В ДРАЙВЕ 1 2 страница

Джуниор кивнул на напиток.

- Хороший день начинается с хорошего завтрака.

Большой Джим поднял жестянку, хлебнул, глотнул, потом поставил.

- Нет кофе. То есть, есть, но нет электричества. Закончился газ в баллоне для генератора. Возьми и себе баночку, хочешь? Они там еще холодные, а у тебя такой вид, что тебе не помешает.

Джуниор открыл холодильник, заглянув в его темные внутренности.

- Ты хочешь, чтобы я тебе поверил, что ты не мог для себя где-то заныкать достаточно газа, чтобы брать его, когда захочется?

Большой Джим на это слегка напрягся, потом расслабился. Вопрос был целесообразным и не означал, что Джуниор что-то на самом деле знает. «Виновный убегает, когда его никто не преследует», - напомнил себе Большой Джим.

- Скажем так, это было бы неполиткорректно в данный момент времени.

- Ага.

Джуниор закрыл холодильник и сел по другую сторону стола. На своего отца он смотрел с каким-то отстраненным интересом (который Большой Джим воспринимал за сыновью любовь).

«Семья, которая вместе убивает, долго себя держит, - подумал Джуниор. - По крайней мере, пока что.

Пока…»

- Политика, - произнес он вслух.

Большой Джим кивнул и начал изучать сына, который закусывал свой рассветный напиток тонко нарезанной вяленой телятиной.

Он не спрашивал: «Где ты был?» Он не спрашивался: «Что-то с тобой не так?», хотя это было очевидно в безжалостном утреннем свете, который начал пронизывать кухню. Но у него был к нему вопрос.

- Есть трупы. Их несколько. Правильно?

- Да, - Джуниор отгрыз большой кусок мяса и запил колой. В кухне было непривычно тихо без гудения холодильника и булькотения аппарата «мистер Кофе».

- И все эти трупы можно повесить на мистера Барбару?

- Да. Все, - Джуниор не переставал жевать. Глотнул. Не сводя с отца глаз, он тер себе левый висок.

- Ты сможешь правдоподобным образом обнаружить эти трупы сегодня около полудня?

- Без проблем.

- И доказательства против мистера Барбары, конечно?

- Да, - Джуниор улыбнулся. – Доказательства добротные.

- Не ходи сегодня утром на службу, сынок.

- Лучше пойти, - не согласился Джуниор. - Если я не пойду, это удивительно будет выглядеть. Кроме того, я не чувствую усталости. Я спал с… - он потряс головой. - Я выспался, скажем так.

Большой Джим и тут не спросил его: «С кем ты спал?» Потому что имел более серьезные хлопоты, чем интересоваться тем, кого дрючит его сын; он просто обрадовался, что его не было среди ребят, которые встряли в переплет с той паскудницей в ее трейлере на Моттонской дороге. Якшаться с такими девками - это прямой путь подцепить себе какую-нибудь болезнь.

«Он уже больной, - прошептав голос в голове Большого Джима. Это мог быть затухающий голос его покойной жены. - Только взгляни на него».

Этот голос, возможно, был прав, но сам он имел этим утром более серьезные хлопоты, чем выяснение причин разбалансированного питания или каких-нибудь других проблем Ренни-Младшего.

- Я не говорил, чтобы ты ложился спать. Ты нужен мне в патрульном автомобиле, надо сделать кое- какую работу. Только держись подальше от «Фуд-Сити», когда будешь заниматься ею. Там может случиться передряга, я так думаю.

Глаза Джуниора ожили.

- Какая передряга?

Большой Джим не ответил прямо.

- Ты сможешь найти Сэма Вердро?

- Конечно, он лежит в своей лачуге в Божьем Ручье. Как правило, он должен долго спать, но сегодня, скорее всего, проснется весь в похмельном треморе. - Джуниор потихоньку заржал, представив себе это

зрелище, потом скривился и вновь взялся массировать себе висок. - Ты серьезно считаешь, что именно мне нужно с ним поболтать? Сейчас он не принадлежит к числу моих самых больших фанатов. Возможно, он даже вычеркнул меня из списка друзей на своей странице в «Фейсбуке»[263].

- Не понимаю.

- Это шутка, отец. Забудь.

- Как думаешь, он потеплеет к тебе, если ты предложишь ему три кварты[264] виски? А когда хорошо сделает работу, то и еще?

- Этот старый мерзавец потеплеет ко мне, если даже я предложу ему полбутылки Двухбаксового Чака[265].

- Виски ты можешь взять у «Брауни», - объяснил Большой Джим. В дополнение к самой дешевой бакалее и дрочильной литературе, магазин был одним из лицензированных на продажу алкоголя заведений в Милле, и ключи от всех трех были в полицейском участке. Большой Джим толчком двинул ключ по столу.

- Задние двери. И чтобы никто тебя не увидел, как будешь заходить.

- Что Неряха Сэм должен сделать за пойло?

Большой Джим объяснял. Джуниор апатично слушал… и только его налитые кровью глаза танцевали.

Задал он только один вопрос:

- Это сработает? Большой Джим кивнул.

- Должно. Я в драйве.

Джуниор разжевал следующий кусок мяса и запил его колой.

- Я тоже, отец, - произнес он. - Я тоже.

Когда Джуниор ушел, Большой Джим в своем грандиозном, вычурном халате направился в кабинет. А там из среднего ящика стола, где он старался держать его едва ли постоянно, достал свой мобильный телефон. Потому что считал его безбожной вещью, предназначенной для побуждения к напрасной болтовне ни о чем - сколько же человеко-часов израсходовано на бесплодную болтовню по ним? И что за мерзостные лучи пронизывают твою голову, пока ты разговариваешь?

И все же эти телефоны могут быть полезными. Он рассчитывал, что Сэм Вердро сделает то, что ему скажет Джуниор, но также понимал, что он был бы дураком, если бы не подстраховался.

Он нашел номер в «скрытой» директории телефона, которая открывалась только после введения цифрового кода. Прозвучало с полдесятка гудков, прежде ему ответили.

- Что? - хрипло гавкнул в телефонной трубке голос родителя многочисленного потомства Кильянов. Большой Джим вздрогнул, на секунду отставив телефон подальше от уха. Приставив его вновь,

услышал кудахтанье.

- Ты в курятнике, Роджер?

- Ага, да, сэр… Большой Джим, я здесь. Кур надо кормить, хоть там война, хоть потоп, - резкий поворот на 180 градусов от раздражения до уважения. А Роджер Кильян задолжал ему уважение. Большой Джим сделал из него миллионера. Если он тратит то, что могло бы быть жизнью без всяких финансовых проблем, на кормление табуна кур, значит, на то воля Божья. Роджер слишком туп, чтобы измениться. Такая ему с неба послана натура, и она должна сегодня хорошо послужить Большому Джиму. «И городу, - подумал он. - Именно ради города я все это делаю. На благо города».

- Роджер, у меня для тебя есть работа, для тебя и твоих троих старших сыновей.

- Только двое из них дома, - сказал Кильян. Его плотный янки-акцент превратил последнее слово на вдома. - Рики и Рэндол здесь, а Роланд был в Оксфорде, когда опустился этот Христом проклятый Купол, - он заткнулся, поняв свою погрешность, какое-то время в телефонной трубке слышалось лишь квохтанье куриц. - Извините за бранное слово.

- Я уверен, Бог тебе простит, - сказал Большой Джим. - Хорошо, тогда ты и твои двое старших. Вы сможете быть в городе где-то… - он считал, это не заняло много времени, когда ты в драйве, все решается само собой. - Скажем, где-то в девять, самое позднее - в девять часов пятнадцать минут?

- Мне нужно еще разбудить их, но, конечно, мы успеем, - ответил Роджер. - А что надо будет делать?

Подвезти еще пропана…

- Нет, - перебил его Большой Джим. - И молчи об этом, Бог любит тебя. Просто послушай. Большой Джим говорил.

Любимец Бога Роджер Кильян слушал.

Им аккомпанировало квохтанье приблизительно восьми сотен кур, которые набивали себе зобы заряженным стероидами кормом.

- Что? Что? Почему?

Джек Кэйл сидел за столом в своем крохотном, тесном директорском кабинете. Стол был завален списками, составленными во время инвентаризации, которую они с Эрни Келвертом наконец закончили в час ночи, их надежды на более раннее окончание перечеркнул метеоритный дождь. Сейчас он схватил эти

длинные желтые листы, исписанные ручкой, и потряс ими, показывая Питеру Рендольфу, который стоял в дверях кабинета. Для этого визита новый шеф нарядился в полную форму.

- Посмотри на это, Пит, прежде чем совершать безумие.

- Извини, Джек. Супермаркет закрывается. Он откроется в четверг как продуктовая база. Для распределения продуктов. Мы будем вести все счета, корпорация «Фуд-Сити» не потеряет ни цента. Я тебе обещаю…

- Не в том дело, - Джек едва-ли не стонал. Тридцать-с-чем-то-летний, с кукольным личиком и шапкой пружинистых рыжих волос, которые он сейчас безжалостно теребил той рукой, в которой не держал желтые листы… которые Питер Рендольф явно не собирался у него принимать.

- Вот! Вот! О чем это ты, во имя Иисуса-Гимнаста-Прыгающего, мне говоришь, Питер Рендольф?

Из подвального склада выкатился вверх Эрни Келверт. С пивным животом, краснорожий, с седыми волосами, которые он причесывал всю жизнь на один и тот же манер. На нем был фирменный зеленый халат

«Фуд-Сити».

- Он хочет закрыть маркет! - сообщил ему Джек.

- Зачем, Господи помилуй, вы хотите это сделать, когда здесь еще полным-полно продуктов? - сердито спросил Эрни. - Зачем пугать людей? Они и так перепугаются со временем, если это будет продолжаться. Какой идиот это придумал?

- Так проголосовали выборные, - сказал Рендольф. - Если имеете что-то против этого плана, изложите это на городском собрании в четверг. Если к тому времени все это не кончится, конечно.

- Какого еще плана? - закричал Эрни. - Ты хочешь мне сказать, что за это проголосовала Эндрия Гриннел? Не такая она глупая!

- Я так понимаю, у нее простуда, - сказал Рендольф. - Плашмя лежит дома. Так решил Энди. А Большой Джим, как второй выборный, поддержал это решение.

Никто его не учил, каким образом изложить эту информацию, да и не было потребности. Рендольф знал, как предпочитает делать свой бизнес Большой Джим.

- Распределение может иметь смысл на каком-то этапе, - сказал Джек. - Но зачем сейчас? - Он вновь потряс своими бумагами, щеки у него стали уже почти такого же цвета, как волосы. - Зачем, когда у нас пока что всего так много?

- Это самое лучшее время, чтобы начать экономить, - сказал Рендольф.

- Что за бред, и это решил тот, у кого стоит собственный катер на озере Себаго[266] и дом на колесах

«Виннебаго Вектра»[267] на заднем дворе, - произнес Джек.

- Не забываем о «Хаммере» Большого Джима, - добавил Эрни.

- Достаточно, - объявил Рендольф. - Выборные решили…

- Но только двое из них, - напомнил Джек.

- Ты имеешь ввиду один, - уточнил Эрни. - И мы знаем этого одного.

- …и я вас об этом официально уведомил, и, конец болтовне. Повесите в витрине объявление. МАРКЕТ ЗАКРЫТ ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ.

- Пит. Послушай. Посуди, - Эрни уже не казался рассерженным, теперь он едва ли не умолял. - Это перепугает людей до смерти. Если ты так настаиваешь, то, что если бы я написал ЗАКРЫТО НА УЧЕТ, СКОРО ОТКРОЕМСЯ? Можно добавить ИЗВИНИТЕ ЗА ВРЕМЕННЫЕ НЕУДОБСТВА, и ВРЕМЕННЫЕ

выделить красным или еще каким-то цветом.

Рендольф медленно и почтенно покачал головой.

- Не могу этого позволить, Эрни. Не мог бы, даже если бы ты все еще официально числился здесь, как вот… - он кивнул на Джека Кэйла, который уже бросил на стол бумаги и мог терзать себе волосы обеими руками. - ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ. Так мне сказали выборные, а я выполняю приказы. Кроме того, вранье всегда возвращается, чтобы укусить тебя за сраку.

- Конечно, Дюк Перкинс на такое ответил бы им, чтобы подтерлись этим самым приказом, - сказал Эрни. - Тебе должен быть стыдно, Пит, что выносишь говно за этим жирным говнометом. Он прикажет тебе танцевать, а ты и вприсядку.

- Лучше тебе заткнуть глотку, если не хочешь себе худшего, - нацелился пальцем на него Рендольф. Палец немного дрожал. - Если не хочешь остаток дня просидеть в камере за неуважение к закону, лучше закрой рот и выполняй приказ. Сейчас кризисная ситуация…

Эрни не поверил собственным ушам.

- Неуважение к закону? И откуда ты такой взялся!

- Откуда надо. Если хочешь меня подвергнуть испытанию, давай, продолжай.

Позднее - очень поздно, чтобы это имело какой-то смысл - Джулия Шамвей соберет вместе большинство фактов о том, как начались волнения в «Фуд-Сити», хотя так никогда их и не опубликует. Если бы даже она это сделала, это был бы просто репортаж, который дает ответ на стандартные вопросы: Кто? Что? Где? Когда? Почему? Как? Если бы ее кто-то попросил написать об эмоциональной подоплеке того события, она бы растерялась. Как объяснить, что люди, которых она знала всю свою жизнь, люди, которых она уважала, которых любила, превратились в дикую толпу. Она уверяла себя: «Я бы разобралась лучше во

всем, если бы была там с самого начала и видела, как все началось», но то была сугубо рациональная логика, отказ согласиться с существованием неуправляемого, лишенного благоразумия дикого зверя, который возникает, когда на это провоцируют испуганных людей. Она никогда не думала, что этот зверь может вынырнуть в их городе.

Но для этого не было никаких предпосылок. Вот к чему она вновь и вновь возвращалась мысленно. Город прожил отрезанным от мира всего лишь каких-то семьдесят часов; в нем было полно продуктов разного вида; только пропана почему-то странным образом было мало.

Позже она скажет: «Это был момент, когда наш город наконец-то осознал, что с ним происходит». Возможно, в этой мысли был какой-либо смысл, но он ее не удовлетворял. Единственное, что она могла сказать с полнейшей уверенностью (а говорила это она лишь самой себе), ее город съехал с катушек, и никогда потом больше не стал прежним.

Первыми, кто замечает объявление, оказываются Джин Буффалино и ее подруга Гарриэт Бигелоу. Обе девушки одеты в белую медсестринскую униформу (это была идея Джинни Томлинсон; она считала, что белый цвет вызывает большее доверие у пациентов, чем карамельные волонтерские фартушки), и выглядят они, безусловно, хорошенькими. А еще утомленными, вопреки присущей юности способности к быстрому восстановлению сил. Они пришли купить батончиков, - чтобы хватило всем, кроме бедного Джимми Серойса с его диабетом, так они запланировали, - а обсуждают они метеоритный дождь. Разговор прекращается, когда они видят объявление на дверях.

- Маркет не может быть закрытым, - говорит Джина недоверчиво. - Сейчас же утро вторника.

Она наклоняется к оконным стеклам, прикрывая ладонями себе лицо, во избежание отблесков яркого утреннего солнца.

В то время как она занята этим делом, подъезжает Энсон Вилер, рядом с которым сидит на пассажирском сидении Рози Твичел. В «Розе-Шиповнике» остался Барби, он заканчивает подготовку к завтраку. Раньше, чем Энсон успевает выключить двигатель, Рози выскакивает из небольшого фургона, на борту которого нарисована ее тезка. В ее руках длинный список необходимых покупок, она хочет приобрести всего как можно больше и как можно скорее. И здесь она видит прилепленное к дверям объявление: «ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ».

- Что за черт? Я только вчера вечером видела Джека Кэйла, и он об этом даже словом не обмолвился. Говорит это она Энсону, который подтянулся за ней в кильватере, но отвечает ей Джина Буффалино:

- Там же полно продуктов. Все полки заставлены.

Подтягиваются другие люди. Маркет должен был бы открыться через пять минут, и Рози не одна такая, кто запланировал начать день с ранних закупок; люди в разных уголках города, проснувшись и поняв, что Купол никуда не делся, решили пополнить свои запасы. На вопрос объяснить такой внезапный наплыв покупателей, Рози могла бы ответить:

- Точно так люди ведут себя каждую зиму, когда метеорологи прогнозируют вместо снегопада вьюгу.

Сендерс с Ренни не могли выбрать более худшего дня, чтобы устроить такое дерьмо.

Среди ранних покупателей появляются второй и четвертый экипаж полицейского участка Честер Милла. За ним подъезжает и Фрэнк Делессепс в своей «Нова» (он содрал с машины наклейку «СРАКА, ТОПЛИВО ИЛИ ТРАВА», поняв, что едва ли это к лицу офицеру на службе закона). Картер с Джорджией - в двойке; Мэл Ширлз и Фрэдди Дентон в четверке. Они выжидали, припарковавшись дальше по улице, возле

«Maison des Fleurs»[268] Леклерка, по приказу Рендольфа.

- Нет потребности подъезжать туда очень рано, - инструктировал он их. - Подождите, пока там не будет стоять хотя бы с десяток машин. А может, они прочитают объявление и разъедутся по домам.

Такого не случается, конечно, как это заведомо знал Большой Джим. А появление офицеров - особенно таких молодых и неуверенных в себе, в основном, действует как возбуждающее средство, а не успокоительное. Рози первая, кто начинает им выговаривать. Она наседает на Фрэдди, демонстрирует ему свой длинный список покупок, потом показывает на витрину, за которой большинство нужных ей продуктов стоят на полках плотными рядами.

Фрэдди, будем искренни, сначала ведет себя деликатно, понимая, что на него смотрят люди (пока еще не совсем стая, нет), однако тяжело держать себя в рамках, когда эта ротатая никчема лезет тебе прямо в лицо. Разве ей не ясно, что он только выполняет приказы?

- Кто кормит этот город, как ты думаешь, Фред? - спрашивает Рози. Энсон кладет ей ладонь на плечо. Рози ее снимает. Она понимает, что Фрэдди видит злость, вместо горечи, которую она ощущает, но остановится не в состоянии. - Ты думаешь, полный продуктов грузовик «Сиско» спустится сюда к нам на парашюте с неба?

- Мэм…

- Только не надо! Когда это я для тебя стала мэм? Ты ел блины с черникой и тот надоедливый бекон, который ты так любишь, по четыре-пять раз в неделю в течение последних двадцати лет, и всегда звал меня Рози. Но тебе не достанется блинов уже завтра, если я не куплю муки, и масла, и сиропа, и…

Вдруг она замолкает. Наконец! Опомнились! Слава Тебе Господи!

Джек Кэйл изнутри открывает одну из половинок двойных дверей. Перед ними уже успели занять позицию Мэл и Фрэнки, и ему приходится протискиваться между ними. Потенциальные покупатели - сейчас их уже около двух десятков, хотя до времени, когда должен официально открываться маркет, до девяти утра, еще целая минута - выступают вперед, чтобы остановиться, как только Джек выбирает ключ со связки у себя на поясе и вновь закрывает двери. Коллективный стон.

- Зачем, к черту, ты это делаешь? - гремит негодующе Уилл Викер. - Когда жена послала меня купить

яя!

- Спросите об этом у выборных и шефа Рендольфа, - отвечает Джек, волосы у него на голове торчат

абсолютно врассыпную. Он косит черным глазом на Фрэнка Делессепса и еще более смурной взгляд дарит Мэлу Ширлзу, который безуспешно старается спрятать улыбку, а может, даже свое знаменитое и-го-го-го-го.

- Чтобы я так знал. Но сейчас с меня довольно этого дерьма. Я устал.

Он, спотыкаясь, со склоненной головой, отправляется сквозь толпу и щеки у него горят ярче, чем рыжие волосы. Лисса Джеймисон, которая только что подъехала на велосипеде (все из ее списка уместится в ящичке-багажнике на заднем крыле, нужды у нее, как у букашки), вынуждена вильнуть, объезжая Джека.

Картер, Джорджия и Фрэдди выстроились рядышком перед большой витриной из листового стекла, там, где Джек в обычные дни выставляет тачки и мешки с удобрениями. Пальцы Картера заклеены кусочками пластыря, а под рубашкой у него прилеплен еще более толстый бандаж. В то время, как Рози Твичел не перестает поносить Фрэдди, тот держится за рукоятку своего пистолета, а Картер думает, как бы он мог съездить ей с левой. С пальцами у него все обстоит благополучно, но плечо болит, как бешеное. Сначала небольшой, рой беспомощных покупателей становится большим, на стоянку подъезжают новые автомобили.

Прежде чем офицер Тибодо успевает надлежащим образом рассмотреть толпу, в его персональном пространстве выныривает Алден Динсмор. Вид у Алдена измученный, похоже, что после смерти сына он потерял, по крайней мере, фунтов двадцать веса. На левой руке у него черная траурная повязка, на лице волнение.

- Должен зайти, сынок. Жена послала меня прикупить кое-чего консервированного. - Алден не говорит, чего именно консервированного.

Наверняка, всего, что есть. А может, он мыслями там, возле пустой кровати на втором этаже, в которой никогда больше не будет лежать его сын, не будет смотреть на плакат «Фо Файтерс»[269] на стене, на модель аэроплана на столе, которая никогда не будет закончена и навсегда забыта.

- К сожалению, мистер Димсдейл, вы этого сделать не сможете.

- Моя фамилия Динсмор, - говорит Алден бессмысленным голосом. И делает шаг к дверям. Двери заперты, ему никак не войти, но Картер все равно охотно отпихивает фермера назад. Картер впервые с симпатией вспоминает своих школьных учителей, которые оставляли его после уроков; настоящую раздражительность не сравнить с былой.

А еще как же жарко, и плечо болит, вопреки двум таблеткам перкоцета, которые ему дала мать. Семьдесят пять[270] градусов в девять часов утра непривычно для октября, а выцвевше-голубой цвет неба подсказывает, что в полдень будет еще жарче, а в три часа еще больше.

Алден отступает назад, на Джину Буффалино, они оба завалились бы, если бы не Петра Ширлз, упитанная женщина, которая подперла их собой. Лицо у Алдена не сердитое, только удивленное.

- Жена послала меня за консервами, - объясняет он Петре.

Среди толпы ширится гул. Не злобный, пока еще нет. Люди пришли купить продуктов, и продукты внутри есть, но двери заперты. А тут мужчину толкают, да еще и какой-то школьный недоросль, который только на прошлой неделе был автослесарем.

Джина всматривается в Картера, Мэла и Фрэнка Делессепса. Показывает пальцем.

- Это же именно те ребята, которые ее изнасиловали! - говорит она своей подружке Гарриэт, не понижая голоса. - Это те ребята, которые изнасиловали Сэмми Буши!

С лица Мэла исчезает улыбка, его покинуло желание заржать.

- Заткни глотку, - бросает он.

К толпе подъезжают Рики и Рэндол Кильяны на своем «Шевроле-Каньоне»[271]. Неподалеку появляется Сэм Вердро, он подходит пешком, конечно; право управлять машиной Сэм навсегда потерял еще в 2007-м.

Джина отступает на шаг, не сводя с Мэла своих широко раскрытых глаз. Рядом с ней топчется Алден Динсмор, словно какой-то фермер-робот с полуживым аккумулятором.

- Так вы, ребята, шо, типа полиция? Не мутит?

- Если, об изнасиловании, то это чисто враньѐ той суки, - говорит Фрэнк. - А ты лучше прекрати распространяться на эту тему, пока не арестовали за нарушения спокойствия.

- Точно, бля, - встряет Джорджия. Она пододвинулась немного поближе к Картеру. Он ее игнорирует. Он наблюдает за толпой. Это уже самое оно. Если объединилось пятьдесят душ, то это уже толпа. А ведь и еще же подходят. Картеру не хватает его пистолета. Ему не нравится эта враждебность в их глазах.

Велма Винтер, которая руководила «Брауни» (пока магазин не закрыли), прибывает вместе с Томми и Виллой Андерсонами. Велма дородная, сильная женщина, которая причесывает волосы на манер Бобби Дарина[272] и выглядит так, что могла бы стать воинствующей королевой народа Дайков[273], хотя она уже

похоронила двух мужей и за тем лясоточильным столом, который стоит в уголке «Шиповника», можно услышать, что она затрахала их насмерть, а теперь ищет себе третью жертву в «Диппере», каждую среду, когда там устраивают караоке в стиле кантри, итак, собирается взрослый народ. Сейчас она встает дыбом перед Картером, вперив себе кулаки в мясистые бедра.

- Закрыто, говорите? - спрашивается она деловым тоном. – Ну-ка, давайте посмотрим ваш документ. Картер растерян, а собственная растерянность его всегда бесит.

- Отойди назад, сука, мне не нужен никакой документ. Шеф прислал нас сюда. Так приказали выборные. Здесь будет продуктовая база.

- Распределение? Ты это хочешь сказать? - фыркает она. - Не будет карточной системы в моем городе! - Она протискивается между Мэлом и Фрэнком и начинает гатить в двери. - Открывайте! Сейчас же открывайте, вы там!

- Никого нет дома, - говорит Фрэнки. - Лучше тебе прекратить это дело.

Но Эрни Келверт еще не ушел. Он спускается по трапу для загрузки муки-макаронов-сахара. Его видит Велма и начинает еще сильнее гатить в двери.

- Открывай, Эрни! Открывай!

- Открывай! - поддерживают ее голоса из толпы.

Фрэнк бросает взгляд на Мэла и кивает. Вместе они хватают Велму и, напрягая мышцы, тянут все ее двести фунтов веса прочь от дверей. Джорджия Руа отвернулась и машет Эрни, чтобы исчез. Эрни на это не реагирует. Вот тупой, бля, так и стоит, где стоял.

- Открывай! - скандирует Велма. - Открывай! Открывай!

К ней присоединяются Томми с Виллой. А там и Уилл Викер, почтальон. И Лисса тоже, лицо у нее сияет - всю жизнь она мечтала оказаться среди участников спонтанной демонстрации, и вот он, ее последний шанс. Она поднимает свой кулачок и начинает трясти им в такт - два коротких движения на от-кры и один длинный на -вай. Остальные следуют ее примеру. Открывай превращается в От-кры-вай! От-кры-вай! Теперь уже все дергают кулаками в этом двухтактном ритме на две восьмых с четвертью - может, семьдесят человек, а может, и восемьдесят, и новые прибывают непрерывно. Неплотная голубая шеренга перед маркетом кажется еще тоньше. Четверо младших копов просят глазами у Фрэдди Дентона идей, но у Фрэдди нет никаких идей.

Однако у него есть пистолет. «Взял бы ты, да и выстрелил в воздух, и по возможности скорее, лысый, - думает Картер, - потому что эти люди нас вот-вот растопчут».

Еще двое копов - Руперт Либби и Тоби Велан - едут сюда по Мэйн-стрит из участка (где они пили кофе и смотрели Си-Эн-Эн), обгоняя Джулию Шамвей, которая плетется в том же направлении с камерой на плече.

Джеки Веттингтон и Генри Моррисон также отправляются к супермаркету, но тут кряхтит рация у Генри на поясе. Это шеф Рендольф, он говорит, что Джеки с Генри должны оставаться на своем посту возле

«Топлива & Бакалеи».

- Но мы слышали… - начинает Генри.

- Выполняйте, что вам приказано, - перебивает Рендольф, не уточняя, что он только передатчик приказов - от некоторой вышестоящей инстанции.

- Открывай! Открывай! Открывай! - мощно салютует кулаками в теплом воздухе толпа. Еще опасаясь, но также уже понемногу возбуждаясь. Входя в раж. Если бы увидел их Мастер Буши, решил бы, что это группа угоревших начинающих наркош, которым для аккомпанемента и полноты картины не хватает только какой-то из мелодий «Признательных мертвецов»[274].

Сквозь толпу пробираются братья Кильяны и Сэм Вердро. Они тоже скандируют - не ради маскировки, а просто потому, что тяжело сопротивляться непреодолимой вибрации, которая превращает толпу в стаю, - но кулаками не трясут; им еще работу делать. Никто не обращает на них никакого внимания. Позже только несколько человек смогут припомнить, что они их там вообще видели.

Медичка Джинни Томлинсон также пробирается сквозь толпу. Она пришла сюда сказать девушкам, что они нужны в больнице; появились новые пациенты, и у одного из них серьезный случай. Это Ванда Крамли с Восточного Честера. Крамли - соседи Эвансов, их усадьбы неподалеку от границы с Моттоном. Придя сегодня утром проверить, как там Джек, Ванда нашла его мертвым в каких-то двадцати футах от того места, где Купол отрезал руку его жене. Джек лежал распластанный навзничь, рядом с ним бутылка и мозг подсыхает на траве. Ванда с плачем побежала назад к своему дому, зовя по имени мужа, но не успела она туда добраться, как ее свалил инфаркт. Венделу Крамли посчастливилось, что он не разбил свой маленький фургончик «Субару» по дороге к госпиталю - он мчался со скоростью 80 миль едва ли не всю дорогу. Сейчас рядом с Вандой дежурит Расти, но Джинни не очень верит, чтобы Ванде - пятьдесят лет, лишний вес, беспрерывно курит всю жизнь – посчастливилось выкарабкаться.

- Девушки, - зовет она. - Вы нам нужны в больнице.

- Миссис Томлинсон, это они, те самые! - кричит Джина. Она вынуждена кричать, чтобы быть услышанной среди скандирующей толпы. Она показывает пальцем на копов и начинает плакать - отчасти от страха, отчасти от усталости, но главным образом от гнева. - Вот, это они ее изнасиловали!

Тут уже и Джинни обращает внимание на лица копов в форме и понимает, что Джина права. Джинни Томлинсон, в отличие от Пайпер Либби, не страдает приступами дикой злости, но она тоже имеет взрывной

характер и тут срабатывает еще один, дополнительный фактор: в отличие от Пайпер, Джинни видела Буши без трусов. Вагина рваная и распухшая. Огромные синяки на бедрах, которых не было видно, пока не смыли кровь. Очень много крови.

Джинни забывает о том, что девушек ждут в госпитале. Она забывает о том, что надо было бы вытянуть их из этой опасной, шаткой ситуации. Она даже забывает о Ванде Крамли с ее инфарктом. Она бросается вперед, локтем отталкивая кого-то со своего пути (это Брюс Ярдли, кассир, который также приторговывает наркотой, он трясет кулаком вместе со всем людом), приближаясь к Мэлу с Фрэнки. Оба засмотрелись на все более и более нависающую толпу и не замечают ее приближения.

Джинни поднимает вверх обе руки, на мгновение, становясь похожей на злодея из вестерна, который сдается шерифу. А тогда сводит их вместе, давая одновременно подзатыльник обоим копам.

- Сучьи сыны! - кричит она. - Как вы посмели, гребанные падлы? Псы вонючие! Пойдете в тюрьму за это, на хер вся ваша ба…

Дата добавления: 2015-09-02