МОЙ СЕРЕЖКА 4 страница

Первый раз он удивил нас с Сережей, когда вывезя нас на берег моря ….. нет, расскажу проще.

Поехали мы на море. Игорь, его жена Танюшка (она и сейчас моя лучшая подруга из женщин, а я по прежнему у нее друг-прочная-молчаливая-жилетка для ее тайн и перламутровых слезинок), их четырехлетний бутуз-крепышок Колька и мы с моим Малышом. Да, еще, конечно, была собака Берта. Прекрасной души ротвеллер, которая, впервые увидев Серегу, смело заходящего в калитку впереди Игоря, от чего у того аж перехватило дыхание, бросилась к нему и подбежав, на своем собачьем языке, сказала:

- Привет ребята. Будем друзьями. Вы классные, добрые. Я вас по нюху чую.

И улыбнулась нам, как и в Голливуде не улыбаются. Переводчиков не потребовалось, а вот Игорю чуть не потребовался психиатр. Берта, этим днем, чуть не загрызла родственника, друга, собутыльника, сотрудника, кума (и все это в одном флаконе) Васю, которого знала с тех пор, как сама появилась на свет.

Итак, мы на море, очень поздний вечер, мы остановились в Лермонтовке, прямо на песчаном пляже, перед единственным на этом месте пирсом, так далеко уходящем в море, что кое-где на нем были установлены красивые, но с побитыми плафонами, фонари освещения. Рядом с пирсом, старый, ржавый, искореженный кораблик с двухэтажный дом величиной (его уже нет сейчас там, распилили, разобрали, дали стране стали, а пирс и поныне стоит). Очень все живописно. Развели костер, шашлыки замариновали еще дома, осталось подождать, пока угли образуются в мангале. Это минут двадцать. Сержик мягко ткнул меня в бочину, знаком показал: "Пошли, прогуляемся на пирс." Я кивнул и мы пошли, предупредив ребят, что мы не надолго, по пирсу пройдемся и обратно. Когда мы дошли до самого конца пирса, там обнаружили круглую площадку, которая годилась и как обзорно прогулочное место, так и для посадки-высадки пассажиров прогулочных катеров. Там горел единственный фонарь. Неярко. Только так, чтобы вовремя заметить перила и то, что здесь площадка кончается. В пяти метрах от фонаря видимость была почти нулевой. Мы с Сережей остановились на границе этого света и кромешной тьмы. Мы обнимали, ласкали друг друга, как будто не виделись не меньше недели. Потом Сережка повернулся ко мне спиной и ….. В какой-то момент, из тьмы на свет вдруг появилась огромная, двухметровая фигура Игоря, который увидев, чем это мы там занимаемся со спущенными до полу штанами, невозмутимо прошел мимо, дальше, под фонарь, только негромко обронив фразу:

- Дух укрепляем? Ну, давайте, кончайте успешно и пойдем укреплять тело. Шашлыки будут готовы через пару минут.

Он стоял в свете фонаря, большой и добрый, на самом ярко освещенном месте, и ежу было понятно, что для того, чтобы тьма, скрывающая нас с Сережей была гуще. Не идти же ему обратно, вдруг окончательно нас обломает. До него донеслись наши тихие финальные стоны, и через минуту, мы втроем, как ни в чем не бывало, бодро шагали по направлению к шашлыкам, которые любовно переворачивала Танюшка, под активным и неусыпным зорким контролем со стороны Берты, сидящей рядом и с вожжделением, зачаровано следившей за манипуляциями своей хозяйки. Колька тихо посапывал в машине, бережно укрытый одеялком, от прохлады и от комаров. Полная идиллия.

Мы с великим наслаждением уплетали вкусные шашлыки, понемногу, не жадно, а с удовольствием пили водочку. Игорь, тактично, с легкой улыбкой, подмигнул нам с Сережкой, давая понять, что разбирается в гурманских делах, то есть, понимает причины нашего зверского аппетита. А Танюшка, заботливо и сердечно подкладывала нам всем кусочек за кусочком, не обделяя вниманием и заботой никого, включая общую любимицу Берту, за что та платила ей ответной заботой и вниманием. Она улеглась на Танюшкины ступни своим телом и грела их. Потому что Танюшка была неосмотрительно обута в легкие домашние тапочки. Мы сидели у костра, разговаривали, было хорошо и уютно, несмотря на ночную свежесть и прохладу.

Потом, много позже, Игорь попросил меня рассказать ему, хоть что нибудь из нашей геевской жизни. И совсем не потому что тянулся к этому и не потому что был латентным, а просто это был самый удобный и простой, к тому же редкий случай, услышать откровения и что-то узнать об этом из уст близкого и хорошего друга-гея. Для того, чтобы знать хоть какую-нибудь правду о нас, а не почерпывать всякую ерунду из анекдотов, сплетен, чужого вранья и собственных догадок.

Вполне понятное и уважаемое желание. Конечно, мы взяли пивка. У Игоря, заядлого рыбака, всегда была вяленая рыбка, мы уединились в их небольшом садике, под яблонькой, на небольших удобных табуреточках и говорили, говорили… Вот тогда Игорь удивил нас еще раз. Он был настолько откровенен с нами, что рассказал о том, что с первой женой он расстался из-за того, что она не выносила той боли, какую он искусственно причинял ей во время интимных ласк. А без этого у него не наступал оргазм. Никак. А Танюшка терпит. С трудом, но терпит. Очень любит его и, поэтому, терпит. И он боится. Ему очень жалко Таню, и он не знает выхода из этой ситуации. Когда стало ясно, что Игорь говорит о своих садистских наклоностях, Сережа извинился и ушел в дом. Игорь удивленно спросил, почему? И я рассказал ему историю Сережиного плена, его унизительного рабства и о разновидности того садизма, который ему пришлось испытать на себе.

Игорь был по-настоящему потрясен.

- Ни фига себе, что творится. Вот это пацанчик у тебя. Как же он все это пережил? Слушай, я наверное такая же мразь, для тех с кем трахаюсь. Я же их тоже, своих баб, мучаю. Люблю сильно, но издеваюсь. Епа-ать колотить! Не, я это прекращу. Пусть я лучше буду притворяться, что кончаю, но Танюху я больше мучить не буду. Я же думал раньше, что если мне нравится их мучить, то и им должно нравиться, что я их мучаю! Больно, но нравится. А оно, вон оно что!

- Не, Игореха. Не всегда садисту автоматически выпадает по раскладу мазохист. Друг друга надо искать. Целенаправленно. Вот поэтому и существуют всякие места, которые мы между собой называем плешками. Ты должен найти свою плешку, если поймешь, что не можешь без этого жить! И будешь жить так же как и я, когда-то, жил со своей Татьяной. Дома любил женщину, а на плешке любил мужика. Вот эта вяленая рыбка, она же не упала тебе на этот столик с этой яблоньки, так ведь? Ты сначала нашел, где она водится, обитает, потом нашел к ней подход, выудил, выманил ее оттуда к себе в руки, повозился, приготовил из нее то, что ты хотел, а теперь, вот сидишь и наслаждаешься результатом. Все так, как ты хотел, и ты счастлив. Согласись, в жизни людей все так же. Один в один.

- Я сейчас чувствую себя марсианином. – Игорь с грустью посмотрел на меня. – Ну почему ты все это знаешь, а я нет? Мы же с тобой ровесники? Я иду как во тьме, а ты фонарем светишь.

- Потому, что ты стесняешься, боишься себя. А я нет. Ведь я первый и последний, кому ты доверил свою тайну? А я открыт каждому, кто меня об этом спросит. Ты скажешь что у нас разные, как бы, пути к оргазму, у меня через любовь, а у тебя через боль? А ты знаешь, что касается меня и вообще геев, то мы попросту говоря, постоянно имеем дело с задницей. Игорь я опять тебе секрет открою, скажу великую государственную тайну всех времен и народов: в заднице, за двумя чудненькими анусными колечками мышц, в которые так стараются попасть многие своими членами, так за этими мышечными колечками - самое настоящее дерьмо. Гавно, просто выражаясь. У меня гавно, у тебя боль, у третьего труп в супругах, четвертый собачку на свой метровый кукан натягивает, пятый детей пополам в жопу вспарывает. Продолжать? И еще, одну вещь тебе скажу, ты знаешь, что нас геев активов-пассивов столько же, сколько вас, садистов-мазохистов, и столько же сколько зоофилов, некрофилов, педофилов и еще тысячей филов всяких мастей. И ровно такая же часть выпадает на людей с уникальным отклонением, которое выражается в том, что у них, якобы, нет никаких отклонений. То есть натуралы, или по-научному, абсолютные гетеросексуалы. Игорек, это наука сексология вычислила. Вот так то, вот. И это вранье, когда говорят, что человек потерял честь при изнасиловании его в анальное отверстие. В жопе нет ни чести ни достоинства. Это душу Человеку могут изнасиловать, изнасиловать как Человека, опустить, унизить, растоптать его доверчивость, беспомощность, взять силой. В жопу не насилуют, а гавно пихают. От этого даже оргазм можно получить, а удовольствие так почти всегда, как только пройдет первая боль. Кайф даже у тех, кого "насилуют".

Мы еще долго, потом сидели и разговаривали "за жисть" и не только о сексе, но и о многом, многом другом. А к Сереже Игорь стал относиться более внимательно, более заботливо, и в этом тоже проявлялась его отеческая, по отношению к моему супругу, забота.

У Игоря мы прожили несколько месяцев, не напрягая друг друга, относясь по семейному, братски-сестрински. И засобирались в Москву. Наш Фордик, к тому времени был уже благополучно починен и готов к дальнему перелету. Майкоп – Москва. Наконец-то прощаемся с этим, порядочно задолбавшим нас Мухосранском, нежно и трогательно прощаемся с Семьей, целуем Кольку в лобик, Танюшку в щечку, Берту в носик, с Игорем крепко, по-братски обнимаемся и - в путь.

Дальше я не могу писать так, как я писал до этого, подробно и обстоятельно. Ты поймешь мое состояние, если я скажу: ощущение такое, что сердце может остановиться в любой момент. Не могу! Сжалься!

В Москве я не сразу, с трудом, но нашел себе хорошую работу. Серенького определил на курсы водителей, он успешно откосил от армии, хотя и пробыл в части чуть больше четырех месяцев. Был комиссован. Сильно болел, замучил всех докторов всех комиссий и благополучно вернулся ко мне.

Мы прожили с ним три с половиной года. Было еще очень, очень много забавных приключений, много работы, много забот, много супружеской любви. И самое главное, я знаю, что я один из немногих людей на земле, которые испытали такое уникальное явление, как долгое счастье. Три с половиной года счастья.

Двенадцатого июня, на День Независимости, он поехал домой, к родителям, с которыми мы уже давно и благополучно наладили родственные отношения, живя еще в Майкопе, причем Саша, Серегин отец, знал о нас все и даже о прошлых Серегиных похождениях, приключениях, унижениях. Сочувствовал ему. Понимал или, по крайней мере старался понять. Мать не знала этого всего и мы бережно хранили и храним от нее этот ужас, для ее же блага.

Сережа пошел навестить свою бывшую однокласницу, на встречу с Серегой пришли еще несколько знакомых ребят и девчонок, все друзья, хорошая, приятная компания соскучившихся друг по другу ребят. Шутили, веселились, Сережа курил на балконе, браво восседая на перилах. Покачнулся. Шестой этаж. Врачи два дня боролись за его жизнь, но четырнадцатого июня он умер, так и не прийдя в сознание. Мне позвонил Серегин отец …….

Все! Не могу больше!

Извини, Дима.

******************************

Серенький, родной мой, я не знаю, есть ли у вас там на небесах имена?

Это ты заставил меня рассказать все это о нас? Зачем?

Почему я места не находил себе эти два дня? И именно в эти два дня? Дни годовщины твоей смерти.

Почему я ни на секунду, за эти два дня не переставал о тебе думать, вспоминать нашу жизнь, тосковать по тебе?

Почему я сел за компьютер и, практически, на одном выдохе написал всю нашу с тобой такую счастливую, но такую короткую семейную жизнь?

Почему сегодня, я вместо одной пачки сигарет, открываю уже третью?

Сережа, почему я строчку за строчкой, тщательно проверяю текст, не наврал ли я чего тут нечаем?

Раз двадцать, неожиданно глючил Word, пока я писал, в самых неожиданных местах нашего с тобой жизнеописания. Зависал, останавливался, перезагружался, таким образом удаляя только что написанный текст, заставляя меня заново переписывать, уточнять, перепроверять абзацы, слова. А вот когда я закончил, комп не глючит и не виснет. Ты писал вместе со мной? Это ты был моим внутренним голосом?

Помнишь, как мы пробивались с тобой вместе через сплетни, вражду и грязь?

Теперь это я должен делать один? Это ты так хочешь? Так надо?

А они все-равно найдут к чему придраться, над чем посмеяться. Они узнают, как мы заботились друг о друге и любили, но скажут – педофилия, похоть. Они прочтут, как мы были счастливы и скажут – порнография. Они увидят мой нескладный слог и скажут: хреновый писака.

Раньше я старался оберегать тебя от беды, а теперь ты выше, мудрее и сильнее меня.

Теперь мне впору спрашивать тебя, как мне быть? Научи.

Ведь ты, сейчас – вся вселенная.

Сережа.

И прости меня. За то, что отпустил тебя от себя, за то, что не было меня рядом, когда ты балансировал на этом балконном парапете, за то что не спас тебя, как я обычно тебя спасал.

Прости, родной.

Прости.

Дата добавления: 2015-09-02