Глава 18. Сплетенье жил, теченье тайных вен,

Сплетенье жил, теченье тайных вен,

Движение частиц, любовь и сила,

Прилив, отлив, таинственный обмен,—

Весь жалостный состав — благословен:

В нём наша суть искала и любила.

Михаил Кузмин

Лондон, июнь 2006

За несколько следующих недель жизнь Джейсона сильно изменилась. Он переехал в небольшую квартиру в Найтсбридже, которую выбрал, скорее, за её скромность по сравнению с другими предложенными вариантами.

С Ламбергом, хотя тому часто приходилось покидать Лондон по делам, они виделись постоянно. Джейсон привык оставаться у него дома, но в его отсутствие всегда возвращался к себе. Дэниел время от времени приглашал его переехать к нему, но он отказывался.

Джейсон узнал, что в квартире Ламберга «пряталась» ещё одна маленькая квартира с отдельным входом: там были большая кухня, спальни прислуги, комната телохранителей и даже комната отдыха с диванами и телевизором. В основном в ней проводили время те же самые телохранители. Ламберг всегда перемещался в обществе как минимум двух, один иногда заодно выполнял обязанности шофёра.

Если раньше почти ни один разговор с Ламбергом не мог пройти без спора, то теперь они уживались мирно. Джейсон даже вспомнить не мог другого такого счастливого периода в своей жизни. Он не мог назвать его спокойным, потому что сомнения и чувство вины его не отпускали, но никогда и ни с кем ему не было так хорошо. Джейсон не мог похвастаться богатым опытом отношений, но когда он был рядом с Дэниелом, исчезало всё и оставались только они.

Почти одновременно в его квартире появилось фортепьяно, а в квартире Ламберга — рояль, занявший до этого пустовавшее пространство в гостиной. Джейсон даже не подозревал, что оно было приготовлено для инструмента. Его трогали подобные этому проявления заботы, но ещё ему становилось от них грустно. Джейсон часто играл дома или в школе (её он менять отказался), но никогда у Ламберга.

В один из вечеров, когда Ламберг вернулся домой из поездки во Франкфурт явно не в духе и сразу занялся своими бесконечными бумагами, Джейсон не стал оставаться с ним в кабинете, как часто делал, а сел за рояль. Играть ему не хотелось, он думал о чём-то своём, а пальцы правой руки бессознательно брали аккорды без всякого порядка и смысла, иногда быстро чередуя, иногда держа до угасания. Через пять минут на пороге гостиной появился недовольный Ламберг:

— Джейсон, прекрати, пожалуйста.

— Извини.

Джейсон убрал руку с клавиатуры и закрыл крышку.

— Почему ты никогда ничего не играешь? — спросил Ламберг.

Джейсон понял, что этот вопрос давно интересовал Дэниела, а сегодня он был в достаточно воинственном настроении, чтобы наконец задать его. Он провел рукой по гладкой шелковистой поверхности «Стейнвея».

— Что ты с ним будешь делать потом? — произнёс Джейсон, не ответив на вопрос.

— Что значит «потом»?

— Когда в твоей постели будет следующий или следующая… Не все же играют на фортепьяно.

Джейсон смело встретил гневный взгляд Ламберга, но вспышки не последовало. Тот лишь покачал головой и резко сказал, скрываясь за дверью:

— Хватит мучить себя и меня.

Больше всего Джейсону нравилось проводить с Дэниелом утро субботы или воскресенья, когда им обоим не нужно было никуда спешить.

Порой они просто лежали рядом и тихо разговаривали, порой продолжали ночные ласки, и у Ламберга дух захватывало, каким красивым и нереальным казался ему Джейсон в лучах утреннего солнца. Он поверить не мог, что это сияющее золотым светом создание касается его, приникает к нему, позволяет целовать себя.

Временами им не нужно было даже говорить. Это были волшебные минуты, тихие, прекрасные, но иногда болезненные. Ламберг замечал на себе взгляд Джейсона, и обычно он был тёплым, радостным, принимающим, и в этом было счастье и покой. Он бы полжизни отдал за то, чтобы каждый день просыпаться и видеть это. Но иногда его встречал холодный и безмолвный взгляд, как будто из-за непроницаемой тьмы зрачков на него смотрел кто-то другой, бесстрастный и оценивающий.

И тогда Дэниел несмело касался его лица, надеясь вырвать из странного оцепенения и вернуть к себе. Он не знал, что ему делать с этим переменчивым и скрытным полуребёнком.

«Я хочу быть с тобой ближе, чем сейчас. Я могу коснуться тебя, но это не поможет. Потому что я коснусь только губ, или волос, или щеки, но мне нужен ТЫ. Я не знаю, как мне коснуться ТЕБЯ!»

Изредка Ламберг проводил ночь дома у Джейсона. Когда это произошло впервые, Джейсон проснулся от телефонного звонка в половине второго ночи.

— Привет. Прости, что разбудил, — сказал Ламберг.

— Что-то случилось? — сонным, но встревоженным голосом спросил Джейсон.

— Нет, ничего. Я недавно прилетел в Лондон, еду сейчас из Гатвика. Ты не против, если я переночую у тебя?

— Нет, но сейчас уже…

— Я сразу лягу спать, ты меня даже не заметишь, — уверил его Ламберг.

— Хорошо. У тебя ведь есть ключи?

Джейсон тут же уснул снова и не слышал, как Ламберг вошёл в квартиру. Он приоткрыл глаза, только когда Дэниел скользнул к нему под одеяло.

— Спокойной ночи, — пробормотал он.

— Я не мог даже полночи вытерпеть без тебя, — прошептал ему на ухо Дэниел.

В остальных случаях Ламберг тоже врывался к нему неожиданно, то после перелёта, то после какого-то торжества — в смокинге, пахнущий коньяком и дымом сигар.

Джейсон знал, что Ламберг часто посещает званые ужины и другие мероприятия, но его он никогда не брал с собой. Джейсону было отчасти неприятно, что он не имеет никакого представления об огромной части жизни Дэниела, но понимал, что тот не может являться на официальные приёмы в компании двадцатилетнего парня. Неужели они всегда будут вынуждены скрываться?

Про свою работу Ламберг тоже говорил мало. Как и предупреждал Брент, Джейсон оставался лишь постельным развлечением, и дальше спальни его не пускали. С другой стороны, избегая разговоров о своей работе, Ламберг не слишком интересовался и его, что Джейсона вполне устраивало: он не хотел бы постоянно лгать и изворачиваться.

Своей работой он был разочарован: она налагала много ограничений, но не предоставляла теперь никаких преимуществ. Скучные и однообразные действия утомляли и отупляли. Он мог надеяться на то, что когда-нибудь его снова вернут к более значимым задачам, но уверенности не было. Он вполне мог просидеть на теперешнем своем месте год или два. Джейсон серьёзно подумывал об увольнении.

Когда Ламберг предложил ему начать учиться с этого года в Лондоне, он сначала отверг этот вариант: во-первых, он никогда серьёзно не думал об учёбе здесь и, во-вторых, не хотел пользоваться связями Дэниела и быть опять ему чем-то обязанным. Но теперь идея сэкономить один год нравилась ему всё больше и больше.

Субботним утром за завтраком Джейсон сказал:

— Я хотел бы начать учиться с этой осени. Если это ещё возможно…

Ламберг спокойно посмотрел на него, словно давно ожидал этого заявления:

— Хорошо, я посмотрю, что смогу сделать. Ты решил, какой университет?

— Лондонская школа экономики.

— Хороший выбор. А факультет?

— Прикладной статистики и актуарных расчётов [8].

Ламберг хмыкнул, то ли одобрительно, то ли удивлённо.

— Там две специальности, — продолжил Джейсон. — Первая — актуарные расчёты, вторая — математические методы в бизнесе и статистике. Вторая мне подходит больше, она гораздо шире. В любом случае, первый год программа одинаковая, и можно определиться с выбором позднее.

— Мне тоже кажется, что тебе всё-таки больше подходят прикладная статистика и математика, чем только актуарные расчёты. Оттуда легче будет перейти в смежную область, например, в финансы, которые тебя интересуют по какой-то неведомой мне причине.

— Что в этом плохого?

— Ничего, — улыбнулся Ламберг. — Я просто не могу до конца свыкнуться с мыслью, что ты разбираешься в математике, теории вероятности и ещё паре-тройке подобных дисциплин на уровне, который я себе даже представить не могу. Ты совершенно не похож на…

— Сумасшедшего математика? — рассмеялся Джейсон. — Ты думал, что я буду вечно что-то считать и разбрасывать вокруг бумажки с формулами?

— Ну, может, не до такой степени.

— Мой отец был практически таким, — чуть помрачнев, сказал Джейсон. — Он хорошо это скрывал. Очень немногие знали, в кого он превращается дома. И я больше всего на свете боялся — и до сих пор боюсь, — что со мной произойдёт то же самое. Мы с ним были абсолютно разными людьми, но в чём-то похожими…

— Джейсон, у тебя было не самое счастливое и здоровое детство, и многие бы действительно стали безумцами, доведись им пройти через такое. Если ты не заразился этим тогда, то сейчас тебе тем более нечего бояться.

— Когда я работал… когда я занимался на работе другими проектами, аналитикой, я делал расчёты и… — Джейсон запнулся, потеряв своё обычное самообладание. — Когда задача меня увлекала, я сидел на работе практически сутками, я забывал, что мне нужно есть, спать… Я не сразу узнавал людей, которые со мной работали. Потом я ловил себя на мысли, что теряю связь с реальностью, заставлял себя пойти домой, вымыться, купить еды. Я поэтому не хотел заниматься научной работой, не только из чувства противоречия. Я боялся…

— Джейсон, — Дэниел протянул руку через стол и накрыл его ладонь своей, — ты был один. Я не позволю тебе уйти в параллельный мир. И учти, я буду более чем недоволен, если ты перестанешь меня узнавать, — смягчил он напряжённый момент.

— Могу себе представить! — Джейсон закатил глаза. — В конце концов, я несколько раз выбирался из этого состояния без посторонней помощи. И я не точная копия отца, например, я не умею перемножать в уме четырёхзначные цифры.

— А трёхзначные умеешь?

— Трёхзначные умею. Совершенно бесполезное умение, разве что в цирке выступать.

— В понедельник утром я позвоню тебе или попрошу Брента, если сам не смогу, и всё скажу насчёт поступления, — он улыбнулся и добавил: — Я рад, что ты решил остаться в Лондоне.

Следующая неделя выдалась не самой приятной. Во-первых, Джейсон изнывал от беспокойства: примут ли его в Школу экономики или нет. Ламберг был уверен в положительном исходе, но Джейсон никак не мог дождаться официального ответа. Во-вторых, Дэниел отсутствовал уже вторую неделю. За это время он несколько раз звонил, но звонки не помогали. Джейсон с удивлением обнаружил, что скучает по нему.

Как бы ни странно для него самого это звучало, он хотел быть с Дэниелом. Иногда властная личность Ламберга подавляла и даже пугала его, но он всё равно тянулся к нему, покорённый странным сочетанием силы и нежности.

В воскресенье вечером позвонил Брент и деловым тоном сообщил, что в понедельник после работы ему следует отправиться к Ламбергу. Машина за ним заедет. Джейсон пробормотал, что понял, и положил трубку: с ним обращались, как с мальчиком по вызову. И собственно говоря, им он и был…

В понедельник сразу после работы он приехал в пустую квартиру Ламберга. Как сообщил ему водитель, босс задерживался. Николс сервировал ужин на одного. Он слегка поковырял в тарелке и если что-то и съел, то, скорее, из вежливости.

Джейсон побродил по комнатам, не зная, чем заняться. Душа ни к чему не лежала. Он чувствовал себя здесь чужим. Наконец он сел за рояль. Сначала он просто перебирал клавиши, наслаждаясь мягкостью и точностью нажатия и чудесным полным звуком, а потом решил сыграть что-нибудь. Первый раз на этом инструменте… Он начал подбирать «Адажио соль минор» Ремо Джадзотто, но бросил, сыграв основную тему. Потом взялся за Шопена.

Когда он кончил играть, справа от него послышался голос:

— Почему всё так грустно?

Джейсон обернулся: в дверях, прислонясь к косяку, стоял Ламберг.

— Не знаю, просто… Здравствуй!

— Здравствуй, — ответил Ламберг, загоревший с их последней встречи и словно бы похудевший. — Я первый раз слышу, как ты играешь.

— Будешь ужинать? — спросил Джейсон, поднимаясь на ноги.

Ламберг в две секунды преодолел разделявшее их расстояние и заключил Джейсона в объятия:

— Нет, может быть, потом. Я так скучал по тебе. Я хочу быть с тобой, прямо сейчас. Пойдём…

Они пришли в спальню. Джейсон сел в изножье кровати и внимательно смотрел, как Ламберг снимает пиджак и галстук. Он поднял руку, чтобы ослабить узел своего, но Дэниел остановил его:

— Не надо. Я хочу сам, — он взял пальцы Джейсона в свои. — Я хочу сам раздеть тебя, открыть твоё тело… Господи, я с ума схожу…

Он опрокинул Джейсона на постель и начал целовать.

— Я скучал по тебе, — сказал Джейсон.

— Я тоже… Безумно… Не думал, что так привык к тебе. Ты как наркотик.

Он посмотрел Джейсону в глаза и увидел там радость, ожидание и ещё затаённую боль.

— Джейсон, что с тобой? Я не могу так… Ты отвечаешь, ты как будто даже счастлив, но…

— Прости! — Джейсон закрыл лицо ладонями. — Я так глупо устроен… Я всё порчу. Не знаю, почему я не могу просто наслаждаться тем, что есть… Я так хочу быть с тобой, я рад, что ты снова здесь, но я не могу перестать думать.

— Я что-то сделал не так? — спросил Ламберг, выпуская из-под себя Джейсона и садясь рядом.

От этой готовности другого признать за собой вину, когда виноват был только он, он сам, Джейсону стало только хуже. Он тоже сел на кровати.

— Нет, ничего… То есть всё. Это так жестоко, то, что ты делаешь со мной… — Джейсон почти до боли сжал пальцами виски. — Зачем ты показал мне всё это? Научил доверять, понимать, быть рядом. Ты привязал меня к себе… Как я смогу потом жить без тебя?

— Джейсон… — начал Дэниел.

Тот его будто не слышал.

— Мне и раньше было плохо одному, но теперь, когда я узнал… когда ты показал мне другую жизнь, другие отношения, одному мне будет в тысячу раз хуже.

Ламберг заставил Джейсона поднять лицо и посмотреть ему в глаза. Он боялся увидеть слёзы, но их не было.

— Я не знаю, как мне заставить тебя поверить, что я не собираюсь тебя бросать. Не будет следующего, пойми же наконец! Да, я часто менял партнёров, но к тебе это не относится. Ты не из их числа. Я хочу быть только с тобой. Только с тобой.

— У нас нет будущего, — покачал головой Джейсон. — Я честно пытался не думать об этом, не говорить, но, боже, я не слепой. Я предпочёл бы не знать, не понимать, но у нас нет будущего. Ты не можешь вечно скрывать меня от всех… Я не хочу такой жизни! Прости…

— Всё не так, как ты думаешь. Потом ты поймёшь… Это не будет продолжаться вечно. И ты сможешь появляться со мной где угодно. Если, конечно, захочешь.

Джейсон приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но Ламберг не дал ему. Он прижал его к себе и начал целовать. От губ он перешёл к щекам, уху, шее, чувствуя, как тает в его руках это послушное, отзывчивое тело. Между поцелуями он шептал прерывающимся голосом:

— Я никогда не отпущу тебя… Я люблю тебя. Я хочу остаться с тобой.

Они целовались со вновь обретённой страстью, то сжимая друг друга в объятиях, то срывая одежду. Джейсон покрывал поцелуями широкую мускулистую грудь Дэниела. Он любил это тело, силу и жар в нём, гладкую кожу и жёсткие выступы мышц.

Ламберг уложил его на подушки и стянул, чуть не порвав, нижнее бельё — последнее, что оставалось на Джейсоне. Они оба были полностью обнажены. Дэниел обхватил пальцами напряжённый член Джейсона, склонился к нему и коснулся губами. Джейсон весь затрепетал от этой ласки.

— Подожди, Дэниел, — вдруг сказал он. — Дэниел, послушай!..

Ламберг провёл языком от основания члена к головке, вызвав очередную волну дрожи. Потом оторвался и вопросительно посмотрел на Джейсона. Тот облизал пересохшие губы и произнёс:

— Я хочу тебя, — серые глаза горели лихорадочным огнём и почти просили. — По-настоящему. Возьми меня.

Ламберг смотрел на него, словно не веря.

— Джейсон, ты не…

— Я готов, — прервал тот Дэниела. — Возьми меня. Сейчас.

Дэниел прижал его к себе и несколько раз поцеловал.

— Я быстро, — сказал он, встал с кровати и подошёл к комоду.

Джейсон наблюдал за его действиями с решимостью и нетерпением, и когда Ламберг вернулся к нему, он притянул его к себе и зашептал:

— Я хочу тебя… Хочу, хочу, хочу…

Он развёл ноги, заставив Дэниела едва не задохнуться от желания. Когда скользкий от смазки палец проник в него, Джейсон подумал, как это знакомо, как будто не прошло полугода.

«Не думай об этом, — одёрнул он самого себя. — Не смей об этом вспоминать. Не позволяй им отравить всю твою жизнь, самый чудесный её момент».

Ламберг не спускал с него глаз, внимательно всматриваясь в выражение его лица, в то время как вторая его рука гладила бедра, живот и член Джейсона.

Тот лишь прикрыл глаза и сглотнул, когда в него вошёл второй палец. Он знал, что боль, сама по себе не сильная, скоро пройдёт. Пальцы медленно и осторожно двигались в нём, лаская и растягивая. Джейсон ощутил прилив возбуждения и слегка подался вперёд, открываясь для Дэниела ещё больше, впуская глубже в себя. Ламберг глухо застонал.

— Джейсон… Джейсон, ты такой узкий. Господи, я не знаю… Я безумно хочу тебя, но я боюсь причинить тебе боль.

— Я хочу этого… Даже боль, — прошептал Джейсон.

Ламберг наклонился к нему и начал целовать, терзая, почти кусая губы. Его пальцы продолжали ритмично двигаться, и поцелуй заглушил лёгкий стон Джейсона, когда в него начал входить третий палец. Боже, это было уже больно, но ему было всё равно. Он хотел принадлежать Дэниелу, хотел отдать ему всё: и тело, и душу, и что-то ещё, тёмное, густое, жаркое, что жило где-то глубоко внутри него и хотело одного — принадлежать, быть покорённым, взятым, раздавленным тяжёлым телом и смятым неумолимой силой. Желание, которое владело им сейчас, было не желанием тела, а желанием души.

Они перекатывались по кровати, лаская и целуя друг друга, как делали уже много раз до того, но сейчас они знали, что эти чувства, это упоение, ненасытимая жажда — всего лишь прелюдия.

Дэниел развёл ноги Джейсона в стороны и устроился между них, жадно целуя подставленное выгнутое горло.

— Скажи, если будет больно, — между поцелуями сказал Дэниел, — скажи, и мы прекратим это.

— Нет, даже если я буду кричать, не выходи.

— Джейсон, я не хочу, чтобы ты…

Джейсон посмотрел ему в глаза, обхватил его лицо руками и прерывающимся голосом произнёс:

— Я хочу… Не останавливайся… Мне будет больно, я знаю, но потом, потом… Я хочу быть с тобой… до конца…

Он смотрел на тяжелый член Дэниела и думал, что в прошлый раз было даже хорошо, что он ничего не видел. Он с трудом мог представить внутри себя нечто настолько большое и твёрдое.

Когда Ламберг начал медленно входить в него, боль была очень сильная, хуже, чем тогда… Он, хотя и обещал себе молчать, не выдержал и, глухо застонав, повернул голову набок и сжал зубами подушку, чтобы не закричать. Дальше Дэниел продвинулся одним рывком, чтобы не продлять пытку. Это вызвало такую боль, что Джейсон инстинктивно попытался вырваться и застонал в голос, хотя ему хотелось не стонать, а кричать. Он зажмурил глаза и не видел, что Дэниел склонился к нему, только почувствовал, как нежные лёгкие поцелуи начали покрывать его лицо.

— Всё… Теперь попробуй расслабиться… Ты очень сильно меня сжимаешь.

Дэниел не шевелился, давая Джейсону время привыкнуть.

Когда он начал осторожно двигаться, накатила новая волна боли, но после неё словно бы стало легче. Джейсон чувствовал, как с каждой секундой боль отступает, перевоплощается в другое ощущение — наполненности, завершённости, невероятно тесного контакта, единения. Он не знал, происходит ли это на самом деле или воображение играет с ним шутки, но он чувствовал каждый миллиметр себя там, чувствовал, как раздвигается его плоть под напором Дэниела, как потом смыкается, когда он отходит. И на этот ритм вскоре начало отвечать всё его тело. Вновь наступила эрекция, хотя Дэниел его и пальцем не коснулся.

Джейсон сначала чуть заметно, а потом все сильнее начал двигать бёдрами в такт движениям Дэниела. Член внутри него — сначала источник боли — теперь доставлял ему наслаждение. Джейсон принимал его в себя, вбирал, втягивал, отвечал дрожью на каждый толчок. Он хотел бы ещё больше слиться со своим любовником, но это уже было невозможно. Он и без того уже растаял и растворился в нём, потеряв себя, превратившись в ритм, в движение, в наслаждение, в восторг.

Джейсон прижал Дэниела к себе, обвил ногами его бёдра, глубже вгоняя мужчину в себя. Его член болел, зажатый между двумя сплетёнными телами, губы онемели от поцелуев, но он не мог остановиться. Он стремился не к наслаждению, а к более полному единению, к той силе, которая всегда влекла его в Дэниеле и которой он с такой готовностью отдавался.

Дэниел выпрямился и чуть приподнял бёдра Джейсона, так, чтобы касаться той точки внутри, которая должна была доставить партнёру ещё большее удовольствие. Джейсон вскрикнул и закусил губу, стоны его стали громче, и когда Дэниел начал сжимать и гладить его член, он беспомощно забился, распятый между двумя источниками непереносимого уже удовольствия.

Ламберг понял, что уже не в состоянии сдерживаться — страстная, открытая реакция Джейсона и содрогания его гибкого тела под ним лишили Дэниела всякого контроля. Он никогда и ничего не хотел в жизни так, как обладать этим мальчиком.

Он стал сильнее, резче двигать рукой, всё ближе подводя Джейсона к разрядке. Он успел лишь услышать, как закричал Джейсон, кончая, и на него самого сокрушительной волной обрушился оргазм.

Когда Дэниел через несколько секунд пришёл в себя, он опустился на скользкий живот Джейсона и стал целовать своего любовника. Он дождался, когда Джейсон откроет глаза и посмотрит на него, и произнёс:

— Ты мой, Джейсон. Навсегда.

***

Ламберг обнял его рукой за талию, а губами прижался к затылку:

— Джейсон, просыпайся.

— Не-е-ет…

— Не пойдёшь на работу?

— Вот чёрт! — Джейсон рывком поднялся на постели, сообразив, что сегодня вторник и работу никто не отменял, и тут же вздрогнул от боли.

Дэниел заметил это непроизвольное движение и изменившееся выражение лица:

— Ты не сильно пострадал?

— Кажется, нет, — Джейсон смущённо опустил глаза. Ему трудно было говорить с Ламбергом на такие темы.

— Начнёшь ходить, и всё пройдёт.

— Надеюсь, — сказал Джейсон, про себя подумав: «Легко сказать — начнёшь ходить. Попробовал бы сам походить после того, как в тебя засунут этот… это… такого размера».

Он встал с кровати и пошёл в ванную. Там он замер, увидев своё отражение в зеркале: растрёпанные волосы, искусанные губы, бледная кожа и дьявольские счастливые огоньки в глазах.

«Неужели это я? Я — любовник мужчины? Я прожил всю жизнь, не думая ни о чём подобном, и вдруг теперь… Я в Лондоне, и меня трахает мужик старше меня на пятнадцать лет».

Когда Джейсон оделся и вышел к завтраку, Дэниел уже сидел на своём месте причёсанный, чисто выбритый и пахнущий своим любимым одеколоном. Видимо, воспользовался другой ванной. У Джейсона никогда не доставало смелости выходить из спальни полуодетым, хотя он прекрасно знал, что в эту часть квартиры в их присутствии никто из прислуги или охраны не заходил.

Джейсон не успел дойти до стола, как Дэниел встал и сделал шаг ему навстречу, взяв со стола деревянную коробку. Джейсон посмотрел на неё и вопросительно поднял глаза на Ламберга. Тот улыбнулся и сказал:

— Прости, что не смог приехать на твой день рождения. Это подарок. Я хотел подарить его вчера, но… Я просто потерял голову, когда увидел тебя.

Ламберг приподнял крышку: в коробке лежали золотые часы. Несмотря на сдержанный и простой дизайн, они выглядели изысканно и благородно. И безумно дорого.

— Спасибо, — только и мог сказать Джейсон. — Я не ожидал…

— Сними свои.

Джейсон послушно расстегнул ремешок своих часов и положил их в карман. Ламберг тем временем достал подарок и вернул коробку на стол. Он подошёл к Джейсону и надел часы ему на запястье.

— Я старался выбрать такие, чтобы ты мог носить каждый день.

Джейсон взглянул на белый циферблат и улыбнулся:

— Я вряд ли смогу носить «Патек Филипп» каждый день. Это слишком для меня…

— Ничего не может быть слишком для тебя, — Ламберг провёл кончиками пальцев по тёмным запёкшимся губам Джейсона.

Тот поднял лицо навстречу и чуть приоткрыл рот.

— Джейсон, что ты делаешь со мной! — почти простонал Ламберг и впился губами в его губы.

Он ни с кем никогда не испытывал такого: Джейсону достаточно было слова, жеста, неуловимого движения, чтобы его сердце содрогнулось от прилива такой невероятной нежности и страсти, что он переставал владеть собой.

Джейсон ответил на поцелуй с не меньшим желанием, и несколько минут они не могли оторваться друг от друга.

— Не ходи сегодня на работу, — попросил Ламберг. — Скажи, что заболел… Останься со мной.

— Нет, — Джейсон мягко освободился из объятий Дэниела и отошёл к столу, — надо идти. У нас ещё будет время.

Он опустился на стул.

— Сколько ты здесь пробудешь?

— Я уезжаю в четверг поздно ночью, — ответил Ламберг, занимая своё место за столом.

— У нас ещё три вечера. Тем более, прямо сейчас я вряд ли способен… — Джейсон покраснел и не окончил фразу, зная, что Ламберг его поймёт.

— Естественно, я не собирался набрасываться на тебя прямо сейчас, — произнёс Дэниел. — Я обходился без этого месяц, так что могу потерпеть несколько дней…

Джейсон предпочёл не касаться этой темы и промолчал.

Несколько минут они ели в тишине. Потом Джейсон вдруг спросил:

— Мне всегда было интересно, где ты живёшь…

Ламберг поднял на него глаза, словно не расслышав или не поняв вопроса.

— Не в Лондоне же… Эта квартира появилась недавно, в доме, ты сам говорил, никто не жил много лет. Ты приезжаешь сюда ко мне. А где ты сам живёшь?

Ламберг прожевал кусочек омлета, выдержав долгую паузу.

— Скорее, в Париже… Правда, сейчас я стал бывать там реже, чем раньше.

— Ты почти никогда не упоминал про Париж.

— Нельзя сказать, что там мой родной дом, — пожал плечами Дэниел. — Я с детства нигде не жил подолгу. Париж, честно говоря, не слишком для меня удобен, у меня мало дел во Франции. Но это своего рода привычка, традиция. Я родился в Лондоне, но проводил тут не больше двух месяцев в год, столько же примерно в Нью-Йорке, в Женеве или Цюрихе. Моя мать предпочитала Париж и французскую Ривьеру, так что большую часть времени мы метались между ними.

— Удивительно… А я почти всю жизнь провёл на одном месте.

— Возможно, ребёнку всё же лучше иметь постоянный дом.

Джейсон допил кофе и аккуратно вернул чашку с блюдцем на место.

— Ребёнку лучше иметь нормальную семью, где бы он ни жил, — сказал он и тут же поменял тему разговора: — Мне пора на работу. Увидимся вечером.

— Сегодня вечером, и завтра, и послезавтра.

— Я собирался в четверг на концерт, — вспомнил вдруг Джейсон. — Конечно, я всё отменю, раз ты будешь здесь. Но, может быть, ты бы хотел сходить со мной?.. Ничего особенного, камерный оркестр, Гендель. Хотя, конечно, ты не пойдёшь… — вздохнул он.

— С кем ты идёшь? С друзьями по школе? — поинтересовался Ламберг, сделав особое ударение на слове «друзья».

— Да, с ними.

— Нет, возможно, в другой раз. Вдвоём.

Дата добавления: 2015-09-05