Самоистязания в знак траура по умершим. 2 страница

часто дрались дубинками и камнями, пока один или несколько из них не падали

замертво. Такие бои по случаю смерти выдающегося человека помогают нам

понять, каким образом возникли бои гладиаторов в Риме; ибо сами древние

говорят, что эти бои первоначально происходили при похоронах и явились

заменой умерщвления пленных на могиле покойника. Первое представление боя

гладиаторов в Риме было дано Д. Юнием Брутом в 264 г. до нашей эры в честь

его умершего отца.

Женщина на Таити изрезывала себе до крови кожу на голове посредством

зубов акулы не только по поводу чьей-либо смерти. В случае несчастья с ее

мужем, его родственником либо другом или же с ее собственным ребенком она

прежде всего принималась истязать себя зубами акулы; даже когда ребенок

просто падал и ушибался, мать смешивала свою кровь с его слезами. В случае

же смерти ребенка весь дом наполнялся родней, с громкими причитаниями

наносившей себе раны на голове. "По этому поводу родители, помимо прочих

изъявлений горя, коротко срезают волосы на одной части головы. Иногда они

выстригают небольшой четырехугольник спереди, иногда же оставляют длинные

волосы только на этом месте, а все остальные остригают; оставляют также

пряди волос над одним или обоими ушами или же срезают волосы почти до корней

на одной половине головы, а на другой оставляют расти. Такие знаки скорби

носят подчас в продолжение двух или трех лет". Приведенное описание

иллюстрирует обычай древних израильтян выстригать на голове плеши по случаю

траура.

На Гавайских, или Сандвичевых, островах, когда умирал король или

великий вождь, народ выражал свое горе "чрезвычайно жестоким и отталкивающим

самоистязанием. Люди не только срывали с себя все платье - они выбивали себе

дубинкой или камнем глаза и зубы, выдергивали волосы, жгли и резали себе

тело".

Из всех видов членовредительства наибольшей популярностью и

распространением пользовалось, по-видимому, выбивание зубов. Оно

практиковалось обоими полами, но мужчины, кажется, прибегали к нему особенно

часто. После смерти короля или влиятельного вождя менее значительные вожди,

связанные с умершим узами крови или дружбы, должны были, согласно

установленному этикету, в знак своей привязанности, выбить у себя камнем

один передний зуб; свита считала своей обязанностью также последовать их

примеру. Иногда человек сам выбивал у себя зуб, но чаще эту дружескую услугу

ему оказывал кто-либо иной. Приставив к зубу конец палки, последний стучал

камнем по противоположному концу до тех пор, пока зуб не выскакивал или

ломался. Если кто-либо не решался подвергнуться такой операции, ее над ним

производили женщины во время сна. В один прием более одного зуба не

выбивали, но так как операция эта повторялась всякий раз, когда умирал

вождь, то редко можно было встретить зрелого человека со всеми зубами во

рту; у многих отсутствовали передние зубы как на верхней, так и на нижней

челюсти, что, помимо прочих неудобств, вызывало у них серьезные дефекты

речи. Находились, однако, смельчаки, решавшиеся, не в пример прочим,

сохранить большую часть своих зубов.

Жители островов Тонга во время траурной церемонии также выбивали себе

зубы камнями выжигали круги и другие знаки на теле, кололи голову зубами

акулы, втыкали копья в бедра с внутренней стороны, в бока под мышками, а

также прокалывали щеки. Когда английский моряк Вилльям Маринер, потерпев

кораблекрушение, жил в начале XIX в. среди этих туземцев, он стал очевидцем

необычайной похоронной церемонии по случаю смерти их короля Финоу и оставил

нам ее яркое описание. Собравшиеся по этому случаю вожди и прочая знать

выказывали свою скорбь нанесением себе увечий и ран при помощи дубинок,

камней, ножей и острых раковин; они выбегали по одному, по два и по три на

середину круга, образованного остальными зрителями, чтобы все видели эти

доказательства их величайшего горя и уважения к памяти умершего господина и

друга. Один восклицал: "Финоу! Я знаю, что у тебя на уме; ты отправился в

страну мертвых (bolotoo) и оставил твой народ подозревать меня и других в

неверности. Но где доказательство нашего вероломства? Есть ли хоть один

пример нашей непочтительности?" При этих словах он яростно колотил себя по

голове и наносил глубокие раны дубинкой, камнем и ножом, выкрикивая по

временам: "Разве это не доказательство моей верности? Не свидетельствует ли

это о моей приверженности и уважении к памяти скончавшегося воина?" Другой в

сильном волнении проходил взад и вперед, вращая дубинкой, два или три раза

ударял себя ею по затылку. Затем, внезапно остановившись и глядя неподвижно

на свое окровавленное орудие, закричал: "О, моя дубинка, кто бы мог сказать,

что ты мне окажешь эту услугу, что ты мне поможешь засвидетельствовать мое

уважение к Финоу! Никогда, нет, никогда ты больше не размозжишь головы его

врага! Увы, какой великий и могущественный воин пал! О, Финоу, перестань

подозревать меня в предательстве, не сомневайся в моей верности!" Некоторые,

более усердные, яростными и частыми ударами рассекали кожу на черепе до

кости, так что начинали шататься и временно теряли сознание. Иные во время

траура по Финоу обривали головы, прижигали щеки горящими кусками ткани,

растирая раны вяжущими ягодами, пока не появлялась кровь. Эту кровь они

размазывали около ран кругами почти в два дюйма по диаметру, отчего

принимали крайне непривлекательный вид; такое втирание ягод они проделывали

ежедневно, чтобы заново вызвать кровотечение. Королевские рыбаки в знак

любви к умершему хозяину рассекали свои головы веслами. Мало того, они

насквозь протыкали каждую щеку тремя стрелами наискось таким образом, что

острия их находились во рту, а верхушки стрел выступали наружу за плечи и

поддерживались в таком положении еще одной привязанной к ним за спиной у

рыбака стрелой, образуя треугольник. В таком удивительном наряде рыбаки

расхаживали вокруг могилы, ударяли себя веслами по лицу и голове или,

оттянув на груди кожу, протыкали ее копьем - все для того, чтобы доказать

свою преданность скончавшемуся вождю.

На островах Самоа также существовал обычай при оплакивании умерших

выражать свое горе отчаянными воплями и причитаниями, разрыванием одежды,

выдергиванием волос, прижиганием тела горящими головнями и порезами

посредством камней, острых раковин, зубов акулы, пока кровь не покрывала все

тело человека. Это называлось "жертва кровью", но, по мнению д-ра Джорджа

Брауна, отсюда не следует, что кровь приносилась в дар богам; упомянутое

выражение означало лишь преданность умершему и скорбь о его утрате. На

Мангаиа, одном из Гервейских островов, как только больной испускал дух, его

ближайшие родственники чернили себе лицо, срезали волосы и зубами акулы

раздирали свое тело так, что кровь стекала на землю. На острове Раротонга в

знак печали выбивали несколько передних зубов. Также и на Маркизских

островах "после смерти главного вождя племени его вдова вместе с другими

женщинами издавала пронзительные крики, осыпая свой лоб, щеки и грудь

ударами бамбуковой палки. Обычай этот теперь исчез, по крайней мере на

острове Нукухива; но на островах юго-восточной группы женщины до сих пор

выполняют этот обряд, и на похоронах родственников они с окровавленными от

глубоких ран лицами неистово предаются выражению своего отчаяния".

Такие же похоронные обычаи существовали и у маори из Новой Зеландии.

"Жены и близкие родственники, главным образом женщины, выказывали свое горе

разрезами на лице и на лбу посредством раковин или обсидиановых ножей. Они

давали обильно текущим струйкам крови подсыхать на лице, и, чем больше было

на нем таких запекшихся струпьев, тем вернее считалось доказательство их

уважения к покойному; волосы всегда обрезали в знак скорби; мужчины

обыкновенно остригали одну половину головы, от лба к затылку". Согласно

другому сообщению, похоронные увечья у маори не ограничивались одним только

лицом и лбом. "Все прямые родственники и друзья умершего вместе с его

рабами, слугами и подчиненными, если таковые у него были, наносят себе

жестокие увечья так, что, на взгляд европейца, являют собой ужасающее

зрелище. Для этого берут в руку между большим и средним пальцем кусок

кремня, становящийся после этого священным благодаря пролитой им крови и

тому поводу, по которому он был употреблен; его надо всадить в тело на

глубину больше ногтя. Операция начинается с середины лба; разрез спускается

кривой линией с двух сторон, вдоль по всему лицу. Затем самым безжалостным

образом расцарапывают грудь, руки и ноги; груди женщин, которые наносят себе

глубокие и обширные порезы, часто бывают ужасно изранены".

Но нигде, быть может, этот обычай самоистязания живых в честь умерших

не практиковался с большей систематичностью и суровостью, чем у первобытных

обитателей Австралии, стоящих на самой нижней ступени общественной лестницы.

Так, у племен Западной Виктории вдовец оплакивал свою жену в продолжение

трех месяцев. Через каждую ночь он рыдал, перечисляя все ее добрые качества,

и раздирал себе ногтями лоб, пока кровь не начинала течь по щекам; кроме

того, он обмазывал белой глиной лицо и голову. Если он любил ее особенно

нежно, то делал себе на груди горящим куском коры ожоги в три ряда. Траур

вдовы по мужу продолжался двенадцать месяцев. Она почти до корней срезала

свои волосы, прижигала бедра горячей золой, придавливая сверху кусками коры

до тех пор, пока не начинала вопить от боли. Она также через каждую ночь

рыдала, перечисляла добродетели своего мужа, раздирала лоб так, чтобы кровь

текла по щекам, и обмазывала голову и лицо белой глиной. Последнее вдова

проделывала под страхом смерти в продолжение трех месяцев. Дети в трауре по

родителям делали порезы на бровях. У туземцев в центральной части Виктории

родители умершего обыкновенно жестоко увечили себя: отец ударами томагавка

рассекал себе кожу на голове, а мать жгла груди и живот горящей головней.

Они это проделывали ежедневно часами в продолжение всего траурного периода.

Вдовы у этих племен не только жгли груди, руки, ноги и бедра головней, они

еще притиралираны золой и расцарапывали лица, давая крови смешаться с золой.

Курнаи, в Юго-Восточной Виктории, оплакивая умерших, ранили себя острыми

камнями и томагавками, так что кровь текла ручьями по голове и телу. У

племени мукджаравент, в Западной Виктории, родственники покойного целую

неделю плакали над ним и резали тело томагавками или иными острыми орудиями.

В низовьях австралийских рек Муррей и Дарлинг туземцы при похоронах

жгли себе спины, руки, даже лица докрасна раскаленной головней, отчего

делались отвратительные язвы. Затем они бросались ниц на могилу, выдергивали

клочьями волосы, усердно натирали голову и тело землей, раздирали свежие

раны и от крови, смешанной с грязью, приобретали совершенно нечеловеческий

вид. У камиларои, большого племени в восточной части Нового Южного Уэльса,

скорбящие, в особенности женщины, накладывали на голову и на лицо слой белой

глины и топором наносили раны на голове так, чтобы кровь стекала через глину

на плечи, где ей давали высохнуть. Один автор так рассказывает о виденной им

похоронной церемонии у туземцев на реке Муррей: "Вокруг похоронных носилок

собралось много женщин, родственниц покойного. Они горько и жалобно рыдали,

раздирали себе бедра, спины и груди раковинами или кремнем, так что кровь

текла из ран ручьями".

У племен каби и вакка, живущих в юго-восточной части Квинсленда по реке

Муррей, траурный период продолжался приблизительно шесть недель. "Каждую

ночь по нескольку часов подряд громко раздавался общий плач,

сопровождавшийся самоистязанием посредством острых кремней и других режущих

орудий. Мужчины довольствовались несколькими порезами на затылке, женщины же

увечили себя с головы до ног и оставляли кровь высыхать на коже". В округе

Булиа, в центральной части Квинсленда, скорбящие женщины проводят острым

камнем или осколком стекла по наружной и внутренней стороне бедер, делая

целый ряд параллельных порезов. В соседних округах мужчины делают себе

большие крестовидные порезы, но гораздо более глубокие, по одному на каждом

бедре и симметрично расположенные. Туземцы племени какаду, в Северной

территории в Австралии, при оплакивании разрезают кожу на голове так, чтобы

кровь стекала по лицу на тело. Эту операцию производят одинаково как

мужчины, так и женщины. Часть крови собирается потом на кусок коры, который

помещается на дереве, в непосредственной близости от места, где умерло

данное лицо.

У племени кариера, в Западной Австралии, родственники и родственницы

умершего плачут и разрезают кожу на черепе, пока не потечет кровь. У

покойника остригают волосы; родственники плетут из них шнурки и носят на

себе. Туземцы племени нарриньери, в Южной Австралии, подсушивали тела своих

умерших над медленным огнем, снимали с них кожу, окрашивали охрой и помещали

нагими на помосте. "Тут все родственники и друзья покойного поднимают

громкий вопль и причитания. Они срезают волосы на голове до корней,

обмазываются маслом и толченым углем. Женщины обмазывают себя самыми

отвратительными нечистотами; все они колотят и режут свое тело, неистово

демонстрируя свою скорбь. Все родственники стараются быть налицо и не

опустить ни одного из установленных обычаем внешних проявлений траура, дабы

их не сочли соучастниками в причинении смерти покойному".

У племени арунта, в Центральной Австралии, мужчина, оплакивая смерть

своего тестя, должен разрезать себе плечо, в противном случае его жена может

быть отдана другому, чтобы укротить гнев духа против непочтительного зятя.

Мужчины этого племени постоянно выставляют рубцы на своем плече, показывая

всем, что они исполнили свой долг по отношению к умершему тестю. Женская

родня умершего арунта также делает себе порезы на теле в знак скорби, доходя

при этом до исступления; но при всей видимой возбужденности женщины

стараются не задеть какой-нибудь жизненный орган и разрезают главным образом

кожу на голове, плечи и ноги. У племени варрамунга, в Центральной Австралии,

вдовы коротко остригают волосы и, сделав разрез посредине головы, проводят

горящей головней вдоль раны, подчас с весьма серьезными последствиями.

Другие же родственницы ограничиваются тем, что ударяют себя по голове

палками, пока кровь не потечет по лицу; а родственники-мужчины наносят себе

на бедрах ножом более или менее глубокие раны. Эти раны они расширяют, туго

перевязывая веревкой ногу по обе стороны разреза. Образовавшиеся от этого

рубцы остаются навсегда. У одного из этих туземцев видели следы не менее чем

от двадцати трех таких ран, причиненных в различное время на похоронах.

Помимо того некоторые варрамунга коротко срезают волосы, сжигают их, а

голову обмазывают белой глиной; иные же мужчины обрезают усы. Все эти

действия регулируются точно установленными правилами. Не только ранение

бедер, но даже остригание головы и усов не является доброй волей скорбящих.

Люди, производящие над собой те или другие операции, находятся с покойным в

строго определенных родственных отношениях; а родство считается здесь по

классификационной или групповой системе, единственно признаваемой

австралийскими туземцами. "Если случается умереть человеку, находящемуся с

вами в определенном родстве, вы обязаны совершить установленное действие -

рассечь бедро или остричь волосы, независимо от того, были ли вы лично

знакомы с покойным и был ли он вашим лучшим другом или заклятым врагом".

Следует отметить, что кровь, вытекшую при этих траурных истязаниях из

ран скорбящих, австралийцы иногда наносят на тело покойного или хотя бы дают

ей стекать в могилу. Так, у некоторых племен, живших по берегам реки

Дарлинг, несколько человек становились у открытой могилы и рассекали друг

другу голову бумерангом, затем они наклонялись над могилой так, чтобы кровь

из ран капала на тело, лежащее внизу. Если покойник пользовался особым

почтением, эту процедуру повторяли еще раз, когда тело было уже немного

засыпано землей. У племени милиа-уппа, живущего у озера Торровотта, в

северо-западной части Нового Южного Уэльса, если умерший принадлежал к числу

воинов, то скорбящие также делали друг другу порезы на голове и давали крови

стекать на тело, лежащее в могиле. У баркинджи, в селении Бурк на реке

Дарлинг, "я, присутствуя на похоронах, вид ел, как вдовец, которому пришлось

выступать в роли главного скорбящего, прыгнул в могилу и, разделив волосы

пальцами обеих рук, получил от другого чернокожего изрядный удар бумерангом

по "пробору". Кровь хлынула фонтаном. Вдовец вслед за тем проделал то же

самое по отношению к своему товарищу. Вся эта процедура происходила,

кажется, на подстилке из листьев перед тем, как на нее положили тело

умершей. Женщины племени арунта, в Центральной Австралии, бросались на

могилу своего умершего родственника и здесь колотили сами себя и друг дружку

по голове боевыми дубинками и копалками, пока кровь, стекая с их покрытых

белой глиной тел, не начинала капать на могилу". Другой автор описывает, как

во время похоронной церемонии в Западной Австралии, на реке Вассе, туземцы,

выкопав могилу, положили у ее края покойника, "рассекли свои бедра и,

указывая на вытекавшую кровь, все вместе говорили: "Я принес кровь"; при

этом они с силой топали раненой ногой о землю, брызгая вокруг себя кровью;

затем, вытерев раны комком листьев, бросили их вместе с кровью на умершего".

Следует еще обратить внимание на тот факт, что аборигены Австралии

хоронят вместе с телами близких людей не только кровь из рассеченных ран, но

и свои срезанные волосы. Так, сэр Джордж Грей рассказывает, что "туземцы во

многих местах Австралии на похоронах отрезают часть бороды и, подпалив ее,

бросают на покойника; иногда они срезают бороду у покойника, поджигают ее и

тлеющими остатками натирают себя и мертвое тело". Сравнивая далее

погребальные обряды современных австралийцев с библейскими, тот же автор

добавляет: "Туземные женщины, оплакивая умерших, неизменно увечат себя и

раздирают себе кожу на лице; кроме того, они буквально делают себе плеши на

голове над глазами, потому что именно здесь, помимо других мест, они ногтями

всегда разрывают кожу". Здесь имеется в виду цитированное в начале главы

место из Второзакония (14,1).

Сходные погребальные обычаи соблюдались и у первобытных обитателей

Тасмании. "Наложив на обритые головы слой белой глины и обмазав лицо смесью

толченого угля и жира эму, женщины не только плакали, но и увечили свое тело

острыми раковинами и камнями, а также жгли бедра горящими головнями. Могилы

дорогих покойников они покрывали цветами и переплетенными ветками деревьев.

Волосы, срезанные в приливе скорби, они бросали на могильный холм".

Мы проследили обычаи самоистязания и срезания волос в качестве

погребального обряда среди значительной части человеческого рода, начиная от

высокоцивилизованных народов древности и кончая современными дикарями.

Спрашивается:

чем можно объяснить эти обряды? Туземцы Никобарских островов, остригая

по случаю похорон волосы и брови, ссылаются на желание сделать себя

неузнаваемыми для духа умершего. Они хотят избегнуть его непрошеного

внимания и, по-видимому, считают, что с остриженными волосами дух их не

узнает. Можно ли, однако, думать, что эти оба обычая (остригание волос и

самоистязание) практикуются родственниками умершего для того, чтобы обмануть

или отогнать дух, придав себе неузнаваемый или отталкивающий вид? По такой

теории, в основании обоих обычаев лежит страх перед духами; изувечив свое

тело и срезав волосы, скорбящие надеются, что дух их не распознает или,

распознав, с отвращением отвернется от их окровавленных тел и стриженых

голов; в том и другом случае он им не будет досаждать.

В какой степени эта гипотеза вяжется с рассмотренными нами фактами?

Несомненно, что страх перед духом играет известную роль в австралийских

траурных обрядах. Мы видели, что у племени арунта мужчина, не порезавший

себя должным образом при оплакивании своего тестя, вызывает, по мнению

туземцев, сильный гнев со стороны духа, умилостивить которого можно, только

отняв дочь у непочтительного зятя. Далее, вдова у племен унматчера и кайтиш,

в Центральной Австралии, обмазывает свое тело сажей, возобновляя эту

операцию в продолжение всего траурного периода. Если она не будет этого

делать, "atnirinja, или дух умершего, следующий за нею по пятам, убьет ее и

сорвет все мясо с ее костей". В приведенных примерах страх перед духом

очевиден, но в них отсутствует намерение обмануть или оттолкнуть его, придав

личности скорбящего неузнаваемый или отвратительный вид. Наоборот,

австралийские траурные обряды скорее стремятся обратить внимание духа на

скорбящих, дабы он получил удовлетворение при виде этих признаков глубокой

печали по поводу невосполнимой потери, причиненной его смертью. Арунта и

другие племена в Центральной Австралии боятся, что если они не обнаружат в

достаточной степени своего горя, то дух умершего обидится и причинит им

несчастье. Что же касается их обыкновения обмазывать тело белой глиной, то

нам сообщают, что "здесь нет ни малейшего намерения скрыть от духа свое

лицо; наоборот, в основе обычая лежит желание выделить скорбящих из

окружающих людей и показать духу, что его должным образом оплакивают".

Короче говоря, похоронные обряды в Центральной Австралии скорее имеют целью

удовлетворить или умилостивить дух, а не отвлечь его внимание или вызвать

его отвращение. Что таков именно смысл австралийских обрядов, подтверждается

в значительной мере обыкновением выпускать кровь из ран скорбящих в могилу

или на тело умершего и хоронить вместе с ним срезанные пряди их волос. Эти

действия трудно объяснить иначе чем желанием принести дар покойнику и

сделать ему приятное или отвратить его гнев. Мы видели также, что у

оранг-сакаи на Суматре родственники давали крови, вытекающей из их

пораненных голов, капать на лицо покойника, а на Таити собирали кровь от ран

на куски холста и укладывали их в гроб рядом с мертвым телом. Далее, обычай

хоронить вместе с умершим срезанные волосы его родственников наблюдался

среди арабов, греков, мингрелов, североамериканских индейцев, таитян и

тасманийцев, а также среди австралийских аборигенов. Отсюда мы, пожалуй,

вправе вывести заключение, что одним из мотивов интересующих нас видов

телесных повреждений у многих народов являлось желание оказать духу услугу

или доставить ему удовольствие. Но сказать так - еще не значит утверждать,

что умилостивление духа являлось единственной причиной, по которой

совершались все описанные жестокости. Различные народы могли

руководствоваться при этом различными мотивами, и одним из них могло в

некоторых случаях быть желание обмануть или отвратить от себя грозный дух

умершего.

Нам еще остается объяснить, почему приношение в виде крови или волос

считалось приятным для духа. Предполагалось ли, что его при этом радует лишь

выражение непритворного горя близких? Так, по-видимому, таитяне толкуют свой

обычай, потому что вместе с кровью и волосами они приносили в дар душе

умершего и свои слезы, веря, что дух "видит действия оставшихся в живых

людей и доволен таким свидетельством их привязанности и печали". Но что бы

мы ни думали об эгоизме дикарей, было бы несправедливо по отношению к духу

первобытного человека полагать, что, требуя крови, слез, он руководствовался

исключительно побуждениями жестокой радости, которую ему доставляли

страдания родных. Вероятно, по первоначальному представлению дикарей, дух

извлекал из таких изъявлений любви и преданности более осязательные блага

вполне материального свойства. Робертсон-Смит выдвигает гипотезу, что

подобными приношениями заключался кровавый договор между живыми и умершими и

укреплялись или устанавливались дружественные отношения с загробными силами.

В подтверждение своего взгляда он ссылается на обычай некоторых

австралийских племен с реки Дарлинг, которые не ограничивались тем, что

проливали кровь из своих порезанных голов на тело умершего, они еще вырезали

кусок мяса у мертвеца, высушивали его на солнце, резали на мелкие кусочки и

раздавали родственникам и друзьям. Некоторые сосали свой кусочек, чтобы

набраться силы и храбрости; другие бросали его в реку, чтобы вызвать разлив

и хороший улов рыбы, если в том ощущалась нужда. Здесь приношение крови

покойнику и сосание его мяса, несомненно, означает установление взаимного

обмена услугами между живущими родственниками и умершим, независимо от того,

будем ли мы квалифицировать этот обычай как договор или нет. То же самое

можно сказать и относительно кариера в Западной Австралии, которые наносили

себе при оплакивании кровавые раны, а волосы умершего срезали и носили на

себе в виде плетеных шнуров. В этом случае также, по-видимому, имеет место

обмен благ между живущими и умершим: первые отдают мертвецу свою кровь и

получают от него его волосы.

Однако таких примеров взаимного обмена услугами между умершим и его

живыми родственниками слишком мало и они слишком незначительны, чтобы на них

можно было с уверенностью построить заключение, будто самоистязания

родственников покойного всегда предполагают договор с умершим о взаимной

помощи и покровительстве. Подавляющее большинство случаев, рассмотренных

нами в настоящей главе, можно вполне удовлетворительно истолковать как

одностороннее благодеяние, оказываемое мертвецу его живыми родственниками.

Примеров, указывающих на ответные услуги духа во всех приведенных случаях,

имеется очень мало, или даже ни одного, если не считать только что

упомянутые мной австралийские обычаи. Отсюда следует, что гипотеза,

объясняющая самоистязания в знак траура по умершим желанием вступить с ними

в кровный договор, должна быть отвергнута, как не находящая достаточного

подкрепления со стороны имеющихся в нашем распоряжении фактов.

Более простое и удовлетворительное объяснение подсказывается обычаями

некоторых дикарей, соблюдающих подобные обряды самоистязаний. Мы видели, что

среди австралийских племен с реки Дарлинг у скорбящих был обычай рассекать

себе головы и спускать кровь из ран на мертвое тело. Но у этих племен

существует или, вернее, существовал и другой обычай, по которому после

церемонии по случаю достижения зрелости "юноша первые два дня пил лишь кровь

из вен, вскрытых на руках его друзей, добровольно предлагавших ему эту пищу.

Наложив лигатуру на плечо, вскрывают вену с внутренней стороны

предплечья и выпускают кровь в деревянный сосуд или в кусок коры, имеющий

форму блюда. Юноша, став на колени в своей постели из ветвей фуксии,

наклоняется вперед, держа сзади руки, и лижет языком, как собака, кровь из

поставленного перед ним сосуда. Позднее ему разрешается есть мясо и пить

кровь утки". У этих же племен "очень больных или слабых людей кормят кровью,

которую описанным выше способом берут у их друзей мужского пола. Больной

обыкновенно принимает ее в сыром виде, кладя пальцами в рот куски застывшей

в виде студня крови; но я видел также, как ее варят в деревянном сосуде,

подмешав туда немного раскаленной докрасна золы". Далее, тот же автор,

говоря об этих самых племенах, пишет: "Иногда при перемене стоянки, когда

предстоит длинный путь по безводной местности, приходится взять с собой

Дата добавления: 2015-08-27