Глава 1. Я сел на кровати, тяжело дыша

POV Драко.

Я сел на кровати, тяжело дыша. Весь липкий от холодного пота, я мелко-мелко дрожал, а все мышцы болели так, будто последние двенадцать часов я без перерыва играл в квиддич. Хотя нет, болело не все. Одна часть моего тела была просто невероятно чувствительной к прикосновению влажной, покрытой густой тягучей спермой пижамы, и каждое движение посылало новые вспышки удовольствия сквозь все тело, превращая его в безвольную трепещущую массу.

Мокрые сны снились мне с тех пор, как мне исполнилось двенадцать и мое тело начало меняться. Но они были совсем непохожи на этот. Обычные подростковые сны, которые помогали сбросить гормональное напряжение. Сюжет был примитивен: я вколачивал некоего безымянного человека в матрас, в стол, в пол, или даже в стену. Только секс, ничего лишнего: я не помню, чтобы там была какая-то прелюдия. В двенадцать лет в вашем словарном запасе и слова-то такого нет. Однако к тринадцати годам я заметил кое-что странное: человек, присутствующий в моих снах, не имел признаков, присущих противоположному полу. Я трахал парня. Немного обеспокоенный — в основном, из-за реакции своего отца, если бы каким-то непредсказуемым образом он узнал обо всем этом — я предположил, что в общем-то это ничего и не значит. Ничего такого. Я подслушал, как старшие мальчишки говорили о своих мокрых снах, девчонках и о том, какую из них они хотели бы трахнуть, и пришел к выводу, что это просто игры гормонов. Парням снится, как они трахают других парней, девчонкам снятся девчонки, а иногда происходит полная смена пола, и парню кажется, что он стал девчонкой, и его, девчонку, трахает другой парень. Все это обычные шутки подсознания — просто случайные ментальные образы, которые собираются в подчас дикие картины, когда твой мозг пытается перейти из фазы сна в стадию бодрствования. Тем не менее, к четвертому курсу все только ухудшилось.

Тогда я этого, конечно, не понял, но, как говорят магглы, любой задним умом крепок. Хотя, пожалуй, я должен был заподозрить неладное еще тогда, когда в школе появились те ведьмочки из Шармбатона. Заметьте, все девушки были из видных чистокровных семейств и весьма не дурны собой, а одна из них, Флер Делакур — и вовсе частично вейла. Все парни, по крайней мере, те, кто достиг определенной половой зрелости, ходили за ней, как на привязи. Даже Поттер и Уизел (хотя Уизел вел себя куда менее сдержанно, чем Поттер). Мне же она была безразлична. Я просто ничего не чувствовал — никакого притяжения. Мне, безусловно, импонировал ее холодный и равнодушный вид, но она привлекала меня не больше, чем любимая дворняга Хагрида.

Мысль об этом просто шокировала меня. Да, признаю, на Кубке Мира я тоже ничего особенного не почувствовал, но тогда мои родители специально зачаровали меня так, чтобы магия вейл на меня не действовала. Дело в том, что у мамы пунктик на этот счет: она терпеть не может, когда папа смотрит на других женщин, особенно на вейл. Мама сама на четверть вейла, и, как и все они, она невероятная собственница. Но после встречи с Флер мне пришлось пересмотреть свое отношение к происходящему. А потом стало еще хуже. Кубок выбрал Поттера в качестве второго — ВТОРОГО, вы можете себе представить?! — представителя от Хогвартса на предстоящем турнире. И это просто так сошло ему с рук! Я был просто в ярости и в течение года с удовольствием срывал на нем всю мою злость и гнев. Он снова был в центре внимания, а так как на время турнира были отменены все соревнования по квиддичу, мне было просто нечего противопоставить ему, не в чем его превзойти. Это бесило меня до умопомрачения.

А потом было это последнее задание, когда Поттер и Диггори исчезли из лабиринта, и только Поттер вернулся живым. Его тут же увели с поля, но я успел увидеть его искаженное лицо и остекленевший, остановившийся взгляд.

Он беспокоил меня, этот его взгляд, но я продолжал вести себя, как прежде: в конце концов, было совсем несложно все так же дразнить и всячески изводить Поттера и его прихлебателей. Но когда я вернулся домой, оказалось, что все совсем не так, как я думал. Темный Лорд действительно вернулся при помощи какой-то древней темной магии и крови и теперь всей душой жаждал смерти Поттера. Тогда же, в Малфой-мэноре, подслушивая в кабинете отца, я узнал, что произошло на самом деле, как умер Диггори и каким образом Поттер умудрился вернуться назад живым. Мне над многим предстояло подумать.

К завершению картины, мои сны тоже изменились. Это по-прежнему были мокрые сны, и даже мастурбация перед сном не могла избавить меня от них, но теперь у моего партнера были совершенно определенные и, к несчастью, чертовски узнаваемые черты. Худая фигура. Кожа легкого оливкового оттенка. Волосы, словно зона бедствия, и невероятные зеленые глаза, которые, казалось, светились в темноте. Чертов Гарри Поттер. Я понятия не имел, какого Мерлина этот полукровка вторгался в мои сновидения — причем в очень, очень личные — пачкая их своей маггловской сущностью. Одно время я пытался вообще не спать, но вскоре был вынужден оставить эту затею. Тогда я начал принимать перед сном по ложке зелья Сна Без Сновидений, но эффект был слишком слабым, чтобы и дальше продолжать принимать его. Да, мне больше не снились сны, но и моя пижама, и простыни по-прежнему были мокрыми и липкими по утрам, а, когда я просыпался, перед моим внутренним зрением все так же стояла пара пронзительных зеленых глаз. Уж лучше было видеть эти глупые сны.

А потом начался пятый курс. Я слышал из нескольких достоверных источников, что летом на Поттера напали дементоры, и эти слухи порядком беспокоили меня, ведь я точно знал, что эта атака не была спланирована Пожирателями. Кто-то из министерских пытался добиться исключения Поттера из школы, но я готов был биться об заклад, что это был не Фадж. У этого бесхребетного пуффендуйца кишка тонка замахнуться на подобное. Когда начались занятия, оказалось, что меня сделали префектом, а Поттера — нет. Вначале я был чертовски доволен собой, но Поттер и его компания не придали этому особого значения, и мое торжество не продлилось долго.

В тот год я вообще чаще наблюдал за Поттером, чем цеплялся к нему. Нет, я, конечно, снял с него пару десятков баллов и испортил не одно его зелье, но большую часть времени я только наблюдал. Что-то происходило с ним, и я понятия не имел, почему это так беспокоит меня. А потом был квиддичный матч, и он, как всегда, первым поймал снитч. Тогда я, КАК ВСЕГДА, сделал пару нелестных замечаний о его семье и о семье Уизла. И вот тут-то и произошло кое-что необычное. Поттер кинулся на меня. Честное слово, он кинулся на меня с голыми руками, а следом за ним и один из их рыжеволосых близнецов. Меня никто и никогда не бил до этого, не считая Грейнджер, которая ударила меня на третьем курсе. Это было ужасно. Это было очень больно. Однако все прекратилось так же быстро, как и началось, и Амбридж навсегда отстранила Поттера и обоих близнецов Уизли от игры в квиддич. Я был просто в бешенстве! Как теперь я мог побить Поттера хоть в чем-нибудь? Позже ночью, когда я лежал в кровати и прокручивал в голове события прошедшего дня, я сделал самое нежелательное открытие за всю мою недолгую жизнь. Воспоминание о том, как Поттер кинулся ко мне, сшиб меня с ног и, усевшись на мне верхом, стал наносить удар за ударом… возбуждало меня. Господи, меня просто бросило в жар, когда перед глазами возник образ Поттера, приближающегося ко мне с горящими от ярости глазами — я не видел в них такого огня со времен Последнего Задания. И я еще никогда не был так возбужден, даже тогда, когда мастурбировал на колдографию… ммм… пожалуй, вам необязательно это знать. Достаточно сказать, что у меня стояло дай бог как, и, что самое ужасное, эрекция и не думала проходить, и я ничего не мог сделать, чтобы избавиться от образа Поттера, который так и стоял у меня перед глазами. Сложите вместе два и два, и вы поймете, что последовало дальше. Я сжал свой член рукой, представляя, что это Поттер ласкает меня. В моем воображении он подчинял меня, брал меня силой, и я не противился этому, напротив — я восторженно приветствовал каждое его движение. И никогда в своей жизни я не кончал так сильно и так долго, как тогда. А после, лежа на кровати, выжатый, как лимон, и совершенно удовлетворенный, несмотря на недавние открытия, я думал о том, что наши отношения с Поттером приобрели такую форму, какую ни понять, ни объяснить я пока был просто не в состоянии.

И теперь, после всех событий, последовавших за возрождением Темного лорда, я просто не знаю, что со всем этим делать. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что скоро что-то произойдет и ничто уже не будет таким, как прежде.

* * *

Занятия шли своим чередом, но мучавший меня сон по-прежнему не давал покоя. За прошедшее лето мысли обо мне и Поттере стали просто наваждением, вызывая у меня смешанное чувство желания и отвращения. И каждую ночь мне снились сны, в которых он подчинял меня себе, овладевал мною, делал со мной все, чего ему только хотелось. И я наслаждался этим столь же сильно, сколь и ненавидел. Сама мысль о том, что Поттер мог иметь надо мной подобную власть, пусть даже только во сне, возмущала меня до глубины души. Но каждый раз, когда я прикасался к себе, я представлял, что это его рука скользит по моему члену, и каждую ночь, засыпая, я мечтал увидеть его снова.

Наверное, я начал сходить с ума.

Но тот сон отличался от всех предыдущих. Никогда еще Поттер не был со мной таким нежным, никогда еще он не обходился всего лишь парой шелковых лент, которые не шли ни в какое сравнение с цепями, наручниками и кожаными ремнями, фигурировавшими во всех других моих снах о нем. Никогда раньше он не озвучивал вслух свое право на обладание мною — ничего подобного тому, что было в этот раз. И сам этот сон ощущался как-то неправильно, и меня наполнял смертельный ужас при мысли о том, что это, возможно, было намного большим, чем очередным будоражащим воображение мокрым сном — что это сновидение было пророческим. И что еще до окончания школы, в один прекрасный день в течение следующих полутора лет, я буду лежать распятым в свой комнате, на своей собственной кровати, и добровольно отдаваться Поттеру.

Я сгорал от желания в ожидании этого дня.

* * *

Зелья всегда были моим любимым предметом, и не только потому, что профессор Снейп покровительствовал мне. Просто здесь я всегда был лучшим, смешивание ингредиентов казалось мне куда более простым и понятным, чем Трансфигурация или Чары. Ну а то, что зелья всегда проходили вместе с гриффиндорцами, делало урок еще приятнее. Мой любимый предмет, мой любимый преподаватель и мои излюбленные жертвы — все в одном месте, как на заказ.

Я повернулся на стуле так, чтобы краем глаза видеть, когда прославленное трио войдет в класс. Как всегда, они заняли свои обычные места — настолько далеко от слизеринцев, насколько это было возможно. Межфакультетская вражда нисколько не утихла после событий прошлого года, по крайней мере, между нами четырьмя. Ходили слухи, что гриффиндорцы сблизились с когтевранцами и пуфендуйцами, но ни один человек со всех трех факультетов не пытался завязать дружбу с кем-нибудь из Слизерина. Все Пожиратели Смерти, схваченные в Министерстве, были в прошлом слизеринцами, и доверие к нашему факультету было окончательно подорвано. Я подслушал, как Грейнджер говорила об этом Поттеру и Уизлу буквально на днях.

Урок начался, и профессор Снейп пронесся по классу в своей излюбленной манере. Я внимательно наблюдал за ним и Поттером. Что-то произошло между ними в прошлом году, но я не знал, что именно. Уверен, это имело частичное отношение к тем их занятиям по лечебным зельям, одно из которых я случайно прервал. Абсолютная чушь — вот чем это на самом деле являлось. Но, что бы там ни случилось, это обострило отношения между ними. Шестое чувство подсказывало мне, что уже не я был для Поттера самым ненавистным слизеринцем.

Аааах… Я тихо кивнул в такт собственным мыслям, заметив, как они обменялись взглядами, полными чистой ненависти и отвращения. Просто чудо, что ни один из учеников, разделявших их, не вспыхнул тут же от силы взаимной неприязни, горевшей в их глазах. А Поттер, разве он выглядел когда-нибудь таким горячим, как сейчас: весь напряженный, как струна, полностью сосредоточенный на предмете своей ненависти, с яростно сверкающими глазами… Профессор Снейп резко опустил огромный том по зельям на стол, и громкий звук отвлек меня от благоговейного созерцания. Быть пойманным фантазирующим о гриффиндорском чудо-мальчике — самое последнее, чего я хотел.

Профессор Снейп заговорил:

— Сегодня вы должны приложить все усилия… — он сделал паузу и презрительно посмотрел в сторону Лонгботтома. Он был так же ужасен в зельях, как и в прошлом году, хотя я слышал о его заметном прогрессе в Чарах и ЗОТИ. — … чтобы приготовить одно из самых деликатных зелий… — это значило, что сделай ты даже самую крошечную ошибку, как оно тут же взорвется, — … которое делает выпившего его бесплотным на некоторое время, — ауч, одно из тех зелий, для приготовления которых требуются довольно редкие и потенциально опасные ингредиенты. Скорее всего, профессор будет вынужден поставить нас в пары. — Чтобы приготовить зелье правильно, вы будете работать в парах… — взгляд Снейпа блуждал по классу. Все прекрасно знали, о каких парах шла речь: Снейп имел привычку ставить вместе представителей разных факультетов. — Зелье, которое вам предстоит приготовить, называется Матэрия Амитто, — на этих словах профессор Снейп зло осклабился, обводя нас — каждого из нас — презрительным взглядом, и я непроизвольно нахмурился, не узнавая названия зелья и не понимая, что он хотел сказать нам глазами. У меня появилось нехорошее предчувствие. Профессор озвучил пары. И, как все и ожидали, каждая из них состояла из слизеринца и гриффиндорца. Естественно, моим партнером оказался Поттер.

В течение следующих десяти минут профессор Снейп прочитал нам небольшую лекцию, объяснив ход приготовления зелья, перечислил ингредиенты и продиктовал пошаговую инструкцию, которую нам следовало внимательно записать. Покончив с теоретической частью, он предоставил нас самим себе и тому хаосу и разрухе, которые мы неизбежно устраивали на каждом практическом занятии. Мало какому зелью удавалось без последствий пережить сотрудничество двух враждующих факультетов. Я отправил Поттера за необходимыми ингредиентами, а сам начал устанавливать котел. В ответ он кинул на меня полный ненависти взгляд, но в нем не было ни того напряжения, ни той глубины, которые предназначались профессору Снейпу. Черт возьми, это действительно задевало меня! Я, между прочим, не раз угрожал ему в течение этих лет. Но, в конце концов, он всю свою жизнь был вынужден чего-то опасаться. По всей видимости, угрозы больше не трогали его, а мои глупые комментарии могли только усложнить мне задачу по заполучению Поттера.

А я твердо решил, что Поттер будет принадлежать мне, или, что вернее, я буду принадлежать Поттеру. Просто он еще не подозревал, что ему готовило будущее.

Наконец, мы приступили к приготовлению зелья. Порезать ингредиенты и отмерить нужное количество, добавить их вовремя в зелье и аккуратно помешать — все это время мы с Поттером не проронили ни словом больше, чем требовалось для правильного выполнения задания. По большому счету, мы общались друг с другом почти как цивилизованные люди. До определенного момента. Поттер тогда сидел слева от меня — к моему крайнему неудовольствию: терпеть не могу, когда люди заходят ко мне с левой стороны, тем более когда я работаю над зельем. Он с раздражением резал крылья златоглазки, как вдруг с той стороны класса, где расположился Лонгботтом, раздался какой-то резкий звук. По моим предположениям, его котел должен был взорваться еще четверть часа назад, учитывая, что его партнером был Крэбб. Поттер же вздрогнул от неожиданности и отдернул руку назад — туда, где всего в нескольких сантиметрах позади него покоилась моя рука. И у него все еще был нож.

Острая жгучая боль пронзила меня, когда его нож полоснул по тыльной стороне моей ладони от самого основания мизинца до большого пальца. Из полдюжины перерезанных венок тут же потекла кровь, стекая вниз тонкими трепещущими струйками и окрашивая стол в темно-красный цвет. Кто-то резко втянул воздух, и послышался хриплый вздох, но откуда конкретно он доносился, я не знаю: я неотрывно смотрел в перепуганные зеленые глаза Поттера. Я гулко сглотнул: он причинил мне боль, он поранил меня, но охвативший меня жар и слабость в ногах были вызваны отнюдь не болью. Взгляд Поттера упал на мою кисть, и вся краска сошла с его лица; его руки непроизвольно потянулись к моим, чтобы как-то остановить кровотечение. В несколько шагов профессор Снейп оказался подле нас, бросая на Поттера убийственные взгляды. Тот проигнорировал его и, оторвав от своей мантии неровный кусок, начал накладывать самодельную повязку на мою рану. Я прикусил губу: все его внимание было сосредоточено на мне; его неловкие движения причиняли боль, но, когда он поднял на меня блестящие глаза, я видел, что ему было искренне жаль, что все так вышло. Но нет, он не делал попыток извиниться — только смотрел, не отрываясь, на наши руки потемневшими от шока глазами.

Потом было много криков, и Гриффиндор лишился не одного десятка баллов, но я даже не смог бы сказать, сколько их сняли и по какой именно причине. Черная материя плотно обхватывала мою кисть, и кто-то в очередной раз предложил проводить меня до Больничного крыла. Я покачал головой, медленно поднимаясь со стула. В голове зашумело, и комната поплыла перед глазами, но я твердо стоял на ногах. Я вышел из класса, но вместо того, чтобы, как ожидалось, пойти в Больничное крыло, направился в сторону слизеринских комнат. Я прижимал поврежденную руку к груди, словно баюкая ее, и вся моя одежда успела пропитаться кровью, когда каменная стена отъехала в сторону и я скользнул в образовавшийся проход. Скоро я уже был в своей комнате и неуклюже рылся в сундуке в поисках аптечки.

Достав медицинские принадлежности, я устроился на кровати и бережно разбинтовал руку, пачкая здоровую о пропитавшийся кровью черный лоскут. Стоило мне отодрать последний слой ткани, как рана снова начала кровоточить, и я смотрел, не в силах оторвать взгляда, как темно-красная кровь стекает по моей кисти вниз, как отвратительные пьяные капли падают на мои колени — и все это по вине Поттера. Я наклонился и провел языком вдоль пореза, чувствуя крепкий вкус своей жизненной эссенции на языке. Волна возбуждения прошла сквозь мое тело, боль и удовольствие, казалось, плавили, размягчали сами кости, и я низко застонал.

С трудом сглотнув, я отстранился от руки и потянулся за баночкой с целебной мазью, которую только что достал из сундука. Мазь должна была остановить кровотечение и ускорить процесс заживления раны. Мадам Помфри, конечно, могла бы вылечить порез в доли секунды, не оставив на руке и следа в напоминание о событиях сегодняшнего дня. Но я не мог позволить этому случиться. Я хотел оставить себе этот шрам — серебристо-белую отметину, проходящую через всю тыльную сторону ладони — чтобы всегда помнить об этом дне.

13.09.2009

Дата добавления: 2015-09-05