Расскажи мне о своей любви к Эс. . . 4 страница

- Поэтому лучше дождаться, пока к нему пропадет всяческий интерес, и продолжать сохранять здесь свое присутствие.

Шум и голоса стихли.

- Испугалась? - спросил он.

- Я боюсь только темноты и тишины, - ответила девушка. - А ты?

- А я, наверное, боюсь только дураков... И еще очень страшно, когда тебя предают твои же святые, - заметил он.

Преодолев очередной обвал, залитый водой, они остановились возле нетронутой временем беседки. Девушка зашла в беседку и присела.

- Места, как и люди, одни живут прошлым, другие - будущим. Это место живет прошлым, - присев рядом, выговорил он.

- Сюда еще просто не пришли люди, которые хотят жить будущим, - ответила девушка.

- Здесь я впервые с ней познакомился, - прошептал он. - Здесь мы часто встречались, скрываясь от любопытных глаз, которых тогда было много. Здесь мы терзали друг друга, стараясь открыть друг в друге все новые и новые бездны, делая это порой самым жесточайшим образом. А вон там, где отбит кирпич, мы часто оставляли послания друг другу, когда не было возможности встретиться... Я совсем забыл...

Она сделала движение, но остановилась, предоставив это сделать ему самому. В тайнике, действительно оказался лист бумаги. Он достал его. Когда доставал, потерял ощущение времени.

- Ты обещал мне... - прошептала она, тронув его за локоть. - А сам сейчас только что изменил...

В стороне от беседки, у заброшенной "Доски почета", крутилась троица. Они отдирали медные буквы. Сначала они отдирали слово "Почета". Потом один из них отодрал букву "Д" и вместо не повесил букву "т". Получилось слово "тоска" - надо отдать должное, эти люди тоже не были лишены своеобразного художественного мышления.

- Да, с каждым днем все труднее и труднее доставать деньги на опохмелку, - вздохнул один из них.

- А может, попытаемся выкопать кабель? - предложил другой. - Все предприятие опутано проводами и кабелями. Я сам укладывал один из них, как сейчас помню.

- Советую подыскать трудоголиков где-нибудь в другом месте, - затянувшись бычком, процедил сквозь зубы старший.

- Босс, а может, нам организовать какое-нибудь предприятие? Ты будешь директором, а мы - твоими заместителями.

- Зачем организовывать? Вот бесхозное предприятие. Попросим инвестиций...

- Можете, когда хотите!.. - похвалил новую инициативу старший.

Помимо троицы, по всему предприятию в поисках обломков старых вещей бродили люди. Они подбирали этим вещам новое применение, потому что по назначению те уже не годились. Возле одного из цехов люди жгли костер. Лица их были перепачканы сажей. Наверное, они жгли этот костер уже много-много дней и совсем потеряли счет времени.

- Там, где горит костер, раньше была курилка, - произнес он и, взяв девушку за руку, тенью проскользнул с ней мимо.

Они оказались на широкой захламленной лестнице. Присутствие людей здесь тоже было отмечено рисунками и надписями, только рисунки эти скорее передавали животную сторону жизни. И потому девушка, следуя за ним по лестнице, робко, хотя и с некоторым любопытством, осматривалась по сторонам.

- Интересно, чем это вы тут занимались с Эс? - пытаясь разрядить обстановку, игриво поинтересовалась она, когда они остановились.

Он промолчал, потом очень серьезно посмотрел ей в глаза и прошептал:

- Скажи, что ты меня любишь.

- Я тебя люблю, - сказала девушка.

- Честно?

- Ты же сам попросил, чтобы я это сказала.

Он отошел в сторону. Прошла целая вечность, пока он к ней вернулся.

Девушка умела слушать музыку. Она умела впускать музыку в себя, сливаясь с ней в единое целое. Музыка разливалась по всему ее телу. Торжествовала! И даже когда девушка нечаянно задремала в его комнате от усталости, музыка не покинула ее. Она заботилась о ней, убаюкивала, окутывала, оберегала. Она жила в ее душе, облагораживая черты ее лица, делая их разными, в зависимости от своего настроения. Не забывала музыка и об окружении девушки, приводя в гармонию все вокруг, воссоздавая мир как будто бы заново.

Девушка умела слушать и людей. Правда, в подобных случаях, лицо ее иногда напрягалось и делалось собраннее, словно она не понимала смысла сказанного, или не совсем принимала, хотя и хотела принять.

Но музыка все-таки была ей ближе. В их родстве было что-то важное, неземное. Хотя девушка и была земной. До нее даже можно было дотронуться. Почувствовать рукой ее волосы. Ощутить ее присутствие всем телом.

Чтобы не побеспокоить спящую, он осторожно перешел в соседнюю комнату и присел в кресло напротив зеркала. Сразу почему-то вспомнилось детство. В детстве он часто по несколько раз пытался подкрасться к этому зеркалу, чтобы незаметно заглянуть в него, - и всякий раз встречал в нем свое изображение. В его душе жила надежда, что можно заглянуть в зеркало так, чтобы не застать изображение, или, наоборот, застать это изображение врасплох, но ему никак не удавалось этого сделать.

Впервые за последние годы на него нахлынули воспоминания детства, впервые он смог разглядеть их сквозь толщу других воспоминаний.

- Ой, кажется, я заснула, - выдохнула девушка, немножко устыдившись этого своего поступка.

Потом он провожал девушку домой. Они шли по дороге, мимо предприятия, мимо огромных очистных сооружений, и он рассказывал то, о чем она попросила его во время их первой встречи. Он не понимал, что девушке уже интереснее было услышать другое.

- Сначала я думал, что она ничего не понимает, коль ведет себя столь странным образом, - говорил он. - Потом я думал, что я ничего не понимаю. Теперь мне кажется, что мы оба ничего не понимали, оба вдолбили себе в головы какие-то глупости, и жили вместе с ними. Но нас слишком многое связывало. Разрыв был равносилен уходу навсегда чего-то очень важного, равносилен смерти или нерождению чего-то нового, новой жизни, целого мира, миров. Вот так вот, благодаря любви, каждое движение души, каждый поступок, каждое слово приобретают самое максимальное значение, самый высший смысл. Вот так вот, именно благодаря любви, мне думается, человек учится жить и понимать смысл всего происходящего, понимать цену каждого своего поступка... Когда есть вдохновение, сочиняется музыка, пишутся стихи. Когда нет вдохновения - ничего не пишется. Когда есть любовь, все слова, все поступки кажутся важными, когда нет любви - все банально.

И еще - мне кажется, что она нафантазировала себе некий идеал и если встречалась с теми, кто претендовал на место этого идеала, то оценивала, подсознательно, скорее всего подсознательно, того человека в процентном отношении к этому идеалу, и вела себя по отношению к этому человеку настолько хуже, чем в обычной жизни, насколько процентов он, по ее мнению, был ниже этого идеала. Себя-то она почему-то ставила на один уровень со своим идеалом... Сейчас я думаю, уж лучше бы она, наверное, оценивала с чем-то реальным, например, с кошельком, чем выносить такой приговор. Недостающую сумму всегда можно найти...

Возле дома девушки уже горели фонари. Около одного из фонарей стоял все тот же автомобиль. В машине сидел водитель. Увидев их, водитель сразу же достал телефон и начал радостно о чем-то докладывать. Девушка протянула руку и прошептала:

- Я позвоню...

Он тоже что-то невнятно пробормотал. Не было слов. Не было еще новых слов. Были чувства. Но чувства на этот раз почему-то не хотели пятнать себя словами.

Вот так вот неловко они простились.

Музей заповедник сиял золотом куполов, поражал красками теремов и колоколен. Как будто и не было толщи веков, отделяющих его рождение от наших дней.

- Просьба всем зайти в автобус. Экскурсия по музею заканчивается, - прозвучал голос из мегафона.

И все стали заходить в автобус. Зашла и она.

- Представляешь, вчера, когда я садилась в автобус, в городе, у меня вытащили кошелек, - сказала одна женщина другой.

- Да? А по телевизору говорили, выступал начальник уголовного розыска, что с бандитизмом в нашем городе уже покончено.

- Да?.. Значит показалось.

На пути к городу дорогу автобусу подрезал легковой автомобиль, тот, что забирал девушку из кафе. Из машины вышли полный мужчина и мужчина с дипломатом.

- Довезете до города? Наша машина сломалась, - произнес полный мужчина. Он был собран и взволнован.

Водитель кивнул, и те прошли в салон, сев на заднее сидение, сразу же позади девушки.

Машина развернулась, освободив дорогу, и автобус тронулся.

- Куда ты пропала? Почему не звонишь? - сразу же завелся мужчина и на секунду осекся, потому что завод был очень сильным. - Позволь мне хоть сейчас сказать тебе больше, чем обычно я тебе говорю, - продолжил он. - Ты же знаешь, каких усилий мне стоит молчать и каждую минуту сдерживать себя. Но сейчас я все обдумал и все решил! Я даже приходил к тебе домой...

Девушка еще сильнее уткнулась в окно. Спутник мужчины тоже остраненно смотрел в сторону. Не дождавшись никакой реакции со стороны девушки, мужчина продолжил:

- Сколько слов мне хочется тебе сказать, и сколько слов я говорю себе, когда тебя нет! Не было, наверное, минуты за последний месяц, чтобы я не думал о тебе. Многим уже, наверное, кажется, что я сумасшедший! Я уже и сам себя проклинаю, но ничего не могу с собой поделать. Жизнь моя движется надеждой найти, увидеть, выследить, услышать, узнать что-нибудь о тебе. Иногда мое воображение рисует такое...

Далее хоть мужчина и продолжал говорить, но его не было слышно. Автобус остановился, зажатый в тиски. Справа и слева работали машины, сдирающие асфальт. Стоял такой грохот, что многие морщились. Когда же автобус вновь тронулся, мужчина уже упавшим голосом продолжил. Кажется, он и не прекращал говорить.

- Ты думаешь, ты у меня первая! Нет не первая! Но все они плохо кончали. Гм... Да... Я даже хотел поругаться с тобой, хотел как-нибудь разозлить тебя против себя, но не смог. А сердце продолжает верить! Тебе это необходимо иметь ввиду, чтобы лишний раз не давать повода. Чувства сейчас во многом пытаются возразить тому, что я говорю, но я им не позволю этого сделать! Во мне сейчас живет два человека. Один принадлежит тебе, другой - твой враг. Вся моя жизнь - это борьба этих двух людей.

Тут мужчина предпринял решительную попытку встать, явно оскорбленный, но так же решительно посадил себя на место, и обреченно посмотрев на девушку, забормотал:

- Ты - моя боль. Может, нам не суждено больше свидеться, но если с тобой когда-либо случится несчастье, и если я к этому времени буду еще жив, мне будет намного больнее, чем тебе. Ну, а если ты будешь счастлива, то я порадуюсь вместе с тобой. Или отдельно, чтобы ты об этом не знала... – тут голос его совсем упал.

Потом он заинтересованно осмотрел лицо девушки, чтобы узнать, возымела ли на этот раз его речь хоть какой-либо эффект. Но девушка была скорее растеряна чем растрогана.

- Льдина! Глыба льда!.. - обиженно выдохнул он после осмотра и так же мрачно уставился в одну точку.

Кто-то затянул песню:

Степь да степь кругом,

Путь далек лежит.

В той степи глухой

Замерзал ямщик...

И многие пассажиры подхватили эти слова. И повисла в воздухе вместе со словами какая-то тоска, тоска, горечь и отчаяние.

- Ах так! - мужчина резко вскочил с места и, бросив своему спутнику: Давай дипломат! - схватил дипломат и раскрыл его.

Дипломат был доверху набит деньгами. Мужчина тут же схватил горсть денег и подбросил ее в автобусе. Потом он открыл окно и стал выбрасывать деньги на улицу. Автобус уже ехал по городу, и потому многие пешеходы, не смотря на интенсивность движения, тут же бросились поперек дороги ловить деньги. Слышались крики, виз тормозов, потом - визги людей. Столкнулось несколько автомобилей. Кого-то сбили. На улице возникли хаос и паника. В автобусе тоже возникла паника. Но вскоре все притихли. Замерли в ужасе. И автобус скатился на обочину.

Мужчина продолжал кидаться деньгами в пассажиров.

- На!.. На!.. - неистово вращая глазами, кричал он.

Когда же деньги закончились, он еще некоторое время выбрасывал руками по инерции.

- А теперь выматывайтесь отсюда! - опустошенный, добавил он.

И все молча поспешили к выходу.

- Такую песню испортил, - пробормотала девушка, еще не оправившись от шока.

Потом она встала и тоже направилась к выходу. Но мужчина преградил ей дорогу.

- Я все могу! Все могу!.. Ты же видишь... - разгорячено забормотал он. - Что ты хочешь? Скажи, что ты хочешь? О чем ты мечтаешь? Кем ты хочешь быть? Скажи...

- Не знаю, - чуть не плача, ответила девушка. - В детстве знала, а сейчас - не знаю. Ничего не знаю...

- Ну, скажи тогда, кем ты мечтала быть в детстве? - не унимался мужчина.

- В детстве я мечтала быть продавщицей мороженного, - ответила девушка, стараясь сдерживать накатывающие слезы. - Причем, я хотела его одной рукой продавать, а другой - есть...

- А еще, еще!..

- А еще я, наверное, хотела быть космонавтом...

- А хочешь, хочешь!..

- Послушай, ты, действительно, думаешь, что за деньги можно все? - смахнув непослушные слезы, тихо спросила девушка.

- Да, - голос мужчины сделался хриплым и взволнованным. - А ты?

- Я не знаю. Я пытаюсь понять. Пусти...

- А хочешь, я привезу тебе фургон мороженного? Или ракету, настоящую ракету!.. Я могу привезти тебе даже настоящую ракету...

Он сидел дома. Она позвонила и сказала, что скоро придет. Он сидел и смотрел телевизор. В телевизоре был выключен звук. Шло одно изображение. Показывали фильм "Каток и скрипка". Москва. Вдалеке по мосту двигались машины. Разве могли знать тогда те люди, сидевшие в этих машинах, что молодой парень Андрей снимает сейчас "Каток и скрипку"? И это маленькое окошечко телевизора на фоне огромной стены с ободранными обоями волновало воображение.

Вечерело. Природа разбрасывала свои краски рукою импрессиониста. Стены в его доме тоже заиграли новыми красками.

- На самом деле, тупиковых ситуаций не бывает, -произнес он. - Любой тупик предполагает взрыв и переход в новое качество. Возможно, в момент создания этого мира тоже закончился какой-нибудь тупик. Какой, мы, к сожалению, пока еще не знаем... А ты не боишься любви?..

- И да и нет, - ответила девушка.

Вечерний клуб был полон. Множество тел двигались в едином порыве в такт музыки.

На помосте эти тела демонстрировали свои странные костюмы, каждый из которых имел свой образ, часто шокирующий, но всегда неповторимый. Жизнь брала свое, жизнь буйствовала, жизнь переливалась через край. Люди скидывали свои старые одежды и одевали новые. А если у них не получалось некоторое время подобрать себе новые одежды, чаще всего они, вообще ходили без одежд, потому что старые им уже надоели или, того хуже, казались омерзительными.

Глядя на все это буйство, нельзя было не подумать, что одежды - это тоже своего рода игра, или даже правила игры, по-своему организующие жизнь. Часть одного одевается в часть другого, примеривает образ другого, проникая в смысл данного образа, изменяя с этим свое поведение и открывая в себе все новые и новые качества. Игра в образы реального и нереального мира, в грустные и веселые мысли, в крупные и не очень крупные чувства, в хорошее или плохое настроение, в стремление к идеалу или в отказ от совершенства, в жизнь или в смерть, в желание приобщиться к той или иной идее и вести себя соответственным образом. Играя, человек ищет свое место в мире.

Позже на подиуме появились девушки, тела которых были расписаны разнообразными рисунками. Была среди них и она.

А утром на улицах города вновь сделалось тихо. Появились люди в привычных одеждах.

На ступенях подремонтированного кафе сидел бородач неопределенного возраста. Пожалуй, он был один из тех кто "играл". Бородач сидел почти неподвижно и лишь изредка затягивал самокрутку. Одна нога его демонстративно лежала поперек входа. Люди, проходя в кафе, переступали через его ногу и, кажется, совершенно не замечали этого неудобства. Когда же один из посетителей попытался протянуть бродяге деньги, тот посмотрел на него таким негодующим, таким полным оскорбления и одновременно превосходства взглядом, что посетитель тут же сконфузился и скрылся.

Он тоже переступил через ногу бродяги, переступил осознанно, играя с бездомным в одну и ту же игру, давая тому возможность потешить самолюбие и ни сколько при этом не чувствуя себя оскорбленным.

Девушка шла по тротуару. Потом она ускорила свой шаг, потом - почти побежала, потом – почти остановилась. Иногда она оглядывалась, иногда оглядывалась очень часто, бегала взглядом по сторонам, иногда, двигаясь вперед, обернувшись, очень долго смотрела назад, не совсем отдавая отчет в том, что происходит.

За девушкой следовал автомобиль. Грузовой автомобиль. Огромный грузовой автомобиль, тянущий за собой на длинном прицепе ракету.

На подножке, рядом с ракетой, стоял полный мужчина и что-то страстно объяснял в сторону девушки. Иногда он использовал ракету, как важный аргумент своим доказательствам, и был горд этим, не смотря на то, что ракета, кажется, была военной и, возможно, даже с ядерной боеголовкой. Но это не имело никакого значения и никак не влияло на выяснение взаимоотношений между мужчиной и девушкой.

- Господи, когда же они успокоятся?.. - бормотала буфетчица и крестилась справа налево и слева направо.

- Не успокоятся, пока не полетят в космос, - произнес милиционер и радостно добавил: Скоро все полетим в космос!

Кафе опустело, и даже троица, сидевшая за столиком с надписью "Спецобслуживание", покинула свое место, застыв в восхищении перед проезжающей мимо ракетой.

В кафе остались только двое: старик и молодая девушка. Старик, взяв ладонь девушки в свои руки, бормотал:

- Ты совсем не изменилась, а я... Мне столько пришлось пережить, столько пришлось побороться за свою жизнь, столько было поражений и побед. И каждое мое поражение отдаляло меня от тебя. И каждая мое победа была посвящена тебе. Но теперь все кончено. Я ждал этой минуты. Я очень ждал этой минуты...

- Ты тоже совсем не изменился. Совсем такой же, - отвечала девушка. Глаза ее блестели. - Но у меня уже семья, у меня уже дети, внуки... Помнишь, ты мне сказал здесь, "кушай и ничего не говори"?

- Да.

- А ты хоть знал, что я тебе хотела сказать?

- Догадывался... Сейчас догадываюсь... Молчи...

- У меня порой не хватает сил, чтобы жить, потому что от меня уходит красота, от меня уходит гармония. От всех нас уходит красота и гармония. Мы ее находим или создаем заново, а она опять, словно вода сквозь пальцы, уходит. А сердце каждый раз переживает эти потери словно впервые. Мы учимся жить - от нас уходит жизнь. Мы учимся любить - от нас уходит любовь. Все уходит. И даже когда, казалось бы, ты все заключаешь в своих объятиях, то тебе вдруг начинает казаться, что не это есть красота, что не это есть любовь, что не это есть жизнь. Все подвергается сомнению…

Он стоял возле окна. Он закончил свой рассказ. На улице незаметно сгустились сумерки и так же незаметно сумерки перетекли в комнату. Окно находилось напротив недавно отасфальтированной дороги и было расшторено. Мимо двигались автомобили с зажженными фарами. И при каждом таком движении тень увеличивалась, вырастала, устремлялась куда-то ввысь, а потом пропадала. До появления новой машины.

- Отчего ты загрустил? - спросила девушка.

- Наверное, оттого, отчего некоторое время назад радовался, - ответил он.

Рука девушки прикоснулась к занавеске и поползла вместе с занавеской в сторону, зашторивая окно. Их тени встретились друг с другом. А лохматые тени деревьев ползли по занавеске, увеличиваясь и вырастая, и устремляясь куда-то ввысь. И исчезая. И появляясь вновь. И их тела, их мысли и чувства, их прошлое, настоящее и будущее тоже поплыли, закружили по комнате, вместе с тенями деревьев. И они тоже устремлялись куда-то ввысь, и исчезали, и появлялись вновь. И комната вырастала до размеров Вселенной.

И вдруг все остановилось и замерло. Напротив окна стояли и светили два глаза, две слепые фары автомобиля. Но комната уже выросла до размеров Вселенной. А очертания тел на полу, казалось, уже вместили в себя все ее торжество и величие. И в этих телах уже звучала музыка, которая вскоре озвучила все вокруг. И тела отделились от комнаты и плыли, плыли вместе с музыкой - по комнате, по Вселенной. И торжествовали. И ничего, ничего больше не существовало.

И неизвестно, сколько бы еще могло пройти времени, если бы автомобиль, стоявший напротив, не засигналил.

- Не раздвигай занавеску! - вздрогнула девушка. - И не включай свет! Пожалуйста. Это за мной, - и вспорхнув: Я совсем забыла. Мы с ним договорились здесь встретиться.

Последняя фраза уже донеслась из другого угла комнаты, словно с другого конца мира, или с другой планеты. И с той же планеты, а может, еще дальше, вновь прозвучали нетерпеливые сигналы автомобиля.

- Ну, все, пока... Я позвоню, - и далеко-далеко: Или забегу.

Скрипнула дверь. Удаляясь, прохлопали шаги. Громко хлопнула дверца автомобиля. Два ярких пятна сдвинулись с места. И вновь поплыли ветви деревьев...

Она стояла в магазине перед полками книг. Книги слились в единую сплошную массу, и девушка даже не силилась их рассмотреть. Она пыталась что-то понять внутри себя. Неожиданно в глаза ее бросилась книга, которую она недавно видела у своего жениха. Это вызвало не ревность, нет, это вызвало всплеск негодования. Она уже несколько раз ловила себя на мысли, что начинает смотреть на мир и на себя его глазами. И никак не могла с этим примириться. Потом она успокоилась. В ней что-то изменилось. Она взяла книгу и пошла к кассе, чтобы купить ее. Конечно же, она могла попросить точно такую же у своего жениха, но ей почему-то захотелось иметь свою.

Потом она стояла перед витриной с множеством манекенов в красивых платьях. За витриной проплывали элегантно одетые люди.

- Девушка, можно вас спросить? - прозвучало ей прямо в ухо.

- О, боже, какой ужас!.. - вздрогнула она.

- Что? - произнес сконфуженный голос полного мужчины, ее жениха.

- Слова... - она ласково улыбнулась.

Потом они сидели в кафе. В другом кафе. Здесь было гораздо чище и комфортнее. Девушка пила сок. Сначала она его чуть пригубила, потом что-то сказала своему спутнику, типа: это вполне можно пить. Спутник с гордостью обвел взглядом кафе и тоже что-то ответил, типа: ну, разве могло быть иначе... - и так далее. Потом девушка отставила стакан в сторону, сложила ладони, подперев ими подбородок, и стала смотреть, как спутник поглощает пищу. Конечно же, она думала не только о своем спутнике. Она думала и о тех, кто сейчас смотрел на нее, в том числе и через стекло витрины, - с такой внешностью невозможно думать об одном мужчине.

Потом девушка что-то сказала, обнажив при этом красивые зубы, потом - нежно, но сдержанно улыбнулась. Причем, кончики губ поползли вверх, а центр их так и остался на прежнем месте. Тут же обрисовались щеки и глаза. В глазах появились нежность и чуточку трагизма. Потом девушка бросила короткий взгляд в сторону. На тех, кто на нее смотрел. Очень короткий взгляд. И принялась за десерт. А один из смотревших на нее отвернулся - казалось, он никак не мог поверить, что эта девушка тоже может есть.

Наконец, спутник девушки достал толстый бумажник и расплатился.

Подойдя к автомобилю, девушка вновь улыбнулась. Кажется, она была счастлива. Но счастлива каким-то своим, особенным счастьем. Мужчина, хотя и вел себя по гордому, играл в ее чувствах совсем небольшую роль.

Чайник закипал, словно музыка Шнитке, медленно, постепенно и нарастая. Вскоре он заполнил собой всю комнату. Звучало все: и ободранные стены, и полинявшие занавески, не утратившие, однако, своего прежнего величия и спускавшиеся словно мраморные изваяния, и древний, богатырского сложения, письменный стол, самый главный, наверное, в этой комнате.

Девушка приготовила чай и, усевшись напротив черного провала двери, пригубила свою чашку. Он тоже взял чашку. На этот раз они оба крутили в своих руках чашки, и оба смотрели на эти чашки, но думали они уже не о чашках.

Исповедь закончилась, и необходимо было время, чтобы собраться с мыслями. Когда они застыли и начали думать, они стали такими же величественными как вещи.

- А меня устраивают такие отношения, - переведя взгляд с чашки на него, произнесла девушка. - Хотя, нет. Я собственник. Я хочу, чтобы все принадлежало мне.

И она вновь принялась крутить свою чашку и смотреть на чашку. При этом она пыталась понять что-то в себе.

- А что говорила Эс... после того? - через некоторое время спросила девушка.

- Зачем тебе?

Наверное, ему не стоило так говорить. Но он уже почувствовал, что она изменилась. И слова, и поступки, и жесты - все изменилось. Даже голос, голос чем-то изменился. Это был уже не ее голос. Никто бы, наверное, этого не почувствовал, но он почувствовал.

- Дай сюда руку! Слышишь, как оно стучит. Ты сделал мне больно... - и через некоторое время, переведя взгляд на чашку, а потом с чашки обратно на него, добавила: А, может, ты уже и не думаешь о ней?

- В ней боролись моральный кодекс строителя коммунизма с психологией проститутки. И потому она была так непоследовательна в своих решениях и поступках... С некоторых пор во мне стала зарождаться мысль, что все женщины, данные мне судьбой, - это одна женщина. Она смотрит на меня сквозь Вечность, контролирует все мои поступки, каким-то странным образом организует всю мою жизнь, вселяет в меня новые и новые чувства, вдохновляет меня, верит в меня… И ждет… С такой философией, мне думается, я стану самым развратным человеком. И я многого добьюсь!

- Ты и так уже многого добился...

Прошло много времени, пока она не задала еще один вопрос, который хотела задать.

- А что такое, по-твоему, разврат? - спросила, наконец, девушка.

- Разврат, по-моему, это поиск в области запретного... У нас же... в ушедшем веке... почти все было под запретом.

Э П И Л О Г

Жизнь изменилась. Поменялось многое. Страна поднялась из руин и стала одной из ведущих стран мира.

Он отметил свой день рождения и заболел. Болезнь оказалась смертельной. Он знал, что ему отпущено всего несколько дней.

В последние годы он стремился ничего не оставлять после себя, почему-то отовсюду стремился себя вырвать с корнем. Часто это происходило с трудом или с огромным скандалом. Невозможно было уничтожить только одно: именно по причине такого поведения, по причине отсутствия информации о его жизни, о которой раньше, во время их отношений с Эс, в результате его высокой активности было известно многое, возникли слухи; потом эти слухи каким-то странным образом стали организовываться в легенду... Оставалось и еще что-то, но то уже жило независимо от него, а значит, ему не принадлежало.

Девушка, выйдя замуж, на некоторое время забыла о нем. Когда вспомнила, послала телеграмму. Потом приехала.

Перед ней стояли жена и двое его сыновей. Родились они сразу же после его смерти.

- Можно посмотреть, где он умер? - попросила она.

- Да, конечно, - ответила жена и повела ее в дом.

- Он успел получить мою телеграмму? - спросила она.

- Да, как раз в день смерти. Его сознание уже помутилось, но он взял ее в руки и, кажется, прочитал.

- "Кажется" или "прочитал"?

- Зачем это вам?

- Это очень важно.

- Ну, если сквозь умирающее сознание и дошел текст вашей телеграммы, то через некоторое мгновение этот текст уже перестал существовать, уже стерся, он умер... Чего вы так волнуетесь? Разве стоит волноваться из-за нескольких мгновений когда-то, возможно, взволновавших теперь уже несуществующий разум?.. А я видела у него ваши фотографии. Вы совсем не изменились. Даже стали еще красивее.

- Возможно. Но это уже не моя заслуга.

- Вот... Прошло уже столько времени, а я все еще боюсь заходить в его комнату. А на днях мне даже приснился очень страшный сон. Мне приснилось, будто я зашла в эту комнату, и вдруг за дверью раздался стук. Я спросила "Кто там?", и раздался его голос. Он стоял перед дверью, он умолял впустить, он угрожал. Потом зазвучала какая-то музыка и заглушила его голос... Проходите, вот его комната. А я пойду пока поставлю чайник.

Пройдя в комнату и немного осмотревшись, она в первую очередь распахнула окно. На столе, во всю его длину, лежали исписанные листы бумаги. Под потоком свежего воздуха они тут же зашуршали между собой. Причем те, на которых написано было больше, больше выгибались и казались более важными. Они и не подозревали, что служат просто для передачи информации. Но... пусть пошуршат в свое удовольствие.

Она перешла от стола к зеркалу. Сняла с зеркала белую пыльную простыню. Всмотрелась в черты своего лица. И обнаружила в углу зеркала записку. Записка предназначалась Ей.

"Мне нужно сделать что-то очень важное, - писал он. - Мы обязательно встретимся, когда я закончу свое дело. Но если мне не сразу удастся закончить свое дело, следующую записку ты найдешь в ящике письменного стола".

Дата добавления: 2015-09-05