Александр Самойленко 6 страница

В тот вечер граждане, по каким-либо причинам присутствовавшие на железнодорожном вокзале города Океанска, могли наблюдать несколько странную даму, блуждающую с отсутствующим, но вместе с тем блистающим необъяснимым лихорадочным блеском взглядом, меж рядами кресел – из одного зала в другой. И что удивительно, дама эта имела некоторые данные вполне респектабельней дамы. Например, добротный, явно дорогой и, конечно, явно импортный плащ и не менее истеблишментские кожанные туфли создавали имидж вполне и вполне. А не какой-нибудь там бомжихи, ночующей на вокзале и разыгрывающей из себя каждый вечер загадочную пассажирку, отъезжающую через несколько минут в дальние страны. Но опять же, с другой стороны – всклокоченные, торчащие в разные стороны волосы и даже! даже какие-то белые нитки в них, ободранный, с коростой нос и пятна зелёнки на лице создавали некоторый, противоположный первому, имидж...
Алла Юрьевна и сама понимала, что ей не следует слишком часто проходить мимо зала с автоматическими камерами хранения. Нет, не следует привлекать внимания этого бдительного дежурного милиционера. Разве что вот так, незаметно скосить глаза и пробежать по ним взглядом, по этим тайным ящикам.
Ну почему, почему её тянет к ним?! Как магнитом. Нет, надо сесть. Сесть вот здесь, напротив. Вот так, сесть, прикрыть глаза рукой и как будто дремать. А самой смотреть, смотреть из-под руки туда, на эти прекрасные ящики с номерами... Какие они замечательные! Эх, вспомнить бы, хотя бы приблизительно... Ей кажется, что была она здесь недавно, была!
Была – или кажется? Дура! Ай, какая дура! Да не могла она не записать, не могла! Еще раз – вот паспорт, вот билет, вот кошелёк. В нем деньги. Пятьсот. Пятьсот. А что, если... Может, какой номер на купюре?... Десять по пятьдесят. Сейчас, сейчас посмотрим. Нет, ничего нигде не отмечено. Ничего! Ещё раз – паспорт. Ну сколько его можно разглядывать! Фамилия, имя, отчество. Серия. Номер. А это что... А это что?!
Каждая клетка тела Аллы Юрьевны начинает вибрировать, излучая одновременно тепло и холод. Каждая клетка Аллы Юрьевны одновременно кричит от счастья и успокаивает сама себя – подожди-подожди, может, это не то...
Да в чём же дело? А дело в том, что номер паспорта у Аллы Юрьевны 233442. И лучше этого номера нигде во Вселенной не существует! Потому что первые три цифирки чуть-чуть, эдак совсем слегка подчёркнуты совершенно обыкновенным, самым простым карандашиком. А потом идёт небольшой интервальчик и следующая за последней тройкой, первая четверка – тоже подчеркнута! Нет, она совсем не помнит – когда она подчеркивала и зачем. Ну и что! Но отчего же не попробовать?! Если первые три – номер ящика, а плюс четвёрка и первые три – код?!...
Только спокойно. Спокойно, спокойно и ещё раз спокойно. Так, где расческа. Так. Фу, нитки от бинта. Так. Спокойно и уверенно. Выше голову. Этот милиционер... Так. Сто, сто... Двести... 233. Так. Что там написано?»... чтобы получить кладь, нужно опустить в щель две монеты по 15 коп».
В другой бы обстановке Алла Юрьевна возмутилась, сказала бы мысленно или вспух: «Сволочи! Грабители! Раньше одной пятнашки хватало, а сейчас бросаешь пятнадцать «до» и тридцать «после»...»
Но сейчас Алла Юрьевна без мыслей, с замирающим сердцем и желудком рванулась в карман, брякнула мелочью. Есть! Одну, вторую. Код... Щлк! Стоят! Два!! Её? Не помнит, новые, здесь тоже провал в памяти?. Надо вытаскивать. Без замков, ременные затяжки. Почему? Наверное, других в продаже не было. Тяжёлые.
– Вам помочь?
Милиционер бдительный. Улыбаюсь. Нет-нет, спасибо большое, они не очень тяжёлые. Скотина. Так. Вон туда, туда, в угол. Никого. Фу. Спокойно. Сесть и сидеть. Просто. Как будто. И всё. Достать из кофты. Платком протереть. Запылился. Как будто. Расстегнуть один. Что-то ищу. Может, там у меня колбаса. Так. Встать и наклониться. Плащом.

Липкими руками Алла Юрьевна расстёгивает ремни, разводит замки-молнии, наклоняется, прикрывая плащом, зыркает незаметно по сторонам – никого, поднимает крышку, и... узнает некоторые свои личные вещи, лежащие сверху! А в боковом кармане – её трудовая книжка, обменный ордер. Еще раз зыркает и отгибает белье. Есть!!! Всё! Значит, и во втором... Шестьсот. Всё. Ей хватит.
Жизнь возвращается в ослабленный организм Аллы Юрьевны и будущее подмигивает ей весёлыми огоньками светофоров. Алла Юрьевна едет в уютном мягком купе фирменного поезда...

Кто есть кто?

Петю перевели на другой объект, а Арику он так был сейчас необходим! Опять приходил следователь, беседовал с матерью, составил протокол. На вопросы матери Арик отвечать не стал. Да и что он мог ответить? Ему срочно надо поговорить с Петей. В общаге он опять не застал приятеля. Пацаны по комнате сказали, что Петя, возможно, подался во Дворец молодежи.
Арик обнаружил Петю на дискотеке в Зеркальном зале Дворца. И сразу заметил в лице приятеля какое-то беспокойство. Обычно Петя, осознававший свою бычью силу и возможности собственных страшных кулаков, выглядел довольно самоуверенно, особенно, когда находился в мужской компании. Сейчас же, увидя Арика, он без причины раскраснелся до бордовости, глазки отчего-то виновато бегали.
– Беспредела убили, – сообщил Петя.
Эта кличка ничего не говорила Арику. Не знал он никакого Беспредела.
– И Бичуган исчез… – добавил Петя.
Это уже было горячее. – А ты знаешь, что Алке гоп-стоп прямо в подъезде сделали? – спросил Арик, в упор глядя Пете в глаза.
– Вот оно что… – в зрачках у Пети как будто промелькнул целый калейдоскоп каких-то одному ему видимых картин… – Вот же сука, а, ну гад, ну свинья! …
– Кто?
– Бичуган, кто же еще.
– Петя, давай ближе к телу. От меня милиция не вылазит.
– У нас тоже шмон в общаге. Понимаешь, в чём дело, понимаешь… Я недавно как-то с Бичуганом к тебе рулил, вот. А Бичуган затащил меня на одну блатхату, там, рядом с тобой. Тёмного знаешь?
– Нет.
– Мужик в годах, хата ничтяк. Видео у него. Угостил коньячком с шампанским. Ну, ты ж знаешь, как я пью… Короче, забалдел. Заходит девочка. Ноги – отпад! И остальное тоже. Тёмный видео включил, я такой порнухи ещё никогда не видел. Чуть в штаны не сделал… Девочка рядом сидит… Два часа глядел. А тут слово за слово, под коньячок, разговор о деньгах. Бичуг, сука, специально навёл! Короче, я разбазарился, понимаешь, и выдал им… что тебе мамаша рассказывала. Про мильён. Как она видела…
– Молодец, Петро, молодец. Так надо было и в «дело» войти, Арик зло смотрит на Петю и уже ничему не верит. Кто его знает, этого Петю, может, он и вошёл в «дело»...
– Да ты чё? Я сам не врублюсь. Сёдня подходит один Игорек, да ты знаешь его, москвич, и говорит, что его разыскал этот самый Тёмный. Спрашивал, где может быть Бичуг. Говорит, что ему опасность грозит. Ну, Игорёк его и отвез к одной Ленке. Бичуг с ней гулял...
– Что-то я ничего не пойму, – Арик всё ещё изучает Петину красную физиономию – не врёт ли?
– Так вот какие дела. Слушай, я знаю, где эта Ленка живёт. Давай, мотор возьмём и сгоняем? Выясним, если он там. Я ему, суке, морду набью!
– Ладно, погнали. Только уж я заходить не буду – ещё мне не хватало на мордобитье твоё смотреть. Наша цель не морду бить, а выяснить...

Скорпионы в банке.

Тёмный сидел в машине. Вот уже два часа он пытался «проиграть» всю ситуацию – что он будет делать и к а к? Он осматривал пистолет, доставал и вертел в руках финку. Нет, не сможет, не сможет... Тем более, там и девка будет... Но что делать, что делать?! Позвонить э т и м? Или предупредить Бичуга и... забрать деньги? Что делать? А место идеальное, глухое.
Тёмный ждал. Чего? Удачи. Он пристально всматривался в дверь подъезда двухэтажного дома, которая в надвигающемся вечернем сумраке начинала растворяться и ускользать. Вдруг он заметил знакомую фигуру. Снизу, на сопку, по корявой улочке поднимался... Бичуг! Один! Темный схватил бинокль. Точно, Бичуг. В плаще, ссутулился, но это он! Ну что ж, вот она, удача. Один. Свет в квартире не горит. Один. Это уже лучше.
Тёмный газанул и загнал машину за соседний дом. Выскочил, быстро зашёл в пустой подъезд и поднялся на второй этаж. «Только б никто не вылез из квартир»... – сердце колотилось, как у семнадцатилетнего мальчишки, он сжимал рукоятку пушки и переглядывался с перетрусившей рыжей кошкой, соображавшей – бежать ей или сидеть подле родной двери, ждать, когда откроют.
Бичуг зашёл в подъезд, подошёл к двери, достал ключ, открыл, зашел в квартиру, прикрыл дверь... Сильный удар и Бичуг отлетает от отбросившей его двери. Перед ним... Тёмный и дуло пистолета. Тёмный левой рукой нашаривает крючок, накидывает.
– В комнату, – приказывает хрипло Тёмный. Бичуг пятится.
– Макли! – говорит Темный и ведет дулом.
– К-какие м-макли? Всё забрали, – Бичуг пытается понять – всерьёз ли?
– Макли, твою мать! Быстро! – Тёмный окидывает комнату взглядом. Если деньги здесь, он и сам найдёт. – Где баба?
– С-сейчас придет, – говорит Бичуг. Но он врёт. Ленка на дежурстве.
– Ты будешь платить или тебя хлопнуть?!
– Ну всё забрали, ты же знаешь, Темный...
Тёмный подходит ближе, нажимает курок. Бичуг лупает глазами, открывает рот, дергает руками и падает.
Сумку с деньгами Тёмный находит под кроватью. Перебирает пачки. Неплохо! Что дальше?
Звонок в дверь. Чёрт. Пушку в карман. В окно?! Две рамы, зашпаклевано... Подходит к двери, снимает крючок.
– Петруччио! Сколько зим... Заходи, заходи, дорогой.
– А... А где Бичуг? – спрашивает Петя, что-то предчувствуя.
– Здесь, здесь наш лучший друг. Проходи.
Петя проходит, видит лежащего на полу, лицом вниз, Бичугана. Петя оборачивается – на него наставлено дуло пистолета.
– До свидания, Петруччио, – ухмыляется Темный и нажимает курок. Струя жидкого газа бьёт Пете в лицо. Он ничего не понимает. Дыхание перехватило, комната поплыла в круговерть.
– Т-ты ч-ч-чего? – говорит Петя, слыша свой голос откуда-то издалека.
– Н-у т-ы и-и-и к-о-м-о-д!-!-! Н-а т-е-б-я в-с-е п-а-т-р-о-н-ы и-с-т-р-а-т-и-ш-ь, – звуки голоса Тёмного доходят до Пети медленно-медленно из какого-то безвоздушного пространства. Также медленно-долго расплывается-расплывается кривая ухмылка...
Тёмный поднимает дуло и стреляет еще раз. И одновременно с летящей в лицо струей парализующего газа Петя неимоверным усилием поднимает бесконечно тяжёлую руку и выбрасывает её вперед. Тёмный делает сальто в воздухе и тяжело брякается на спину. Из разбитого носа льётся кровь. Петя оседает, оседает и валится рядом с Бичугом...

– Жора, извини, конечно, но зачем было убирать Беспредела? Сейчас не было бы никаких забот. Главный же не давал ЦУ?
– А ты его знаешь, Главного? Может, это я? Шутю. Я, Славик, не люблю, когда наших бьют. Беспредел этот... Борзота, ссыкун сопливый. Им, щенкам, только дай волю... А нам с тобой на пенсию ещё рано.

Двое мужчин, в плащах и широкополых шляпах стоят в сгуща ющемся сумраке под деревьями старого заброшенного парка. Весь день они пасли Тёмного, этого дурака Тёмного, прилепив ему под задний бампер электронную магнитную коробочку – радио-маячок. Свою машину они оставили внизу и сейчас уже довольно продрогли.
– Не мандражируй, Славик. С предохранителя снял? Пошли.
– А если соседи?...
– Бей всё живое. Самая большая сложность жизни, Славик, состоит в её простоте. Одна маленькая пулька из твоего мелкокалиберного автоматика – и никаких проблем. Как говаривал наш Отец народов, помнишь? «Есть человек – есть проблемы, нет человека – нет проблем». Вот гений, вот у кого нам учиться и учиться. Пошли.

Арику надоело торчать на скамейке и было прохладно. Он решил зайти, посмотреть на Бичугана, на эту рожу. Неужели все-таки он?.. В какой квартире? На первом этаже – сказал Петя. Найдёт... Он вошёл в подъезд, стал подниматься по цокольной лестнице.
– Назад! – услышал он сзади громкий шёпот. Арик оглянулся и опешил – в проеме дверей стояли люди в милицейской форме и... с автоматами наизготовку!
– Назад, на... – и вдруг что-то непонятное, бухающее, бабахающее заглушило слова людей внизу и наполнило весь дом.
И жуткий человеческий крик: – А-а-а!!! – вплёлся в грохающую кананаду. Последний в этой жизни крик Германа Темнова.
Арик попятился, сделал шаг по ступеньке назад, и ещё шаг. Ему бы рвануть вниз, но Арик не был спортсменом с мгновенной реакцией, он только интуитивно начал прижиматься к стене, опускаясь на ватных ногах по ступенькам, вниз, к людям с автоматами...
Дверь слева распахнулась, из неё вырвались двое в шляпах, и Арик, при тусклом свете коридорной лампочки, успел посмотреть в глаза ближнего к нему. Это были глаза СМЕРТИ. И эти глаза стали выплевывать в него огненные струи. Удар, ещё удар – в плечо, в руку! И страшная боль в животе. Арик хватается руками за эту рвущую боль, перегибается пополам и падает, а те двое перепрыгивают через него, но Арик этого уже не видит...

Главный.

– Витенька, я готова. А ты... Мы опоздаем.
– О-о, великолепно выглядишь. Ну, подойди, подойди... И почему женские ноги... особенно в чёрных чулках... У «армянского радио» спрашивают: в чём сходство женской ноги с телевышкой? Отвечает: чем выше лезешь, тем больше дух захватывает, ха-ха. Может, не пойдем?...
– Ну-у, ну не сейчас... Не сейчас. Я собиралась, готовилась, а ты... Ты нарушаешь права человека.
– Ай, Ларонька, детка! Права человека подобны мыльному пузырю – они расширяются и расширяются, сверкают всеми цветами радуги до тех пор, пока не лопнут в очередной раз.
– И всё-таки... Одевайся. Опоздаем.
Он подходит к зеркалу. «Виктор Петрович. Директор «Экспортимпортторга». Эх-хе-хе. Уважаемый человек... Жизнь – иллюзия. Однако, всё-таки лучше, когда это красивая иллюзия. Выигрывает в этой игре-иллюзии тот, кто придумывает правила. А иначе, иначе останешься статистом, мальчиком в кордебалете... А что нужно-то? Всего-навсего понять, что всё вокруг условно до элементарной пошлости! Жёны, дети, законы, выдуманные дураками, границы, государства... Статисты вы статисты! И получайте своё, нюхайте свои пыльные бутафорские плакатики...»
Виктор Петрович смотрит на собственный мощный торс, на волосатую грудь, на крепкие руки. Отражение из зеркала возвращается к нему и, вливается в какое-то физическое сознание, усиливая крепостью здоровья, силой и энергией. «Сорок два года. Что ж. Через неделю, через неделю! он сменит одну иллюзию на другую. Тур и виза лежат, и баксы уже там, за океаном, тоже лежат. И еще камешки привезёт... Да, ещё одна иллюзия. А почему – нет? Посуществовать в другом измерении...» –тревожный холодок пробегает по его спине. Тревожный и радостный.
«Законы нужно нарушать на законном основании. Ученье свет, а дипломов - тьма. Ты обязан влиться в эту тьму, принять их правила. Учись!» – так наставлял его батя. Великий человек. Жаль, жаль старика, дал дуба в лагере. Но башли оставил. И связи. За это... Пусть земля ему будет пухом.
Виктор Петрович, стоя перед зеркалом, натягивает брюки, которые подала ему Лариса. «Что ж, он прошёл полный цикл стадий. Четырежды был, к примеру, женат. Бабы все одинаковы. Одни совсем дуры и животные, другие чуть умнее – настолько, насколько может быть умной баба. Но это – редкость. А чем отличались все его жёны хотя бы от этой вот двадцатисемилетней шлюхи журналистки? Ничем. Им тоже нужно было платить. За всё хорошее в жизни нужно платить, за нехорошее – переплачивать. Хе-хе. Через неделю он заведёт себе шикарную американочку... И француженку. И итальяночку нужно попробовать. Да, з д е с ь он прошел всё, что здесь можно пройти. А там... Там свобода! Свобода капитала, не прячась, не живя двойной, а то и тройной жизнью! Как много ушло, отмерло от его сущности, а сейчас он подобрался к пределу и его надо преодолеть. Да, здесь он протопал всю меру собственной глупости и глупости общества. Много ролей, сыграно, всегда он пытался выскочить из личины «артиста» и стать «режиссёром». Но каждый раз оказывалось, что он лишь учится, что он всё тот же фигляр, а режиссёры где-то выше.
Как наивен он был когда-то! В двадцать лет ему казалось, что у него есть всё – деньги, студенческий билет престижного экономического столичного института. И чтобы самоутвердиться, обрести власть над людьми, ему не хватало одного – побороть свой патологический страх перед дракой, перед мордобитием. Ну чтж, он принял правильное решение. И простое. Он уже тогда начал понимать, что всё вокруг – придуманная кем-то иллюзия, и сам он – тоже иллюзия, изображение на необъяснимом экране. Своё изображение он, конечно, ценил – правильно питался, занимался спортом, выращивал и лелеял каждую мышцу тела. Но эти нищие толпы, это быдло, биомасса... Что они? Зачем? Генофонд дураков.
... Тогда он принял правильное решение. Он нанял ребятишек, повёл в кабак. Наметил жертву – здорового парня. Ребятишки били, а он... Он подскочил и ударил финкой в живот, раз, выдернул, навсегда запоминая, как лопается под рукой человеческая ткань, и, преодолевая отвращение и тошноту от густой чужой крови – ещё раз.
Больше он никогда э т о г о не повторял. Зачем? Он перешагнул глупую границу условностей – и достаточно. Он знает, что всегда может повторить...
Впрочем, что за мысли? Ах, да, маленькая неприятность. Ох, это дебильное быдло! С кем ему приходилось работать! Вчера пристрелили двух его боевиков. Козлы, ни хрена не умеют! Хорошо, это хорошо. Славик его не знал, а Жорик... Это хорошо».
– Ларонька, я готов.
– Ах ты мой котичек! Пошли, пошли, как-никак, столичный балет, грех пропустить.
Виктор Петрович спокоен. Три жука-телохранителя будут сопровождать его в отдельной машине, а потом и в театре. Да, кое-чего он достиг и в этой стране. Но... всё-таки не стал Главным Режиссером. Не стал. На съезде в Сочи его вызвали на закрытое Бюро и назначили сюда – взамен посаженных дилетантов-пацанов. Упорядочить, организовать, собрать... Ну что ж, пусть. Он поработал, кое-что сделал. Через неделю – свобода!
«Поскольку жизнь – игра в игру и даже когда любил сначала в молодости и в детстве влюблялся а это было хотя и смешно и глупо и наивно да но было было. Но всегда! всегда наблюдал себя со стороны как за. Чужим. Потому что ложь всё невидимая материя из каких-то чертовых кварков. Всё состоит из ничего значит нет ничего. Значит убить – просто всадить нож в пустоту в условность в иллюзию. Остается получать удовольствия в меру – глоток коньяка ложечка икры много вредно – как в сексе не до конца чтобы жить дольше. Игра в чувства – для положительных эмоций но чувств не существует и вечная истина состоит в том, что вечных истин тоже не существует.
Как много кретинов не дающих себе труда. Взглянуть. На. Проклятую бездонную банку – Вселенную. И. Понять свое призрачное ничто. В конце концов смысл - в бессмысленности. Чтобы в ней суметь позволить себе самое большое удовольствие – не подчиняться условностям дураков. Однако. Всё было. Уже. Жаль что не Бог и не могу нового. И хрен с ним...»
Элегантный мужчина под руку с ещё более элегантной интересной молодой женщиной вышли из подъезда ухоженного дома. Они подошли к красивому заграничному автомобилю, мужчина достал ключи и открыл дверцу, боковым зрением проверил – на месте ли машина телохранителей. На месте. Можно ехать. Но элегантность нужно выдерживать – первой садится дама. Виктор Петрович наклоняется, чтобы нажать кнопку противоположной двери, и в это мгновение руки его оказываются завернутыми назад и щёлкают замки «браслетов». Рядом вдруг появляется множество народу с очень серьезными лицами.
– Подполковник Комитета Государственной Безопасности Ковальчук, – говорит Виктору Петровичу один из присутствующих, показывая открытое удостоверение и еще какую-то бумажку.
– Вот постановление на ваш арест...
………………………………………………………………………………………
За несколько часов до обширного инфаркта и за двое суток до похорон сына, Елена Петровна успела написать заявление.
Алла Юрьевна и её чемоданы были встречены на Ярославском вокзале города Москвы и в специальной машине доставлены по адресу: Петровка, 38.

РЕАЛЬНАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ – ТАКОВА, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ.

А через некоторое, совсем небольшое время, произошли два незначительных события, которые, конечно, не потрясли мир.
Событие первое. В одном из южных городов, на территории, ещё совсем недавно принадлежащей России, состоялось открытие частной, в три этажа, с баром, бассейном и гаражом в подвале, гостиницы. Владелица – моложавая представительная дама, с элегантной укладкой из тёмных жёстких волос, лично принимала первых постояльцев – бизнесменов из сопредельных стран. Да-да, конечно же, это была Алла Юрьевна, отпущенная со своими чемоданами на все четыре стороны... За недостаточностью улик и т.д.
Событие второе. В аэропорту Шереметьево-2 был встречен глава некоего совместного предприятия, иностранный подданный. Из «боинга» он пересел в «вольво-940» и отправился в бывшую столицу бывшего СССР. По делам. Деятельность его состояла в том, что из страны дура... бывших советов он вывозил цветной металл, нефть, алмазы, лес и кое-что из антиквариата. Взамен завозил бусы из цветного стекла, зеркала, зажигалки, технический для поддельной водки спирт и синтетическую материю – преимущественно красного цвета...
Иностранный подданный прекрасно владел туземным и звали его Виктором Петровичем. Да-да, тот самый. За недостаточностью улик и т. д.

Дата добавления: 2015-08-27