Военная мощь России

Численность русской вооруженной силы в мирное время к 1914 г. достигала 1.300.000. С объявлением общей мобилизации призывалось еще 3.500.000 людей, которые представляли собой весь запас военнообученных людей до 38-летнего возраста включительно. Из них около 2.200.000 предназначалось для доведения воинских частей, остальные 1.300.000 шли на формирование запасных войск и учреждений глубокого тыла.

Кроме призыва чинов запаса армии, наш мобилизационный план предвидел еще призыв ополчения. Последнее разделялось на два разряда. В первый разряд зачислялись все чины запаса армии после 38-летнего возраста до 43-летнего включительно. Это составляло около 800.000 получивших воинское обучение людей, но уже преклонного возраста. Кроме того, в первый разряд ополчения зачислялись молодые люди, которые за излишеством не попадали при очередном призыве в войска. Они получали совершенно недостаточное обучение во время нескольких краткосрочных учебных сборов. Во второй разряд ополчения попадали лица, освобождавшиеся от поступления при призыве в войска согласно широко предоставленным нашим законом льготам. Ратники второго разряда никакого воинского обучения не получали.

Точный учет чинам ополчения велся лишь для лиц, прошедших через армию, и для четырех младших возрастов первого разряда. Поэтому общую численность ополчения можно определить лишь приблизительно цифрою от 7.000.000 до 10 миллионов. Мобилизационный план не обнимал всего ополчения в той же подробности,

76

Н. Головин

как запас армии. Предполагалось возможным ограничиться лишь ополчением 1-го разряда. Из этого ополчения формировались ополченские дружины, предназначенные для несения тыловой службы и, главным образом, для гарнизонной службы внутри Империи на замену ушедшей полевой армии. Это составляло около 1.000.000

людей.

Ополченческие дружины были вооружены старыми нескорострельными ружьями 1878 г., так называемыми Берданками. Никакой боевой силы собой они не представляли. Те из них, которые были притянуты на театр военных действий, применялись лишь как рабочая сила или этапные части. В этом отношении наше ополчение резко отличалось от ландштурма Германии и Австро-Венгрии. У наших противников части ландштурма смогли принять участие в боевых действиях с первых дней войны. В Германии из ландштурма по преимуществу и составилась та завеса, которая закрыла ее границу (Grenzschutz). В нашем дальнейшем изложении при расчетах боевой силы мы совершенно не будем принимать во внимание ополченческие части. Из ополчения 1-го разряда должны были также формироваться запасные батальоны второй очереди, на что предназначалось еще 1.000.000 ратников.

' Таким образом, наш мобилизационный план охватывал всего около 7.000.000, причем телеграммой и Высочайшим указом об общей мобилизации поднимался только запас армии, т.е. 3.500.000, а 2.000.000 ратников ополчения 1-го разряда призывались впоследствии особым Высочайшим манифестом¹.

По окончании общей мобилизации в 1914 г. русская вооруженная сила состояла:

А. Полевые войска (перволинейные):

70 пех. дивизий и 18 стрелковых бригад², 24 кавалерийских³ и казачьих дивизий и 8 отдельных конных бригад; Б. Войска второй линии:

35 пехотных второочередных дивизий.

Несколько казачьих дивизий и большое число отдельных казачьих полков и сотен второй и третьей очереди. Из этих отдельных полков и сотен составлялась корпусная и дивизионная конница⁴. f

¹ Соответствующий манифест был издан 7 августа. ^,_;;,.,

² Стрелковая бригада по своей боевой силе равнялась 1/2 пех. дивизии. |

³ В каждой кавалерийской дивизии четвертый полк был казачий.

⁴ Всего в течение войны всеми 10-ю казачьими войсками (областями) было выстаЫ лено 162 конных полка, 171 отдельная казачья сотня и 24 пеших батальона. •:.,.!

Военные усилия России в мировой войне

77

В мирное время содержались только войска первой линии, которые были сведены в 37 корпусов. Большинство корпусов состояло из 2-х пехотных дивизий. Кавалерийские (казачьи) дивизии и отдельные конные бригады были распределены в мирное время между корпусами, но с началом мобилизации образовывали армейские конницы.

В мирное время существовали и еще высшие войсковые соединения: это были военные округа. Командующему войсками округа на правах командующего армией подчинялись все войска и военные учреждения, находящиеся в пределах территории его округа.

Наши перволинейные войска в отношении боевых качеств и тактической подготовки были на должной высоте. Неудачи Японской войны не поколебали традиций старых частей, знамена которых участвовали во многих победах прежних времен. Ценою крови на полях Маньчжурии против первоклассного неприятеля был куплен боевой опыт новой тактики. В 1914 г. в рядах наших войск находилось большое число командиров, офицеров и унтер-офицеров, прошедших лучшую военную школу — школу войны. <...>

Неудовлетворительное решение вопроса с нашими второлиней-ными войсками являлось следствием общей причины. Эта причина заключалась в том, что наши военные верхи не были подготовлены к ведению войны в современном большом европейском масштабе. Подобная подготовка требовала, прежде всего, умения смотреть на организацию вооруженной силы с очень широкой государственной точки зрения; вместе с этим требовалась серьезная научная подготовка решения вопросов. Органом, на который возлагается подобная разработка и в то же время синтез решений по всем частным вопросам, является учреждение, соответствующее по немецкой терминологии «Большому Генеральному Штабу». У нас имелось Главное Управление Генерального Штаба, но, вследствие многих причин, оно далеко не соответствовало той высокой и ответственной миссии, которая на него возлагалась. Одной из этих многочисленных причин являлось отсутствие в руководящих кругах государства ясного представления всей необходимости добиться возможно скорее правильной работы этого важнейшего созидательного центра военной мощи. Для иллюстрации отсутствия подобного понимания приводим следующий факт. Всякая смена Начальников Генерального Штаба неминуемо разрушающе отражается на всех работах по подготовке к войне; посему в Германии с 1871 г. до 1914 г., т.е. за 53 года, во главе Генерального Штаба стояло лишь 4 лица (граф Мольтке, граф Вальдерзе, граф Шлиффен и граф Мольтке младший); у нас же после 1905 г., т.е. за

78

Н. Головин

9 лет, сменилось шесть (Палицын, Сухомлинов, Мышлаевский, Гернгросс, Жилинский, Янушкевич). Вследствие этого говорить серьезно о возможности объединения всех многочисленных мероприятий по подготовке вооруженной мощи страны не приходится. В зависимости от способности, степени подготовки и даже вкусов того или другого лица, у нас обращалось внимание на тот или другой вопрос; этот вопрос так или иначе разрешался, но того научного обоснованного синтеза, который имелся налицо во Франции или Германии, у нас не было.

Японская война обратила внимание на значение в современных полевых боях тяжелой артиллерии; это требование не было оставлено без ответа. Согласно большой программе, принятой нами в конце 1913 г. в ответ на немецкую большую программу 1913 г., русская армия значительно усилялась артиллерией. Каждая наша пехотная дивизия получала 8 батарей полевых (6-ти орудийного состава) плюс 2 гаубичные. Вместе с этим к существующему в каждом корпусе мортирному дивизиону (4,8») прибавлялись: дивизион дальнобойных пушек (4,2») и дивизион гаубиц (6»). Ввиду сопряженных затрат наша большая программа рассчитана была на 5 лет, и усиление артиллерией должно было начаться в 1915 г. Почему мы так опоздали с разрешением этого первостепенного вопроса? После Японской войны прошло уже 8 лет, и Германия успела использовать наш же опыт. Ссылка на недостаток средств в данном случае неуместна, так как в распоряжении Сухомлинова оставались ежегодно огромные суммы неизрасходованных кредитов (сотни миллионов рублей). Наконец, признавалось же возможным тратить деньги на восстановление старых форм обмундирования' Причина заключалась в том, что настоящего понимания современной войны и быстроты эволюционирования ее форм у нас не было. <...> Появление генерала Сухомлинова на посту военного министра не являлось случайностью. В каждом социальном организме складывается своего рода социальный подбор. Известный английский афоризм: «надлежащий человек на надлежащем месте» есть лишь результат такого подбора в здоровом социальном организме. В больном же организме социальный подбор выражается в том, что подбираются наиболее удобные и подходящие к общему течению люди. При подобном положении вещей появление «надлежащих людей» является, в свою очередь, случайностью. Под впечатлением поражений Японской войны у нас начали было выдвигаться в области военного управления также «надлежащие» люди. На должность военного министра назначается генерал Редигер, a ria должность начальника генерального штаба генерал Палицын. Оба эти лица представляли собой генералов, по своим познаниям вполне соответ—

Военные усилия России в мировой войне

79

ствующих тем требованиям, которые выдвигала современная война. Но уже в 1908 г. эти генералы были убраны со своих постов, так как не отвечали общему духу наших руководящих кругов. Эти генералы имели гражданское мужество указывать на отсталость нашей военной подготовки и на необходимость долгой, упорной работы, поставленной на научном основании; этим они разрушали легенду о нашей врожденной непобедимости. Здесь-то и восходит на небосклон петербургской бюрократии новое светило — генерал Сухомлинов. Кончивший в 70-х годах прошлого столетия нашу академию Генерального Штаба и украшенный Георгиевским крестом за Турецкую войну 1877–1878 гг., он позволял предполагать, что сочетает в себе высшее образование и боевой опыт. Но при быстром ходе развития военного дела полученное высшее военное образование без постоянной напряженной работы по изучению эволюции военного дела теряет свою ценность. Сухомлинов же пребывал в полном убеждении, что полученные им десятки лет тому назад знания остались незыблемыми истинами. Автору лично пришлось слышать, как в собрании профессоров нашей Военной Академии, упрекая их в тенденции к «новшествам», военный министр Сухомлинов говорил, что он не может слышать равнодушно, когда произносят слова «современная война». «Какая была война, такой она и осталась, — добавил он. — Все это вредные новшества; вот, например, я за 25 лет не прочел ни одной военной книжки». Вот почему автор считает себя вправе утверждать, что генерал Сухомлинов был хуже, чем невежественный человек. С этим свойством он сочетал поразительное легкомыслие. Эти два недостатка позволяли ему поразительно спокойно относиться к сложным вопросам организации военной мощи. Это легкое отношение для непонимающих всю сложность современного военного дела людей производило ложное впечатление, что Сухомлинов быстро разбирается в деле и очень решителен. Между тем он просто уподоблялся человеку, который, гуляя около пропасти, не видит ее.

Вред, который принес русской армии Сухомлинов, неисчислим. Везде, где он прикасался, убивались те обильные, но еще слабые ростки обновлявшейся после Японской войны военной мысли. Его тлетворное влияние на толщу самой армии, к счастью, было парализовано сравнительно кратким сроком его разрушительной работы. В гуще самой армии, заплатившей дорогой ценой крови, новые тактические идеи были прочно привиты, и заставить эту армию расстаться с вошедшими в ее плоть и кровь навыками было не так легко даже для всесильного военного министра. Строевой состав армии продолжал свою работу, встретив помощь со стороны главнокомандующего войсками Петербургского военного округа

80

Н. Головин

Великого Князя Николая Николаевича. Великий Князь призывает к себе в округ большинство из выдвинувшихся в Русско-японскую войну военачальников. Генералы Лечицкий, Леш, Иванов, Бринкен и многие другие помогают Великому Князю превратить Красносельский лагерный сбор в своего рода практическую военную академию. Великий Князь не стесняется пойти на избранном им пути наперекор существовавшим в гвардии предрассудкам: он назначает командирами гвардейских полков и дивизий офицеров и генералов, никогда раньше в гвардии не служивших; это была своего рода революция. Когда на одном из лагерных сборов появляется, отбывая ценз бригадного командования, генерал Алексеев, то Великий Князь сразу же оценивает его научную подготовку и обращает особое внимание на его разборы маневров. Аналогичную роль, хотя и в значительно меньшем масштабе, в деле обучения офицеров сыграл генерал-инспектор артиллерии Великий Князь Сергей Михайлович.

Заслуга перед Россией Великого Князя Николая Николаевича в довоенный период велика: он задержал процесс разложения, который исходил от Сухомлинова, и если наши перволинейные войска оказались на столь высокой ступени, о которой мы говорили выше, то этим Россия во многом обязана Главнокомандующему Петербургским военным округом. Сухомлинов был бессилен против него, а остальные военные округа стремились держаться на уровне Петербургского. <...>

Об единстве доктрины у нас много спорили. Большинство боялось этого слова, уподобляясь замоскворечной купчихе, впадавшей в трепет от слов «жупел» и «металл». Сухомлинов и его фавориты¹ истолковывали это «единство» в смысле запрещения инако мыслить. А между тем русский высший командный состав, более чем кто-либо другой, нуждался в «доктрине».

Дело в том, что условия, в которых русские армии должны были очутиться в случае вооруженного столкновения с Центральными Державами, были особенно трудными; вот только главные из этих условий:

1. Русская Армия сильно запаздывала в сроках своей действительной боевой готовности по сравнению со своими соседями.

2. Русская Армия значительно уступала германской в 1914 г. в могуществе пушечного огня (число батарей в войсковых соединениях).

3. Различие в оборудовании железнодорожными путями территории по обеим сторонам русско-германской границы.;

¹ В числе которых видную роль играл Бонч-Бруевич, впоследствии первый из русских генералов, сделавшийся большевиком.

Военные усилия Рресии в мировой войне

81

Эти условия требовали со стороны Главного Управления Генерального Штаба выработки определенных стратегических и тактических методов борьбы. Поздняя готовность требовала осторожности пользования методами «встречных боев» в начале войны. Бедность артиллерией заставляла обратить особое внимание на правильный расчет соотношения огневой силы сторон.

Громадное различие в оборудовании путями территории России и соседей заставляло с особой осторожностью относиться к вторжениям в Германию; наши армии в первый период после перехода границы в стратегическом отношении уподоблялись войсковой части, переправившейся через реку и имеющей, за собой ограниченное число мостов, в то время как противник обладает свободой передвижения по всем направлениям. Вследствие этого затягивание противника для маневра на нашу территорию получало первостепенное стратегическое значение.

Доктрина представляет собой чисто практическое разрешение методологических вопросов в определенных условиях не только ближайшей войны, но и данного периода ее. Она есть «приложение» к реальностям создающейся обстановки общих принципов военного искусства. Вот почему, если военная наука не может различаться между собой в зависимости от того, преподается ли она в Петрограде, Париже или Берлине, то доктрины французская, германская и русская непременно должны между собой различаться. Здесь не может быть копий. Перед войной 1914 г. доктрины у нас разработано не было. Были попытки копировать немцев или французов. Но ввиду того, что доктрина всецело обуславливается свойствами своей вооруженной силы и местными условиями, это положение еще более придавало стратегии нашего высшего командного состава и Генерального Штаба характер беспочвенности и схоластичности.

Указывая на эти мрачные страницы довоенной подготовки, мы делаем это вовсе не с целью критики. Без констатирования факта, что наша перволинейная армия, великолепно подготовленная до дивизий, а местами и до корпусов, в своих высших соединениях не удовлетворяла современным требованиям, читатель не поймет хода войны или же несправедливо возложит вину за неудачи на сами войска. Повторяем, тактика у нас была на должной высоте; хромала стратегия, и за нее-то и пришлось платить реками лишней крови.

А между тем в современную эпоху влияние стратегии чрезвычайно расширилось. Ее раздвинувшиеся рамки включили в себя не только политику, но и экономику. И вот, если подойти с этой очень широкой точки зрения к оценке военной мощи России, можно уви—

82

Н. Головин

деть, что русский колосс был гораздо слабее, чем это было принято думать.

• Прежде всего у этого колосса была Ахиллесова пята. Блокада России во время общеевропейской войны была легко осуществима. При войне с Германией возможность пользоваться для подвоза Балтийским морем исключалась. На Белом море Архангельский порт открыт для навигации всего несколько месяцев в году и связан с Центральной Россией очень слабосильным железнодорожным путем. Со стороны Тихого океана всякому грузу приходилось пройти от Владивостока до фронта около 9.000 верст, причем для этого могла служить одна железная дорога. Оставалось только Черное море, связанное с центром России 14-ю железнодорожными путями и тремя водными. Из этих данных видно, что при войне с Центральными Державами потеря свободного Черноморского транзита являлась по существу установлением блокады России, что достигалось выступлением Турции, запиравшей нам проливы. После выступления Турции Россия уподоблялась заколоченному дому, в который можно было проникнуть только через дымовую трубу¹.

К сожалению, ни наши союзники, ни мы не отдавали себе полного отчета о всем размере стратегической опасности этого факта. Непонимание со стороны союзников угрожающей России опасности в случае закрытия проливов доказывается тем совершенно недостаточным вниманием, которое они уделяли военным действиям на Балканском театре, имевшем важнейшую стратегическую цель — деблокировать Россию. Недостаток же внимания к угрожающей нам блокаде со стороны наших высших военных руководителей можно видеть из того, как спокойно они относились к вопросу создания мобилизационных запасов вооружения, огнестрельных припасов и прочих предметов технического оборудования армии. При малой мощности российской промышленности по сравнению с ее западными соседями блокада являлась для России несравненно более чувствительной, чем, например, для Германии. Поэтому стратегия предъявляла требование, чтобы норма для мобилизационных запасов была б установлена для России значительно выше, чем в прочих европейских государствах. На деле же мы уже знаем, что эти запасы не только не были больше, но были в несколько раз меньше, и это не мешало военному министру Сухомлинову утверждать в первые дни войны, что наша мобилизация была великолепно подготовлена.

¹ В каком тяжелом положении оказалась Россия после объявления»войны Турцией, показывают следующие цифры: с осени 1914 года наш вывоз падает сразу на 98%, а ввоз на 95%; таким образом, Россия оказалась «блокированной» в большей степени, чем Германия.

Военные усилия России в мировой войне

83

Сравнительно слабое промышленное развитие России являлось само по себе другим слабым местом военной мощи России. Вообще, когда говорят о богатствах России, то имеют в виду лишь абсолютные цифры. Но если рассматривать эти общие цифры сравнительно с количеством населения, выводы получаются другие. Несмотря на большой экономический подъем, имевший место в России перед войной, а также на то, что с учреждением Государственной Думы военное министерство получило деятельного помощника в вопросах получения кредитов на армию, все-таки полное и надлежащее развитие военной мощи России сильно тормозилось отсутствием средств. Министерство финансов совершенно справедливо укоряло военное министерство Сухомлинова, что оно оставляло к концу года громадные кредиты неизрасходованными. Но из криминальной несостоятельности министерства Сухомлинова еще не значит, что русская военная мощь могла быть доведена даже приблизительно до того уровня, на котором она находилась в Германии, Франции и Австро-Венгрии. Мы можем в этом убедиться из следующих данных, относящихся к периоду до нашей войны с Японией. Если разделить цифру общего бюджета военного ведомства на штатное число военных служащих в мирное время и приравнять это взаимоотношение для Германии к 100, мы получим для:

Германии
Австро-Венгрии
Италии
Франции
России

Подобное соотношение осталось в общих чертах верным и для эпохи, непосредственно предшествующей Великой войне.

«Дешевизна» содержания русской армии имела своим первым следствием слабость профессиональных кадров, как раз то, в чем при общем недостатке культурности русских народных масс русская армия особенно нуждалась. Постоянный некомплект в офицерском составе и ничтожное число кадра сверхсрочных унтер-офицеров приводило к тому, что потери в первых же боях в этих кадрах являлись чрезвычайно чувствительными и неизменно должны были вызвать заметное ухудшение боевых качеств войсковых частей. Во-вторых, как мы уже упоминали, это отражалось на качестве второ-линейных формирований, а также тех, которые приходилось создавать во время войны. Таким образом, эта дешевизна содержания русской армии сама по себе устанавливала известный предел в возможности использования того обильного людского материала, который имела в своем распоряжении Россия. 170 миллионов

84

Н. Головин

населения России создавали мираж ее необоримой военной мощи. Этот мираж оказывал свое действие на наших врагов, но, к сожалению, в еще большей мере на наших союзников, которые предъявляли под влиянием его непосильные требования к России. На самом же деле, если даже не принимать во внимание, насколько русские дивизии были хуже оборудованы как кадром, так и артиллерией и всякого рода мобилизационными запасами, то и при всем том в 1914 г. Россия была в состоянии выставить лишь / пехотную дивизию на 1.500.000 населения, в то время как Германия и Франция выставляли / пехотную дивизию на 500.000 населения.

Таким образом, несмотря на свои 170.000.000 населения, Россия приравнивалась по своей военной мощи к 60.000.000 своих союзников или врагов.

Эту сравнительную слабость России необходимо иметь в виду при изучении войны 1914–1918 гг., дабы понять, почему усилия, потребованные от России, оказались для нее непосильными.

Дата добавления: 2015-08-27