возвратил их к своему Барби. - Итак, существуют какие-то они, и если бы эти они на самом деле желали не допустить нас туда, им это было бы легко сделать. Они целый мир не допускают к Честер Миллу и наоборот. Если бы они хотели удержать нас подальше от своей коробочки, почему бы им не создать вокруг нее мини-купол?

- Или какие-нибудь звуковые обертоны, от которых наши мозги испеклись бы, словно куриные окорочка в микроволновке, - добавил Расти, начиная въезжать в тему. - Черт, или просто настоящую радиацию.

- Так она и есть настоящая, - сказал Эрни. - Счетчик Гейгера, который вы сюда приносили, это подтвердил наглядно.

- Да, - согласился Барби, - но означает ли это, что ее уровень, зарегистрированный счетчиком, действительно опасный? Ни Расти, ни дети не получили никаких явных поражений, у них не повыпадали волосы, они не выблевали свои внутренности.

- Пока что, по крайней мере, - заметила Джеки.

- Звучит обнадеживающе, да, - хмыкнул Ромми. Барби игнорировал его реплику.

- Безусловно, если они смогли создать барьер такой крепкий, что отбивает наилучшие ракеты из тех, которыми только могут его обстрелять Соединенные Штаты, они смогли бы и радиационный пояс установить такой, что убивал бы быстро, практически мгновенно. Сделать именно так было бы в их интересах. Пара ужасных людских смертей намного лучше отпугивала бы возможных исследователей, чем несколько трупов животных. Нет, я думаю, Джулия права и так называемый радиационный пояс окажется безопасным сиянием, которое просто придает пикантности тому, что показывают наши технические средства. Которые им кажутся, наверное, к черту, крайне примитивными, если они действительно инопланетяне.

- И зачем? - взорвался Расти. - Зачем им какой-либо барьер? Я не смог поднять эту проклятую коробочку, да я даже покачнуть ее не смог! А когда набросил на нее свинцовый фартук, фартук вспыхнул. Хотя сама коробочка осталась на прикосновение холодной!

- Если они ее защищают, значит, должен быть какой-то способ, которым ее можно уничтожить или выключить, - сказала Джеки. - Если только…

Барби улыбался ей. Он удивительно чувствовал себя, так, словно едва не витал сейчас где-то вверху, у себя над головой.

- Давайте, продолжайте, Джеки. Говорите.

- Если только они ее совсем не защищают, так? По крайней мере, не от людей, у которых получится к ней приблизиться.

- Более того, - уточнил Барби. - Не кажется ли вам, что они на самом деле указывают на эту коробочку? Можно сказать, что Джо Макклечи с друзьями сюда буквально привела тропинка с посыпанными по ней хлебными крошками.

- Вот она, хлипкий Землянин, - провозгласил Расти. - Что ты можешь с ней сделать, ты, который набрался достаточно храбрости, чтобы приблизиться к ней?

- Это ближе к истине, - кивнул Барби. - Айда. Давайте подниматься вверх.

- Давайте уже я отсюда поведу машину, - обратился Расти к Эрни. - Недалеко впереди то место, где упали в обморок дети. А Ромми почти упал в обморок. Я тоже ощутил это. Видел галлюцинацию. Хэллоуиновское чучело, которое вспыхнуло огнем.

- Еще одно предупреждение? - спросил Эрни.

- Не знаю.

Расти доехал туда, где заканчивался лес и приоткрывался голый, каменистый подъем, который вел к саду Маккоя наверху. Прямо впереди было такое яркое сияние, что им пришлось на него смотреть, прищурившись и искоса, но нигде не было видно источника этого сияния; яркий свет плавал просто посреди воздуха. Барби он показался похожим на то сияние, которое выдают светлячки, но усиленное в миллион раз. На глаз этот пояс был шириною в пятьдесят ярдов. Вне его вновь лежала тьма, освещаемая лишь розовым светом луны.

- Вы уверены, что не упадете в обморок вновь? - спросил Барби.

- Здесь, похоже, так же, как и тогда, когда впервые трогаешь Купол: происходит вакцинация, - произнес Расти, выгоднее умащиваясь за рулем и переключая трансмиссию. - Держите руками ваши вставные зубы, леди и джентры.

Он утопил педаль газа так резко, что задние колеса провернулись. Фургон рванул в сияние. Они были слишком плотно заслонены свинцовыми занавесками, чтобы самим видеть, что происходило дальше, а вот те несколько человек, которые уже находился на холме, на краю сада, видели - с нарастающей тревогой - все. Какое-то мгновение фургон было видно четко, он словно находился в луче прожектора. Вырвавшись со светового пояса, он еще сам сиял несколько секунд, словно перед тем его погрузили в радий. А вслед за ним, словно ракетный выхлоп, тянулся кометный хвост.

- Сраный-драный, - пробурчал Бэнни. - Это самый крутой спецэффект из всех, которые я видел. Потом сияние вокруг фургона потухло, а дальше и шлейф исчез.

Когда они мчались сквозь лучезарный пояс, Барби ощутил что-то наподобие короткого умопомрачения, и не более того. У Эрни реальный мир этого фургона и этих людей вдруг заменила гостиничная комната, наполненная запахом сосен и ревом Ниагарского водопада. И в ней была женщина, которая стала его женой всего двенадцать часов тому назад, она подошла к нему, одетая в ночную рубашку, не более тяжелую, чем дыхание лавандовой кисеи, взяла его за руки и положила их себе на грудь со словами: «На этот раз нам не надо перерываться, любимый».

А потом он услышал вопль Барби, и это вернуло его к реальности.

- Расти! Ее трясет! Стой!

Эрни осмотрелся и увидел, что Джеки Веттингтон бьется в конвульсиях, глаза у нее закатились, а пальцы судорожно скрючены.

- Он держит крест, и все горит! - кричала она, из губ у нее брызгала слюна. - Весь мир горит! ЛЮДИ ПЫЛАЮТ! - выдала она визг на всю машину.

Расти едва не перевернул фургон, загнав его в канаву, потом сдал задом на середину дороги, выскочил из кабины и бросился вокруг к боковым дверям. Тем временем их уже отодвинул Барби, и Джеки вытирала слюну себе из подбородка собранной в форме чашечки ладонью. Ромми ее держал за талию.

- С вами все хорошо? - спросил ее Расти.

- Теперь нормально, да. Я просто видела… это было… там все было охвачено огнем. Белый день, но вокруг тьма. Люди п-п-пылали… - она начала плакать.

- Вы что-то говорили о ком-то с крестом, - произнес Барби.

- Большой белый крест. На веревке или на ремешке из холщовки. Он висел у него на груди. На голой груди. А потом он взял его рукой и поднял перед лицом. - Она сделала глубокий вдох, и теперь воздух выходил из нее короткими толчками. - Уже все туманится. Но… оох.

Расти выставил перед ней два пальца и спросил, сколько она видит. Джеки дала правильный ответ и проследила глазами за его пальцем, пока он двигал им влево-вправо и вверх-вниз. Он похлопал ее по плечу, а потом недоверчиво посмотрел назад, на лучезарный пояс. Как там Голлум сказал Бильбо Беггинсу[421]: «Это обман, моя драгоценная».

- Как ты сам, Барби. В порядке?

- Эй. Немного запаморочилось в голове на пару секунд, и все. Эрни?

- Я видел мою жену. И номер в отеле, где мы жили в наш медовый месяц. Ясно как днем видел.

Он вновь вспомнил, как она подходила к нему. Он много лет об этом не вспоминал, какой же это стыд, пренебрегать таким замечательным воспоминанием. Белизна ее бедер под коротенькой ночной рубашкой; тень треугольника волос между ее ногами; твердые соски натягивают шелк, чуть ли не прокалывая подушки его ладоней, когда она вводит свой язык ему сквозь губы и вылизывает внутреннюю сторону щеки.

«На этот раз нам не надо перерываться, любимый». Эрни откинулся назад и закрыл глаза.

Расти выехал вверх по холму, теперь уже медленно - и остановил фургон между сараем и обветшалым фермерским домом. Там уже стояли фургоны «Розы- Шиповника» и универсального магазина Бэрпи, а также чей-то «Шевроле Малибу». Джулия загнала свой «Приус» внутрь сарая. Возле заднего бампера ее машины сидел корги Горес, он ее словно охранял. Вид у него был не очень счастливого пса и не подошел их поздравить. Внутри дома светились несколько коулменовских фонарей.

Джеки показала пальцем на фургон с надписью по борту «КАЖДЫЙ ДЕНЬ РАСПРОДАЖА В БЭРПИ».

- А он как здесь оказался? Ваша жена передумала? Ромми оскалился.

- Вы не знаете мою Мишу, если смеете такое о ней подумать. Нет, мне нужно благодарить Джулию.

Она завербовала двух своих лучших репортеров. Вот те-то ребята…

Он замолчал, увидев Джулию, Пайпер и Лиссу Джеймисон, которые появились из темного, кое-где пронизанного лунным сиянием сада. Они брели рядышком, держась за руки, и втроем вместе плакали.

Подбежав к Джулии, Барби схватил ее за плечи. Она была крайней в их маленькой шеренге, и фонарь, который она держала в руке, упал на землю поросшего сорняками двора перед дверями фермы. Она подняла на него глаза, стараясь улыбнуться.

- Итак, вас освободили, полковник Барбара. Один ноль в пользу нашей команды.

- Что случилось с вами? - спросил Барби у нее.

Тут же сзади к ним, весело подпрыгивая, подбежали Джо, Норри и Бэнни со своими матерями. Вскрики детей резко оборвались, когда они увидели, в каком состоянии женщины. К своей хозяйке с лаем подбежал Горес. Опустившись на колени, Джулия лицом зарылась в его мех. Горес понюхал ее и вдруг пошел на попятную. А потом сел и завыл. Джулия посмотрела на него и закрыла себе лицо ладонями, словно от стыда. Норри ухватила за правую руку Джо, а Бэнни за левую. Лица детей помрачнели, стали испуганными. Из фермерского дома вышли Пит Фримэн, Тони Гай и Рози Твичел, но не приближались, так и стояли тесной кучкой возле кухонных дверей.

- Мы пошли туда посмотреть, - глухо произнесла Джулия, куда-то делась ее обычная жизнеутверждающая интонация к-черту-все-ибо-мир-прекрасен. - Мы встали на колени вокруг той коробочки. На ней там еще такой символ, я такого никогда раньше не видела… это не кабалистика…

- Это ужасно, - включилась Пайпер, вытирая себе глаза. - А потом Джулия коснулась этой штуки. Одна она, но… но мы все вместе…

- Вы их видели? - спросил Расти.

У Джулии опустились руки, она посмотрела на него с каким-то удивленным выражением.

- Да. Я увидела, мы все видели. ИХ. Это ужас.

- Кожеголовые, - подсказал Расти.

- Что? - переспросила Пайпер. А затем кивнула. - Да. Думаю, их так можно назвать. Лица без лиц.

Каменные лица.

«Каменные лица», - подумал Расти. Он не знал, что это означает, но понимал, что это истинно так. Снова вспомнил о своих дочерях и их подружке Диане, с которой они обменивались секретами и вкусняшками. А потом вспомнил своего наилучшего друга детства - они были друзьями, по крайней мере, на протяжении какого-то времени, но уже во втором классе Джордж как-то отпал - и волна ужаса вдруг накатилась на него.

Его обхватил руками Барби.

- Что? - он едва не кричал. - Что с тобой?

- Ничего. Просто… когда я был маленьким, у меня был один друг. Джордж Летроп. Как-то ему подарили на день рождения увеличительное стекло, такую линзу. И иногда… мы на перерывах…

Расти помог Джулии встать. Горес вновь подошел к ней так, словно то, чего он испугался, теперь развеялось, как развеялось внизу то сияние на фургоне.

- Что вы делали? - спросила Джулия. Голос у нее вновь звучал почти спокойно. - Расскажите.

- Это было в старой средней школе на Мэйн-стрит. Там было только две комнаты, одна для учеников первого- четвертого классов, а вторая для пяти-восьмиклассников. Игровая площадка там была не мощенная. Боже, там даже проточной воды не было, только нужник, который дети называли…

- Медовый домик, - подсказала Джулия. - Я тоже туда ходила.

- Мы с Джорджем ходили за спортивные лесенки на край площадки, к забору. Там были муравейники, и мы производили поджог муравьев.

- Не обвиняйте себя так уж сильно, док, - произнес Эрни, - многие люди занимались подобными вещами в детстве, а то и еще что похуже делали.

Эрни тоже когда-то вместе с парочкой друзей облили бродячему коту хвост керосином и подожгли спичкой. Это было такое воспоминание, о котором ему с кем-то поделиться было бы не легче, чем воспоминаниями о своей брачной ночи.

«Главным образом из-за того, как мы тогда хохотали, когда тот кот от нас драпанул, - подумал он. - Боже, как мы тогда хохотали».

- Продолжайте, - попросила Джулия.

- Я все рассказал.

- Нет, не все.

- Послушайте, - произнесла Джоуни Келверт. - Я понимаю, все это весьма интересно в психологическом смысле, но думаю, сейчас не время…

- Помолчите, Джоуни, - перебила ее Клэр.

Джулия так и не отрывалась глазами от лица Расти.

- Почему для вас это так важно? - спросил Расти. В тот миг он чувствовал себя так, словно кругом нет никого, кроме них двоих. Словно за ними никто не наблюдает.

- Просто расскажите мне.

- В один прекрасный день, когда мы делали… это… до меня вдруг дошло, что муравь тоже имеют свои собственные жизни. Я понимаю, это звучит как какой-то сентиментальный расс…

Вмешался Барби:

- Миллионы людей в мире в это верят. Они постоянно живут с осознанием этого.

- Ну, словом, я тогда подумал: «Мы делаем им больно. Сжигаем их на земле и, возможно, запекаем их живьем в их подземных жилищах». Нечего и говорить о тех, которые попадались прямо под линзу Джорджа. Некоторые из них просто застывали, а большинство буквально вспыхивали пламенем.

- Это ужасно, - произнесла Лисса, вновь крутя в пальцах свой анкх.

- Да, мэм. И вот в один день я сказал Джорджу, что надо перестать это делать. Он не перестал. Он сказал: «Это ядрена война». Я точно запомнил, именно так, не ядерная, а ядрена. Я хотел забрать у него увеличительное стекло. Ну, а что было дальше, думаю, вам достаточно знать о том, что между нами началась драка и его линза разбилась.

Он замолчал.

- Но это неправда, хотя именно так я рассказывал в то время, и даже отец, который меня хорошенько тогда отхлестал, не услышал от меня ничего другого. Джордж своим родителям рассказал, как оно было на самом деле. Я разбил эту чертову линзу умышленно, - он показал рукой во тьму. - Так же, как я разбил бы ту штуку, если бы мог. Потому что сейчас муравьи - мы, а эта штука - это увеличительное стекло.

Эрни вновь подумал о том коте с горящим хвостом. Клэр Макклечи припомнила, как она со своей тогда наилучшей подругой в третьем классе жестоко дразнили девушку, которую они обе терпеть не могли. Она была новенький в их школе, и у нее был такой смешной южный акцент, словно она говорила сквозь картофельное пюре. Чем больше та девочка плакала, тем сильнее они смеялись. Ромео Бэрпи вспомнил, как он напился в ту ночь, когда Хиллари Клинтон[422]плакала в Нью-Хэмпшире, а он поднимал тосты к экрану телевизора, приговаривая: «Так тебе и надо, проклятая куколка, прочь с дороги и пусть мужчины занимаются мужским делом».

Барби вспомнил тот самый спортивный зал: пустынную жару, запах дерьма и хохот.

- Я хочу собственными глазами увидеть эту вещь, - сказал он. - Кто со мной?

- Я пойду, - вздохнул Расти.

В то время, как Барби с Расти приближались к коробочке с ее странным символом и ослепительно пульсирующим огоньком, выборный Джеймс Ренни находился в той камере, где еще недавно в этот же вечер был заключен Барби.

Картер Тибодо помог ему положить на топчан тело Джуниора.

- Оставь меня с ним сейчас, - приказал ему Большой Джим.

- Босс, я понимаю, как вам должно быть тяжело, но есть сотни дел, где нужно ваше участие именно сейчас.

- Я об этом помню. И займусь ими. Но сначала мне нужно побыть в одиночестве с моим сыном. Пять минут. Потом ты можешь привести сюда пару ребят, чтобы забрать его в похоронный салон.

- Хорошо. Я вам сочувствую, такая потеря. Джуниор был хорошим человеком.

- Нет, не был, - возразил Большой Джим, проговаривая слова спокойно, с интонацией беспристрастного оценщика фактов. - Но он был моим сыном и я его любил. А вообще, знаешь, не так уже все и важно.

Картер подумал и кивнул:

- Понимаю.

Большой Джим улыбнулся.

- Я понимаю, что ты понимаешь. Мне начинает казаться, это ты тот сын, которого я хотел бы иметь. Картер с расцветшим от удовольствия лицом отправился к ступенькам и вверх, в комнату дежурных.

Когда он исчез, Большой Джим сел на топчан и положил голову Джуниора себе на колени. Лицо у мальчика осталось совсем неповрежденным, а Картер закрыл ему глаза. Если не обращать внимания на пропитанную кровью рубашку, можно было подумать, что он спит.

«Он был моим сыном, и я его любил».

Это правда. Он был готов принести Джуниора в жертву, это так, но уже существовал прецедент: стоит лишь вспомнить, что случилось на Голгофском холме. И так же, как Христос, его сын умер не нелепо. Весь тот вред, который наделала своей болтовней Эндрия Гриннел, будет исправлен, когда жители города узнают, что Барби убил несколько честных офицеров полиции, включая единственного сына их лидера. Барби где-то на свободе, Барби, который, вероятно, готовит какие-то новые дьявольские козни - это политический плюс.

Большой Джим просидел так довольно долго, он расчесывал пальцами Джуниору волосы и зачарованно вглядывался в его умиротворенное лицо. Потом начал очень потихоньку, едва слышно ему напевать, как когда-то Джуниору пела его мать, когда он малышом лежал в колыбели, смотря на мир широко раскрытыми, удивленными глазенками. «Серебряная лодочка-луна польется, в ней малыш плывет в небе, плывет в небе высоком, и тучки мимо плывут… плыви, мальчик мой, плыви… плыви в широкое море…»

Замолчал. Забыл, какие там дальше слова. Убрал со своих коленей голову Джуниора и встал. Порывисто зателепалось, затряслось сердце, он затаил дыхание… и сердце выровнялось. Потом, чуть позже, надо поискать себе среди фармацевтических запасов Энди еще того верапа-как-его, подумал Большой Джим, но сейчас многовато срочной работы.

Оставив Джуниора, он, держась за перила, медленно тронулся вверх по ступенькам. Картер ждал в комнате дежурных. Трупы оттуда уже были убраны, и двойной слой газет впитывал в себя кровь Мики Вордло.

- Идем в городской совет, пока сюда не набежала целая толпа копов, - позвал он Картера. - Официально День свиданий начинается… - он взглянул на свои часы. - Через двенадцать часов. Нам надо успеть сделать много дел до этого.

- Понимаю.

- И не забудь о моем сыне. Я хочу, чтобы Бови сделали ему все, как полагается. Достойный вид тела и хороший гроб. Скажи Стюарту, если я увижу Джуниора в каком-то из тех дешевых гробов, которые он у себя всегда держит на подхвате, я его убью.

Картер все записывал в своем блокноте.

- Я все проконтролирую.

- И еще скажи Стюарту, что скоро я с ним сам поболтаю. - Сквозь двери участка вовнутрь протиснулись несколько офицеров. Вид у них был подавленный немного испуганный, все юные, буквально зеленые. Большой Джим поднял себя из кресла, в которое ненадолго присел, чтобы перевести дух. - Время идти.

- Хорошо, я готов, - кивнул Картер. Но почему-то заколебался. Большой Джим оглянулся.

- Ты о чем-то думаешь, сынок?

«Сынок». Картеру нравилось, как звучит это «сынок». Его родной отец пять лет тому назад разбился, врезавшись на своем пикапе в один из мостов-близнецов в Лидсе[423], да и не большая потеря. Он издевался над своей женой и обоими сыновьями (старший брат Картера сейчас служил в военно-морских силах), но Картер за это не очень переживал; его мать отупляла себя кофейным бренди, и Картер тоже всегда мог сделать несколько глотков из ее бутылки. Больше всего в своем отце он ненавидел то, что тот был плакса, а более того - еще и тупица. Люди считали, что и Картер такой же самый тупица, черт побери, даже Джунс так считал, но никаким тупицей он не был. Мистер Ренни это понял, и, конечно же, мистер Ренни отнюдь не был плаксой.

Картер осознал, что уже не колеблется относительно своего следующего шага.

- У меня есть кое-что, что вам, наверное, нужно.

- И что это?

До этого Большой Джим впереди Картера было спустился в подвал, тем самым предоставив возможность Картеру заглянуть в свой шкафчик. Теперь он его открыл и вытянул оттуда коричневый пакет с написанным на нем печатными буквами, словом ВЕЙДЕР. Он протянул конверт Большому Джиму. Кровавый отпечаток подошвы на нем, казалось, горел.

Большой Джим открыл клапан.

- Джим, - произнес Питер Рендольф. Он вошел незамеченным и теперь стоял возле перекинутой диспетчерской стойки с обездоленным видом. - Мне кажется, сейчас все уже улеглось, но я не могу найти нескольких новых офицеров. Боюсь, они посмывались.

- Этого надо было ожидать, - сказал Большой Джим. - Но это временно. Вернутся, когда все успокоится и они поймут, что Дейл Барбара не собирается нападать на город во главе банды кровожадных каннибалов, чтобы сожрать их живьем.

- Однако же этот чертов День свиданий…

- Пит, большинство людей завтра будут вести себя как можно лучше, и я уверен, у нас хватит офицеров, чтобы управиться с теми, кто будет вести себя иначе.

- А как нам быть с той пресс-конфе…

- Ты что, не видишь, что я сейчас занят? Пит, ты видишь это или нет? Боже правый! Приходи через полчаса в горсовет в комнату заседаний, и мы обсудим там все, что ты захочешь. Но сейчас оставь меня, к демонам, в покое.

- Конечно. Извиняюсь, - произнес Пит оскорбленным голосом и пошел на попятную с не менее оскорбленным, застывшим лицом,

- Стой, - приказал ему Ренни. Рендольф остановился.

- Ты совсем не высказал мне сочувствия в связи с моим сыном.

- Я… я… мне очень жаль.

Большой Джим измерил Рендольфа взглядом.

- Конечно, жаль.

Рендольф ушел, и уже тогда Ренни извлек из конверта бумаги, наскоро их просмотрел и затолкал назад в конверт. Посмотрел на Картера с неподдельным любопытством.

- Почему ты сразу же не отдал мне это? Ты хотел придержать эти бумаги?

Теперь, уже отдав конверт, Картер не усматривал другого для себя выбора, кроме как говорить правду.

- Эй. По крайней мере, какое-то время. На всякий случай.

- Какой случай?

Картер пожал плечами.

Большой Джим не настаивал на ответе. Как человек, который сам собирал компромат на любого и всякого, кто мог бы перейти ему дорогу, он это и так понимал. Был другой вопрос, который интересовал его намного больше.

- Почему ты передумал?

И вновь Картер сделал выбор в пользу правды.

- Потому что я хочу быть вашим человеком, босс. Большой Джим поднял вверх свои кустистые брови.

- Хочешь. Человеком, более близким, чем он? - он кивнул головой в сторону дверей, за которыми только что исчез Рендольф.

- Чем он? Да он же просто посмешище.

- Да, - положил руку на плечо Картеру Большой Джим. - Так оно и есть. Идем. А как только придем в городской совет, сожжение в печи комнаты заседаний этих бумаг будет первый вопросом, который мы решим в сегодняшней повестке дня.

Они были действительно каменные. И ужасно нечеловеческие.

Барби увидел их сразу же после того, как шоковый импульс пронзил ему руки и развеялся. Его первым, мощным порывом было убрать руки с коробочки, но он пересилил себя и держался за нее, смотря на существ, которые захватили их в плен. Держали в заключении и издевались над ними ради забавы, если Расти был прав.

Их лица - если это действительно лица – состояли из углов, но эти углы были все выпуклыми и, как казалось, время от времени они менялись так, словно реальность вне их не имела сложившейся формы. Он не мог определить, сколько их там или где они там. Сначала он думал, что их четверо, потом восемь, а потом только двое. Они вызвали в нем глубокое чувство отвращения, наверное, потому, что были настолько инородными, что на самом деле он абсолютно не мог их воспринимать. Та часть его мозга, которая отвечала за интерпретацию сигналов органов чувств, не могла декодировать информацию, которую присылали ей глаза.

«Мои глаза несостоятельны их увидеть, даже в телескоп. Эти существа находятся в какой-то далекой- далекой галактике».

Для понимания этого не существовало оснований - ум говорил ему, что властители коробочки могли бы иметь базу где-то под ледяным покровом на Южном полюсе или находиться на орбите Луны в какой-то их собственной версии космического корабля «Энтерпрайз»[424] - но все-таки он понимал. Они у себя дома… какой бы ни был этот дом. Они наблюдают. И они наслаждаются.

Конечно, не иначе, потому что эти сукины дети смеются.

А затем он вновь оказался в том спортзале в Фаллудже. Было жарко, потому что там не было кондиционеров, только вентиляторы вверху перемешивали и перемешивали густой суп воздуха, насыщенный смрадом немытых людских тел. После допроса они отпустили всех подозреваемых, кроме двух Абдулл, которые оказались недостаточно прыткими, чтобы убежать и где-то затаиться после того, как взрывы двух самодельных бомб забрали жизни шести американцев, а снайпер застрелил еще одного - Карстерза, парня из Кентукки, которого все любили. И они стали пинками гонять тех Абдулл по спортивному залу, еще и посдирали с них одежду, и Барби хотел было сказать, что лучше ему уйти оттуда, но не сказал. По крайней мере, ему хотелось бы сказать, что он не брал в этом участия, но ведь брал же. Они тогда хорошенько

Дата добавления: 2015-09-02