Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Различные шизоидные личности и их поведение

ПРОБЛЕМА ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ | НАДЛОМ И ШИЗОФРЕНИЯ | ОБЛАДАНИЕ СОБОЙ | МАСКА ШИЗОИДА | ТЕЛЕСНАЯ РИГИДНОСТЬ, ФРАГМЕНТАРНОСТЬ И КОЛЛАПС | МАСКА КЛОУНА | ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ |


Читайте также:
  1. Агрессивное и уверенное поведение
  2. Агрессивное поведение собак
  3. Аддиктивное поведение: понятие, классификация, коррекция
  4. Актуализация нравственного потенциала личности
  5. В зависимости от наличия тех или иных морфологических элементов сыпи выделяют различные типы дермального ангиита.
  6. В советское время Кривоногов исполнял различные заказы для КГБ
  7. В) - теория черт личности Г.Олпорт, Г.Айзенк, Р.Кеттелл.

С Джеком я впервые встретился, когда ему было двадцать три года. Его отчислили из школы в восемнадцать, после этого он провел год, исполняя фольклорные песни в кафе. Потом последовали два года армии, а затем он коче­вал с одной работы на другую.

Кризис случился после возвращения из армии. В компании друзей он принял дозу мескалино, галлюцино­генного наркотического вещества. Эмоциональное пере­живание, которое ему пришлось пережить под воздействи­ем наркотика, потрясло его. Он сказал: «То, что я увидел, невозможно описать. Я видел женщин во всевозможных стимулирующих позах. Когда я выходил из этого, то нена­видел себя. Меня мучило чувство вины, связанной с сек­сом. Это странно, поскольку я требовал оригинальности, выступал против сексуальных ограничений и т. д. Я могу продумать это, но не могу избавиться от чувства вины. Оно пугает и угнетает меня».

Это переживание, индуцированное наркотиком, со­вершенно разбило урегулированность Джека. Шизоидная тенденция его личности, которая до этого момента находилась под контролем, прорвала его и превратилась в явные симптомы заболевания. Он описывает их следую­щим образом:

Испуг — «Временами испуг настолько силен, что я не могу находиться в одиночестве. Я думаю, что просто боюсь сойти с ума».

Ипохондрия — «Малейший прыщ, царапина, боль и т.д. пугают меня до смерти. Я немедленно думаю о раке, сифилисе...»

Отрыв — «Однажды, я почувствовал, что меня буд­то оторвали от реальности, от способа передвижения: а в последние несколько недель я почти все время чувствую, что перемещаюсь, будто за мной откуда-то наблюдают».

Когда отчетливо выраженные симптомы описаны таким образом, диагноз установить несложно. Однако, было бы ошибкой счесть, что у такого человека прежде не было шизоидных проявлений. Маленьким мальчиком Джек пережил сильный испуг в форме ночных кошмаров. Еще ребенком он боролся с чувством нереальности. Вот его слова: «Сколько я себя помню (с шести или с семи лет), я всегда чувствовал себя как-то не так, но постоян­но соглашался с родителями, что это нормально. В сред­ней школе я обычно чувствовал себя странно: сидя в клас­се, я наблюдал за другими ребятами и изумлялся, если они чувствовали такое же беспокойство, как и я».

Беда в том, что никто из ближайшего окружения Джека не обратил внимания на его трудности. «Мои ро­дители и друзья убеждали меня, что это чувство (не та­кой, странный) — нормально», — сказал он. Такого рода переживания стали для Джека закономерными. Даже ноч­ные кошмары он часто принимал как «нормальные» явле­ния, которые бывают у всех подрастающих детей.

Особенности его тела были типично шизоидны­ми. Он был высок, худощав, ригиден, мускулатура недо­статочно развита, подвижность и дыхание ограничено. Тело казалось неживым, поскольку Джек давным давно оторвал от него Я. Он никогда всерьез не занимался спортом или другой физической активностью. Его ипохондрическая тревожность выражала страх перед собствен­ным телом и отсутствие идентификации с ним.

Питер — семнадцатилетний подросток, которого направили на психиатрическое обследование после тре­вожного инцидента. Однажды вечером, повздорив с под­ружкой, он напился. Затем, чтобы показать ей, как он к ней стремится, Питер взял гитару и спел перед ее домом серенаду. Поскольку была поздняя ночь, он разбудил ее родителей. Чтобы он замолчал, они позвали его в дом. Оказавшись внутри, Питер потребовал, чтобы они дали ему увидеться с их дочерью и начал, демонстрируя на­сколько он взволнован, угрожать, что сломает себе палец или руку. Он так разбушевался, что пришлось силой дос­тавить его домой.

Тремя месяцами раньше Питер попал еще в одну историю. Вместе с несколькими друзьями он угнал маши­ну. Ее нашли, и мальчики признались в краже. Но затем они сбежали, чтобы (по словам Питера) не впутывать в это родителей. Проникнув в пустующий дом, они ворова­ли провизию, скрывались от полиции и, таким образом, усугубили свои отношения с законом. Поскольку Питер был мальчиком из хорошей семьи и не имел прежде на­реканий, его осудили условно. Мать Питера обвинила в его противозаконном поведении остальных участников происшествия. Ни в этот раз, ни во время происшествия с подружкой сына ей не пришло в голову, что с мальчи­ком может быть что-то не так.

То, что с Питером происходит нечто ненормаль­ное, можно было заметить раньше. Еще до того, как про­изошли два описанных инцидента, у него возникли труд­ности в школе. После двух лет хорошей учебы в старших классах Питеру стало трудно концентрировать внимание. Учеба давалась с трудом. Он начал поздно возвращаться домой, пить и стал неуправляемым. Но никого это не озаботило, пока не наступил кризис.

Питер был хорошо сложен, его тело было про­порциональным. Лицо выражало невинность, но других чувств на нем не было. Эта невинность обманывала близких. Глаза были чистыми и пустыми. О его теле, помимо того, что оно имело нормальный внешний вид, можно было сказать, что оно было высоким и тяжелым. Движе­ния — заметно некоординированы. Колени и щиколотки были настолько одеревеневшими, что он с трудом двигал ими. Чувствование тела отсутствовало, даже когда он уг­рожал отрезать себе руку, он делал это без чувств.

Во время нашей беседы Питер сказал, что сексу­альный контакт с его девушкой был единственным теп­лом, которое он пережил, и что жизнь без этого не име­ет смысла. По-видимому, потребность в телесном контак­те была столь сильна, что перекрывала всякие рациональ­ные соображения. Без этого контакта он чувствовал та­кую пустоту, что моральные принципы теряли для него всякую ценность. Я нахожу, что подобное состояние ти­пично для всех малолетних правонарушителей, с которы­ми мне приходилось иметь дело. Они ищут пинков, пыта­ясь хоть таким образом «зарядить» свои «мертвые» тела. Как правило, поиск возбуждения принимает форму опас­ной эскапады или бунта против авторитетов. Отсутствие нормального чувствования тела вызывает у этих молодых людей сексуальную одержимость.

Если не понимать шизоидного отклонения, про­тивозаконное поведение будет оставаться загадкой для вла­стей и родителей. В этом будут винить отсутствие дис­циплины в семье, говорить, что молодежь не имеет мо­ральных устоев. Такие объяснения, конечно, содержат оп­ределенную долю правды, но совершенно не принимают в расчет тех сил, которые движут этой проблемой. Я, которое развивается без реальности телесного чувствова­ния, приводит к отчаянию, разрушающему и самого чело­века, и окружающих.

Джейн, молодая женщина, двадцати одного года, обратилась к терапевту после того, как распалась ее ро­мантическая любовная связь. Она чувствовала себя со­вершенно потерянной и отчаявшейся. Она полагала, что с ее личностью что-то всерьез не так, но не знала, что именно и как с этим справиться. Представление об ее проблеме можно получить из следующего рассказа: «Я помню, как в подростковом возрасте мыслен­но воевала с собой. Особенно ночью, в кровати, я чув­ствовала, что воюю с чем-то в себе. Меня это очень рас­страивало и вызывало ощущение безнадежности. Я чув­ствовала смущение. Я не знала, кого спросить об этом.

В одиннадцать лет я открыла свое тело. До этого я считала его само собой разумеющимся. Я сильно попра­вилась и начала сознавать себя. В это же время началась менструация. Чем больше я стеснялась, тем больше тол­стела и менее реально чувствовала себя. Годом позже я начала мастурбировать. Я думала, что забеременею или заболею венерическим заболеванием. В связи с этим я чувствовала себя очень виноватой. Но мне было необхо­димо мастурбировать перед любым делом, иначе я не могла делать, что бы то ни было. Если я писала школьную работу, мне приходилось растянуть ее, пока я не закончу мастурбировать. Только после этого мне удавалось допи­сать ее.

В этот период я постоянно фантазировала. Мне представлялось, что я скачу на лошади. У всех были ло­шади, но моя — лучше, всех.

Мужчины ужасали меня. У меня не было друзей в старших классах и только один — в колледже.»

Джейн воевала с сексуальными чувствами. Она не могла ни принять, ни подавить их. В результате возник интенсивный конфликт, который мучил ее, и от которо­го она пыталась избавиться с помощью фантазий. В ее мечтах, лошадь можно интерпретировать как символ тела, особенно его нижней половины. Ее попытка отри­цать реальность тела была успешна только отчасти. Чув­ства вмешивались в сознание и требовали удовлетворе­ния, даже если за это приходилось платить сильным чув­ством вины.

Расщепление ее личности поразительно проявля­лось и на физическом, уровне. Ниже талии тело Джейн было тяжелым, заметно оволошенным, кожа имела темный оттенок. Бедра были обширными, со слабым мышеч­ным тонусом. Верхняя часть тела была изящной: грудь узкая, плечи очень покатые, спина длинная и тонкая, го­лова маленькая, с правильными чертами лица. Тон кожи верхней части тела был светлым. Контраст между верхом и низом был очень отчетливым. Нижняя часть произво­дила впечатление сексуальной зрелости и зрелой женствен­ности или, возможно, учитывая ее дряблость и тяжесть — перезрелости. Верхняя же половина имела невинный, дет­ский вид.

Кто была Джейн? Была ли она изящным создани­ем, ездившим верхом на нижней части тела или же она была лошадью, с которой тоже отождествлялась, и на ко­торой ее Я скакало как королева? Очевидно, и тем, и другим, но она не могла примирить эти два аспекта своей личности.

Следующий случай, с менее тяжкими болезненны­ми проявлениями, демонстрирует другой аспект шизоид­ного отклонения. Сара развелась с мужем и осталась вдво­ем с пятилетним сыном. Развод потряс ее и привел в состояние глубокой депрессии. Я установил, что у этой пациентки шизоидная структура характера, хотя поверх­ностное поведение мало указывало на это. Она описывала свое затруднение следующим образом: «Не то, чтобы я чувствовала себя нереально, я чувствую, что люди, с кото­рыми я взаимодействую, — нереальны. Я часто хочу знать, что люди думают обо мне, когда я делаю что-нибудь. У меня мания величия. Я чувствую, что они должны думать, будто я великий человек. Но на самом деле, я вижу, что не справляюсь. Мой спектакль (представление) не оправ­дывает моих ожиданий.»

В манерах и речи этой женщины присутствовало типичное для явно шизоидных индивидуумов высокоме­рие. Сара производила впечатление человека, который думает, что обладает необыкновенными качествами или необыкновенными умственными способностями. Когда я спросил ее о природе мании величия, она сказала: «Моя мания состоит в том, что у меня хороший характер. Даже теперь, например, я жду от людей, что они скажут, какая я хорошая мать. Как замечательно я забочусь о своем сыне! Я всегда была любимицей учителей. Я никогда не шалила. Я была классической «умницей».

Сара была маленькой, похожей на девочку жен­щиной, с мелким, невинным лицом, острыми плечами и хрупким телом. Ее физический облик подразумевал испу­ганную, незрелую личность, хотя речь и манеры были взрослыми и зрелыми. Это противоречие в ее личности указывало на шизоидное отклонение. На лицо были и другие признаки нереальности, преимущественно физичес­кие: она не смотрела в глаза, выражение ее лица было «замороженным», тело — ригидным, а движения — нескоординированными.

Сара играла роль «хорошего», послушного ребен­ка, который делает то, что ему велели и делает это хоро­шо. Она играла эту роль настолько бессознательно, что ждала от людей одобрения, как настоящий ребенок. Мно­гие играют в жизни определенные роли, но при этом не становятся шизоидами. Когда роль доминирует над лично­стью, когда утрачивается единство, когда, как в случае Сары, личность, спрятанную за маской и костюмом, не­возможно увидеть или достать, можно быть уверенным, что у такого человека шизоидная структура характера.

С точки зрения симптоматики, случаи Джека, Пи­тера, Джейн и Сары различны. В терминах двух перемен­ных, детерминирующих это заболевание, они похожи. Каждый из них страдает от конфликта, расщепляющего единство личности, и в каждом случае контакт с реально­стью в какой-то степени утрачен. Наиболее важный ас­пект здесь, однако, состоит в том, что конфликт и уход проявлены на уровне тела. Джек мог описать свои про­блемы, но плавное вербальное изложение остро противо­речило ригидности и иммобильности его тела. Конфликт Питера выражался контрастом между атлетическим телос­ложением и заметным отсутствием координированности. Джейн демонстрировала конфликт, отраженный резким не­соответствием верхней половины ее тела и нижней, а у Сары изысканная поза явно противоречила телесной не­зрелости.

Уход от реальности в каждом из описанных мною случаев проявлялся отсутствием живости и эмоционально­го отклика тела. У исследователя шизоидного индивидуу­ма возникает впечатление, что такой пациент не полнос­тью «в теле». Описывая шизоидную личность, обычно пользуются фразами, типа «вне тела» или «не весь здесь». Мы ощущаем его отделенность или уход. Это впечатление создают пустые глаза, похожее на маску лицо, ригидное тело и отсутствие спонтанности. Умом он присутствует, как вошедший в поговорку рассеянный профессор, кото­рый погружен в свои раздумья. Шизоидный индивидуум сознанием понимает окружающее, но на эмоциональном или телесном уровне с ситуацией не соприкасается. К со­жалению, у нас нет отдельного выражения, обозначающе­го «разумное неприсутствие». «Шизик» — это только сло­во, обозначающее человека, который присутствует мен­тально, а эмоционально отсутствует.

Атмосфера нереальности — признак шизоидной личности. И сам человек, и мы считаем это «страннос­тью», которая выражается и в его движениях. Он ходит механически, как деревянный солдатик, или движется по жизни, как зомби. Описание физического вида шизоида, которое дал Эрнст Кречмер, подчеркивает это.

«Это отсутствие живости, непосредственного проявления жизни, психомоторной экспрессии, можно заметить у наиболее выраженных членов группы с их гиперсензитивными внутренними способностями к реа­гированию»/'

Когда внешний вид человека столь экстравагантен, что в нем отчетливо проступает отстраненность от реаль­ности, его относят к психотикам, шизофреникам или ду­шевнобольным. Шизоидная личность чувствует нереаль­ность как внутреннюю пустоту и как ощущение отодвинутости или отстраненности от окружающих. Он может чув­ствовать тело, как нечто чуждое или почти несуществую­щее, как в следующем описании: «Когда я шел вчера на работу, я не чувствовал своего тела. Я чувствовал себя тощим мешком с костями. Никогда не приходилось так сильно ощущать бестелесность. Это ужасно. На службе я чувствовал себя странно. Все было нереальным и каким-то не таким. Чтобы работать, мне приходилось собирать себя в целое»

Это описание деперсонализации демонстрирует и отсутствие телесного чувствования, и сопутствующее ему отсутствие контакта с окружающими. В других случаях уг­роза непрочному контакту с реальностью возникает при употреблении наркотиков, еще больше разъединяющих ум и тело. В качестве примера можно воспользоваться рас­сказом Вирджинии, которая однажды накурилась марихуа­ны: «У меня было чувство, что кто-то наблюдает за мной. Я чувствовала, как мое тело делает нечто не относящееся ко мне. Это было очень страшно, и я легла в кровать. Началась паранойя. Я боялась, что выпрыгну в окно...»

О шизоиде можно сказать, что он живет в нео­пределенности, то есть, не «уходит», как шизофреник, но и не полностью «присутствует». Он часто находится в сто­роне от общества, там, где ощущает нечто вроде дома. Многие шизоиды очень чувствительны, они часто стано­вятся поэтами, художниками и музыкантами. Иные стано­вятся приверженцами эзотерических культов, процветаю­щих в нашем обществе. Эти культы различны — одни из них с помощью наркотических веществ стремятся достичь высоких состояний сознания, другие следуют восточной философии, есть и такие, которые обещают полноценную самость при выполнении разнообразных телесных упражнений. Но было бы серьезной ошибкой считать, что шизоидную личность можно встретить только в этой сре­де. Шизоид может быть живущим как машина инжене­ром, или мягким, сдержанным, робким и гомосексуальным школьным учителем. Шизоидная женщина может быть очень просвещенной и правильно поступающей со свои­ми детьми матерью. Она еще и маленькая девочка, яркая, усердная, возбудимая и компульсивная. Для таких людей, как для детей, характерно ощущение небезопасности, как для подростков — тревожность и как для взрослых — внут­реннее чувство фрустрации и упадка. Эти реакции гораз­до тяжелее, чем можно выразить словами. Детская небе­зопасность связана с чувством иного, отличного от дру­гих существования и неприкаянности. Подростковая тре­вожность граничит с паникой и может окончиться ужа­сом. Сердцевину взрослого чувства фрустрации и упадка составляет отчаяние.

Шизоидное отклонение можно исследовать в не­скольких направлениях, для данной работы важны три из них: психологическое, физиологическое и конституциональ­ное. Психология пытается объяснить поведение в терминах сознательных или бессознательных ментальных позиций. Физиология ищет причины отклонения в нарушениях теле­сного функционирования. Конституциональный подход свя­зывает личность со структурой тела.

Психология использует термин «шизоид», чтобы описать поведение, качественно похожее на шизофрению, но более или менее остающееся в рамках нормы.6 Специ­фические паттерны поведения при таком диагнозе можно сформулировать следующим образом:

1. Уклонение от тесных взаимоотношений с людь­ми; застенчивость, уединенность, боязливость, чувство не­полноценности.

2. Невозможность направленно выразить нена­висть и агрессивные чувства — чувствительность к крити­ке, подозрительность, потребность в поддержке, склон­ность отвергать или искажать.

3. Аутичная позиция — интровертированность, чрезмерная мечтательность.

4. Невозможность сконцентрироваться, чувство отупения или одурманенности, ощущение нереальности.

5. Истерические вспышки, которые могут сопро­вождаться провокациями, например криком, рыданиями, приступами гнева.

6. Невозможность переживать эмоции, особенно удовольствие. Отсутствие эмоционального отклика или пре­увеличенное реагирование, проявляющееся в виде пере­возбуждения и мании.

Надо заметить, однако, что поведение шизоида ча­сто кажется нормальным. По словам Отто Феникеля шизоидный человек вполне успешен в «псевдо­контактах, подменяющих реальный контакт с другими людьми, в который включены чувства». Псевдоконтакт обретает форму слов, заменяющих прикосновение. Другая форма — исполнение роли вместо эмоциональной вклю­ченности в ситуацию. Как отмечал Герберт Вайнер жалобы шизоида, как правило, «вертят­ся вокруг того, что он не способен чувствовать эмоции: он отстранен от других людей, отодвинут и оторван».'1 Психология исходит из того, что шизоидный индивидуум страдает отсутствием отождествленности. Сомневаясь в том, кто он есть, не зная, чего хочет, он либо отделяет себя от людей и уходит во внутренний мир фантазий, либо адаптирует позу и играет роль, которая вроде бы пригодна для существования в нормальной жизни. Если он уходит, преобладают проявления застенчивости, уеди­ненности, подозрительности и нереальности. Когда он играет роль, на первый план выдвигается отрицание или искажение, чувствительность к критике, чувство неполно­ценности и жалобы на пустоту или неудовлетворенность. Здесь может присутствовать противопоставление ухода и активности, депрессии и возбуждения со стремительной или преувеличенной сменой настроения. Шизоид заклю­чает в себе множество противоречий. Среди шизоидов встречаются как высоко просвещенные и творческие люди, хотя их устремления могут быть узкими и необычными, так и другие — скучные, пустые, покорные и ведущие не­заметную жизнь.

Сандор Радо рассматривает шизо­идную личность с точки зрения физиологии." Согласно Радо, шизоидную личность отличают два физиологичес­ких отклонения. Первое — «отсутствие целостного удо­вольствия», что означает невозможность переживать удо­вольствие. Второе — «разновидность проприорецептивного диатеза», который возникает, когда нарушено сознавание телесной самости.. Недостаток удоволь­ствия становится неким физическим недостатком при по­пытках человека эффективно развить его «самодействование» или отождествленность. Поскольку удовольствие является «узлом, связывающим с реальностью» (Радо), то без этой связующей силы самодействование становится хрупким, слабым, его легко разрушает стресс, оно чрез­мерно чувствительно. Именно недостаток удовольствия, о котором говорит Радо, характеризует всех шизоидов, с которыми мне пришлось встретиться. Но в отличии от Радо, который считает, что это — предрасположенность, я предполагаю, что это необходимо в борьбе за выжива­ние. Неуверенный в праве на существование, шизоид, мобилизуя всю свою энергию на борьбу за выживание, неизменно обходит сферу активного удовольствия. Для человека, который борется за право существовать, удо­вольствие представляется чем-то таким, что к делу не относится.

Видимое отклонение в восприятии себя часто бы­вает чертой, которая больше всего бьет по шизоидной личности. Как объяснить слова Джека: «Я чувствую себя отдельно от тела, будто я смотрю на себя со стороны»? Является ли это недостатком самовосприятия Джека или это его уход виноват в том, что отсутствует нечто ощути­мое? Когда тело лишено чувствования, самовосприятие блекнет. Однако верно и то, что когда Эго диссоциирова­но с телом, последнее становится чужеродным объектом, который воспринимает ум. Здесь мы противоречим тому, о чем говорили в начале главы. Уход от реальности вызы­вает расщепление личности, так же, как в результате каж­дого разлома утрачивается контакт с реальностью. Насколько значимо телесное восприятие, можно представить, если рассмотреть замечание Радо, что «проприорецептивное сознавание (тела) — это самые глубокие внутренние корни языка и мышления».'"

Слабость самовосприятия шизоида непосредствен­но связана с тем, что он не может переживать удоволь­ствие. Без телесного удовольствия функционирование ме­ханистично. Удовольствие поддерживает живость тела и позволяет идентифицироваться с ним. Если телесные ощу­щения неприятны, Эго диссоциируется с телом. Один мой пациент сказал: «Я делаю свое тело мертвым, чтобы избе­жать неприятных чувств».

Конституциональный подход к проблеме шизоида лучше всего представлен в работах Э.Кречмера, который детально проанализировал шизоидный темперамент и фи­зическое строение. Он основывался на том, что одно тес­но связано с другим, и что индивидуумы с шизоидным темпераментом, как правило, бывают астеничного сложе­ния, за исключением более редких случаев атлетического сложения. Астеничное телосложение означает, что у че­ловека длинное и худое тело с недоразвитой мускулату­рой, в то время, как при атлетическом — оно более про­порционально и мускулисто. К тому же Кречмер и Шелдон" предлагали обратить внимание на то, что тело ши­зоида отличают дисплазированные элементы. Дисплазия отражает тот факт, что пропорции разных частей тела негармоничны.

Четверо пациентов, о которых мы говорили в этой главе, демонстрировали типичные шизоидные осо­бенности. У Джека было удлиненное и худое тело, муску­латура недоразвита, он относился к астеничному типу. Питера, который с виду был мускулист и пропорциональ­но сложен, можно отнести к атлетическому типу. Джейн демонстрировала дисплазию: верхняя часть тела астенична, а нижняя — аморфна и неопределенна. Тело Сары тоже было дисплазировано: верхняя часть астенична, что противоречило нижней, явно атлетичной, части. Икронож­ные мышцы были развиты, как у профессиональных танцоров, хотя Сара никогда не занималась танцами или спортом.

Строение тела играет важную роль в психиатрии, поскольку оно выражает личность. Мы реагируем на круп­ного, тяжеловесного человека иначе, чем на маленького и жилистого. Но судить о личности на основе типа тела, значит, придерживаться взгляда, что взаимоотношения между телом и личностью статичны, а не динамичны. Это, значит, игнорировать подвижность и экспрессивность тела, которые являют собой ключевой момент личности. Астеничное тело выступает в качестве важного признака толь­ко потому, что указывает степень индивидуальной мышеч­ной ригидности. Атлетическое тело говорит о шизоидной тенденции, только когда его движения явно некоордини­рованы. Такие факторы, как витальность, оживленность, грация, спонтанность жестов и физическое тепло очень важны, потому что они влияют на самовосприятие и на чувство отождествленное.

Радо смотрит на шизоидное отклонение, исходя из предположения, что оно возникает в результате физи­ологической дисфункции. Это противоречит психоанали­тической точке зрения, которую выразил С. Ариети, считавший эту проблему сугубо психологичес­кой. Кречмер утверждал, что шизоидное состояние кон­ституционально детерминировано. В то время как Радо и Кречмер придерживались мнения, что это наследственное заболевание, Ариети утверждал, что «шизофрения (и тем более шизоидное состояние) — это специфическая реак­ция на экстремально тяжелое состояние тревожности, возникшее в детстве и реактивированное в последующей жизни».

И Радо, и Кречмер, и Ариети концентрировались на том аспекте проблемы, который другие считали второ­степенным. Ариети, например, говорил: «Хорошо извес­тен факт, что люди с самыми явными случаями шизофре­нии относятся к атлетическому конституциональному типу», но подчеркивал, что это — результат, а не причи­на заболевания. Чтобы избежать, спора о том, что первично, давайте, условимся, что эти феномены взаимосвя­заны. Отклонения в строении тела и в физиологии — это физическое выражение процесса, который психически проявляется в виде нарушения мышления и поведения.

Психологически проблема шизоида состоит в от­сутствии отождествленности и неминуемой утрате нормаль­ных, эмоциональных отношений с людьми. Физиологичес­ки шизоидное состояние определяется как нарушение са­мовосприятия, как недостаток удовольствия при функцио­нировании и нарушение дыхания и метаболизма. Консти­туционально тело шизоида не координировано и не ин­тегрировано. Оно либо ригидно, либо человек с трудом удерживает его целостность. И в том, и в другом случае отсутствует живость, от которой зависит адекватное вос­приятие себя. Без восприятия себя отождествление зат­руднено или невозможно, а это типичный психологичес­кий симптом.

Обобщенный взгляд на проблему шизоида можно составить, объединив психические и физические симпто­мы этого отклонения:

1. Психологическое отсутствие отождествленности.

2. Нарушение восприятия себя.

3. Относительная иммобильность и снижение то­нуса поверхности тела.

Отношения между этими уровнями личности мож­но выразить так: Я зависит от ощущения отождествлен­ности на основе восприятия тела. Если тело заряжено и способно откликнуться, оно способно функционировать на основе удовольствия, что делает его сильным и ос­мысленным, и Я отождествляется с телом. В этом слу­чае, Я-представление или образ возникнет на основе образа тела. Там, где тело «безжизненно», удовольствие становится невозможным, и Я диссоциируется с телом. Образ Я становится чрезмерно развитым, чтобы компен­сировать неадекватный образ тела. Конституция динами­ки ощущений отражает степень витальности и живости тела.

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

Их отношения можно представить в виде треу­гольника:

/Восприятие себя \

/ Функционирование \ /на основе удовольствия \

Способность к отклику

Живость тела Конституциональные факторы

Рисунок 5. Уровни личности

Физиология

Конституция.

Соотношения этих уровней личности иллюстри­рует следующий случай. Пациентка, женщина, имела об­раз Я, который подразумевал, что она замечательный че­ловек, выше среднего уровня, просвещенный и чувстви­тельный. В курсе терапии образ Я рассеялся. Она рас­сказала о своем сне, в котором два ее ребенка, мальчик и девочка, спрятались в подвале дома и объявили голо­довку. Вот ее рассказ: «Во сне я чувствовала, что они делают это без злобы. Я спустилась в подвал и там уви­дела их тела, лежащие друг напротив друга, как мерт­вые, но я заметила, что их глаза открыты и лица выгля­дят живыми, в отличие от тел, которые были, как тру­пы. Я чувствовала, что они изображают меня. Я часто делала что-нибудь со злости. Я задумалась, что если гла­за символизируют ум, то я чувствую, что эта часть меня самая живая.»

У этой пациентки было высокое, худощавое тело и резкое изможденное лицо, придававшее ей вид трупа. Однажды, прогуливаясь с матерью по улице, она почув­ствовала свое состояние. «Я почувствовала, что мне очень стыдно перед ней, потому что я отодвинулась, чтобы не быть вместе с ней. Я шла рядом с ней, чувства ушли от нее и от мира и стали призрачными». Здесь пациентка поняла, что между ее сном о телах, напоминающих тру­пы, и этим инцидентом есть тесная связь. Она пережила чувство призрачности, отстраненности от тела и от пред­ставления о теле. Затем она спросила меня: «Почему я умертвила себя?» Чтобы получить ответ на этот вопрос, необходимо понять динамику, механизм и этиологию про­блемы шизоида.

Страх парализует тело. Нормальный человек, реаги­руя на страх, бросается в бой или обращается в бегство. Он пытается отодвинуть опасность или избежать ее. Если эти реакции блокированы, самоконтроль рушится. Личность че­ловека разваливается, и рассудок оказывается под угрозой. Сумасшествия в такой ситуации можно избежать только с по­мощью определенных действий, которые отрицают и вытес­няют страх. Существуют способы самоконтроля, но страх не исчезает. Если человек вытесняет страх, тот становится смут­ным ужасом. Он трансформируется в боязнь потерять конт­роль или сойти с ума.

Глубинный страх сумасшествия — это ужас, кото­рый пугает гораздо больше, поскольку он безымянен и безлик. Этот ужас связан с образом сумасшедшего дома. Он таится в недрах каждого шизоидного индивидуума, и его вполне можно сравнить с неразорвавшейся бомбой. Когда он прорывается в сознание, человек переживает «мировую катастрофу». Ум шизоида представляет это как разрушение мира, фантазию или чувство полной аннигиляции. Он реагирует на ужас чувством, что «распадается на части» или «разваливается на куски». Он прилагает отчаянные усилия, чтобы защититься от ужаса и его катастрофического воздействия. Если защиты не до­статочно сильны, единственный способ спастись — полно­стью уйти в нереальность шизофрении.

Поверхностно ужас связан со страхом сумасше­ствия. Джек, о котором мы говорили во второй главе, сказал: «Мне кажется, я просто боюсь потерять рассудок».

 

Значительная часть пациентов переживает ужас подобным образом. Можно показать, что ужас сам по себе является силой, которая угрожает Я и разрушает разум, и что ши­зофрения — это крайняя попытка избежать его. Что же это за безымянный страх?

Страхи становятся безымянными и безликими, ког­да они вытеснены. Они живут в бессознательном и ока­зывают воздействие на ребенка. Когда пациенту удается освободиться от той хватки, которой ужас сковывает его, некоторые элементы этого ужаса проясняются, и тогда удается разглядеть страх быть покинутым, страх быть унич­тоженным и страх уничтожить кого-то. Но эти страхи специфичны, потому что человек сознает их, в то время как бессознательный ужас шизоида аморфен, его щупаль­ца холодят кости и парализуют волю. Он как скелет в шкафу, который не так страшен, когда дверца открыта и на него можно взглянуть прямо. Перед закрытой дверью, за которой стоит неизвестность, человек, дрожит от по­давляющего испуга, подтачивающего его мужество и раз­рушающего его решимость. Терапия должна помочь паци­енту обрести отвагу и силу, чтобы он смог взглянуть на свои страхи. В процессе терапии человек неизбежно бу­дет переживать ужас. При поддержке и понимании тера­певта его переживание может дать позитивный эффект.

Пол, после года работы с терапевтом, рассказал о таком переживании: «У меня была странная неделя. Я ме­тался между абсолютной беспомощностью и чувством, что я — живой. В пятницу я был почти активен, но в субботу мне не удалось даже встать на ноги. Я чувствовал, что весь день просочился сквозь пальцы. Я был очень подав­лен и немного плакал. Воскресенье было лучше. Я погу­лял. В понедельник я чувствовал себя совсем мертвым, мне хотелось остаться в кровати и окончить жизнь.

Этим вечером я был в полусне... я повернулся на спину и сложил губы так, словно сосу что-то ртом. Они задрожали, и мне стало очень тревожно, меня почти па­рализовало. Руки стали тяжелыми и беспомощными, слов­но неживые, я не мог их поднять. Мне пришлось собрать всю волю, чтобы бороться и не уступать параличу. Я чув­ствовал: если поддамся этому, произойдет что-то катаст­рофическое. Я заставил себя пробудиться»

Анализ переживания показывает, что ужас, про­явившись тревожной дрожью и парализованностью, воз­ник, когда Пол сделал спонтанный жест, чтобы достичь удовольствия. Сосательный жест, пробудил детские воспо­минания, в которых такая активность угрожала катастро­фическим результатом. Ребенком Пол встретил реакцию ненависти матери, когда предъявил ей свои требования. Ее ненависть выразилась убийственным яростным взгля­дом, который ребенок понял так: «Хватит требовать от меня! Если ты не замолчишь, я уйду или уничтожу тебя!» Подобная экспрессия родительской ненависти встречает­ся нередко. Многие матери кричат от злости и досады. Некоторые даже говорили мне, что много раз чувствова­ли, что могли бы убить своих детей. Одно такое пережи­вание не приведет ребенка к всеохватывающему ощуще­нию ужаса, но если оно представляет собой бессознатель­ную позицию матери, то воздействует на него, вызывая страх, что его покинут или уничтожат. В ответ ребенок развивает по отношению к матери такую ярость, что она почти ужасает.

Общий эффект подобных переживаний — удержи­вание агрессии. Шизоид начинает бояться предъявлять требования, которые могут привести к удовольствию и удовлетворению. «Дотягивание до мира» вызывает у него смутный ужас. Он караулит этот ужас, сужая свое окруже­ние и пресекая собственную активность. У меня была па­циентка, которая чувствовала себя очень некомфортно, если ей приходилось куда-то уезжать с постоянного места жительства. Бывает, что пациент впадает в панику, если ему предстоит одному выйти на улицу или поехать куда-то. У всех шизоидов ужас связан со страхом потерять контроль, поскольку в этом случае вытесненные импуль­сы могут вырваться наружу и, как в случае Пола, привес­ти к катастрофическим результатам.

Чтобы удержать агрессию и пресечь активность, необходим контроль, который достигается ригидностью тела, ограничивающей самоутверждающие жесты. Посколь­ку импульсы пресекаются, их формирование в конце концов, ослабевает. Вытесняя собственные желания, шизоид приходит к тому, что не знает, чего он хочет. Отвергая удовольствие, он начинает отвергать свое тело. Чтобы вы­жить перед лицом ужаса, он умерщвляет тело, снижая его подвижность и ослабляя дыхание.

Имея в виду эту ситуацию, легко понять шизоид­ную отделенность и невовлеченность. Это — защита от ужаса. В той степени, в которой ему удается сохранить себя вне эмоциональных взаимоотношений, он может из­бежать ужаса, который, в свою очередь, может позволить прорваться вытесненному импульсу. Физическая ригидность шизоида служит той же цели. Но отделенность и изоли­рованность нарушает контакт с реальностью, подрывает его Я и ослабляет отождествленность. Невовлеченность не позволяет получить эмоциональное удовлетворение, которое подкрепляет нормальные взаимоотношения и приносит внутреннее чувство благополучия. И, наконец, ригидность порождает внутреннюю пустоту, вакуум, кото­рый грозит шизоидной структуре уничтожением.

Защита против ужаса требует иного маневра. Ши­зоид вступает в «псевдоконтакты» и занимается «интел­лектуализацией», чтобы не потерять связь с реальностью и поддержать паттерн поведения, который похож на нор­мальный: другими словами, он играет роль. Эта бессозна­тельная роль обеспечивает ему отождествленность, прида­ет смысл его действиям. Пока он сохраняет ее, опасность декомпенсации или ужаса и сумасшествия предотвращает­ся. Но этот маневр тоже имеет свои сложности. Исполне­ние роли ограничивает основу существования. Когда че­ловек находится в одиночестве, предполагаемая отожде­ствленность может рассыпаться перед лицом самого себя. По этой причине шизоиды часто боятся одиноче­ства. Таким образом, все аспекты его защиты (и маневры) воздействуют на уязвимость, и при каждой опасности он решает уйти.

Существуют важные моменты, отличающие пове­дение шизоида. У него нет мотивации, которая детерми­нирует нормальное поведение; то есть он мотивирован не поиском удовольствия, а потребностью выжить и же­ланием избежать одиночества, вызванного «эмоциональ­ным неприсутствием». Это выражается в рационализациях («техническое формулирование» Мэй) и в разыгрыва­нии роли, а не возникает из истинного чувства. Хотя шизоид может функционировать, его поведение и дей­ствия экстравагантны, они напоминают действия автома­та, существа, которое выполняет их, проходя по жизни и не чувствуя ее.

Было бы ошибкой считать, что шизоид лишен вся­ких чувств. Позади его защит стоит интенсивное стремле­ние к реальному контакту, теплу и любви. Нельзя сказать, что оно полностью отсутствует в его мотивации. Даже если время от времени он и выглядит, как автомат, в иные моменты он становится человеком, который просто нахо­дится в состоянии тревожности. Его действия не только похожи на действия нормального человека, они, отчасти, действительно нормальны. Степень отклонения от нормы может быть различной. Это зависит от того, насколько поведение мотивировано стремлением к удовольствию и удовлетворению. В той мере, в которой он вытесняет эти чувства, но действует так, будто бы они определяют его поведение, он — шизоид.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Я И ТЕЛО| ЗАЩИТА ОТ УЖАСА

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.022 сек.)