Вторник, 20 ноября

Утро. Бен предложил мне помыть окна.

- Я сделал запись на доске, - сказал он, садясь в машину. - На кухне.

Я посмотрела. "Помыть окна" - написал он, добавив робкий вопросительный знак. Интересно, он что думал, что у меня не будет времени, тогда, чем я, по его мнению, занимаюсь весь день. Он не знает, что теперь я часами читаю свой дневник, а иногда ещё несколько часов пишу в нём. Он не знает, что иногда я встречаюсь с доктором Нэшем. Интересно, чем я занималась раньше. Неужели я и вправду целыми днями смотрела телевизор, гуляла или пела? Сидела ли я часами в кресле, слушая тиканье часов и рассуждая о том, как жить дальше?

«Помыть окна». Возможно, порой такие задания обижали меня и казались попыткой контролировать мою жизнь. Но сегодня оно вызывало во мне тёплые чувства, я не увидела в нём ничего дурного, всего лишь желание занять меня чем-нибудь. Я улыбнулась сама себе, даже если так, я в очередной раз подумала, как же, должно быть, тяжело жить со мной.

Ему приходится преодолевать огромные расстояния, чтобы проверить, что я в порядке, и всё время бояться, что я могу потеряться или уйти, или ещё что похуже. Помню, как читала про пожар, который уничтожил большую часть нашего прошлого, Бен никогда не говорил, что я подожгла дом, хотя наверняка это была я.

Я помню картинку: горящая дверь, её практически не видно в густом дыму, плавится диван, превращаясь в воск. Всё это парит надо мной, но вне досягаемости, но я всё равно не могу назвать это воспоминанием, и оно остается полу вымышленным сном.

Но Бен простил меня за это, как и за многое другое.

Сквозь своё отражение в кухонном окне я увидела подстриженную лужайку, чистенькие бордюры, гараж и заборы.

Я поняла, что Бен наверняка знал о моём романе, один раз меня точно видели в Брайтоне, если не больше. Как трудно, должно быть, ухаживать за мной, потерявшей память, тем более зная, что когда это произошло, я была далеко от дома, с твёрдым намерением переспать с кем-то другим.

Я вспомнила, что написала в дневнике: «Мой мозг был раздроблен. Разрушен». И всё равно он был со мной, там, где любой мужчина на его месте сказал бы, что я всё это заслужила, и оставил бы меня гнить в одиночестве.

Я отвернулась от окна и посмотрела под раковину. Чистящие средства. Мыло. Коробки порошка, пластиковые бутылки с разбрызгивателями. Там было красное пластиковое ведро, я наполнила его горячей водой, добавила немного мыла и капельку уксуса.

"Чем я ему отплатила?" - подумала я, взяла губку и начала намыливать окно, сверху вниз. Я тайком разгуливала по Лондону, встречалась с врачами, проходила обследования, ездила в дома, в которых мы раньше жили, и в больницы, в которых меня лечили после несчастного случая. И я не рассказывала ему об этом. Почему? Потому что я не доверяю ему? Потому что он решил защитить меня от правды, решил сделать мою жизнь настолько простой и понятной, насколько это возможно?

Я смотрела, как мыльная вода стекает маленькими ручейками, собираясь в лужи внизу.

Потом взяла другую тряпку и натерла стекло до блеска.

Теперь я знаю, что правда ещё хуже. Этим утром я проснулась с невыносим чувством

вины, в моей голове крутилось: "Тебе должно быть стыдно за себя. Ты пожалеешь".

Сначала я подумала, что мужчина в моей постели не мой муж, и только спустя некоторое время я поняла. Поняла, что изменила ему. Дважды. Первый раз много лет назад с мужчиной, который впоследствии отнял у меня всё, а сейчас я снова повторяю эту ошибку всем своим сердцем.

Я глупо, по-детски влюбилась в доктора, который пытается помочь мне, пытается облегчить мою жизнь. В доктора, чью внешность сейчас я даже не могу вспомнить, не помню, встречалась ли с ним когда-либо, но я знаю, что он намного моложе меня и у него есть девушка. И я сказала ему о своих чувствах. Нечаянно, да, но всё же сказала. Я чувствую себя не просто виноватой, я чувствую себя идиоткой. Я даже не могу представить, что привело меня к этому. Я ничтожество.

Там же, во время мытья окон, я принимаю решение. Даже если Бен не разделяет моей веры в лечение, я не верю, что он откажет мне в возможности убедиться в этом самой. Я ведь этого хочу. Я взрослый человек, а он не чудовище. Могу ли я доверять ему настолько, чтобы сказать правду?

Я слила воду в раковину и снова набрала ведро.

Я расскажу своему мужу. Сегодня вечером. Когда он придёт домой. Так больше продолжаться не может. Я продолжила мыть окна.

Я написала это час назад, но сейчас я уже не уверена. Я думаю об Адаме. Я прочитала о фотографиях в металлической шкатулке, но я так и не увидела ни одной из них. Ни одной. Я не могу доверять Бену, никому, кто потерял сына, а затем стёр все следы его существования. Это неправильно, это невозможно. Могу ли я доверять человеку, который так поступил? Помню, я писала в дневнике о том дне на Парламентском холме, когда я прямо спросила его об этом. Он солгал. Я перелистываю свой дневник и читаю об этом снова.

«- У нас никогда не было детей? - спросила я. Он ответил:

- Нет, не было».

Действительно ли он сделал это, чтобы защитить меня? Действительно ли он считал, что так будет лучше? Ничего мне не сказать было удобнее, но ведь он должен был? Да к тому же это отнимало меньше времени. Должно быть, ему надоело рассказывать мне одно и то же снова и снова, каждый день. Мне вдруг пришло на ум, что он сокращает объяснения и меняет истории вовсе не из-за меня. Может быть, ему так проще не сойти с ума от постоянных повторений.

Мне кажется, я схожу с ума. Все неустойчиво, все размыто. Сначала я думаю одно, через секунду - другое. Я верю всему, что говорит мой муж, затем я не верю ни единому слову. Я доверяю ему, а в следующее мгновение перестаю доверять. Всё кажется ненастоящим, выдумкой. Даже я.

Единственное мое желание - знать наверняка одну вещь. Одну единственную вещь, о которой мне не надо напоминать и рассказывать. Я хочу знать, с кем я была в тот день в Брайтоне. Я хочу знать, кто сделал это со мной.

Позднее, после разговора с Доктором Нэшем, я дремала в гостиной. Зазвонил телефон. Телевизор был включён, звук приглушён. Какое-то время я не могла понять, наяву я или во сне. Я думала, что слышу голоса, они становились громче. Я поняла, что это были мы с

Беном.

Он говорил:

- Ты чокнутая сука и даже хуже.

Я кричала на него, сначала от злости, потом от страха. Хлопнула дверь, разбилось стекло от удара кулаком. И тогда я поняла, что это был сон.

Я открыла глаза. Передо мной стояла кружка холодного кофе с отколотым краешком, рядом нервно жужжал телефон. Телефон-раскладушка. Я ответила на звонок. Это был Доктор Нэш. Он представился, хотя его голос и так казался мне знакомым. Он спросил всё у меня нормально. Я сказала ему, что всё хорошо, и что я читала свой дневник.

- Ты знаешь, о чём мы разговаривали вчера? - спросил он.

Я вздрогнула от шока и ужаса. Получается, он решил прояснить ситуацию. У меня появилась крохотная надежда. Возможно, он испытывает тоже, что и я, так же сбит с толку смешанными чувствами, желанием и страхом. Но это ощущение продлилось недолго.

- Насчёт поездки туда, где ты жила после выписки. Варинг Хаус?

- Да.

- Так вот, я позвонил им сегодня утром. Всё нормально. Мы можем туда съездить в любое удобное для нас время.

Будущее. И снова на меня нахлынуло безразличие.

- Следующую пару дней я буду занят. Может быть, в четверг?

- Звучит неплохо, - ответила я. Для меня не имело значения, когда мы поедем. В любом случае, я не надеялась, что поездка поможет.

- Хорошо. Я позвоню.

Я уже собиралась попрощаться, как вдруг вспомнила, о чём писала перед тем, как заснуть. Я поняла, что мой сон был некрепким, иначе я бы всё забыла.

- Доктор Нэш, мы можем кое о чём поговорить?

- Да?

- О Бене?

- Конечно.

- Дело в том, что я просто запуталась. Он не рассказывает мне о многом. О важном. Об Адаме. О моём романе. Он лжёт и о других вещах. Он говорит, что я стала такой из-за несчастного случая.

- Хорошо, - сказал он. Пауза. - Зачем он, по-твоему, делает это?

Он сделал упор на "по-твоему", а не на "зачем". Я задумалась на секунду.

- Он не знает, что я веду дневник. Он не знает, что я знаю больше, чем он мне говорит.

Мне кажется, ему так проще.

- Только ему?

- Нет. Думаю, что для меня так тоже легче. Или просто он так считает. Но на самом деле это не так. Это значит лишь, что я не знаю, могу ли я доверять ему.

- Кристина, мы постоянно меняем факты, переписываем историю, чтобы упростить себе жизнь, создать для себя подходящую версию событий. И делаем это автоматически. Создаем воспоминания. Бездумно. Если мы говорим себе, что что-то часто происходит, то начинаем верить в это, и запоминаем. Может быть, именно так Бен и делает?

- Должно быть, так. Но я чувствую, что он обманывает меня, чтобы достичь своих интересов. Пользуется моей болезнью. Он думает, что может переписать историю на свой лад, и я никогда ничего не узнаю, и мне никто не сообщит. Но я знаю, знаю точно, что он

делает. И поэтому не доверяю ему. В конце концов, он отталкивает меня, доктор Нэш. Он всё разрушает.

- И? Что ты думаешь с этим делать?

Я уже знала ответ. Я снова и снова перечитывала свою утреннюю запись. О том, как мне ему доверять. Вернее, как не доверять. В конце концов, осталось единственное, о чём я могла думать: "Так больше не может продолжаться".

- Я должна рассказать ему, что я веду дневник. Должна рассказать, что мы встречаемся с тобой.

Сначала он ничего не отвел. Я не знала, чего ожидать. Неодобрения? Но он сказал:

- Думаю, возможно, ты права. На меня нахлынуло облегчение.

- Ты согласен?

- Да. Я уже пару дней думаю о том, что это может быть мудрым решением. Но я даже не предполагал, что версия Бена будет настолько отличаться от того, что ты начала вспоминать. Даже не предполагал, что это так расстроит тебя. Но это также натолкнуло меня на мысль, сейчас мы видим лишь половину всей картины. Из твоих слов понятно, что начинает всплывать всё больше и больше подавленных воспоминаний. Поговорить с Беном о прошлом может оказаться полезным. Это может помочь процессу восстановления памяти.

- Думаешь?

- Да, возможно, нашу работу было глупо утаивать от Бена. И ещё, сегодня я общался с персоналом Варинг Хаус. Хотел получить представление о том, что там происходило. Я общался с одной из медсестёр, которой ты сблизилась. Её зовут Николь. Она сказала мне, что только недавно вернулась на работу туда, но она бы очень счастлива, когда узнала, что ты теперь живёшь дома. Она рассказала, что никто не любил тебя так, как Бен. Он приходил повидаться с тобой почти каждый день. Она рассказала, что он сидел с тобой в комнате или саду. И изо всех сил пытался быть весёлых, несмотря ни на что. Его знали все очень хорошо, ждали его с нетерпением.

Он помолчал немного.

- Почему бы тебе не предложить Бену прийти на нашу встречу? Ещё одна пауза:

- Мне, наверное, нужно с ним встретиться в любом случае.

- Ты никогда с ним не встречался?

- Нет. У нас был всего лишь короткий разговор по телефону, когда я первый раз предложил ему встретиться с тобой. Этот разговор прошёл не очень хорошо.

Меня это поразило. Так вот, почему он предложил пригласить Бена. Он хочет, наконец- то, встретиться с ним. Он хочет всё открыть ему, чтобы вчерашняя неловкость наверняка больше никогда не повторилась.

- Хорошо. Если ты считаешь, что так будет правильно.

Он ответил, что считает. Он долго молчал, а потом сказал:

- Кристина? Ты сказала, что прочитала свой дневник?

- Да.

Он снова замолчал.

- Я не звонил этим утром. Я не говорил тебе, где он.

Я поняла, что это правда. Я пошла к гардеробу сама, и хотя и не знала, что найду там, я нашла обувную коробку и открыла её, не думая. Я сама нашла его. Как будто я помнила, что

он там.

- Это великолепно, - сказал он.

Я пишу это в кровати. Уже поздно, но Бен ещё в своём кабинете. Я слышу, как он работает, стук клавиш, щёлканье мышки. Даже слышу посторонние звуки, скрип кресла. Я представила, как он, щурясь, сосредоточенно смотрит на монитор. Надеюсь, что услышу, как он выключит компьютер, когда соберётся спать, и что у меня будет время, чтобы спрятать дневник.

Сейчас, несмотря на то, что я думала этим утром и согласилась с доктором Нэшем, я абсолютно не хочу, чтобы мой муж узнал, о чём я писала.

Мы разговаривали, когда сидели в столовой.

- Можно кое-что спросить у тебя? - спросила я, а затем, когда он поднял глаза, продолжила. - Почему у нас нет детей?

Я собиралась таким образом проверить его. Я хотела, чтобы он сказал правду, опровергнул моё заявление.

- Сначала не было подходящего времени, - ответил он. - А потом уже было поздно.

Я отставила тарелку с едой в сторону. Я была разочарована. Он пришёл домой поздно, позвал меня, когда вошёл, и спросил, как я.

- Где ты? - спросил он. Звучало, как обвинение.

Я крикнула, что на кухне. Я готовила ужин, резала лук, чтобы пожарить в оливковом масле, которое разогрела на сковороде.

Он стоял в дверном проёме, как будто сомневаясь, входить в комнату или нет. Он выглядел уставшим. Несчастным.

- С тобой всё нормально? - спросила я. Он увидел нож в моей руке.

- Что ты делаешь?

- Просто готовлю ужин, - сказала я и улыбнулась, но он не ответил взаимностью. - Я подумала, что неплохо было бы сделать омлет. Я нашла в холодильнике яйца и грибы. У нас есть картошка? Я нигде её не нашла, я...

- Я планировал сделать свиные отбивные. Я купил их ещё вчера.

- Извини. Я...

- Но ничего. Омлет подойдёт. Если ты так хочешь.

Я чувствовала, что разговор сворачивает в ту плоскость, в которой я не хотела оказаться.

Он смотрел на разделочною доску, над которой висла моя рука, сжимающая нож.

- Нет,- сказала я и засмеялась, но он не засмеялся со мной. - Это не имеет значения. Я не знала. Я всегда могу...

- Ты же уже нарезала лук, - безжизненно произнёс он. Просто констатируя факт без всяких украшений.

- Я знаю, но... мы всё равно можем сделать отбивные?

- Как хочешь, - сказал он и повернулся, чтобы выйти. - Я накрою на стол.

Я не ответила. Я не поняла, что это было, что я сделала и сделала ли что вообще. Я вернулась к луку.

Мы сидели друг напротив друга. И ели в тишине. Я спросила его, всё ли в порядке, но он пожал плечами и ответил, что да.

- Просто долгий день, - это всё, что он мне сказал, добавив лишь, в ответ на мой ждущий продолжения взгляд. - На работе.

Обсуждение закончилось прежде, чем начаться. И я подумала, что лучше рассказать ему о дневнике и докторе Нэше. Я начала неохотно есть, стараясь не волноваться. "В конце концов, - говорила я себе. - Он тоже имеет право на плохие дни". Но тревога всё равно грызла меня. Я чувствовала возможность улизнуть от разговора и не знала, проснусь ли я завтра с той же убеждённостью, что это правильный поступок. В конечном итоге я не смогла больше выносить этого.

- Но мы хотели детей? - спросила я. Он вздохнул.

- Кристина, а мы должны были?

- Извини.

Я до сих пор не знала, что говорить и говорить ли вообще. Может быть, лучше просто пустить всё на самотёк. Но я поняла, что не могу сделать этого.

- Просто сегодня произошло кое-что очень странное.

Я пыталась придать голосу легкомысленности, беззаботности, которой у меня не было и в помине.

- Я кое-что вспомнила.

- Кое-что?

- Да. Я не знаю...

- Продолжай, - сказал он и наклонился вперёд неожиданно напряжённый. - Что ты вспомнила?

Мои глаза были направлены на стену позади него, на фотографию, висящую на ней. Чёрно-белое изображение. Крупным планом лепестки цветов с каплями воды на них. Она выглядела дёшево. Как будто ей место в каком-нибудь универмаге, а не в доме, где живут люди.

- Я вспомнила, что у меня был ребёнок.

Он откинулся на спинку стула. Его глаза сначала широко раскрылись, а затем закрылись. Он набрал в лёгкие воздух и долго его выдыхал.

- Это правда? У нас был ребёнок?

"Если он сейчас соврёт, - подумала я. - То я даже не знаю, что делать дальше". Наверное, буду спорить с ним. Расскажу ему всё в неконтролируемом порыве излияния. Он открыл глаза и посмотрел в мои.

- Да, - ответил он. - Это правда.

Он рассказал мне об Адаме, и на меня нахлынуло облегчение. Облегчение, граничащее с болью. Все эти годы потеряны навсегда. Все эти моменты, о которых я не помню, уже никогда не вернутся. Я почувствовала, как внутри меня нарастает возбуждение, пока не выросло до таких размеров, что было способно поглотить меня.

Бен рассказал мне о дне рождение Адама, о его детстве, его жизни. Куда он ходил в школе, в каких рождественских пьесах играл. О его способностям к футболу и лёгкой атлетике, о его разочаровании в результатах экзаменов. О его девушках. О плохой компании, с которой он по ошибке связался. Я задавала вопросы, а он отвечал на них. Кажется, он был счастлив поговорить о сыне, его плохое настроение, словно смыло воспоминаниями.

Я поняла, что сижу с закрытыми глазами, а он говорит. Картинки нахлынули на меня, изображения Адама, меня, Бена, но я не могу сказать, были ли они воспоминаниями или

воображением.

Когда он закончил, я открыла глаза и какое-то время пребывала в шоке, оттого, кто сидит передо мной, оттого, каким старым он стал, насколько он отличается от того молодого отца, которого я представляла.

- Но здесь нет его фотографий, - сказала я. - Нигде. Ему было не по себе.

- Я знаю. Ты расстроишься.

- Расстроюсь?

Он ничего не ответил. Возможно, ему не хватало сил рассказать мне о смерти Адама. Он выглядел разбитым. Опустошённым. Я почувствовала себя виноватой за то, что сделала с ним, за то, что продолжаю делать с ним каждый день.

- Ничего. Я знаю, что он мёртв.

Он выглядел удивлённым. Сбитым с толку.

- Ты... знаешь?

- Да, - сказала я и уже собиралась рассказать ему о своём дневнике, о том, что он уже всё мне рассказывал, но не сделала этого. Его настроение всё ещё было хрупким, в воздухе висело напряжение. Это могло подождать.

- Я просто чувствую это.

- В этом есть смысл. Я тебе уже рассказывал об этом.

Конечно же, это было правдой. Как и то, что он уже рассказывал мне о жизни Адама. И всё же, я поняла, что одна история мне кажется настоящей, а вторая - нет. Я поняла, что не верю, что мой сын мёртв.

- Расскажи мне ещё раз, - попросила я.

Он рассказал о войне, о дорожной мине. Я слушала настолько спокойно, насколько могла. Он рассказал о похоронах Адама, о залпе выстрелов над гробом, покрытым британским флагом. Я попыталась выдавить воспоминания, пусть даже такие тяжёлые, такие ужасные, как эти. Но ничего не вышло.

- Я хочу пойти туда. Я хочу увидеть его могилу.

- Крис, я не уверен...

Я поняла, что поскольку у меня нет воспоминаний, мне нужно увидеть доказательство того, что он мёртв или я так и буду носить в себе надежду, что он жив.

- Но я хочу. Я должна.

Я думала, что он может сказать, нет. Может сказать мне, что он думает, что это не очень хорошая идея, что это может слишком сильно меня расстроить. И что мне тогда делать? Как я могу его заставить? Но он ничего такого не сказал.

- Пойдём на выходных. Обещаю.

Облегчение, смешанное с ужасом, заставило меня онеметь.

Мы убрали тарелки. Я стояла возле раковины, опускала блюда, которые он передавал мне, в горячую мыльную воду, натирала их, передавала ему обратно, чтобы он их вытер. Всё это время я избегала смотреть на отражение в окне.

Я заставляла себя думать о похоронах Адама, представить, как я стою на траве в пасмурный день, рядом с земляной насыпью, глядя на гроб, подвешенный над дырой в земле. Я попыталась представить залп выстрелов, игру одинокого трубача, и нас, семью, его друзей, всхлипывающих в тишине. Но не смогла. Это было не так давно, и всё же, я ничего не увидела. Я попыталась представить, что я должна была чувствовать. В тот день я бы

проснулась, даже не зная, что я мать, поэтому Бену сначала пришлось бы меня убедить, что у меня есть сын, и что оставшуюся часть дня мы будем хоронить его. Я представила не ужас даже, а онемение, неверие. Ощущение нереальности происходящего. Разум может принять многое, но вряд ли справится с таким, уж точно не мой. Я представила, как мне говорят, что надеть, ведут из дома к ожидающей машине, усаживают на заднее сидение. Возможно, пока мы ехали, меня мучил вопрос, на чьи похороны мы едем. Вероятно, я чувствовала себя так, как будто на свои.

Я посмотрела на отражение Бена в окне. А ведь ему пришлось со всем этим справляться, в то время как его собственное горе было невыносимо. Наверное, было бы лучше для всех нас, если бы он не взял меня вообще на похороны. По коже пробежал холодок. Может быть, он так и сделал?

Я так до сих пор и не решила, рассказать ли ему про доктора Нэша. Теперь он снова выглядел уставшим, подавленным. Он улыбнулся только тогда, когда я поймала его взгляд и улыбнулась ему. "Возможно, позже, - подумала я, - хотя может и не быть более подходящего времени". Я не могла не чувствовать, что то, что я сделала или не сделала, является причиной его нынешнего состояния.

Теперь я поняла, как беспокоюсь за этого мужчину. Не знаю, люблю ли, до сих пор не знаю, но это лишь потому, что я вообще не знаю, что такое любовь. Несмотря на смутные воспоминания об Адаме, я чувствую любовь к нему, желание защитить его, желание дать ему всё, ощущение, что он часть меня и без него я неполная. К маме, когда вспоминала её, я тоже чувствовала любовь, но другого рода. Это более сложная связь, с оговорками. Я её не совсем понимала.

Но Бен? Он кажется мне привлекательным. Я доверяю ему, несмотря на его ложь, потому что я знаю, что он от чистого сердца хотел, как лучше, но могу ли я сказать, что люблю его, ведь я лишь отдалённо осознаю, что знаю его больше, чем несколько часов? Не знаю. Но я хочу, чтобы он был счастлив. И где-то в глубине души, я понимаю, что хочу быть тем человеком, который сделает его таким.

Я решила, что должна приложить больше усилий. Взять всё под контроль. Этот дневник

- это тот инструмент, который может улучшить наши жизни, а не только мою.

Я уже собиралась спросить, как он справлялся, когда это случилось, но, должно быть, я отпустила тарелку раньше, чем он успел взять её. Бен сказал "Чёрт!", и она с грохотом упала на пол, разлетевшись на сотни мелких кусочков.

- Извини! - сказала я, но Бен даже не посмотрел на меня. Он опустился на пол, чертыхаясь под нос.

- Я сама всё уберу.

Он проигнорировал мои слова и, вместо этого, начал собирать самые большие куски, складывая их в правую руку.

- Извини, - снова заговорила я. - Я такая неуклюжая!

Не знаю, чего я ожидала. Прощения, возможно, или уверения, что ничего страшного не произошло. Но вместо этого Бен сказал:

- Чёрт!

Он уронил остатки тарелки и засунул в рот большой палец левой руки. Капли крови забрызгали линолеум.

- Что-то случилось?

Он поднял на меня глаза:

- Да, да. Я порезался. Чёрт...

- Давай я посмотрю.

- Ничего страшного, - сказал он и встал.

- Дай я посмотрю, - повторила я и потянулась к его руке. - И наложу повязку или приклею пластырь. Мы...?

- Чёрт побери! - произнёс он, отталкивая мою руку. - Просто оставь меня в покое!

Хорошо?

Я была ошеломлена. Я видела, что порез глубокий. Кровь заполнила её до края и побежала тонкой струйкой по запястью. Я не знала, что делать, что сказать. Он не кричал, но и не предпринял попытки скрыть своё раздражение.

Мы смотрели друг на друга в состоянии неопределённости, готовые начать пререкаться. Мы ждали, пока кто-нибудь из нас заговорит, оба не совсем понимали, что же произошло и насколько значимым был этот момент.

Я не выдержала первой.

- Извини, - сказала я, хотя часть меня негодовала. Его лицо смягчилось.

- Ничего. И ты извини меня, - он сделал паузу. - Я просто очень устал. Это был долгий день.

Я взяла бумажное полотенце и передала ему.

- Неплохо бы тебе привести себя в порядок. Он взял её.

- Спасибо, - сказал он, промокнув кровь на запястье и пальцах. - Пойду наверх, приму

душ.

Он наклонился и поцеловал меня.

- Хорошо?

Затем повернулся и вышел из комнаты. Я услышала, как закрылась дверь ванной, и

открылся кран. Котёл рядом со мной ожил.

Я собрала остатки тарелки и выкинула в мусорное ведро, предварительно завернув их в бумагу. Затем смела кусочки поменьше и смыла губкой кровь. Я закончила и пошла в гостиную.

Телефон-раскладушка звонил, приглушенный сумкой. Я вытащила его. Доктор Нэш.

Телевизор был ещё включён. Над головой раздавался скрип половиц, когда Бен переходил из комнаты в комнату. Я не хотела, чтобы он услышал, что я разговариваю по телефону, о существовании которого он даже не знает. Я прошептала:

- Да?

- Кристина. Это Эд. Доктор Нэш. Ты можешь разговаривать?

Где его дневное спокойствие и задумчивость. Теперь его голос настойчивый. Я даже испугалась.

- Да, - сказала я, ещё сильнее понизив голос. - Что такое?

- Ты уже разговаривала с Беном?

- Да. Вроде того. А что такое? Что случилось?

- Ты ему говорила о дневнике? Обо мне? Приглашала ли его в Варинг Хаус?

- Нет. Собиралась. Сейчас он наверху, я... Что случилось?

- Извини. Возможно, не о чем волноваться. Просто мне только что позвонили из Варинг Хауса. Женщина, с которой мы разговаривали сегодня. Николь. Она дала мне номер

телефона. Она сказала, что твоя подруга Клэр звонила туда, она хотела поговорить с тобой и ставила свой номер.

Я насторожилась. Я услышала, как в туалете побежала вода, потом в раковине.

- Я не понимаю. Недавно?

- Нет. Через несколько недель после того, как ты выписалась и переехала к Бену. Поскольку тебя там не оказалось, она взяла номер Бена, но потом она звонила ещё раз и сказала, что не смогла связаться ним. Она попросила дать твой адрес. Они, конечно же, не могли сделать этого, но сказали, что она может оставить им свой номер на случай, если ты или Бен когда-нибудь позвоните. Николь нашла записку в твоём деле после того, как мы поговорили, и она перезвонила, чтобы дать номер мне.

Я не понимала.

- Но почему они просто не отправили его мне? Или Бену?

- Николь сказала, что они отправляли. Но ответа никакого не получили. Он сделал паузу.

- Бен разбирает всю почту, - сказала я. - Он забирает её утром. Как сегодня,...

- Бен давал тебе номер Клэр?

- Нет. Он сказал, что мы не общаемся уже много лет. Она переехала, почти сразу после того, как мы поженились. В Новую Зеландию.

- Хорошо. Кристина? Ты уже говорила мне об этом... но... это не международный номер. Во мне начало подниматься чувство страха, хоть я и не могла сказать почему.

- Так она вернулась?

- Николь сказала, что Клэр посещала тебя всё время, пока ты была в Варинг Хаус. Она бывала там почти так же часто, как и Бен. Николь ничего не слышала о том, что она переехала в Новую Зеландию или вообще куда-либо.

У меня возникло ощущение, как будто вдруг всё сорвалось с места и начало двигаться слишком быстро, чтобы я могла поспеть за ним.

Я слышала Бена наверху. Вода перестала бежать, бойлер замолчал.

Я подумала, что есть какое-нибудь разумное объяснение. Должно быть. Я почувствовала, что нужно замедлить ход событий, чтобы я смогла нагнать их и понять, что всё это значит. Я хотела, чтобы он прекратил говорить, стереть то, что он сказал, но он продолжал говорить.

- Есть кое-что ещё, - сказал Нэш. - Извини, Кристина, но Николь спросила, как у тебя дела, и я ответил ей. Она была удивлена, что ты вернулась к Бену. Я спросил почему.

- Продолжай, - услышала я свой голос.

- Мне жаль, Кристина, но она сказала, что вы с Беном развелись.

Комната слегка наклонилась. Я схватилась за ручку кресла, чтобы не потерять равновесие. Бессмыслица. По телевизору блондинка кричала пожилому мужчине, что ненавидит его. Мне тоже хотелось закричать.

- Что? - спросила я.

- Она сказала, что вы с Беном разошлись. Бен ушёл от тебя. Через год или около того, как ты переехала в Варинг Хаус.

- Разошлись? - спросила я. У меня появилось ощущение, как будто стены комнаты начали отступать, становиться ничтожно маленькими. Исчезать.

- Ты уверен?

- Да. Именно так и сказала. Она сказала, что у неё сложилось впечатление, как будто

это каким-то образом связано с Клэр. Больше она ничего не смогла сказать.

- Клэр?

- Да.

Даже, несмотря на путаницу в голове, я слышала, как тяжело ему даётся этот разговор, в голосе нерешительность, медлительность, он взвешивал каждое слово, пытаясь определить, что лучше сказать.

- Не знаю, почему Бен не рассказывает тебе всего. Я думал, что он уверен, что так будет лучше, что он защищает тебя. Но сейчас. Сейчас я не знаю. Не говорить тебе, что Клэр по- прежнему живёт здесь. Даже не упомянуть о разводе. Не знаю. Это кажется неправильным, но я полагаю, у него должны быть какие-то причины.

Я ничего не ответила.

- Я подумал, может быть, тебе стоит поговорить с Клэр. Возможно, у неё найдутся ответы. Она может даже поговорить с Беном. Не знаю.

Ещё одна пауза.

- Кристина? У тебя есть ручка? Тебе нужен её номер телефона? Я сглотнула комок в горле.

- Да, - ответила я. - Да, пожалуйста.

Я потянулась за ручкой, которая лежала возле газеты, и записала номер, который он дал

мне.

Я услышала, как задвижка в ванной открылась, и Бен вышел на лестницу.

- Кристина? Я позвоню тебе завтра. Не говори ничего Бену. До тех пор пока мы не

выясним, что происходит. Хорошо?

Я услышала, как соглашаюсь, как прощаюсь. Он не сказал мне записать всё это в дневник прежде, чем идти спать. Я написала "Клэр" рядом с номером, по-прежнему не зная, что делать. Я оторвала его и положила в сумку.

Я ничего не сказала Бену, когда он спустился вниз, ничего, когда он сел на диван напротив меня. Я устремила взгляд в телевизор.

Там шёл документальный фильм о дикой природе, об обитателях дня океана. С прерывистым подёргиванием подводный аппарат с дистанционным управлением изучал океанскую впадину. Два фонаря освещали места, которые никогда не знавали света. Призраки в бездне.

Я хотела спросить его, поддерживаю ли я связь с Клэр, но не хотела услышать ещё одну ложь. Гигантский кальмар во мраке медленно перемещался в слабом течении.

- Это создание никогда прежде не бывало запечатлено на плёнку, - сказал голос за кадром, сопровождаемый электронной музыкой.

- С тобой всё в порядке? - спросил он. Я кивнула, не отводя глаз от экрана. Он встал.

- У меня есть ещё кое-какая работа наверху. Я скоро приду спать. И тогда я посмотрела на него. И осознала, что не знаю, кто он.

- Хорошо, - ответила я. - Увидимся позже.

Дата добавления: 2015-09-05