Глава 2. Драко растянулся на столе в классе зелий

Драко растянулся на столе в классе зелий. Он лежал на расстеленной мантии, вся остальная его одежда отсутствовала; его кожа, казалось, светилась на фоне темной ткани. Драко согнул руки в локтях, и его тут же бросило в жар, едва широкие кожаные ремни, закрепленные у ножек стола, обвили его запястья. Он поежился, невольно потершись спиной о грубую ткань мантии, и почувствовал легкое давление в области лодыжек. Осторожное движение ногами, — и уже знакомые кожаные ремни впились в нежную кожу щиколоток. Теперь он был полностью лишен возможности двигаться. Из горла Драко вырвался низкий стон, и его член дернулся в предвкушении.

— Ты выглядишь восхитительно, котенок, — послышался шепот откуда-то сверху. — Растянутый и весь раскрытый передо мной; кожаные ремни отлично смотрятся на твоем теле. — Драко приподнял голову и, увидев Поттера, стоявшего во главе стола, издал звук, подозрительно похожий на всхлип. Поттер медленно обогнул стол, остановившись сбоку от него. — В чем дело, любовь моя? Ты чего-то хочешь? — Поттер был полностью обнажен, его более смуглая, чем у Драко, кожа так же мерцала в отблеске свечей. Он скользнул рукой вниз по своей груди и животу, пока она не исчезла за краем стола. Драко дернулся в своих оковах и протяжно застонал.

— Мое прикосновение. Разве не этого ты хочешь, котенок? Ты хочешь, чтобы я коснулся тебя сейчас? — Поттер вытянул руку вперед, держа ее над грудью Драко. — Где же ты хочешь, чтобы я ласкал тебя? — он провел рукой по груди Драко, сильно ущипнув того за сосок. Драко вскрикнул от боли. — Ммм… неплохо, но как насчет… — рука Поттера скользнула ниже, выводя узоры на напряженном теле Драко, изредка касаясь золотых завитушек внизу его живота. Драко напрягся в своих оковах, и крепкие ремни больно вонзились в его кожу, когда он изогнулся, пытаясь продлить желанный контакт. — Может быть, ниже, котенок? — Поттер снова приподнял руку, и она замерла в нескольких сантиметрах от напряженного члена Драко. — О да, ты хочешь этого, любовь моя. Смотри, — он поиграл с чувствительной кожей на головке, дразня Драко. — Ты уже весь мокрый… для меня, — Поттер резко убрал руку и положил палец в рот, медленно и провокационно посасывая его. Драко заскулил в голос, с силой прикусив нижнюю губу, и вскинул бедра вверх, моля о продолжении.

— Терпение, любовь моя, — Поттер склонился над ним, с жадным блеском в глазах глядя на его прикушенную и распухшую губу. — У нас вся ночь впереди, я не хочу торопиться, — и он впился в его губы яростным, требовательным поцелуем. Драко снова застонал, теряясь в наслаждении от ласк, от осознания, что он принадлежит Поттеру.

Он закричал от чувства мучительной опустошенности, когда Поттер отстранился от него, и в отчаянье потянулся за любовником; жалобные стоны вырывались из его приоткрытого рта.

— Сейчас, любовь моя, — спокойно прошептал Поттер, сверкнув глазами. — Терпение. — Драко видел из-под полуопущенных век, как он обернулся и взял что-то с соседнего стола. — Что ж, посмотрим… Попробуем этот… — Поттер повернулся обратно, держа в руке маленький перочинный ножик. Драко охнул, снова задергавшись в своих оковах. Поттер мягко улыбнулся. — Ты ведь знаешь, что сейчас произойдет, котенок? Ты… хочешь этого? — Поттер выставил нож вперед, любуясь тем, как серебристое лезвие переливается в отблеске свечей. Потом он медленно опустил руку и надавил плоской стороной ножа на нежную кожу живота Драко; мышцы судорожно сжались, когда холодный металл коснулся разгоряченной кожи. Драко облизал пересохшие губы, и Поттер ухмыльнулся.

— Как же я люблю это ощущение… ммм… — он провел острием ножа по животу и груди Драко, стараясь не поранить нежную кожу, внимательно наблюдая, как Драко выгибается ему навстречу.

— … пожалуйста… пожа-а-алуйста… — простонал Драко. Он был так близок, так близок, но знал, что не имеет права кончить, пока не получит разрешения сделать это.

— Пожалуйста? Пожалуйста — что? Помучить тебя еще? — глаза Драко расширились от ужаса, когда лезвие ножа скользнуло вниз к его паху. — Пожалуй, я согласен, — Поттер отдернул нож и одним быстрым движением переместился на бедра Драко, почти касаясь его напряженного члена своим.

— Спой для меня, котенок. Я хочу послушать тебя, — Поттер слегка подался вперед и провел плоской стороной ножа по всей длине его члена. Драко откинул голову назад и хрипло застонал. — Да, вот так, — Поттер снова отвел нож в сторону, чтобы тут же прижать его острием к впадине над ключицей Драко. Через мгновение он резко вонзил холодную сталь в бледную кожу — темно-красное пятно на белом шелке, — и Драко закричал от боли. — Да, именно так.

Поттер управлялся с ножом, как художник с кистью, вырывая у Драко крики, и стоны, и мольбы, и тот платил своему мучителю кровавыми каплями, стекающими по бледной коже, чтобы впитаться в темную ткань мантии. Драко уже охрип от бесконечного крика, когда Поттер поднес нож к его окровавленным губам. Драко тут же открыл рот и начал жадно водить по лезвию языком, пока не вылизал его дочиста.

— Ну что, любовь моя, что ты думаешь теперь? — Поттер осторожно провел пальцем по изуродованной коже Драко, и тот, проследив глазами за его движением, увидел, что сквозь кровавые разводы темнеют свежие раны. Поттер использовал его грудь в качестве холста, выгравировав на ней какую-то фигуру, напоминающую изображение гриффиндорского льва.

— Тебе идет красное, котенок, — прошептал Поттер, глядя на него блестящими от похоти глазами. Он положил нож на соседний столик и провел рукой по груди Драко, оставляя на ней красные следы, снова и снова бередя свежие раны, заставляя Драко изнывать от смеси боли и удовольствия, волнами проходящих сквозь все его тело.

Поттер потянулся дрожащей рукой к своему налитому кровью члену и обхватил его ладонью, размазывая кровь Драко по всей его поверхности. Он начал ласкать себя, откинувшись назад в наслаждении.

— О-о-о-о… О-о-о, котенок… — собственный член Драко подергивался в такт стонам Поттера, сочась прозрачно-белой жидкостью. Поттер кончил, тяжело дыша, и снова посмотрел на Драко — красное, разлитое на белом, капля за каплей стекающее в черное. Он чуть переместился и устроился на коленях между широко разведенными ногами Драко.

— Соси, — потребовал он, поднося к губам Драко свои покрытые кровью и спермой пальцы, и тот нетерпеливо втянул их в рот, жадно посасывая, в то время как рука Поттера наконец обвила его ноющий член.

— Хороший мальчик, — мягко произнес Поттер низким, хриплым голосом, впившись взглядом в глаза Драко. — А хорошие мальчики заслуживают награды, — он сильно сжал его член и улыбнулся, когда губы Драко слегка приоткрылись, а из горла вырвался пронзительный вскрик, обдавая волной горячего воздуха его влажные пальцы. Поттер облизал губы и вытащил пальцы изо рта Драко — ниточка слюны тянулась от них до влажно поблескивающих губ — и скользнул рукой под Драко, ища и с легкостью находя туго сжатое кольцо его входа.

— Хороший, хороший мальчик, — один палец проник в него, и Драко снова застонал; он с силой ухватился руками за кожаные ремни, выгибаясь всем телом, в попытке продлить желанное прикосновение. Поттер кружил пальцем внутри него, периодически толкаясь в узкую горячую дырочку. Вдруг он вытащил палец резким движением, и тут же вогнал обратно уже два пальца, раздвигая их как можно шире, чтобы еще сильнее растянуть Драко.

— … пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… — исступленно выкрикивал Драко, подаваясь ему навстречу в страстном желании быть заполненным полностью, чтобы тот наконец овладел им и доказал старым, как мир, единственно возможным, единственно правильным способом, что он, Драко, принадлежит ему безраздельно.

Драко был уже на грани сознания, когда Поттер снова вытащил из него свои пальцы и взмахнул палочкой над его ногами — Драко понятия не имел, откуда она взялась, да и по сути ему было все равно. Единственное, что он знал, так это то, что Поттер наконец-то схватил его за бедра и приподнял их над столом, закидывая его ноги — теперь развязанные — себе на талию.

— Котенок… мой, — прошипел Поттер, входя в него одним сильным движением. Драко казалось, что все внутри него горит огнем, что он так растянут, что вот-вот порвется, но даже этого было недостаточно. Он застонал, прося о большем, и крепко сжал ноги за спиной Поттера; из его глаз брызнули слезы, когда тот начал яростно вколачиваться в него так, будто хотел вдавить в ровную поверхность стола. Каждый толчок наполнял Драко наслаждением, которое огнем растекалось по всему телу, все больше, глубже, сильнее, пока наконец он не почувствовал себя сплошной огненной массой; его мышцы болели от напряжения, тело, казалось, билось в агонии, а он жаждал большего, куда большего, пока эта страсть, этот жар не уничтожат его, пока все вокруг не исчезнет в безжалостном пламени.

И пламя взорвалось внутри него тысячей огней, и свет вокруг померк, чтобы тут же вспыхнуть снова; и раны на его теле больше не имели значения, они стали ничем, пустым звуком, в то время как наслаждение, плавящее его сознание, — всем.

* * *

POV Драко.

В то утро я проснулся на рассвете, весь в холодном поту и с вязкими белыми разводами на пижамных штанах; я был не в силах даже пошевелиться, пресыщенный только что испытанным наслаждением. Я понимал, что мне нужно было срочно что-то делать со всем этим, и желательно поскорее: одному Мерлину известно, сколько еще я смог бы просуществовать в таком режиме. С каждым разом мои сны становились все более и более дикими и при этом до жути реальными. Я мог бы поклясться под Веритасерумом, что до сих пор ощущал следы от глубоких ран на своей груди и тупую ноющую боль между ног, а горло мое саднило от криков. Когда же я окончательно пришел в себя ото сна и не обнаружил рядом Поттера, что-то кольнуло у меня в груди. Он должен был быть со мной, просто должен был. И я был обязан заполучить его, если, конечно, не хотел лишиться рассудка в самое ближайшее время. Той ночью я так и не заснул больше — я размышлял, и к утру у меня уже был готов вполне осуществимый план. Все, что мне нужно было теперь, — это время, немного удачи и парочка зелий.

Время шло, близились каникулы, а я все ждал удачного момента для осуществления моего плана. Мы с Поттером больше не цеплялись друг к другу в коридорах, классах и в Большом Зале, но это не значит, что я мог подойти к нему и перекинуться парой слов о погоде или о чем-то таком. Мы не были приятелями, но держались вежливо по отношению друг к другу, когда нам приходилось работать вместе; это отсутствие враждебности я списал на свою реакцию на Зельевой Инцидент, как его стали величать наши сокурсники. Точнее на ее отсутствие. Я тогда просто ничего не сделал. Я не стал гоняться за Поттером, чтобы отыграться на нем за произошедшее; я не выслеживал его по всей школе с кучкой разъяренных слизеринцев с тем, чтобы, чтобы заставить его глубоко сожалеть о том, как ужасно он поранил меня. Ничего. Я даже не потребовал от него извинений за его халатность и невнимательность, хотя в первые дни после происшествия не раз ловил на себе его задумчивые взгляды, будто он размышлял, подойти ко мне или нет. Должно быть, хваленые гриффиндорские храбрость и благородство оставили его, потому что он так и не подошел.

Мой план был сама простота. Так как любому, у кого имелось хотя бы две мозговые клетки в черепушке, было ясно, что по собственной воле Поттер никогда не придет ко мне, предстояло заставить его сделать это. Насколько мне было известно, Поттер собирался остаться в Хогвартсе на время зимних каникул, ведь куда опасней было позволить ему уехать тогда, когда Темный Лорд находился на свободе и больше всего на свете жаждал его смерти. Единственным безопасным местом для него по-прежнему был Хогвартс: эти дураки в Министерстве просто не смогли бы защитить его должным образом, если бы он вздумал отправиться куда-либо еще. Кроме нас, мало кто еще собирался остаться в замке: лишь парочка младшекурсников в башне Гриффиндора да столько же человек из Когтеврана и Пуффендуя. Я же, напротив, был вынужден соседствовать с целым взводом слизеринцев со старших курсов. К счастью, Грейнджер и оба младших Уизли так же, как и остальные, собирались по домам.

Несколько ночей подряд я занимался исследованиями, штудировал целые тома по зельеварению в поисках того, что мне было нужно, но все отчетливее понимал: мне придется смешать несколько различных зелий, чтобы достигнуть желаемого эффекта. А работа с двумя или более зельями требовала определенной ловкости и была чрезвычайно опасна. Допусти я даже малейшую ошибку в расчетах — и мое отчисление стало бы лишь делом времени. Мне же нужно было зелье, способное одновременно вызвать в Поттере ярость, похоть и желание и заставить его действовать, повинуясь первым импульсам и инстинктам. Тогда, под влиянием зелья, Поттер вел бы себя именно так, как мне требовалось. Что было гораздо сложнее — зелье должно было быть приготовлено в виде пара. Проще всего было сделать так, чтобы оно активизировалось при контакте с кожей, но сама природа данного зелья делала этот способ его употребления ненадежным. Оно должно было быть принято внутрь или же было достаточно просто вдохнуть его — тогда оно оказало бы на организм человека нужный эффект, вот только у любимой квиддичной команды Уизла было больше шансов выиграть кубок мира в этом веке, чем у меня заставить Поттера проглотить хоть что-либо, что, на его взгляд, имело ко мне хоть какое-то отношение. Значит, зелье должно было попасть в его организм через легкие. Кроме того, это было зелье быстрого действия, которое мгновенно вступало в реакцию с воздухом: Поттер тут же почувствовал бы изменения, стоило лишь ядовитым парам просочиться в его кровь и достигнуть клеток мозга. Попав в его легкие, зелье подействовало бы уже через несколько минут. И тогда… тогда он будет принадлежать мне.

Нет. Это я буду принадлежать ему. Тут же мой член, мгновенно отвердевший, стоило мне лишь подумать о Поттере, дернулся, и желание, как разряд молнии, пронзило меня насквозь. Я сунул руку в пижамные штаны и крепко сжал свой член ладонью. Ох, он был уже влажный от выступивших на нем капель возбуждения и тверд, как камень — от одной лишь мысли о Поттере под действием моего зелья. О да, он овладеет мной, не во сне — по-настоящему… ммм… Я скользнул другой рукой себе под рубашку, намеренно задевая соски, и начал нетерпеливо теребить их, одновременно поглаживая свой член. Единственный сексуальный опыт, который у меня имелся, заключался в постоянной мастурбации. Не было ни одного человека на моем факультете, которому бы я смог доверить свое тело — сама мысль о том, что кто-то из них будет касаться его, такого белого, такого… совершенного, казалась мне мерзкой, вызывая у меня протест и отвращение. К тому же, судя по тому, что остальные рассказывали о своих сексуальных приключениях, и опираясь на то, как я сам реагировал на прикосновения моих собственных рук и мысли о Поттере, можно было с уверенностью сказать, что я получал несравнимо большее наслаждение, чем они. А значит — какая, к черту, разница.

Вспышки удовольствия проходили сквозь все мое тело, выплескивая в кровь сумасшедшую дозу эндорфинов; жгучее желание у меня между ног становилось просто нестерпимым, и я двигал рукой все быстрее и быстрее. Я выпустил из пальцев свой болезненно напрягшийся сосок, чтобы тут же схватить их жадными губами и начать яростно облизывать, представляя, что это не мои пальцы, соленые от моего собственного пота, а член Поттера находится у меня во рту, а он лишь стоит и смотрит, как я отсасываю ему и дрочу свой член в почти безумном желании получить разрядку — для него, ради него — смотрит на меня затуманенными от страсти глазами и со сладострастной ухмылкой на устах.

Низкие гортанные звуки срывались с моих губ в такт движениям руки, пальцы до боли сжимали пульсирующую плоть, заставляя меня уже не стонать, а хрипеть от желания и возбуждения; пальцы глубоко во рту слегка приглушали звуки, а глаза Поттера горели диким огнем, сверкая в полутьме, пока он наслаждался видом моего налитого, сочащегося смазкой члена, зажатого в тисках моей ладони — потрясающе эротическое зрелище, театр одного актера, шоу, поставленное только для него одного. Мне казалось, я весь горю, рубашка липла к моему телу, влажная от пота, обтягивая мою кожу каждый раз, когда я вскидывал бедра навстречу своей руке, лаская себя все сильнее, все яростнее. Я хотел получить еще больше, намного больше, я умирал от невыносимого желания — еще немного, еще чуть-чуть — мое сердце колотилось, как сумасшедшее… и наконец я в последний раз исступленно толкнулся в свою руку — и наслаждение затопило меня, и каждый нерв, казалось, пронзительно звенел, как туго натянутая струна, и кровь жидким огнем разливалась по венам. Мои веки дрогнули, и глаза закатились, оставляя молоко глазных яблок трепетать под светлыми ресницами. Меня всего трясло, каждая мышца моего тела, казалось, стонала в экстазе. Я со свистом втягивал воздух сквозь сжатые зубы, в голове шумело, и весь мир вокруг подернулся дымкой глубокого изумрудно-зеленого цвета.

* * *

Спустя три дня после Рождества я приступил к осуществлению своего плана — во время завтрака одна из школьных сов опустила на стол перед Поттером вполне безобидный на вид конверт. Автор письма приглашал Поттера встретиться с ним в одной из множества неиспользуемых комнат Хогвартса, которая была спрятана за гобеленом с вышитой на нем буквой «И» в коридоре восточного крыла на четвертом этаже; к подробному описанию места встречи также прилагался и пароль. Насколько мне было известно, никто не знал, что за гобеленом скрывалась довольно уютная гостиная. Когда я впервые обнаружил ее на третьем курсе, она вся была покрыта многовековой пылью и паутиной. Но парочка заклинаний — и она стала как новенькая. Кроме того, в комнате не было ни одного портрета, который смог бы потом поведать миру о том, что происходило в ее стенах. В общем, это было идеальное место для тайных встреч.

Поттер быстро просмотрел записку, слегка нахмурился и передал ее своей соседке по столу — светловолосой когтевранке, которая присоединилась к их компании в прошлом году. Она что-то сказала ему, и он кивнул в ответ, а потом оба с подозрением посмотрели в мою сторону. Я сидел почти не дыша, боясь пошевелиться и тем самым показать, что я сам следил за ними, и мгновение спустя они отвели взгляды. Поттер тут же сложил письмо и сунул его в карман. Что ж, время покажет, придет он или нет.

* * *

Честно говоря, я ожидал его подозрительности, и придумал способ справиться с ней. Той ночью, едва войдя в комнату, я зажег огонь в камине и положил палочку на самую дальнюю полку, но так, чтобы ее можно было легко заметить от самых дверей. Поттер скорее поверил бы мне, если бы видел собственными глазами, что моя палочка находится в противоположном от меня конце комнаты. Потом я прошел в глубь гостиной и сел в одно из кресел у камина. Теперь настало время для осуществления второй части моего плана. Назначенное для встречи время уже прошло, а Поттер все еще не появлялся. Тогда я нарочито громко вздохнул, встал с кресла, призвал палочку и вышел из комнаты. Едва опустив за собой ткань гобелена, я опрометью кинулся вниз по коридору, благодаря Мерлина за то, что мягкая драконья кожа моих туфель позволяла мне передвигаться практически бесшумно, и запрыгнул в слегка выдающуюся нишу в нескольких метрах от гобелена — тени от факелов скрывали ее от посторонних взглядов и делали отличным укрытием. На этот раз мне не пришлось долго ждать. Не более чем через пять минут после моего ухода гобелен пошевелился. Я видел, как сквозь него проступили очертания человеческой фигуры, потом один край приподнялся, будто выпуская кого-то наружу, и тут же опал вниз, ударяясь о глухую стену за собой. Однако никто не показался в коридоре, или, по крайней мере, никого не было ВИДНО.

Я уже несколько лет знал, что у Поттера есть мантия-невидимка — еще с третьего курса, много всего произошло тогда. И я был уверен, что он ни в коем случае не заявится на встречу со мной без нее. Не меньше я был уверен в том, что он придет раньше назначенного времени, чтобы оценить, могу ли я представлять для него какую-либо опасность. Вначале я надеялся, что он даст знать о своем присутствии, но потом подумал, что, возможно, для успеха моего плана будет куда лучше, если он так и останется невидимым. Я просидел в своей нише чуть ли не целый час, затем незаметно выскользнул и заспешил по направлению к совятне. Мне было необходимо отправить ему еще одно письмо. Я не боялся, что меня поймают: в это час префекты еще имели право находиться за пределами своих спален, но мое время уже было на исходе. Мне следовало поспешить, если я хотел оказаться в слизеринских комнатах до начала комендантского часа. На обратном пути я поймал двух пуффендуйцев, разгуливающих по школе, и, с удовольствием сняв с каждого из них по десять баллов, отправил их в пуффендуйскую гостиную. Это был удачный для меня вечер. Когда я проходил через слизеринскую гостиную, Панси стреляла в мою сторону глазками и соблазнительно улыбалась, но я не обратил на нее внимания. Она была одной из тех, кто вызывал у меня стойкое отвращение, стоило мне лишь подумать о ней в сексуальном контексте; если бы не угрозы моего отца, я бы ни за что не пригласил ее в качестве моей партнерши на Рождественский бал. Оказавшись в своей спальне — слава Мерлину старостам полагались отдельные комнаты — я выскользнул из своей одежды, скинул ботинки, быстро натянул пижамные штаны и с наслаждением растянулся на кровати. Совсем рядом, на тумбочке, стоял маленький пузырек, наполненный дымчатой субстанцией синего цвета. Я завернулся в одеяло, не отрывая глаз от заветного пузырька, и продолжал ласкать его взглядом до тех пор, пока Морфей не забрал меня в свое царство.

13.09.2009

Дата добавления: 2015-09-05