Сотворение и упорядочение мира

Миф о хаосе (хунь дунь), являющем собой бесформенную массу, по видимому, относится к числу древнейших (судя по начертанию иероглифов хунь и тунь, в основе этого образа лежит представление о водяном хаосе). Признаки нерасчлененности (сросшиеся ноги, зубы) обнаруживаются и у ряда мифических первопредков. Согласно трактату «Хуайнань-цзы», когда не было ещё ни неба, ни земли и бесформенные образы блуждали в кромешной тьме, из хаоса возникли два божества. Представление об изначальном хаосе и мраке отразились и в термине «кайпи» (букв. «отделение» — «начало мира», которое понималось как отделение неба от земли). В «Хронологических записях о трех и пяти правителях» («Сань у ли цзи») Сюй Чжэна (3 в. н. э.) говорится, что небо и земля пребывали в хаосе, подобно содержимому куриного яйца. Отделение неба от земли происходило по мере роста Пань-гу, с которым связывается и происхождение явлений природы: с его вздохом рождался ветер и дождь, с выдохом — гром и молния, он открывает глаза — наступает день, закрывает — наступает ночь. Когда Пань-гу умирает, его локти, колени и голова превращаются в пять священных горных вершин, насекомые на его теле — в людей. Миф о Пань-гу свидетельствует о наличии в Китае характерного для ряда древних космогонических систем уподобления космоса человеческому телу и соответственно о единстве макро- и микрокосма (в период поздней древности и средневековья эти миф. представления закрепились и в других областях знаний, связанных с человеком: медицине, физиогномике, теории портрета и т. п.). Более архаичным в стадиальном отношении следует признать, видимо, реконструируемый цикл мифов о прародительнице Нюй-ва, которая представлялась в виде получеловека — полузмеи (или дракона), считалась создательницей всех вещей и людей (но миф о создании ею вселенной неизвестен). Согласно одному из мифов, она вылепила людей из лёсса и глины. Поздние варианты мифа связывают с ней и установление брачного ритуала. Если Пань-гу не творит мир, но сам развивается вместе с отделением неба от земли, то Нюй-ва предстает и как своеобразный демиург. Она чинит обвалившуюся часть небосвода, отрубает ногигигантской черепахе и подпирает ими четыре предела неба, собирает тростниковую золу и преграждает путь разливу вод («Хуайнань-цзы»). Можно предполагать, что Пань-гу и Нюй-ва изначально входили в различные племенные мифологические системы, образ Нюй-ва возник либо в юго-восточных областях древнекитайских земель, либо в районе культуры Ба в юго-западной провинции Сычуань, а образ Пань-гу — в южно-китайских областях.

- Китайская мифология — совокупность мифологических систем: древнекитайской, даосской, буддийской и поздней народной мифологии. Древнекитайская мифология реконструируется по фрагментам древних исторических и философских сочинений («Шуцзин», древнейшие части 14-11 столетия до нашей эры; «Ицзин», древнейшие части 8-7 века до нашей эры; «Чжуаньцзы», 4-3 столетия до нашей эры; «Лецзы», с 4 века до нашей эры по конец 3 века нашей эры). Наибольшее количество сведений по мифологии содержится в древнем трактате «Шань хай цзин» («Книга гор и морей», 4-2 века до нашей эры), а также в поэзии Цюй Юаня (4 век до нашей эры). Одна из отличительных черт древнекитайской мифологии историзация (эвгемеризация) мифических персонажей, которые под влиянием рационалистического конфуцианского мировоззрения очень рано начали истолковываться как реальные деятели глубокой древности. Главнейшие персонажи превращались в правителей и императоров, а второстепенные персонажи - в сановников, чиновников и т. п. Большую роль играли тотемистические представления. Так, иньцы, племена и считали своим тотемом ласточку, племена ся - змею. Постепенно змея трансформировалась в дракона (лун), повелевающего дождем, грозой, водной стихией и связанного одновременно с подземными силами, а птица, вероятно, в фэнхуан - мифическую птицу - символ государыни (дракон стал символом государя). Миф о хаосе (Хуньтунь), являвшем собой бесформенную массу, по-видимому, относится к числу древнейших.

Судя по начертанию иероглифов хунь и тунь, в основе этого образа лежит представление о водном хаосе). Согласно трактату «Хуайнаньцзы», когда не было ещё ни неба, ни земли и бесформенные образы блуждали в кромешной тьме, из хаоса возникли два божества. Представление об изначальном хаосе и мраке отразилось и в термине «кайпи» (букв. «отделение» - «начало мира», которое понималось как отделение неба от земли). В «Хронологических записях о трех и пяти правителях» («Сань у ли цзи») Сюй Чжэна говорится, что небо и земля пребывали в хаосе, подобно содержимому куриного яйца. Отделение неба от земли происходило по мере роста Паньгу, с которым связывается и происхождение явлений природы: с его вздохом рождается ветер и дождь, с выдохом - гром и молния, он открывает глаза - наступает день, закрывает - наступает ночь. Когда Паньгу умирает, его локти, колени и голова превращаются в пять священных горных вершин, волосы на его теле - в деревья и травы, паразиты на теле - в людей.

Миф о Паньгу свидетельствует о наличии в Китае характерного для ряда древних космогонических систем уподобления космоса человеческому телу и соответственно о единстве макро- и микрокосма. Более архаичным в стадиальном отношении следует признать, видимо, реконструируемый цикл мифов о прародительнице Нюйва, которая представлялась в виде получеловека-полузмеи, считалась создательницей всех вещей и людей. Согласно одному из мифов, она вылепила людей из лёсса и глины. Поздние варианты мифа связывают с ней и установление брачного ритуала. Если Паньгу не творит мир, но сам развивается вместе с отделением неба от земли (лишь средневековые гравюры изображают его с долотом и молотком в руках, отделяющим небо от земли), то Нюйва предстаёт и как своеобразный демиург. Она чинит обвалившуюся часть небосвода, отрубает ноги гигантской черепахе и подпирает ими четыре предела неба, собирает тростниковую золу и преграждает путь разливу вод («Хуайнаньцзы»). Можно предполагать, что Паньгу и Нюйва изначально входили в различные племенные мифологические системы, образ Нюйва возник либо в юго-восточных областях древнекитайских земель, либо в районе культуры Ба в юго-западной провинции Сычуань, а образ Паньгу - в южнокитайских областях.

Более широкое распространение имели предания о культурном герое Фуси, по-видимому, первопредке племён и (Восточный Китай, нижнее течение реки Хуанхэ), которому приписывалось изобретение рыболовных сетей, гадательных триграмм. Он научил людей охоте, рыболовству, приготовлению пищи (мяса) на огне. Будучи первоначально культурным героем племён и, тотемом у которых была птица, Фуси, возможно, представлялся в виде человекоптицы. Впоследствии, скорее всего к рубежу нашей эры, в процессе сложения общекитайской мифологической системы стал фигурировать в паре с Нюйва. На могильных рельефах первых веков н. э. в провинциях Шаньдун, Цзянсу, Сычуань Фуси и Нюйва изображаются в виде пары сходных существ с туловищами человека и переплетёнными хвостами змеи (дракона), что символизирует супружескую близость. Согласно мифам о Фуси и Нюйва, зафиксированным в начале 60-х годов 20 века в изустном бытовании у китайцев Сычуани, они брат и сестра, спасшиеся от потопа и затем вступившие в брак, чтобы возродить погибшее человечество.

4)ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА ДРЕВНЕГО КИТАЯ

Лунь Юй (кит. трад. 論語, упр. 论语, пиньинь: Lún Yǔ, палл.: Лунь Юй, «Беседы и суждения», «Аналекты Конфуция») — наряду с «И-цзином» и «Дао Дэ Цзином» — один из наиболее знаменитых текстов Восточной Азии. Главная книга конфуцианства, составленная учениками Конфуция из кратких заметок, фиксирующих высказывания, поступки учителя, а также диалоги с его участием.

Книга написана на древнекитайском языке, состоит (в наиболее распространённой версии) из двадцати глав, называнных по первому выражению каждой из них. Составление книги началось после смерти Конфуция в конце эпохи Весны-осени и заняло от 30 до 50 лет.

Как один из величайших литературных памятников «Лунь Юй» стал частью конфуцианского Четверокнижия (Сы шу). Знание этой книги наизусть являлось обязательным требованием китайского классического образования.

Цитаты

Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем.

· Если народ можно использовать — так и быть ему, если нельзя использовать — вразумляйте его.

· Есть грубую пищу, пить воду и спать на согнутом локте — в этом тоже заключается удовольствие. Неправедное богатство, при том соединенное с знатностью, для меня подобно мимолетному облаку.

· Человек, который не думает о том, что может случиться в будущем, обязательно вскоре столкнется с горестями.

· Цзы-гун спросил: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Учитель ответил: «Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе».

· Человек может сделать великим путь, которым идет, но путь не может сделать человека великим.

· Три вида дружбы приносят пользу и три — вред. Когда дружишь с человеком или прямым, или честным, или обладающим большой проницательностью — это приносит пользу; когда дружишь с человеком или неискренним, или изворотливым, или бойким на язык — это приносит вред.

· Три вида радости приносят пользу и три вида — вред. Когда радуешься от того, что или поступаешь в соответствии с ритуалом и музыкой, или говоришь о добрых делах людей, или вступаешь в дружбу с мудрыми людьми — это приносит пользу. Когда испытываешь радость от того, что или предаешься расточительству, или праздности, или пирам — это приносит вред.

· Лишь самые умные и самые глупые не могут измениться.

· Когда мы говорим о ритуале, имеем ли мы в виду лишь преподношение яшмы и парчи? Когда мы говорим о музыке, имеем ли мы в виду удары в колокола и барабаны?

· Трудно весь день только есть и ни о чем не заботиться! Разве нет поэтому людей, занятых азартными играми и шахматами? И разве те, кто так поступает, похожи на мудрых?

· Трудно иметь дело только с женщинами и низкими людьми. Если с ними сближаешься, то они перестают слушаться. Если же от них удаляешься, то неизбежно испытываешь с их стороны ненависть.

· Так как нельзя найти людей, придерживающихся середины в поведении, приходится иметь дело с людьми или несдержанными, или осторожными. Несдержанные берутся за все, а осторожные избегают нехороших дел.

· С человеком, с которым можно вместе учиться, нельзя вместе стремиться к достижению правильного пути. С человеком, с которым можно вместе стремиться к достижению правильного пути, нельзя вместе утвердиться на этом пути. С человеком, с которым можно вместе утвердиться на правильном пути, нельзя вместе действовать сообразно обстоятельствам.

· Мудрый не испытывает сомнений, человеколюбивый не испытывает печали, смелый не испытывает страха.

· Учитель категорически воздерживался от четырех вещей: он не вдавался в пустые размышления, не был категоричен в своих суждениях, не проявлял упрямства и не думал о себе лично.

· С теми, кто выше посредственности, можно говорить о возвышенном; с теми, кто ниже посредственности, нельзя говорить о возвышенном.

· Цзы-гун сказал: «То, чего я не хочу, чтобы делали мне, я не хочу делать другим». Учитель сказал: «Сы! Этого добиться невозможно!»

· Когда Цзай Во спал днем, учитель сказал: «На гнилом дереве не сделаешь резьбы, грязную стену не сделаешь белой. К чему ругать Во?»

· Учитель сказал: «Раньше я слушал слова людей и верил в их дела. Теперь же я слушаю слова людей и смотрю на их дела. Я изменил свой подход из-за Цзай Во».

· Тот, кто действует, стремясь к выгоде для себя, вызывает большую неприязнь.

· Тот, кто стремится познать правильный путь, но стыдится плохой одежды и пищи, не достоин того, чтобы с ним вести беседу.

· Там, где царит человеколюбие, прекрасно. Поэтому когда кто-либо поселяется там, где нет человеколюбия, разве он мудр?

· Стрела не обязательно пронзает мишень, ибо силы людей не одинаковы. Это древнее правило.

· Посмотрев на поступки человека, взгляни на их причины, установи, вызывают ли они у него беспокойство. И тогда, сможет ли человек скрыть, что он собой представляет?

· В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет я обрел самостоятельность. В сорок лет я освободился от сомнений. В пятьдесят лет я познал волю неба. В шестьдесят лет научился отличать правду от неправды. В семьдесят лет я стал следовать желаниям моего сердца и не нарушал ритуала.

· Я беседовал с Хуэем целый день, и он, как глупец, ни в чем мне не прекословил. Когда он ушел, подумал о нем и смог понять, что Хуэй далеко не глупец.

· Если выразить одной фразой смысл трехсот стихов «Ши цзин», то можно сказать, что в них нет порочных мыслей.

· Не беспокойся о том, что люди тебя не знают, а беспокойся о том, что ты не знаешь людей.

Дао дэ цзин (кит. трад. 道德經, упр. 道德经, пиньинь: Dào Dé Jīng, звучание (инф.), «Книга пути и достоинства») — основополагающий источник учения и один из выдающихся памятников китайской мысли, оказавший большое влияние на культуру Китая и всего мира. Основная идея этого произведения — понятие дао — трактуется как естественный порядок вещей, не допускающий постороннего вмешательства, «небесная воля» или «чистое небытие». Споры о содержании книги и её авторе продолжаются до сих пор.

Утверждается^[1], что общее количество классических комментариев к Дао дэ цзин достигает 700, из которых на данный момент сохранилось 350. Количество комментариев на японском языке около 250.

Происхождение книги

Традиционно автором книги считается Лао-цзы (VI — V вв. до н. э.), поэтому иногда книга носит его имя. Историк Сыма Цянь, излагая его историю, в то же время подвергал её сомнению и предполагал, что автором книги мог являться другой современник Конфуция — Лао Лай-цзы или же чжоуский государственный деятель Дань, о котором известно, что он посетил циньского правителя Сянь-гуна спустя 129 лет после смерти Конфуция.

Некоторые учёные (Лян Цичао, Гу Цзеган) считают, что ныне существующий текст «Дао Дэ Цзин» носит явный отпечаток более позднего времени, чем время жизни Лао-цзы. Выдвинуто предположение, что книга была создана в эпоху Чжань-го (IV — III вв. до н. э.) и отношения к Лао-цзы не имеет. Их оппоненты (Го Можо и др.), не отрицая разрыва между годами жизни Лао-цзы и временем появления «Дао Дэ Цзин», утверждают, что данное произведение представляет собой изложение устно передаваемого в то время учения Лао-цзы его последователями.

Содержание

В трактате Дао-дэ цзин (IV—III в. до н. э.) излагаются основы даосизма, философии Лао-цзы. В центре доктрины — учение о великом Дао, всеобщем Законе и Абсолюте. Дао господствует везде и во всем, всегда и безгранично. Его никто не создал, но все происходит от него. Невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, постоянное и неисчерпаемое, безымянное и бесформенное, оно дает начало, имя и форму всему на свете. Даже великое Небо следует Дао. Познать Дао, следовать ему, слиться с ним — в этом смысл, цель и счастье жизни. Проявляется же Дао через свою эманацию — через дэ, и если Дао все порождает, то дэ все вскармливает.

Трактат настаивает на неизреченности Дао, которое есть начало всех вещей. Для постижения Дао рекомендуется недеяние, безмолвие, спокойствие, умеренность и бесстрастие, которые даруют слияние с Дао.

· Кто нападает, не достигает успеха (1:24)

· Дао следует естественности (1:25)

· Дао вечно и не имеет имени (1:32)

]Язык, комментаторская традиция и переводы

Язык «Дао Дэ Цзин» несколько отличается от классического языка того времени, в нём нередко опущены служебные слова и связки, отчего трактат нередко допускает неоднозначное толкование. В различных даосских школах известны сотни комментариев на «Дао Дэ Цзин». Опубликовано многочисленное количество переводов на другие языки, только на русском имеется более десятка различных переводов, которые местами существенно расходятся.

Известны также эзотерические комментарии, в которой главы воспринимаются как указания по внутренней алхимии и достижению бессмертия. Текст «Дао Дэ Цзин» настолько популярен, что иногда нет возможности отличить мысли автора от интерпретаций и от систем, берущих вдохновение в этом тексте. Одним из наиболее авторитетных комментариев является комментарий Ван Би (226—249).

Самый древний комментарий принадлежит Хэшан Гуну (кит. 河上公), он выполнен в период Ханьской династии.

Школа Небесных Наставников придерживается эзотерических комментариев Сянъэр (кит. 想爾)^[2].

В версии, найденной в Мавандуе имеются существенные стилистические отличия, кроме того в этой версии две части трактата поменялись местами.

Самый известный перевод Дао Дэ Цзин был выполнен на санскрит в VII в. В XVIII в. перевод на латынь появился в Англии, и с тех пор попытки переводов на западе не прекращались, общее их число достигает около 250 (LaFargue, Pas, «On Translating Tao-te-ching», 1998). Таким образом, Дао дэ цзин по количеству переводов уступает только Библии, которая была переведена на более чем 2300 языков и наречий. (Victor Mair, Tao Te Ching: The Classic Book of Integrity and the Way. 1990).

Мэнцзы (кит. упр. 孟子, пиньинь: Mèngzǐ) — один из канонов конфуцианства.

Авторство

Большинство синологов сходится на том, что книга составлена учениками и последователями философа Мэн-цзы, жившего в IV—III вв. до н. э. Возможно, в её написании принимал участие и сам Мэн-цзы, однако окончательную редакцию она приобрела к III веку до н. э.

Состав

В «Ши цзи» упоминается книга «Мэнцзы» из семи глав. В библиографическом разделе «Ханьшу» говорится о трактате «Мэнцзы» из 11 глав. Это разночтение объясняется тем, что существовал ещё один трактат «Мэнцзы» — «Мэнцзы вай шу» («Неканонический Мэнцзы») из четырёх глав, который автор «Ханьшу» причислил к основному тексту «Мэнцзы». Впоследствии эти главы были утеряны, а существующий ныне текст «Мэнцзы вай шу» является подделкой XV века.

Содержание

Основу текста «Мэнцзы» составляют записи бесед и рассуждений философа Мэн-цзы о политике, морали, философии, образовании, сведения о его деятельности.

По мнению проф. Ю.Пинеса, одним из важных моментов идеологии «Мэнцзы» является оправдание бунта ши 士 по отношению к недобродетельному монарху (盡心上 13.10: 304)^[1].

Комментарии и толкования

Трактату «Мэнцзы» уделялось огромное внимание со стороны конфуцианских учёных. Наиболее авторитетными считаются комментарии Чжао Ци (II век), Чжу Си (XII век; ввёл «Мэнцзы» в ранг конфуцианских канонов и включил в классическое Четверокнижие), Сунь Цифэна (конец XVI—XVII вв.), Дай Чжэня (XVIII век), Цяо Сюня (XVIII — начало XIX вв.), Юань Юаня (XVIII—XIX вв.), Вэй Юаня (XVIII — начало XIX вв.).

Чжуан-цзы — знаменитая даосская книга притч, философ Чжуан-цзы мог быть её автором или вдохновителем традиции, от которой пошла эта книга, философ Чжуан-цзы является персонажем ряда притч из этой книги.

Книга Чжуан-цзы стала особенно известна во время правления императора Сюаньцзуна династии Тан. Тогда книга получила титул Наньхуа чжэньцзин (南華真經 Nan hua zhen jing), что означает Истинные классические трактаты из Южного Китая.

Текст представляет собой собрание притч и коротких рассказов из разных источников. Первые семь частей (внутренняя часть), как считает традиция, написаны самим Чжуан-цзы, а последующие части — его учениками и философами, исповедующими родственные взгляды. Проверить подлинность авторства Чжун-цзы довольно трудно. Практически все издания Чжуан-цзы сопровождаются комментариями Го Сяна собравшего книгу из 33 глав в III веке. Сам Го Сян писал, что занимался выборкой самого главного из речей Чжуан-цзы, и не исключено, что его издание связано с серьёзной переработкой основного текста. Вариант Го Сяна — единственный полный, однако сохранилось ещё немало фрагментов, не вошедших в текст Го Сяна.

Главы внутренней части имеют сходную грамматику и связаны по содержанию, и есть основания предполагать, что они были написаны одним автором. Хотя традиция считает Чжуан-цзы даосом, в этих семи внутренних частях меньше всего говорится о даосизме.

Известна также книга Ле-цзы, представляющая собой сборник притч, многие из которых содержатся и в Чжуан-цзы. Ле-цзы известно только в комментариях Го Сяна, и скептики подозревают, что оригинальные главы Ле-Цзы были написаны самим Го Сяном или его современниками.

5) ИСТОРИОГРАФИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ. ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ СЫМА ЦЯНИ.

Дата добавления: 2015-09-04