Семья дяди Миши.

СТУДЕНЧЕСТВО

Когда вспоминаешь собственную жизнь

- Все равно, что проживаешь ее заново.

Москва

Москва, как много в этом звуке

Для сердца русского слилось.

М. Лермонтов.

Я в Москве. Мы приехали с Зоечкой, чтобы дерзать. Нам очень хотелось учиться только в Москве. И вот счастливые, в теплый летний солнечный день мы сошли на Московский перрон. Встречала нас старшая сестра Зои – Галя, которая к тому времени была пятикурсницей МГУ. Мы сдали свои вещи в камеру хранения, взяв с собой только документы, и вышли в город на Казанском вокзале. Идем, рассматриваем и людей, и дома. А народу полно. Смешливая Зоська вдруг говорит: «Столько народу, и ни одного борского?!» Проходим несколько шагов и вдруг она робко: «А вон та тетенька, по-моему, борская?» И брови у Зоськи домиком становятся. Я в изумлении: «Да, да, это же тетя Тося Баскакова – наш кассир из борской аптеки!» Идет с двумя сумками. Чудеса! Подошли, поздоровались, и посмеялись, что мир тесен. Она уже из Москвы в Борское собралась уезжать. Дальше нас Галя повезла к каким-то своим дальним родственникам. Проехали мимо ее общежития на Стромынке.

И вот впервые я переступила порог коммунальной квартиры. Дом был с высокими потолками, комнат у родственников было две: одна большая метров на тридцать с круглым столом посередине, вторая поменьше, но из-за высоких потолков она тоже показалась большой и очень светлой. Светлый и широкий коридор, ничем не захламленный. В коридоре окно на улицу. Все побелено по той моде: верх беленый, а низ покрашен голубой масляной краской. И отделяются они друг от друга тонкой синей полосочкой. Иосиф Бродский впоследствии писал, что эта «синяя горизонтальная полосочка на уровне глаз на оштукатуренных стенах протянулась тогда неуклонно через всю страну, как черта бесконечной дроби: через залы, больницы, фабрики, тюрьмы, коридоры коммунальных квартир». Я на эту полоску тоже обратила внимание.

Хозяев дома не было. Галя напоила нас чаем с бутербродами, мы прихорошились, и поехали сдавать документы в МОПИ (Московский областной педагогический институт»). Пренебрегла я советом папы – не идти в пединститут. Во-первых, других профессий не представляла, во всяком случае, инженерную. Во-вторых, от Зоечки оторваться трудно было, и, в-третьих, физику любила. Вот и подали мы документы: Зоя - на литфак, а я - на физмат. Зоя сразу устроилась в общежитие для абитуриентов, и мы все трое отправились искать ул. Рабочую 6, кв. 14, где жили мои родственники Целищевы: Михаил Сергеевич и Ираида Анисимовна, чтоб «сдать» им меня. Настроение у нас было радостно-приподнятое, что, по словам Л. Толстого основывается «не на лично пережитом опыте, а на возможности будущего счастья».

Семья дяди Миши.

Приняли меня в семью дяди Миши, как родную.

Дядя Миша – среднего роста, очень доброжелательный теплый человек, немножко ироничный. В отношениях с тетей Ирой, - немножко барин, всегда начищен, аккуратен. Был он офицером КГБ.

Тетя Ира – красивая женщина с яркими карими глазами и черными гладкими волосами. Добрая, гостеприимная, быстрая, хлопотливая и тоже с веселым юморком. У них два сына: Юра – уже, отслуживший в армии, рабочий – связист или электрик, и Леня – мальчонка, окончивший первый класс.

Квартира коммунальная из трех комнат. У дяди Миши комнатка в 14 м², и в ней семья из 4-х человек, да еще всегда полно гостящих. В комнате рядом - семья чуть побольше, из 5-ти человек - Соломатины: тетя Клава и дядя Вася, старшая дочка Лида - светловолосая тоненькая миловидная девушка девятнадцати лет, и две белобрысых сестры школьницы – Зинка и Верка. Их как-то по-другому никто и не звал. С Лидой мы подружились. Она работала в проектном институте и была влюблена в свою теплотехнику, приравнивая ее к поэзии.

Однажды нас дядя Миша повез в Суханово искупаться и отдохнуть. В Суханове в лесочке я читала, прихваченную с собой физику, и с удивлением увидела, что Лида читает главу: «Зола» в своей книжке. И на мой вопрос: «Что же это у нее за досуг?» - она с восхищением ответила, - «Ничего интереснее теплотехники нет».

В третьей комнате напротив жили дед с бабой, у которых кличка была «колдуны». К ним в комнату никто не заходил, и никто с ними не заговаривал. Они отвечали тем же. А вот с тетей Клавой и всей их семьей тетя Ира дружила. Обстановка в коридоре была такая. Зинка заходит с улицы и кричит в нашу комнату с приоткрытой дверью:

- Ленька! Дрыхнешь?

- Др-ы-ы-х-ну.

- Эх ты, дрыхло!

Мне в этой семье и в этой атмосфере простоты и доброты стало хорошо и легко. Меня как-то все сразу полюбили: и тетя Ира с дядей Мишей, (он меня звал Нелишкой), и мальчики. Юра все время меня называл тетушкой. Я ведь приходилась троюродной сестрой дяде Мише, а его сыновьям тетушкой, а они мне троюродными племянниками. Ленька попозже, когда я звала его троюродным племянником, отзывался: «Еще скажи биквадратный». А тогда относился ко мне восторженно восхищенно! Мы с ним много смеялись.

Спала я на диване, тетя Ира с дядей Мишей на кровати, а мальчишки переселились на пол. До этого Ленька спал в составленных двух креслах. В середину, кажется, еще и стул подставляли. Одевался стеганым одеялом, которое называлось «привет», так он его в детстве окрестил. С моим приездом он из люлечного состояния перешел во взрослое, то есть к брату на пол, а брат рыцарски предоставил мне диван.

В комнате еще были буфет, платяной шкаф, круглый стол посередине и стол у окна, на котором стоял телевизор КВН с линзой. Телевизор-то я впервые увидела у них. С Эдитой Пьехой, которая пела в ансамбле «Дружба», впервые познакомилась тоже по этому телевизору.

Я начала готовиться к экзаменам. Ездила в институт на консультации по математике. Но пришел тот самый «несчастный случай», которого боялась. У меня случился приступ аппендицита. Теперь уже 4-й по счету. Первые три были в Борском во время выпускных экзаменов. Тетя Ира вызвала скорую помощь, и меня отвезли в больницу Медсантруд. Начались мои больничные приключения.

Дата добавления: 2015-09-05