Расскажи мне о своей любви к Эс. . . 3 страница

- Так что, повесить трубку? - спросила, наконец, буфетчица.

Капитан судорожно вытаращил глаза, - и буфетчица испуганно бросила трубку на место. После чего к стойке робко потянулись свидетели.

Буфетчица брала тарелки, единственное, что здесь осталось после ремонта и, выполняя рекомендации начальника, делала вид, что накладывает в эти тарелки пищу. Вскоре она не выдержала и обратилась к начальнику. Тот к этому времени уже приступил к тренировке своих подчиненных по разборке-сборке автомата.

- Товарищ начальник, скажите им, пусть деньги кладут настоящие! - в сердцах выпалила буфетчица.

- Да, но пища-то ненастоящая. Почему деньги должны быть настоящие? - попробовали возразить в очереди.

- Тогда мне неинтересно будет работать, - призналась буфетчица. - К тому же, у меня почему-то руки сами опускаются.

- Кладите настоящие деньги, - приказал капитан. - И через паузу добавил: Потом мы их вам вернем.

Буфетчица отпускала порции, точнее делала вид, что отпускает порции, не изменив своих прежних привычек и правил. Изменился только критерий оценки. Теперь, кто ей клал денег больше, она тому уделяла внимания больше, отражая в своем поведении все эмоции, на какие только способна женщина, не смотря на то, что всего лишь делала вид, что накладывает в тарелки пищу. Кто ей клал денег меньше, она тому уделяла внимания меньше, при этом давая недвусмысленно понять, что если денег будет больше, то и посетитель, соответственно, сможет надеяться на большее. А кто ей не клал денег вовсе, ну тут, вдобавок ко всему, она отпускала такой взгляд, такой сгусток отрицательных эмоций, одновременно всем своим видом показывая, что готова вот-вот пожаловаться начальнику, что многие тут же и раскошеливались. Но буфетчица была принципиальна и не оставляла таким никакого шанса.

В стороне от стойки сидел старичок и долго, затаив дыхание, наблюдал за соревнованием милиционеров. Он, конечно же, наверное, хотел бы понаблюдать за чем-то другим и подумать о другом, но поскольку буфетчица его не интересовала, а больше в этом кафе наблюдать было не за чем, то он и наблюдал за соревнованием милиционеров, упражняющихся в разборке и сборке автомата. Потом старичок достал клочок бумаги и дрожащими руками что-то написал. Потом, когда случилась пауза, - подошел к начальнику и в большом волнении произнес:

- Простите, я правильно вас понял... что каждый должен заниматься здесь тем, чем занимался здесь... ранее?

- Да, - твердо ответил начальник, отложив в сторону секундомер.

- Я так и думал! - обрадовался старичок. - Я так долго ждал этой минуты!.. Мы с ней здесь познакомились в начале шестидесятых... вон там, за тем столиком. Я даже могу дать вам все ее данные.

Начальник взял бумажку с адресом, очень внимательно осмотрел своих сотрудников и сказал:

- Так, поступила новая вводная, - и передал бумажку молодому милиционеру, позже всех собравшему автомат: Ты проиграл, тебе и идти.

Когда уже молодой милиционер собрался уходить, начальник задержал его, прижал к груди и по-отечески добавил:

- Будь осторожен, сынок, по ночам сейчас на улицах очень опасно!

Молодой милиционер по-юношески беззаботно поправил фуражку, свалившуюся после отеческих объятий начальника, и скрылся за дверью. После чего дверь закрыли на ключ.

Троица сидела среди гор ящиков из под пустых бутылок и пропивала отобранные у скрипача деньги. Горстка оставшихся измятых купюр валялась тут же, на одном из ящиков. Мужики находились исключительно под впечатлением стрельбы и музыки и потому в большей степени пили молча. Когда же кто-то из них начинал говорить, то пытался сказать что-нибудь умное. Разговор на первую тему произошел исключительно под воздействием музыки.

- Женщины боятся, когда о них говорят правду. Мужчины боятся, когда о них говорят ложь, - опорожнив стакан, высказал свою философскую мысль старший.

- Почему, есть мужчины, которые тоже боятся, когда о них говорят правду, - пробуя развить эту мысль, высказался младший.

- Тогда они, извините за выражение, бабы, - осадил того средний и тут же в, поисках поддержки, посмотрел на старшего.

Старший, почувствовав рост своей значимости, выдержал паузу, молча откупорил очередную бутылку и так же молча выпил. Потом - встал и на шатающихся ногах полез за груду ящиков. Достал оттуда тряпицу и развернул ее.

- Смотрите!.. - с затаенной гордостью произнес он, показав пистолет.

- Ох, ты, какая игрушка!

- Где достал?

- Где-где? Вам все расскажи.

- Пойдем, постреляем!

- А можно?

- Сейчас все можно!

-... а велосипед надо вернуть.

Светало, отчего, из-за искусственного освещения, в кафе происходило какое-то помутнение. Ночь вымотала людей, и те с нетерпением ждали приближения утра. Никто не спал. Все совершали различные занятия, чаще имитацию занятий. Люди как будто боялись остаться без занятий, боялись, что если они остановятся и останутся без занятий, то перед ними раскроется бездна.

Со стороны стойки доносилось бормотание.

- Когда голоден, то пропадает всякий стыд, - бормотал мужской голос.

- Да?.. А я почему-то думала, что для этого мужчин нужно кормить, - кокетничая, отвечал голос буфетчицы.

И тут в дверь постучали. В нее, возможно, стучали и ранее, но не так сильно. Милиционеры застыли над чтением своих любимых книг - последнего издания Уголовного кодекса. Строители зависли над своей любимой игрой в кирпичики домино. Начальник уголовного розыска присел. Глаза его округлились и остановились на табличке с надписью «Спецобслуживание». Он развернул эту табличку и растерянно произнес:

- Интересно, а кто здесь сидел до того, пока я не занял это место?

Вопрос повис в воздухе.

Стук продолжился, не смотря на то, что рядом находилось, удобное для прохода, разбитое окно витрины.

Раздался хлопок. У кого-то не выдержали нервы. Вскоре стали стрелять все, у кого было оружие. Стреляли до тех пор, пока не закончились патроны. Потом наступила шипящая тишина. На лицах милиционеров, застывших от напряжения, выступил страшный оскал, копия того, что выступал обычно на лице их начальника. Наконец, в разбитом окне витрины, не смотря на то, что рядом уже находилась удобная для прохода разнесенная в клочья дверь, возникло насмерть перепуганное лицо молодого милиционера.

- Вы что, мужики!.. - дрожащим голосом пропел тот. - Я же свой... свой... Привел девушку для этого старика.

- Для какого это старика?.. - закрутил головой старик, понимая что речь идет именно о нем и, внутренне не соглашаясь с вынесенной формулировкой...

Взгляд старшего сержанта, бывшего институтского знакомого, поймал его под столом во время стрельбы. Старший сержант нырнул под его столик издалека, рыбкой. Сначала милиционер бегло стрелял своим взглядом по сторонам, потом - начал прицеливаться к нему. Надо сказать, что до этого глаза старшего сержанта всю ночь хоть и находились в стороне, но постоянно держали его под своим прицелом. Сейчас же, когда эти два совершенно разных глаза, прицел одного из которых, к тому же, был явно сбит, стали расстреливать его в упор, он испытал смешанные чувства.

- Да, многим эта девчонка тогда запудрила мозги. Не девчонка, а навязчивая идея какая-то! - неожиданно выпалил старший сержант после того, как стрельба в кафе закончилась. - Ты думаешь, ты один был такой? Если ты так думаешь, то ты просто заблуждаешься. Усек?.. Я бы многое мог тебе порассказать, Признаюсь, я и сам хотел за ней приударить. Конечно, тебе она отдавала некоторое предпочтение. Поэтому после всего случившегося, тебе, наверное, было труднее всех... Теперь вот, в отличие от других, ну удел...

- Ну, что ты решил по поводу своего алиби... то есть по поводу своего трудоустройства в милицию? - продолжил старший сержант сразу после того, как перепуганный молодой милиционер подал свой голос из-за витрины. - Скажу по секрету, новый начальник нашего уголовного розыска - бывший писатель. А писатели, как ты знаешь, берут жизненную ситуацию и сочиняют ее заново, меняя подчас все. Даже черты характера человека могут обратиться в противоположные. Поэтому я не удивлюсь, если ты окажешься крайним, раз ты попал в протокол. К тому же, наш начальник убежден, что единственные, кто сейчас в ладах с законом - это сами милиционеры. Потому что законы в нашей стране постоянно меняются, а милиционеры все равно стоят на страже этих законов, даже если они их и не знают. Секешь?

Потом они разговаривали еще. Старший сержант говорил что-то про старую дружбу, про то, что ни смотря ни на что, он уже никогда больше не выпустит его из виду, что неплохо было бы создать в милиции свою, так сказать, диаспору, во всяком случае, было бы легче, что дело, связанное с Эс, еще не закрыто и что, хотя все нити он уже держит в своих руках, старший сержант ничего бы не имел против и его помощи. Он же отвечал, что тоже рад этой встрече, не смотря на то, что она случилась столь странно, что он, вообще-то, хотел бы поскорее уйти отсюда и что очень хотел бы побыть один. На что старший сержант с радостью добавлял, что как только попадет в отделение милиции, то сразу же пошлет ему повестку с уведомлением и пригласит его к себе в отделение в гости.

И неизвестно, говорили ли они только об этом или им удалось поговорить о чем-то еще, потому что рядом заработала машина, сдирающая асфальт. Возможно, им и удалось поговорить о чем-то еще, а возможно, им, как старым знакомым, хватило всего несколько реплик, несколько выразительных взглядов и жестов, чтобы понять друг друга. Но суть разговора осталась неизменной.

Машину, сдирающую асфальт, никто сначала и не заметил, а когда заметили - начальник уголовного розыска, а за ним и все его подчиненные, подбежали к ней и начали требовать, чтобы она уложила содранный асфальт обратно, в том же порядке, в котором он лежал раньше. Когда же все, наконец, поняли, что машина этого сделать не сможет, с нее решили снять мерки. Образовавшаяся суета и позволила ему, впрочем не только ему одному, незаметно ускользнуть с места происшествия.

Возле кафе остановился автомобиль, тот, что забирал девушку из кафе. Постоял немного и тронулся.

- Куда теперь? - поинтересовался водитель.

- Проедем еще разочек... А потом - к ней, - ответил полный мужчина, сидящий на заднем сидении. - Волнуюсь как мальчишка! Давно со мной такого не было. С одной стороны, это даже хорошо, даже хочется таких волнений, а с другой стороны - плохо. Очень плохо. Никак нельзя терять голову, тем более, в моем положений. Она же никак не хочет руководствоваться рассудком, и все поступки совершает под воздействием каких-то непонятных чувств. Хочешь не хочешь, приходится настраиваться на ее волну... Мы и стрельбу-то эту устроили из-за того, что я настроился на ее волну. Я даже не подумал о последствиях. Как она может так жить? Как можно совершать поступки под воздействием своих чувств, под воздействием каких-то непонятных импульсов и суеверий, идущих откуда-то из глубин подсознательного? И вообще... непонятно откуда они идут? Мужчине так жить нельзя. Чтобы так жить надо чувствовать себя абсолютно защищенным. И в то же время, она, как будто бы, требует от меня, чтобы я жил так же, как и она. Нет, она, конечно же, ничего об этом не говорит. Просто, я сам чувствую, что я, чтобы быть с ней, должен вести себя таким же образом, - должен бросится в бездну чувств, потеряв рассудок. Она просто ставит меня в безвыходное положение. Она довела меня, меня, взрослого мужика, до полного изнеможения... то есть отчаяния! Я даже не могу с ней общаться как с обычными женщинами. Я даже не могу ей сказать всего того, что я хотел бы сказать. Во мне даже появился стыд! Может, все это из-за разницы в возрасте?.. Но я ведь и сам в общении с ней становлюсь мальчишкой, глупым, нерешительным мальчишкой! Во мне все более и более утверждается максимализм, вызываемый только высокими чувствами и только в мальчишеском возрасте. Я становлюсь неспособным ни на какие компромиссы. И, что самое ужасное, все это выплескивается из личной жизни в работу. Я уже и сам себя не узнаю! И это я - владелец банка и нескольких совместных предприятий. Теперь положение моего банка и моих совместных предприятий зависит полностью только от наших взаимоотношений с ней. Скажи кому - не поверят! Да, Россия - не Америка... И даже - не Европа. Россия - это Россия!.. Ей и самой, наверное, уже страшно заглянуть в мою душу... Эта любовь становится самым главным, может быть, самым несчастным, а может быть, самым счастливым, событием в моей жизни. Я обречен на эту любовь. И тут уж на карту поставлено все: или мы будем вместе, или разорятся и мой банки и все мои совместные предприятия... Останови!

Водитель, слушавший монотонный гул мотора, успел уловить изменившуюся интонацию в голосе руководителя, включил сознание и затормозил.

Мужчина вышел, купил на улице огромный букет роз, сел обратно в машину и, сказав «Поехали», продолжил свои рассуждения. Сначала он оценил цветы:

- Красивые!.. - потом, каким-то другим голосом, добавил: Сто долларов... - наконец, вошел в привычную интонацию: Разум мне говорит одно, приводит тысячу доводов, а чувства - другое. И я никак не могу примирить в себе эти две силы, никак не могу найти между ними общий язык. Более того, чем отчаяннее я это пытаюсь сделать, тем больше у меня появляется сомнений. Против своих сомнений я почти бессилен. Я запутываюсь в этих сомнениях. Они разрастаются во мне со страшной быстротой. Их войска прибывают и с одной и с другой стороны. И прибывших больше чем убитых... - и через паузу: вот что значит, совершить безрассудный поступок и по пьяне заехать на дискотеку.

- Приехали, - сказал водитель и затормозил. - Кажется, здесь. Вот телефонная будка. Вот подъезд.

- Давай сделаем еще кружочек.

- Какой кружочек? - не понял водитель.

- Какой-какой? Какой угодно! Вокруг дома, по улице!..

- А-аа, - произнес водитель. Он даже нисколько не удивился. - Потом опять сюда? - уточнил он.

- Да! - решительно кивнул мужчина и продолжил свои рассуждения: Под воздействием разума, наверное, любая бы смогла в меня влюбиться. А вот добиться от женщины, чтобы она влюбилась под воздействием чувств, чтобы не было никакого расчета... Да, в настоящей любви, существуют совершенно иные законы, нежели в жизни... Я сначала не хотел делать первый шаг. Хотел подождать, созреть. И она должна была созреть. Но почему-то я созрел раньше... - и вновь сменив интонацию. - Дорогая, ты должна понять, что я не терплю компромиссов. Я всему себя отдаю без остатка. Но ты должна понять так же и то, что я не мыслю свою жизнь без банка и совместных предприятий. И им я хочу так же всего себя отдавать без остатка. Поэтому если вдруг я увлекусь, чтобы создать какое-нибудь новое совместное предприятие, и не смогу быть рядом с тобой, то ты должна знать, что я все равно рядом с тобой. Это будет высшее проявление твоего рассудка...

- Еще кружочек? - пространно спросил водитель, притормозив на прежнем месте.

- Нет, пожалуй, хватит. Пора... - ответил мужчина и, выключив диктофон, пояснил: Попробую обдумать на досуге... Жди! - и, взяв цветы, выскользнул из автомобиля.

Войдя в подъезд, мужчина вызвал лифт. Не смотря на надпись «Лифт не работает», лифт почему-то пришел. Войдя в кабину, мужчина устремил свои глаза в потолок и перекрестился. Лифт равнодушно проглотил содержимое и понесся вверх. Где-то на уровне пятого этажа лифт застрял.

Солнце светило по-доброму, окрыляя души работников местного отделения милиции, наблюдавших за его ликованием через решетки. И прохожих на улице, и облака, и землю, и деревья, и даже солнце работники местного отделения милиции наблюдали через решетки. Возможно, таким образом реализовывалась чья-то тайная мечта, возможно, нарабатывалось особое состояние души. А может, благодаря решеткам, милиционеры просто защищались от преступности.

- Представляешь, кто здесь сейчас был?.. Главный издатель детективной и коммерческой литературы! - поведал старший сержант, радушно встретив его в дверях своего кабинета. - Сейчас, по поручению начальника, я занят подсчетом нашего будущего дохода. Мы теперь не будем брать денег у государства! Мы теперь переходим на самоокупаемость и рассчитываем на самую высокую зарплату. На уровне мировых стандартов! А вот и источники нашего дохода! - тут милиционер указал на увесистые папки, аккуратно разложенные по всему кабинету. - Это детективы, написанные нашими сотрудниками по материалам дела о нападении на кафе. Каждый детектив имеет свою версию, своих преступников и героев. Героями, как правило, выступают сами авторы. Кстати, прототипом некоторых действующих лиц являешься и ты. Ведь ты тоже попал в протокол.

- А что с настоящим расследованием? - поинтересовался он.

- А что с расследованием? Расследование как расследование. Чрезвычайно запутано... - уклонился от ответа старший сержант и, повернувшись к двери, посмотрел в смотровое окошечко (окошечко почему-то открывалось не со стороны коридора, а со стороны кабинета).

Убедившись, что в коридоре никого нет, старший сержант закрыл дверь на ключ, и добавил:

- К тому же, к расследованию уже потерян всякий интерес. Вышестоящее начальство тоже от нас ничего не требует. Они сейчас все заняты написанием мемуаров.

Тут старший сержант подошел к другой двери, которая на первый взгляд походила на дверцу шкафа и, распахнув ее, пригласил гостя в другую комнату. Окон в этой комнате не было. Все заливал холодный искусственный свет. Половину комнаты занимал диван с висевшим над ним распятием обнаженной женщины, в другой половине располагались стол, стулья и холодильник.

- Кабинет, так сказать, с двойным дном! - похвастался милиционер. - У нас сейчас многие держат такие кабинеты. Некоторые даже вдалеке от отделения. Но мне еще пока по должности не положено держать вдалеке от отделения. Поэтому приходится здесь. Да спрячь ты свою повестку. Проходи и давай выпьем!

На столе быстро появились запотевшая бутылка, банка соленых огурцов и две железные кружки.

- Рюмок вот только нет. Рюмки еще не приобрел, - с огорчением вздохнул милиционер и поинтересовался, на всякий случай: Ты все так же по-прежнему пьешь?

- Вообще-то я перешел на пиво, - ответил он.

- И пиво есть! - обрадовался милиционер. - Воблы вот только нет. Но мы сейчас сделаем «ерша»!

И он сделал обоим «ерша». И достав из банки руками огурчик, поднял свою кружку.

- Ну, давай вздрогнем... Помнишь, как раньше, в общежитии... Ооо... крепка зараза... Да положи ты свою повестку, положи и закусывай. Или нет, давай ее лучше сюда. Давай я на ней распишусь.

Старший сержант с большим удовольствием поставил свою витиеватую подпись на повестке и вновь сделал обоим «ерша». Потом акцентированным движением поставил недопитую бутылку с водкой на повестку и очень выразительно посмотрел на своего гостя.

- Вот мы здесь сейчас сидим, расслабляемся, а в этом здании, между прочим, и за его стенами происходят в этот миг такие трагедии во всем, что ты даже себе и представить не можешь! Вот... - загадочно выговорил старший сержант, переводя взгляд то со своего захмелевшего гостя на содержимое бутылки. - И не зря меня сейчас больше всего интересует история с Эс. Сначала ей многие интересовались из-за ее привлекательности, но прошло время, и теперь она может стать ключом к разгадке тайн тех, кто ею интересовался ранее. Секешь?.. Скоро, говорят, у нас в стране появятся компьютеры, так тогда вообще будет у нас не жизнь, а лафа. Представляешь, забьем каждого человека в этот... в файл, а потом соединим два файла интересующих нас людей, ну, и проследим за их совместным поведением. Просчитаем. Так что математик во мне еще не умер... Ты, наверное, думаешь, я что, изменил науке, забросил свои научные расследования. А я к ней сейчас, может быть ближе, чем кто-либо другой.

- А у тебя глаз уже почти зажил, - подобрев после выпитого, подметил гость.

Старший сержант нахмурился и несколько раз попытался облокотиться на край стола, чтобы прикрыть глаз рукой. Следующего «ерша» сделал молча.

Выпили. Через стену донеслись женский смех, фырканье и бормотания.

- Не обращай внимания, - кивнул старший сержант. - Здание еще советской постройки. К тому же женщины - одно из основных орудий наших противников... против нас. Поэтому щас мы его усиленно изучаем... А ты щас будешь звонить...

Голова болела. К тому же, она была почему-то забинтована.

Он шел мимо лотков с книгами, мимо витрин и развалов, где так же лежали книги. Книг было очень много и все почему-то кричали, кричали не только своими названиями, но и своими рисунками на суперобложках. Все образы здесь достигали своего предела и обращались в свою противоположность.

Потом он остановился возле салона фотографии. Что-то заставило его остановиться. Его как будто ударило током. Определяя причину столь неожиданного удара, он осмотрелся вокруг, рассмотрел витрину и - увидел среди прочих фотографий фотографию своей новой знакомой, той девушки, звонка которой он та и не и дождался.

Поразмыслив, он зашел в фотографию.

В фойе стояли девушки. Неожиданно появился лысый фотограф в черном махровом халате.

- Желаете сфотографироваться?

- Да, пожалуй, - кивнул он.

- Пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Вот зеркало.

Он не стал смотреться в зеркало и сразу же сел.

- Не желаете посмотреть на себя в зеркало? - искренне удивился фотограф.

- Нет.

- Очень хорошо... Повязочку прикажете оставить? - полюбопытствовал, наконец, фотограф.

Он вспомнил, что на его голове повязка, и никак не отреагировал. Ему было все равно. К тому же, все еще почему-то очень сильно болела голова, опаздывала координация, и грубил голос.

- Понимаю-понимаю, - обрадовался фотограф, вмиг сделавшийся еще более любезным. - Внимание, приготовились... Стреляю... Ха-ха... Минуточку. Еще разочек. Контрольный выстрел. Чтобы наверняка.

Он поманил фотографа к себе пальцем, и тот мгновенно откликнулся на этот жест.

- Скажите, а как вы относитесь к женщинам? - поинтересовался он.

- Ну, сначала им нужно придумать интересный образ, - охотно ответил фотограф. - Они жить не могут без интересных образов. Это для них как одежда, которую им хочется постоянно менять... Потом их нужно красиво снять. Проявить. Закрепить, чтобы не пожелтели. Потом повесить в рамочку и всем показывать. Правда, со временем, они все равно почему-то желтеют.

- Скажите, а те женщины, что у вас в витрине.

- О! Это мои модели. А что, вас заинтересовали эти фотографии?.. Я вам могу показать такое, если вы, конечно, интересуетесь... Я люблю этих женщин за их смелые образы...

Полный мужчина сидел в застрявшем лифте и слушал диктофон:

- «Разум мне говорит одно, приводит тысячу доводов, а чувства - другое. И я никак не могу примирить в себе эти две силы, никак не могу найти между ними общий язык. Более того, чем отчаяннее я это пытаюсь сделать, тем больше у меня появляется сомнений. Против своих сомнений я почти бессилен. Я запутываюсь в этих сомнениях. Они разрастаются во мне со страшной быстротой. Их войска прибывают и с одной и с другой стороны. И прибывших больше чем убитых... - и через паузу: вот что значит, совершить безрассудный поступок и по пьяне заехать на дискотеку...»

Мужчина неожиданно вскочил и принялся отчаянно биться о решетку лифта.

- Откройте, откройте же, наконец... кто-нибудь! - неистово заорал он.

Снизу послышались шаги. Услышав крик, по ступеням поднимался наряд милиции. Заметив наряд, мужчина прекратил крик и как-то растерянно пробормотал:

- Я требую адвоката...

В отделении милиции мужчина успокоился, уселся на табуретку и заговорил по мобильнику. И неважно, о чем он говорил, важен был сам факт, что он разговаривал по мобильнику. Мобильный телефон был последней модели, хотя и весил не менее килограмма.

Напротив него, за столом, на фоне окна с решеткой, сидел начальник уголовного розыска и в волнении дожидался окончания этого разговора.

Между начальником и задержанным сидел адвокат и культивировал на своем лице эмоции, которые, по его мнению, необходимо было получать начальнику от задержанного, если бы тот не был занят разговором и, вообще, если бы тот способен был культивировать на лице подобные эмоции.

Продолжая разговор, задержанный закурил и машинально предложил закурить начальнику. Адвокат скультивировал недостающие эмоции.

- Нет, спасибо, - отозвался начальник. - У меня свои, - и тоже закурил, «беломорину».

Наконец, начальник тоже решил поговорить по телефону. Но его телефон почему-то не срабатывал. Хотя его телефон был нисколько не дешевле телефона задержанного, а, возможно, даже и дороже, как предмет антиквариата.

- Я сейчас, - смутившись, произнес, наконец, милиционер и поднялся из-за стола.

Адвокат поджал ноги и, склонив голову, благосклонно пропустил милиционера к двери. Дверь закрылась, адвокат поднял голову и посмотрел на своего подзащитного. А тот уже давно сидел с поднятой головой.

Кабинет старшего сержанта скорее напоминал склад в книжном магазине. Сам старший сержант сидел в глубине и что-то подсчитывал.

- И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что наша милиция не самая талантливая в мире! - с удовольствием констатировал он, заметив появление начальника.

Начальник молчал, рассеянно перебирая книги.

- Придется отпустить за отсутствием улик, - шелестя страницами, посетовал, наконец, капитан.

Старший сержант насторожился.

- Жалко отпускать такого, - донеслось из-за книг, это начальник разговаривал сам с собой.

- Совсем нет никаких улик? - робко поинтересовался старший сержант.

- Совсем, - растерянно ответил капитан. - Дело-то в отношении Эс совсем не сдвинулось с места. А они наверняка были очень близки, когда он возглавлял предприятие перед его закрытием.

Старший сержант попытался незаметно прикрыть рукой синяк под глазом, теперь уже на другом месте.

- Придется тебе пойти... к нему, - выдохнув огромный глоток воздуха, произнес, наконец, капитан. И, помогая старшему сержанту подняться, добавил: И извинись, пожалуйста, за меня...

Чудесен мир! Чудесны настроения природы! Чудесны, противоречивы и разнообразны. Особенно, если рядом с тобой такая девушка! Природа, словно вечная девственница, неповторима в своих чувствах. И разнолика. И бессмертна. Ибо тот, кто переживает свои чувства каждый раз как будто заново, бессмертен. Но творения человека не могут жить без человека, не могут жить без чувств того или иного человека. Впрочем, и природа, возможно, не может жить без присутствия того, кто ее создал.

- Очень странное место, - прошептала девушка. Остановившись возле длинного забора с колючей проволокой.

- Не страннее, чем фотоателье... или что-нибудь другое, - ответил он.

- Один-один, - лукаво улыбнулась девушка.

- Сейчас мы найдем лазейку. Милиция постоянно заделывает эти лазейки, а их все равно не становится меньше. Не боишься?

- Нет.

За забором находился совсем другой мир, с одиноко стоящими стенами, с неоправданно гигантскими железными конструкциями, утратившими всякий смысл, мир, где посреди помещений могли расти целые заросли диковинных цветов или крапивы. Лишь останки старых вещей, принадлежащих некогда людям, напоминали о былом. Причем каждая вещь здесь почему-то превращалась в образ и трогала сердце. И эти образы тоже хранили тайну, но тайну не агрессивную, тайну молчаливую, загадку жизни, а, может быть, и загадку Вечности.

- Когда-то его называли «градообразующее предприятие». Почти каждый житель города был обречен работать здесь. Когда я впервые попал сюда - здесь все было другим, - заговорил он. - Тогда я почувствовал волнение перед чем-то неизвестным, перед какой-то тайной, которую предстоит познать, покорить, вдохнуть в нее свою жизнь. Тогда это предприятие диктовало каждому человеку схему и образ жизни, программу жизни, и люди не могли уже жить без него, потому что у них не было другой программы. И я тоже начал путешествовать по этому предприятию. Во время работы или в моменты отдыха мне удалось заглянуть почти в каждый его уголок, и в каждом уголке была своя аура, своя загадка, своя жизнь, созданная присутствием других. Раньше все здесь гудело, как огромный живой организм. Сейчас же у этого организма нет сил, кроме как жить воспоминаниями, переживая свою личную трагедию и продолжая терпеть мучительно затянувшуюся агонию...

Во время этих слов земля неожиданно задрожала и захрустела, словно человеческие кости. Хруст нарастал вместе с гулом какого-то механизма. Девушка испуганно схватила его за руку и потащила в сторону. Они спрятались, вжавшись за выступ в стене.

Появился каток, которым обычно укатывают асфальт. Катком управлял милиционер в оранжевой куртке. Позади него тоже следовала милиция. Послышались голоса.

- Может, нам лучше везде поставить охрану? Никого не впускать, никого не выпускать, - предложил один из милиционеров.

- Много чести...

- Предприятие связано с городом множеством поземных ходов и коммуникаций, и было бы опасным превращать его в социалистическое гетто, - ответил другой. - Ведь тут, в подвалах и на чердаках, еще живут люди, много людей. Мы просто о них ничего не знаем. Просто они разбегаются как тараканы. К тому же, судя по всему, это предприятие работало на оборонку. И хотя все документы утеряны, наверняка найдутся еще люди, посвященные в его тайну.

Дата добавления: 2015-09-05