Предметный мир произведения.

В произведении художник обычно изображает: героев, их поступки, предметный мир. Последнее мы и рассмотрим. Для начала стоит заметить, что предмет реальный соотносится с художественным, но не всегда равен ему. Примером тому могут служить, скажем, притчи из “Нового Завета”. «Иное зерно упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то... иное упало на добрую землю и принесло плод” (от Матфея) - пшеничное зерно сравнивается с учением Христа, которое иногда доходит до людей, а иногда - нет. Зерно здесь является частью предметного мира. Но оно употреблено в другом, переносном значении. Основываясь именно на этом примере, литературовед Чудаков говорит, что реальные предметы чаще всего являются сырьем, здесь же зерно художественный образ (еще пример: мебель в доме Собакевича, которая играет роль не просто предметов, но характеризует их обладателя). Существует три вида предметов в художественной литературе:

1. Природные (ландшафт, пейзаж и проч.)

2. Внешний облик (нос, борода и проч.)

3. Все, что окружает человека (интерьер, одежда...) Предмет играет большую роль у Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Булгакова.

Лекция: Эта тема стала предметом изучения не очень давно, всерьёз заговорил о предметном мире Чудаков (роман «Ложится мгла на старые ступени») (Чудаков ->предметы – мысленные реалии, из которых состоит мир художественного произведения, располагаются в художественном пространстве и существуют в художественном времени. Произведение не существует без предметного мира.) В мире худ. Произведения предмет получает не всестороннюю характеристику, через предмет можно понять произведение. Система отношения авторов к предмету показывает эволюцию литературы. Предмет в лит-ре 19 века.

Абстрактные картины (Ломоносов – оды, Сумароков). Предмет трансформации в нечто, имеющее общую характеристику.

Державин – по-особенному населил лит-ру предметами, роскошные описания жизни (предметы) нужны для того, чтобы показать разнообразие мира; попытка понять, что происходит во Вселенной.

После Державина другое видение. Бытовое начало не поднимается ввысь. Пушкин – важные представления о предмете, не очень обильно насел. Предметами, гармоничная стройность и лёгкая сухость по отношению к предметам.

После Пушкина 2 пути (1 – вещь – натуральная величина (Гоголь). Буйство последовательности предметов. Проза населена громадным кол-вом предметов; 2 – предмет – нечто обиходное, не заслуживающее внимания, главное – человек, можно избежать назойливого описания). Отсутствие предметного описания обедняет лит-ру для будущих читателей, но чрезмерность тоже бесполезна.

Рубеж 19-20 вв. 2 мнения (1 – реалистическое описание (Катаев); 2 – писатели-символисты (Брюсов), главное – не создать достоверную картину, а создать вневременное, внепространственное явление. Предмет становится неважным, выхолащивание предмета (стало объектом критики – Мандельштам, Гумилёв). Пастернак – забота о содержании, акмеисты – пробовали создать мир, в котором осуществилась бы их мечта, футуризм – путь ассоциативного видения действительности, предметы перекликаются и превращаются в нечто неразрывное.

Революция 1917. Лит-ра потеряла возможность быть на виду у всех, прибегала к4 неожиданным ходам. Хармс – мир абсурда. Зощенко. Предметы словесного мира отодвинуты на задний план. Кузьмин – несколько пластов (бытовое описание, отсылки к 19 веку, двоение, умножение смыслов не только за счёт слов, но и за счёт предметов).

20 в – постепенно русская лит-ра стала утрачивать понимание того, что предмет – нечто важное. Предмет развоплощается, мир подчиняется заранее спущенной идее. 60е гг – понадобилась реальная жизнь – проблемы в повседневной действительности («Один день Ивана Денисовича», Трифонов, деревенская проза).

Предмет – возможность противостоять советской действительности.

Хализев: Мир вещей составляет существенную грань человеческой реальности, как первичной, так и художественно претворенной. Это – сфера деятельности и обитания людей. Вещь впрямую связана с их поведением, сознанием и составляет необходимый компонент культуры: «вещь перерастает свою «вещность» и начинает жить, действовать, «веществовать» в духовном пространстве». Вещи кем-то сделаны, кому-то принадлежат, вызывают к себе определенное отношение, становятся источником впечатлений, переживаний, раздумий. Они кем-то поставлены именно на данное место и верны своему назначению либо, напротив, почему-то находятся на чисто случайном месте и, не имея хозяина, утрачивают смысл, превращаются в хлам. Во всех этих гранях вещи, являющие собой либо ценности, либо «антиценности», способны представать в искусстве (в частности, в литературных произведениях), составляя их неотъемлемое звено. «Литература, – отмечает А.П. Чудаков, –изображает мир в его физических и конкретно-предметных формах. Степень привязанности к вещному различна – в прозе и поэзии, в литературе разных эпох, у писателей различных литературных направлений. Но никогда художник слова не может отряхнуть вещный прах со своих ног и освобожденной стопой вступить в царство имматериальности; внутренне-субстанциальное, для того чтобы быть воспринятым, должно быть внешностно-предметно воссоздано». Особенно ответственную роль образы вещей обрели в произведениях, пристально внимательных к быту, которые едва ли не преобладают в литературе начиная с эпохи романтизма.

Один их лейтмотивов литературы XIX–XX вв. – вещь, сродная человеку, как бы сросшаяся с его жизнью, домом, повседневностью. Так, в романе Новалиса, убежденного, что настоящему поэту ничто в окружающем не чуждо, говорится, что домашняя утварь и пользование ею сулят душе человека чистую радость, что они способны «поднимать душу над обыденной жизнью», возвышать потребности человека. В подобном роде – тщательно живописуемые Н.В. Гоголем вещи в доме Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны («Старосветские помещики»): связки сушеных груш и яблок на частоколе, содержащийся с опрятностью глиняный пол, сундуки, ящики в комнатах, поющая дверь. «Все это для меня имеет неизъяснимую прелесть», – признается рассказчик. Нечто близкое этому и у Л.Н. Толстого: свое, особое, живое лицо имеют и кабинет старого князя Волконского (он «был наполнен вещами, очевидно беспрестанно употребляемыми», которые далее описываются), и интерьеры дома Ростовых (вспомним волнение Николая, вернувшегося из армии в Москву, когда он увидел хорошо знакомые ломберные столы в зале, лампу в чехле, дверную ручку), и комната Левина, где на всем – и на тетради с его почерком, и на отцовском диване – «следы его жизни». Сходные мотивы звучат у И.С. Тургенева, Н.С. Лескова, порой –у А.П. Чехова (особенно в поздних пьесах); в XX в. –в прозе Б.К. Зайцева и И.С. Шмелева, в стихах и романе «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака, особенно настойчиво –в «Белой гвардии» М.А. Булгакова (понятные читателю изразцовая печь, испещренная записями, «бронзовая лампа под абажуром», без которых непредставим турбинский дом). Вещи, обозначаемые в этом ряде произведений, как бы источают поэзию семьи и любви, уюта, душевной оседлости, а одновременно –высокой одухотворенности.

Многие из подобных вещей, обжитых человеком и знаменующих его благую связь с миром, –житейские украсы, призванные радовать глаз и сердце (чаще всего –разноцветные, пестрые, узорчатые). Этот род вещей укоренен в многовековой культуре человечества и, соответственно, в словесном искусстве. Так, сказители былин были пристально внимательны к тому, что ныне принято называть ювелирными изделиями. Здесь и перстни, и красные застежки, и жемчужные серьги, и пуговицы, которые краше самого одеяния, и ткани с узорами, и великолепные пиршественные чаши, и позолота княжеской гридницы, и шубка, которая днем «будто в огне горит» и с которой по ночам «будто искры сыплются». В исторически ранних поэтических жанрах вещь предстает как «необходимая принадлежность человека, как важное его завоевание, как нечто, определяющее своим присутствием его общественную стоимость»; «изображаемая с особой тщательностью и любовью», она «предлагается всегда в состоянии предельного совершенства, высшей законченности». Этот пласт словесной образности свидетельствует о характере быта наших далеких предков, окружавших себя предметами, «в большей или меньшей степени художественно обработанными».Подобные предметы, чарующе поэтичные, составляют немаловажную грань произведений Н.В. Гоголя, Н.С. Лескова, П.И. Мельникова-Печерского, И.А. Гончарова («Обрыв»), А.Н. Островского («Снегурочка»).

Но в литературе XIX–XX вв. преобладает иное освещение вещного мира, в большей мере снижающепрозаическое, нежели возвышающе-поэтическое. У Пушкина (1830-х годов), еще более у Гоголя и в «послегоголевской» литературе быт с его вещным антуражем часто подается как унылый, однообразный, тяготящий человека, отталкивающий, оскорбляющий эстетическое чувство. Вспомним комнату Раскольникова, один угол которой был «ужасно острый», другой – «уж слишком безобразно тупой», или часы в «Записках из подполья», которые «хрипят, будто их душат», после чего раздается «тонкий, гаденький звон». Человек при этом изображается как отчужденный от мира вещей, на которые тем самым ложится печать запустения и мертвенности. Эти мотивы, часто сопряженные с мыслью писателей об ответственности человека за его ближайшее окружение, в том числе предметное, прозвучали и в «Мертвых душах» Гоголя (образы Манилова и, в особенности, Плюшкина), и в ряде произведений Чехова.

В многочисленных случаях вещный мир связывается с глубокой неудовлетворенностью человека самим собой, окружающей реальностью. Яркое свидетельство тому –творчество И.Ф. Анненского, предварившее очень многое в искусстве XX столетия. В его стихах «с каждой полки и этажерки, из-под шкафа и из-под дивана» глядит ночь бытия; в распахнутых окнах ощущается «безнадежность»; стены комнаты видятся «тоскливо-белыми»... Предметы здесь, замечает Л.Я. Гинзбург, –«знаки тоски неподвижности», физиологически конкретное, но очень объемной «тоски будней»: человек у Анненского «сцеплен с вещами» болезненно и мучительно[4].

Литература XX в. ознаменовалась небывало широким использованием образов вещного мира не только как атрибутов бытовой обстановки, среды обитания людей, но и (прежде всего!) как предметов, органически срощенных с внутренней жизнью человека и имеющих при этом значение символическое: и психологическое, и «бытийное», онтологическое. Это углубление художественной функции вещи имеет место и тогда, когда она причастна глубинам человеческого сознания и бытия, позитивно значима и поэтична, как, скажем, в стихах Пастернака с их дифирамбическими тонами, и в тех случаях, когда она, как у Анненского и Набокова, сопряжена с тоской, безысходностью и холодной отчужденностью от реальности лирического героя, повествователя) персонажа.

Дата добавления: 2015-08-27