Читайте также: |
|
— Что ты здесь делаешь?
Патрик сидит за партой Кристин. Он отбрасывает каштановые волосы с лица и ласково смотрит.
— У нас свидание, разве нет?
Его шутливый тон заставляет Кристин съежиться. "У него должна быть пуля в голове, и еще две — в теле. Где она? Где они?!"
— Присядь уже наконец.
Кристин медленно движется по классу, садится за парту слева и смотрит на школьную доску. Ракурс слегка не тот потому, что на ее привычном месте сидит Патрик. В этом классе преподавал мистер Ясски, ныне тоже мертвый.
— Не посмотришь на меня? — спрашивает Патрик.
— Ты умер, — ледяным голосом отвечает Кристин. — Умер три года назад.
На улице, несмотря на солнце, идет дождь. Девушка смотрит в окно и наблюдает, как старый вяз скребется ветками по стеклу. Мерный шум капель успокаивает, но соседство с мертвецом, пусть и некогда любимым — нет.
— Тогда почему ты пригласила меня?
— Я не приглашала тебя! — отвечает Кристин и неожиданно для себя поворачивается.
Патрик улыбается. У него отросшие, лохматые волосы, небольшой синяк на левой скуле, уставшие зеленые глаза — он такой, каким был перед смертью.
Кристин вспоминает, как он накрывает ее собой.
— Почему ты здесь? — робко спрашивает она. — Ты ведь...
— Умер, я знаю, — он говорит это с такой легкостью, что Кристин слегка съеживается.— Но здесь я потому, что ты меня пригласила.
— Я не...
— Да ладно тебе, — отмахивается Патрик, — ты ни о чем не хочешь меня спросить?
Кристин напряженно чешет подбородок.
— Я должна спросить тебя... о загробной жизни?
Патрик смеется в голос и заглушает шум дождя.
— Может быть у тебя есть вопросы поинтересней?
— Я не... — Кристин растерянно смотрит на парня, не понимая, чего он хочет от нее.
Она переводит взгляд на доску и вспоминает, как мистер Ясски учил их читать поэзию. "Постарайтесь постичь суть", — говорил он. Учитель раздавал всем абрикосы и объяснял, что красивый язык стихотворений — это мякоть, приятная на вкус. Но самое важное — косточка, которая хранит в себе суть произведения. И если ее посадить, вырастет прекрасное дерево, величие которого не оставит равнодушным никого.
С потолка закапало на Кристин и парту, шум капель звучит внутри класса. Она оборачивается к Патрику — это движение кажется невероятно долгим, будто длится десять, а то и пятнадцать минут. Кристин за это время промокла под струями дождя, проникающими через крышу. Парень тоже оказался достаточно мокрым. Он серьезно смотрит на нее.
— Что происходит? — взволнованно спрашивает Кристин и пытается посмотреть наверх, но вода заливает ей лицо. Это уже не похоже на дождь.
— Ты слишком долго думала, время ушло, — мрачно заключает Патрик. — Я успею ответить только на один вопрос.
— Что? — кричит Кристин в панике, пытаясь быть громче, чем поток с потолка. Ее ноги в воде почти по колено, она крутит головой из стороны в сторону, чтобы понять, что происходит.
— Один вопрос, — криком отвечает Патрик.
Кристин сосредоточенно смотрит на бывшего жениха. Он отвечает взглядом, полным серьезности и отчаянья: если не сейчас, то никогда.
— Почему ты перешел? — спрашивает она тихо, но знает, что он ее слышит. — Потому что, как ты говорил, правительство нас обманывало? Что ты имел в виду?
— Это три вопроса, Кристин, — говорит Патрик. — И тебе нужно спросить у него.
Парень поворачивает голову к доске. Там стоит мистер Ясски.
— Постарайтесь постичь суть, — говорит он и смотрит вверх. Кристин тоже. В этот момент потолок обрушивается, и вода напором ударяет девушку в грудь.
Она вскакивает с постели, набирая в себя столько воздуха, что начинает кружиться голова. Медленно добравшись до кухни, девушка плюхается в кресло. За окном тонкой полоской алеет рассвет, метро уже шумит под землей. Кристин распахивает окно и кричит, что есть духу.
Патрик не снился ей очень давно. Последний раз — через год после кончины. Спустя год, как она прекратила свою миротворческую деятельность. Тогда, во сне, она перевернула его тело, и он сказал ей не прекращать поиски. В день, когда она сделала это по настоящему, он не сказал ничего. А сегодня он попросил задать один вопрос, и тот, что она задала, похоже, устроил его.
— Да вот незадача, — язвительно говорит Кристин в тишину, — библиотекарь-то помер, как я его спрошу?
Ее наручные часы еще не дают сигнала, но она наливает кофе, проглатывает таблетку и садится за компьютер. Кадры вчерашнего дня всплывают в ее голове: мужчина, которого они оттащили с Базукой, порванный барабан, мальчик, медаль, имя "Марлен".
— Неужели мятежники снова взялись за свое?
Она вздыхает и выводит компьютер из спящего режима. На стену напротив проецируется изображение рабочего экрана. Кристин заходит на сайт города и открывает фильм о Большой войне. Она смотрела его множество раз, но не нашла в нем ответов. Почему люди боролись друг с другом, уничтожая все, что они имели, — для нее загадка.
Закадровый голос вновь рассказывает о том, что в конце второго тысячелетия состоялся научный прорыв: ученые путем долгих исследований открыли новый химический элемент. Открытие было призвано помочь людям, но, являясь по своей природе, бездумными тиранами, они создали бомбу, способную уничтожить все живое на планете. 22 декабря 3024 года прогремел первый взрыв.
Кристин отключает звук и молча наблюдает за сменой внушающих ужас картинок на голографическом экране. Накручивая дредину на палец, вспоминает, все, что когда-либо слышала о начале войны. "Никто на самом деле не знает, кто на кого напал первым" — говорила ее мать. Так все осталось и по сей день: существует официальная версия, существует масса других, но они настолько противоречат друг другу, что правду не найти. Разве что...
—... Библиотекарь знает, — заканчивает Кристин свою мысль вслух.
Ясски потратил жизнь на сбор информации о том, что было до Миллениума. Но, помогая создавать новое общество, он вполне мог что-то утаить. Эта мысль ярким огнем разгорается в мозгу Кристин, что она, несмотря на раннее утро, хватает телефон и звонит.
На том конце тянутся гудки, а потом голос: еще не спящий, но уже сонный. Кристин почти подпрыгивает от радости, что на ее звонок ответили.
— Базука, — говорит она тихо. — Если я попрошу тебя помочь мне сделать что-то противозаконное, ты согласишься?
Базука чем-то занимается, уткнувшись в портативный гаджет размером с его ладонь. Кристин делает вид, что не смотрит, хотя, на самом деле, очень внимательно наблюдает. Ждет сигнала.
Гражданская панихида проходит в тот же день, что и юбилей музея. В большом холле центральной библиотеки и музея Миллениума собрались люди с разных концов города: пусть они все одеты в черное, различить их совсем нетрудно. Здесь телевизионные камеры и журналисты в первых рядах. Премьер-министр Дуглас Бауэрман стоит перед огромной стелой с фотографиями погибших позавчера и зачитывает речь с бумаги; его окружает многочисленная охрана. По центру, на стеле, фотография Кауфмана. Учитывая законы Миллениума, Бауэрман станет следующим лидером без городских выборов.
Бывший президент за спиной будущего президента. Мертвый и живой. Мир соткан из противоречий.
Голос Бауэрмана полон горечи, но звучит неубедительно. По его левую руку стоит что-то высокое, накрытое плотной тканью. Нетрудно догадаться, что это памятник Ясски, его откроют после речи премьер-министра. А Бауэрман, кстати, не умеет говорить мало, чем невыгодно отличается от погибшего президента.
— Если собираешься идти — самое время, — шепчет Базука.
Кристин кивает и медленно проходит вдоль толпы. На ней кепка с широким козырьком и темно-синяя толстовка. На всякий случай, она натягивает капюшон. Базука выжидает с минуту и движется следом. Весь вчерашний день они провели изучая схему здания и сегодня следуют строго намеченному плану. Девушка останавливается у доски, на которой информация о музее и библиотеке. Мимо нее проходит один из охранников, обходя периметр. Кристин еле заметно кивает головой, и Базука нажимает на кнопку, не доставая руку из кармана.
Ревет сигнализация, на выставленные в холле экспонаты в стеклянных колбах опускаются решетки. Среди людей переполох: ожидая очередного взрыва, они бегут к дверям, где охрана уже пытается упорядочить хаотичное движение беглецов.
Сигнализация отключается раньше, чем холл пустеет наполовину. В суматохе Бауэрман неубедительными фразами призывает к спокойствию. Но чтобы успокоиться требуется время. Ровно столько же нужно Кристин и Базуке, чтобы добежать до кабинета Ясски.
— Это ложная тревога, — доносится голос Бауэрмана с первого этажа, и в нем слышатся страх и недоумение. А Кристин молится о том, чтобы дверь библиотекаря была не заперта, и они никого не встретили. Первая молитва сбывается полностью.
Кабинет Ясски очень большой. Она видела его на плане здания, но не думала, что он покажется ей таким изнутри. В нем царит успокаивающий запах, присущий только библиотеке. В кабинете тихо и уютно.
Кристин бегло осматривает полки и охает:
— Где он достал столько?..
И не количество ее удивляет, а то, что большинство из книг напечатаны до времен Большой войны.
— Он же ездил в экспедиции с военными, — Базука пододвигает стул к двери и садится — если кто-нибудь решит войти, сразу ему это не удастся.
— Тут даже обгоревшие есть...
— Делай то, зачем пришла.
Что-то в его тоне заставляет Кристин нервно обернуться.
— Крис, ты в порядке?
Девушка кивает, сжимает кулаки и садится за компьютер. У Ясски он старенькой модели, такие выпускали задолго до войны. Кристин подсоединяет жесткий диск и входит в систему еще до того, как она полностью прогружается. После нескольких операций начинается полное копирование.
— Надеюсь, это стоит того, — ухмыляется Базука.
— И я.
Кристин пошла в миротворцы в 21 год, за год до смерти родителей. Ушла оттуда спустя два года — после смерти Патрика. Долгое время она слонялась без дела, абсолютно не зная чем заняться и не пытаясь понять свое предназначение в мире. Верхний город перестал быть ее домом, а трущобы Нижнего вполне приглянулись. Кристин по сей день помнит боль от того, что оставшиеся близкие предали ее. И хоть боль все же притупилась, непонимание — нет.
— Много там?
Девушка смотрит на экран.
— Только сорок процентов.
Базука что-то проверяет в своем гаджете и вновь откидывается на стул.
— Пока все тихо, но лучше бы поторопиться.
— Ты ведь знаешь, что я не могу бежать впереди метро.
— Знаю, — вздыхает мужчина. — Похоже, старикан был коллекционером информации, да?
— Угу.
Несколько раз Кристин пытались изнасиловать, но миротворческая подготовка помогала ей отбиться, сколько бы алкоголя ни было в крови. Однажды весенним утром, когда она промерзала до костей, прислонившись к серой стене заброшенного дома и накрывшись тонкой курткой, рядом с ней остановился человек. На поводке он держал взрослого пуделя, который с любопытством рассматривал Кристин, виляя хвостом. Мужчина долго молчал, а девушка не сводила глаз с собаки.
— Вы в порядке? — наконец спросил он очень тихо и вкрадчиво. Так, что у Кристин чуть не разорвалось сердце.
Она смотрела на его ноги, на его собаку, не в силах поднять глаза.
— Как его зовут? — все, что смогла спросить девушка осипшим от пьянок голосом, смаргивая слезы. Мужчина присел на корточки, добродушно смеясь.
— Это — Принцесса, — ответил он, похлопывая собаку. — Вы можете погладить ее, она не кусается.
Кристин сперва долго смотрела в глаза чернокожему мужчине и, когда решила, что ему можно доверять, робко вытащила руку из-под куртки и прижалась ладонью к пуделю. Собака была теплой, ее мех — мягким и гладким. Слезы потекли по лицу девушки, и она не стала их скрывать.
— А вас как зовут? — спросил мужчина.
— Кристин, — ответила она.
Он молча наблюдал, как девушка гладит его собаку пыльной рукой. Где-то вдалеке прозвучал гудок, сообщая об окончании ночной смены на одном из заводов Нижнего.
— Откуда она у вас? — тихо спросила Кристин, прочистив горло.
— Вам ведь можно доверять? — мужчина, по-прежнему улыбаясь, посмотрел на девушку. Оба знали, что этот вопрос только для галочки. — Она досталась мне после смерти одного из мятежников. Здоровых собак выжило мало, мало их и до сих пор, — он пожал плечами. — Живое надо беречь.
Девушка согласно кивнула, ее взгляд затуманился от слез. Мужчина аккуратно поймал ее за руку, и на миг Кристин напряглась.
— Пойдем, Крис, — сказал он тихо и заботливо. — Тебе нужно в тепло.
Она была совсем девчонкой, но понимала, что если для нее еще есть надежда, то она прямо перед ней. Не споря, Кристин неловко поднялась и, замотавшись в куртку, последовала за мужчиной.
В его доме она выпила чашку обжигающего кофе с ликером, приняла теплый душ вперемешку со слезами и упала в постель. Проспала она двое суток, поднимаясь только чтобы поесть и сходить в туалет. Мужчина сидел за компьютером всегда, когда она вставала. На третий день Кристин спросила, что он делает. Оказалось, что он — хакер.
Мужчина, заметив любопытство, принялся обучать свою подопечную с не меньшим рвением, чем проявляла она. Через год он устроил ее на работу, сделал своим напарником в проектах, не связанных с основной деятельностью, и помог переехать в другую квартиру. Он говорил: "Официально напарники не должны быть даже знакомы".
Базука спас ее тогда. И помогает ей сейчас.
— Сколько там еще?
— Почти все. Готовь камеры.
Кристин, долго думая перед этим, соскакивает с места и бежит к стеллажам с книгами. Бегло осматривая корешки, она вытаскивает книгу, которая ей приглянулась, и прячет ее под толстовку.
— Крис, тут же все готово! — недоуменно говорит Базука, смотря в экран компьютера Ясски. — Что ты там, черт подери, делаешь?
Девушка встает рядом, отключает жесткий диск и прячет за пояс.
— Идем, камеры включатся через полминуты! — говорит мужчина.
Они покидают кабинет и быстро спускаются по лестнице. И, заворачивая за угол с мыслью, что все позади, натыкаются на суровый взгляд Мэтта.
— Что вы здесь делаете?
Кристин смотрит на Базуку и кладет руку ему на плечо.
— Искали туалет, — отвечает она.
Мэтт переводит взгляд с одного на другого, подыскивая слова.
— Я не знаю, где вы были и что делали, но если выяснится, что это как-то связано со сработавшей сигнализацией и дважды отключившейся системой наблюдения, вам несдобровать.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отвечает девушка, смотря на Мэтта ледяным взглядом. — Идем.
Они с Базукой проходят через все еще заполненный холл и выходят на улицу.
Вторая молитва Кристин сбылась только наполовину.
— И ради этого стоило рисковать?
Они молчали всю дорогу из Верхнего города до дома Кристин. Пока Базука возился на кухне, а девушка проводила дешифровку записей Ясски, что заняло не более часа, — тоже. Но теперь мужчину прорвало.
— Не могу поверить: ради этого ты задержалась, чтобы напороться...
— Ничего он нам не сделает, — перебивает девушка, не отрывая глаз от голографического экрана.
— Мы оба знаем, на что он способен.
Кристин пару секунд смотрит на Базуку и переводит взгляд на предмет в его руке.
— Ты знаешь, что это?
— А ты?
— Не спрашивала бы, если бы не знала.
— То есть ты сама не знаешь, что стащила?
Кристин смеется.
— Не начинай!
— Нет, я хочу послушать!
— Ладно, — сдается она и откидывается на спинку кресла. — Я думала, что это учебник по истории. Но книга на каком-то старом языке, я в лучшем случае понимаю одно слово из пятидесяти.
— Это французский, если не ошибаюсь, — Базука чешет бровь средним пальцем, внимательно разглядывая книгу. — Некоторые слова мне знакомы.
— Правда? — удивляется Кристин. — Сможешь прочесть?
— Ха, — Базука кидает книгу на стол. — То, что я понимаю одно слово из двадцати пяти, не говорит, что я знаю этот язык. Тебе лучше понадеяться, что библиотекарь хранил словари у себя на компе.
— Я нашла кое-что поинтересней, — говорит девушка довольным тоном. — Старикан писал письма в будущее.
— Серьезно? — спрашивает мужчина и смотрит на стену из-за спины Кристин.
— Ага. Слушай, — отвечает та и зачитывает, — "Не уверен, что мои записи прочтет кто-то из жителей, кроме близких: круга, посвященного во внутренние механизмы работы Миллениума. На момент, когда пишутся эти строки, я один из немногих жителей, видевших эпоху до Миллениума, пусть и детскими глазами. Очень важно передать информацию о том, как все начиналось, чтобы мои потомки могли и дальше хранить ее. Тот, кто имеет доступ к данному файлу, имеет доступ и к правительственным материалам. Поэтому моя рукопись станет скорее путеводителем по ним, справочником с коротким содержанием".
— Секретник, — Базука ухмыляется.
— Тсс, — шипит девушка и продолжает. — "Наши родители — это те люди, которые заботились о сохранении территории, очищении воды и воздуха, пока военные отправлялись в опасные экспедиции в поиске случайно выживших".
— Случайно выживших?! — восклицает Базука. — То есть его предки намеренно прятались в бункерах, а мои так, выжили потому, что повезло?
— Не заводись, — останавливает его Кристин. — Дальше он пишет: "В старом мире это было нормально — сохранять жизнь семьям ученых и других наиболее полезных умов, но оставлять простых жителей беззащитными". Понял?
— Ну, об этом я и сказал.
— Баз, ему это не нравилось.
— Ясски? — переспрашивает Базука. — Какая разница?
— Это имеет значение, — Кристин мотает головой.
— Ну... — мужчина трет глаз ребром ладони. — Да, ты права. Неприятно думать, что библиотекарь поддерживал классовые разделения.
Кристин согласно кивает, поворачивается к экрану и продолжает читать:
— "Я не стану вдаваться в подробности по тем причинам, что указал выше. Лишь приведу несколько важных данных и дам ссылки на документы, с которыми необходимо ознакомиться, чтобы быть в курсе внутреннего управления. Итак,
ДАТЫ, КОТОРЫЕ НУЖНО ПОМНИТЬ:
22 декабря 2624 года — в мире прогремели взрывы, уничтожившие более 70% населения планеты. Данные неточны: часть населения могла выжить, но погибла до появления спасателей.
Спустя два дня на территории, где теперь располагается Миллениум, уцелевшим правительством были образованы отряды спасения, оснащенные транспортом, необходимым исследовательским и защитным оборудованием. В течение года они осуществляли поиск живых по всей планете, а также доставкой тех, кто отсиделся в правительственных бункерах.
В первый год общая численность выжившего населения составила 1268 человек: 26% — правительственные деятели различных стран, 38% — ученые (доктора, микробиологи, физики-ядерщики, инженеры, архитекторы, преподаватели и др.) и их семьи, 17% — военные различных рангов, 19% — мирных жителей (из них 8% городского и 11% сельского населения). Взрослых — 84%, остальные 16% — дети до 16 лет.
В тот же год погибло 384 человека (186 человек взрослого населения, остальные — дети и пожилые). На второй год найдено 18 выживших человек на территории Японии. Больше поисковые рейды не приносили результатов и были отменены".
— Ничего себе, так далеко! — восклицает Базука.
— Не перебивай, — цыкает на него Кристин и продолжает читать. — "Таким образом, население на начало 2626 года (с учетом новорожденных) составляло 988 человек.
Примечание: полные статистические данные можно узнать из документа под номером EASD-34GBD правительственного архива.
14 августа 2626 года родился я, Якоб Мартин Ясски. К моменту моего рождения были выстроены очистительные сооружения, строились первые заводы. Когда была решена проблема с очисткой воздуха и воды, начали засеивать поля, которые успели обработать. Разгребая руины, наши предки строили новые дома поближе к той территории, где работали. Отсюда и пошло разделение города на три части: те, кто работал в полях и на заводах, жил в нижней части, кто работал головой — в средней и верхней.
Политическое состояние было нестабильным. Органом правления был избран городской Совет. Некоторые из государственных деятелей ушли в науку и не ввязывались в общественные распри. Однако большинство так и тянулось захватить власть над единственным городом на планете.
20 сентября 2627 года состоялась первая атака на Совет со стороны одного из его членов (в Миллениуме больше нет рас и национальностей, потому я не указываю, представитель чьей страны это был). Инцидент был успешно исчерпан (Примечание: подробнее в документе FHJO-835CK).
2628 год знаменателен двумя событиями: вторая атака на Совет (снова неудачная, документ LPD-684F) и официальное открытие небольшой библиотеки при единственной школе, а также появление кинотеатра. Это была первая возможность для жителей где-то развлечься после мировой катастрофы (об учредителях SCJ-8113).
В 2630 году состоялось третье нападение на Совет (TRCN-125SK). На этот раз налетчики не только сократили его численность, но и затронули мирных жителей. После захвата преступников было принято решение пересмотреть государственную политику. После долгих переговоров, Совет пришел к решению избрать президента, имеющего право "последнего слова". Лидером был назначен Георг Кауфман, дедушка Грегори Кауфмана, нынешнего президента (данные в документе RTEX-389AP).
19 февраля 2630 года, через месяц после последнего налета, была построена президентская трибуна и монумент Единства, как последний знак, что люди когда-то были разделены, и к чему это привело. Этот день считается траурным (документ FRT-845KL).
С момента избрания Кауфмана-старшего, в правительстве дела пошли иначе: власть была разделена как в прежнем мире — на законодательную (Совет), исполнительную (Корпус министров) и судебную (Коллегия судей). За президентом закреплено право "последнего голоса" во всех трех направлениях. Если раньше каждый тянул в свою сторону, то теперь должен был заниматься своим делом. В этот период были описаны свод правил и законов, регламентирующих ответственность правительства перед населением, и наоборот (об описанном выше смотреть документы KLSB-386ST, KLSB-388DE и KLSB-423JI).
Наконец, 18 октября 2630 был основан Миллениум. Несмотря на территорию, которую он занимал, ему был присвоен статус города.
В 2649 году по инициативе моих родителей и президента был открыт первый университет, и я стал самым молодым преподавателем — мне было всего 23 года. С этого же возраста я начал сопровождать отца во внешних вылазках в поисках предметов, сохранившихся после Большой войны.
В 2652 году родился Грегори Кауфман, наш нынешний президент. Тот день — да и год — ничем не был знаменателен, кроме как его рождением.
А вот 2663 год памятен появлением мятежников. Бунт был устроен в нижней части города рабочими заводов. Никто серьезно не пострадал, и бунтари отделались штрафами и условным наказанием. Однако в тот год жители Миллениума впервые поняли, что могут изъявлять свою точку зрения не мирным способом. Я грустно вздыхаю от мысли, что людям понадобилось так мало времени, чтобы забыть о разрушительных последствиях войн.
В 2680 году произошел второй бунт, уже вооруженных мятежников. В нем погиб президент, и его внук — Грегори Кауфман — в возрасте 28 лет пришел к власти. Перед ним встал вопрос, что делать с пойманными мятежниками — до сих пор не совершалось ни убийств, ни чего-то сравнимого с убийствами, а единственная тюрьма на десять камер служила для временного задержания и не годилась для длительного. Сама судебная система этого не предполагала. Кауфман с советниками пришли к решению принять более суровые меры к мятежникам — изгнание.
Следующим утром после длительного допроса с целью убедиться в том, что все обвиняемые по своей воле устроили бунт, мятежников посадили на самолет и переправили на пустынные земли, где оставили их умирать. Когда возникла необходимость внести поправку в законы, народ проголосовал "за" практически единогласно (подробней о мятежах и мятежниках в документе SDL-448P2).
В тот же год был создан специальный миротворческий отряд, призванный помогать военным и правоохранительным органам отлавливать мятежников на этапе планирования правонарушений и останавливать их в случае бунтов (о миссии, наборе и подготовке миротворцев, смотри документ PMB831-428).
В будущем крупные мятежи повторялись в 76, 79, 83 и 94 годах, за каждый из них виновные были изгнаны.
В том же 2680 году, к моей радости, официально открылся музей и библиотека города. Тот год и почти пятьдесят последующих лет запомнились мне как необычно очаровательные. В городе открылись еще шесть больниц в подмогу к центральной, был набран отряд спасателей, политики работали идеально, дети проявляли интерес к знаниям, появился театр... но одного избежать нам так и не удалось — классовое разделение все глубже и глубже проникало в умы жителей. Кауфман младший делал, что мог.
В 2726 году случился общегородской бунт, по силе превосходящий все предыдущие. Мятежники напали на Дворец правительства, захватили менее весомые учреждения во всех частях Миллениума. Отряду миротворцев совместно с военными удалось подавить волнения, но потери понесли все, включая мирных жителей. Часть Нижнего города была разрушена и, насколько мне известно, не восстановлена до сих пор — словно памятник о нашей, человеческой жестокости.
В том бунте погибли почти 300 человек, 86 мятежников, оставшихся в живых, изгнали (документ JKP-8423S).
Наконец, завтра, 18 октября 2730 года, будет празднование столетия Миллениума, а почти следом — юбилей музея. Я уже стар, и каждый день кажется мне похожим на благословение. Теперь, когда я заканчиваю то, что начал, я последний в городе, кто знал мир до появления Миллениума. Именно поэтому я пишу эти заметки. Моя жизнь прожита не зря и должна оставить свой след.
Славься, Миллениум!
P.S.: Ниже приведены кодовые названия документов, с которыми тоже нужно ознакомиться".
Голос Кристин замолк. Она двигает пальцем по сенсорному джойстику и проматывает следующую страницу, где приведен перечень зашифрованных названий каких-то указов. Базука прочищает горло:
— Пойдем-ка, пообедаем.
Кристин не спорит и идет на кухню. Разогрев еду, они усаживаются друг напротив друга.
— Ну и какие мысли? — спрашивает девушка.
— А у тебя?
— Я первая спросила.
— Ладно, — Базука вздыхает и откладывает вилку. — Старикан явно ожидал скорой смерти.
— Баз, меня интересуют твои мысли об этом документе.
— Да не перебивай ты! — нетерпеливо отвечает мужчина, на что Кристин поднимает руки, как бы говоря "я сдаюсь". — У меня странные ощущения. С одной стороны, ничего такого, старикан оставил историческую записку своим внукам. Но с другой, все эти номера документов... тебе ведь потребовался всего час, чтобы взломать все его записи, а тебя и хакером толком не назовешь.
Кристин корчит рожу.
— Серьезно, без обид, — Базука улыбается. — Опытному проггеру понадобилось бы минут двадцать. Неужели Ясски не думал, что кто-то еще мог выкрасть информацию?
— Согласна, — Кристин кивает и смотрит в окно. Небо пасмурное, накрапывает дождь. — Остается надеяться, что все эти документы есть у него на жестком. Иначе придется...
— Придется что? — Базука подозрительно вглядывается в ее лицо.
— Мириться с незнанием, — отвечает Кристин через пару секунд и улыбается. — Даже если бы я попросила тебя помочь мне слить информацию с правительственного сервера, ты бы отказался. В одиночку залезть в Дворец правительства я не рискну, а других способов подобраться к их компам я не знаю.
— Даже если бы я согласился тебе помочь туда пройти, ничего бы не вышло — мы слишком заметные.
Кристин осматривает Базуку, свое отражение в оконном стекле и смеется.
Она сидит на подоконнике и смотрит на угасающие огни Нижнего города. Ей ничего не мешает перейти в другую комнату и любоваться уютным Средним, но не хочется. Там, за гектарами маленьких домиков с красными крышами, восседает помпезный Верхний. Заново отстроенный, он выглядит так, будто Большой войны никогда не было. Там все, что осталось от ее семьи. Здесь — множество вопросов без ответов.
Кристин вглядывается далеко в темноту. Где-то там граница города: никаких заборов или решеток, просто пустота переходящая в пустоту. Единственное, что там есть — ряд невероятно высоких столбов со сложными конструкциями наверху, которые очищают воздух и направляют его вниз, в город. Но если кому-то захочется покинуть Миллениум, столбы-фильтры не помешают. А вот военные обязательно отправятся следом в своих защитных комбинезонах и вернут обратно. Жители знают, что за пределами города все еще небезопасно — тебя убьют либо вода и воздух, либо животные-мутанты — и добровольных изгнанников в последние годы почти не было, но даже Кристин видела парочку таких. И они по-прежнему остаются в черте Миллениума — правительство не хочет терять население, и военные работают быстро.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
1 страница | | | 3 страница |