Исповедь.

Когда-то, еще в юности, познав, что такое секс, Том считал это наиярчайшими эмоциями и ощущениями человека. Он доставлял себе это удовольствие в избытке, затаскивая в свою постель все, что находилось в пределах досягаемости. За что получил в широких кругах прозвище – мачо.

После двадцати он пресытился этими развлечениями. В самом деле, нельзя же всю жизнь есть клубнику со сливками и каждый раз восхищаться ее вкусом. В какой-то момент она приедается, и хочется чего-то острого.

И Том увлекся экстримом. Подсев на адреналин, он решил, что на свете нет ничего более яркого, чем щекотать себе нервы, балансируя между жизнью и смертью. Но, в конце концов, и эти эмоции стали бледными и тусклыми в тот день, когда он понял, что влюбился.

Бросив все, он с головой окунулся в омут этих безумно волнительных и невероятно приятных ощущений и событий, от чего хотелось кричать, прыгать выше головы и пить, пить этот нектар всю жизнь. Казалось, нет ничего прекраснее этого чувства.

Но потом пришла боль. И разочарование. Перебившие своим смрадным дыханием все другие эмоции. Тогда у Тома появилась уверенность, что он знает о жизни много. Пусть не все, но слишком много для своих лет, чтобы понимать, что самое сильное из существующих в природе чувств – это разочарование. Оно живет годами. Может отступать на время, ослабив хватку на горле, но может в любой момент вновь сжать свою когтистую лапу, перекрывая кислород.

Так Том жил. До этой весны. Он и не подозревал до сих пор, что есть еще одно неиспытанное ранее чувство – страх. Жуткий, липкий страх, щедро сдобренный отчаянием и бессилием. Но об этом позже…

Том хорошо знал, что такое наркотическая зависимость. Он видел, как его друзья веселые, умные, красивые, молодые превращались в тени самих себя, сходили с ума, даже умирали. Знал. И не хотел такой участи для Жени. Может быть, он слишком привязался к мальчишке. Возможно, успел разглядеть в нем что-то, что не позволило хладнокровно вытолкнуть его за дверь. Или просто не смог лишить себя последнего светлого лучика в своем безрадостном существовании. Том не стал в этом разбираться. Да и не было у него времени на такую роскошь сейчас, сидя в коридоре у входной двери.

Единственное, о чем он подумал: а что видел этот мальчик в своей жизни, кроме темных подворотней, небогатого существования эмигрантской семьи и наркотических галлюцинаций? Эту квартиру? Спальню? Похотливый взгляд Тома в ночном полумраке? И ни черта больше?

Но он оставался жизнерадостным. Он дарил Тому улыбки, приносил в его дом смех и веселье. Даже сейчас, промокший и измученный, он пытался улыбнуться, хоть и не слушались хозяина подернутые синевой губы.

У мальчишки была светлая душа – в этом Том был уверен, как ни в чем другом. И если он прибежал сюда, в поисках помощи, доверяя Тому самую страшную свою тайну, мог ли Том его оттолкнуть? Мог?..

- Нет, - абсолютно уверенно сказал Том то ли себе, то ли Жене и, сгребая в охапку трясущегося мальчишку, прижал его к груди, как дети прижимают к себе плющевых зайцев – бесценных своих любимцев. – Все будет хорошо, маленький, я с тобой.

Том никуда не отпустил его той ночью. Отпаивая крепчайшим кофе мальчика, он беспрерывно курил, наблюдая, как тому неможется в четырех стенах, как не находит себе места, гонимый потребностью тела принять свою дозу. И у самого сердце сжималось от боли.

К утру Женю немного отпустило, и Том решил, что нужно серьезно поговорить, не откладывая.

- Женя, я знаю пару хороших клиник… думаю, нужно туда наведаться.

- Нет.

- Что значит, нет? Ты хочешь завязать с этим, или уже передумал?

- Хочу. Ничего я не передумал. Только при чем здесь клиники?

- Там тебе помогут.

- Ага, подохнуть с комфортом.

- Не говори глупости!

- Это ты гонишь! Какая клиника? У меня мама с ума сойдет, у меня школа!

- Жизнь дороже!

- Вот и я так думаю. Отдашь меня этим костоломам – сбегу в тот же день.

- Кретин! Тебя вылечат! – взбесился Том.

- Да что ты мне паришь! А то я не знаю, как там лечат!

- Откуда тебе знать?

- А ты откуда знаешь, что вылечат? – передернул Женька.

- Ну… у меня друзья были, - Том запнулся, соображая, - они ложились…

- Молодцы какие! И что, вылечились?

Том, не мигая, уставился на мальчика.

- Нет… те, что еще живы, до сих пор ширяются…

- О том я и говорю, - тихо ответил Женя, - это вот здесь должно быть, - он постучал себя пальцем по лбу. – Клиники все – это понты левые для тех, кому бабло девать некуда. Я сам соскочу. Слышишь? Сам.

И Том согласился. Врачи, наверное, и правда не самые лучшие помощники в борьбе с зависимостью. Здесь больше поддержка нужна и понимание близких.

Близким, по воле судьбы, на этот раз пришлось быть Тому. И он еще не понял, на что себя обрек.

***

Шли дни, тянулись ночи. Том постепенно привыкал к той трясине, в которой оказался. Это не значит, что для него стало естественным видеть постоянно рядом с собой мальчишку с ввалившимися щеками, с темными кругами под глазами. Просто он стал воспринимать всерьез все происходящее. Начал осознавать, что шутки кончились. Хоть и психовал, нервничал из-за сложившегося положения.

Они оба были издерганы и измотаны. Ведь помимо совместной борьбы, у них оставалась своя жизнь. У каждого своя. Тому нужно было работать, Жене – учиться. Хорошо, когда отношения носят гостевой характер, но когда приходится жить под одной крышей, устоявшиеся привычки приходится менять. Хуже того, Том постоянно находился в напряжении, если они не были вместе – ему казалось, что Женя сорвется, и все их мучения станут напрасными. Они с большим трудом переживали этот тяжелый период.

Но тот день Том запомнит особенно.

Начался он вполне обычно. После почти спокойной ночи они проснулись около полудня. Женя сказал, что сегодня выходной и в школу ему не идти. Спрятавшись под подушку, он свернулся калачиком, тихо кряхтя.

- Тебе плохо? – спросил Том, вылезая из кровати.

- Терпимо, - сквозь зубы ответил мальчик. – Полежу пока. Без меня завтракай.

- О`кей. Зови, если что.

- Угу.

Том спустился в кухню. На душе было неспокойно. Ему нужно было ехать на запись, а оставлять Женьку в таком состоянии совсем не хотелось. Сварив себе кофе, он устроился за столом, поедая тосты с джемом, когда услышал Женькин крик, донесшийся сверху.

- Тоооом!!

Расплескав горячий кофе, Том бросил все и понесся в спальню. Зрелище, представшее взору, было, мягко говоря, не из лучших. Разметавшись по постели, Женька громко стонал и перекатывался с боку на бок.

- Что с тобой? – спросил Том, такого он еще не видел.

- Б*яяяяя, не могу! – услышав Тома, мальчик соскочил с кровати и вцепился в его руку. – Не могу, Том! Мне словно в пятки гвозди вбивают!

Глаза у Жени лихорадочно блестели, взгляд бегал, не задерживаясь ни на чем конкретном. Он расчесывал шею и руки, оставляя на коже широкие красные полосы, и не мог остановиться.

- О, Господи! – запаниковал Том. – Что мне делать? Что?

- Мамочкаааааа, - Женька упал на колени, неестественно запрокидывая голову. – Еб*ть!! Я не знаю, Том! Сделай что-нибудь… больно!... так больно!

Именно в этот момент Тому стало очень страшно. По-настоящему. Первый раз в жизни настолько. Он стоял и смотрел, как выворачивает кости мальчишке, и ничем не мог помочь. Слезы наворачивались от бессилия и злости, но он не знал, что делать.

- Обезболивающее! – выкрикнул Женя между стонами. – Должно быть хоть что-то.

- Да-да, сейчас… я сейчас…

Проклиная свою тупость, Том скатился по лестнице вниз в поисках лекарств. Найдя их на кухне путем расшвыривания во все стороны содержимого шкафчиков и схватив бутылку воды, рванул назад.

Заставить Женю открыть рот – тоже оказалось проблемой. Крепко сжав зубы, он просто не мог сам совладать с мышцами. Том, применяя силу, кое-как впихнул ему таблетки и, приложи к губам горлышко бутылки, заставил сделать несколько глотков. У самого руки ходили ходуном, разливая воду.

- Все-все. Сейчас должно попустить. Чуть-чуть потерпи, - бормотал он, сам себе не веря.

Гладил по спине беснующегося мальчишку и готов был орать от собственной беспомощности.

Звонок телефона вернул его к реальности. Он и забыл, что сегодня запись. Штульц, вероятно, уже обматерился весь, раз на домашний номер звонит. Ну, и черт с ним, подумал Том, помогая мальчику перебраться с пола обратно в кровать. Но телефон не замолкал.

- Бл*дь, Том, да возьми же ты эту чертову трубку!

Психуя от чужой наглости, Том схватил трубку с прикроватной тумбочки, желая быстрее отделаться от собеседника.

- Чего надо?! – рявкнул он вместо приветствия.

- Ой… привет… Том у тебя все в прядке?

Звонил Билл. Закатив глаза, Том попытался успокоиться.

- В порядке. Но я занят. Потом поговорим.

В этот момент Женя выгнулся, едва не встав на мостик, сквозь плотно сомкнутые губы прорвался короткий всхлип.

- Когда, потом, Том? Я и так звоню раз в месяц… неужели и это слишком часто?..

Хотелось бросить трубку, но Том был уверен, что брат будет названивать, пока не добьется своего.

- Я сейчас, - бросил он Жене и выскочил за дверь. – Говори. Только быстро.

- Что-то случилось? Кто там у тебя?

- Б*я, с каких пор я должен отчитываться перед тобой?

- Том, ты такой взвинченный… может быть… я мог бы тебе чем-нибудь помочь?...

Из спальни донесся сдавленный стон, а Билл, как назло, говорил медленно и не о чем.

- Ты уже помог мне, как только мог. Больше не надо.

- Ты так говоришь, словно я в чем-то виноват…

Виноват? Билл?.. А кто же еще виноват, если не он?

Если бы не Билл, Тому не пришлось бы сейчас нянчить корчившегося от ломки мальчишку. Если бы не Билл, он бы не просидел взаперти безумное количество времени, зализывая раны. Если бы не Билл, не пошел бы коту под хвост целый год его жизни. Если бы не Билл, с его идиотскими закидонами, Токио Хотель не распались бы, и до сих пор работали бы на радость себе и людям.

Том, конечно, ничего этого не произнес вслух. Тяжело вздохнув, он вполне спокойно поинтересовался:

- Скажи мне, братец, неужели тебе там секса не хватает?

- Что?.. Мне?... нуу… почему же…. Вполне хва…

- Так какого х*ра ты мне мозг трахаешь?! – сорвался Том.

- Я… ты чего?... О, Том… черт…

- Да хватит мяться! Скажи прямо! Зачем ты мне названиваешь? Хочешь убедиться, что у меня все х*рово? Слушай внимательно: у меня все очень х*рово! Доволен?

- Том… ты не правильно…

- И отеб*сь, наконец!

Отключив телефон, Том глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться.

Слаб человек. Часто ему нужно обвинить кого-то в своих неудачах. Порой это помогает. Так легче. И Том, выплеснув скопившееся напряжение на брате, вернулся в спальню, чтобы пережить следующие полтора часа сущего ада рядом с Женей.

Тому в тот день все-таки пришлось ехать в студию. Как он и предполагал, Штульц звонил и матерился, но, отложив запись из-за Тома на вечер, заставлял его ехать. Том колебался, но, видя, что Жене действительно полегчало, решился.

- Слушай, все же мне надо смотаться в эту долбанную студию. Ты как?

- Живой, вроде, - бесцветным голосом ответил мальчик. – Гони давай, нормально все.

- Уверен?

- Уверен, не маленький я.

- Хорошо, смс-ку пришлешь? – попытался пошутить Том.

- Толку-то? Ты телефон отключаешь.

- Ну, блин…

- Езжай. Все в порядке, я спать буду.

Том тяжело вздохнул и поднялся на ноги.

- Я не долго постараюсь, - заверил он, отходя от постели.

- Том! – мальчишка резко сел, протягивая к нему руки.

- Что? Что, маленький?

Том вернулся, а Женя, приподнявшись, судорожно обнял его за шею, словно прощается не на пару часов, а, как минимум, на пару лет.

- Спасибо тебе. Ты… ты….. хороший…. самый лучший, - прошептал он на ухо.

А потом отпустил. Нет, почти оттолкнул Тома от себя и лег обратно на подушку.

Всю запись не шли у Тома из головы Женькины слова, его какой-то отчаянный порыв. Было не по себе. Хотелось домой, скорее, скорее домой, чтобы не спускать с этого засранца глаз, чтобы не отходить от него дальше, чем на метр.

Еле досидев до конца работы, Том согласился со всеми вариантами и вылетел из студии при первой же возможности.

Он сел в машину и, повернув ключ зажигания, тут же включил мобильный. Услышав сигнал, что пришло сообщение, он поспешил прочесть, но вместо текста увидел, что ему на голосовую почту было оставлено звуковое сообщение. Оно было от Женьки.

- Твой телефон, как всегда отключен… это и к лучшему. Мне так будет легче все сказать.

Том удивленно вскинул брови и, пристегнувшись, тронулся с места, слушая мальчишку по громкой связи.

- Знаешь, последние пару дней я думал, а как же сделать так, что бы стало лучше? - начал расслабленный голос Жени. – Но, вспоминая, как началось, понимаю, что никак… Каждый раз думал, что завтра будет лучше, что сегодня последний раз пускаю в кровь дозу, но только «кайфа» с каждым разом все нужно больше, а лучше не становиться и остановиться нет сил.

У Тома противно потянуло внутри, в маленькой впадинке на груди, там, под треугольником сходящихся ребер. Он прибавил было газу, но вечерняя пробка, глобальнейшая проблема в центре Берлина, уже расползлась по всем улицам и проулкам, парализовав движение.

- Это как зарядить в барабан пистолета одну пулю и, испытывая адреналин, каждый раз прикладывать дуло к виску в надежде, что сейчас выстрел будем холостым, - продолжил мальчик ровным, словно усталым голосом. – Хм… русская рулетка… Только с каждым выстрелом меня все больше затягивало, а остановиться уже не было сил. Я не могу остановиться! Я так устал, что даже уже и сам не понимаю, а хочу ли я остановиться или довести начатое до конца…

Сообщение прервалось, а Том заметался по дороге, не зная, как объехать стадо железных баранов, столпившихся перед светофором. Ладони вспотели, и руль выскальзывал из рук, через пару секунд телефон снова ожил:

- Конец есть всегда, просто у каждого он свой. Люди всегда мечтают быть свободными, и я думал, что тоже свободен, когда первый раз шырнулся, а получилось, что в тот момент сам у себя отобрал право на свободу, своими же руками! – Женя повысил голос, со злостью произнося последние слова.

Том ошарашено глянул на телефон и чуть не врезался впереди идущую машину.

- Я как-то жил с этим, приспосабливался. Во круг меня терлись такие же «свободные» люди, да продавцы, и больше никого… Понимаешь, Том?? Никого! С этой е*учей «свободой» я получил в довес одиночество, потому что никто не был нужен, казалось, что все для счастья у меня есть. С каждой дозой я получал «счастье».

Том обреченно кивнул головой. Сколько раз он слышал подобные слова. Сколько раз его друзья рассказывали о своем мироощущении, сидя на игле. Казалось, это единственное, что их действительно волнует. Том остановил машину прямо на проезжей части и, уронив руки, слушал мальчика.

- Люди тратят много времени и сил для того, чтобы на доли секунды почувствовать себя счастливыми и, получив его, ждут чего-то нового, отправляясь на поиски. Мне же не надо придумывать, искать, затрачивать усилия и время, нет, мне всего лишь нужно запустить мутную жидкость в кровь и результат длится не пару секунд, а дольше, намного дольше, ровно пропорционально сокращая саму жизнь. Одному это пережить легче, один хр*н, что со мной будет, ведь такой человек никому не нужен, даже этой самой «свободе», ведь я уйду, а у нее найдется новое дитя и протянет к ней ручки, променяв себя на нее мутное «счастье».

В глазах неприятно щипало. Том опустил голову, не обращая внимания на гудящие, с трудом объезжающие его машины. Пискнуло сообщение, обновляясь.

- Понимаешь теперь, что я должен быть один, я не хочу тебя в это ввязывать, ты это не заслуживаешь… Для меня никто не делал больше, чем ты… даже не представляю, что ты пережил за последние дни из-за меня. Я бы так не смог, это точно.

Том закрыл глаза, чувствуя, как предательская слеза скатывается по щеке.

- И мне вдвойне жаль, что все это было зря… Не могу так больше… я устал. Устал от того, что выворачивает все суставы, и все мысли только о дури, которая может снять ломку. Устал чувствовать себя б*ядью… Устал быть предателем…

Тома пронзила страшная догадка, а удрученный и в то же время извиняющийся Женькин тон еще больше подтверждал опасения.

- … я не знаю, от чего больше устал. От этой е*учей жизни, наверное…

Том перестал дышать на этой фразе.

- … от себя устал… Но это все х*йня. У меня осталось одно желание…

Нога сама вжала педаль газа в пол, Том едва успел вывернуть руль на тротуар.

- Прости меня, хороший… мой. Прости, пожалуйста, если сможешь. Я понимаю, это почти не реально, но… если ты когда-нибудь сможешь… как же страшно, Томочка…

Слезы застилали взгляд. Том зло стирал их рукавом и, распугивая прохожих клаксоном, гнал машину по тротуару. И плевать, что за это у него отберут права. Плевать на перепуганных старушек. Плевать на машину. Плевать. Сообщение оборвалось и, казалось, целую вечность включалось следующее.

- Я все исправил… все. Теперь все будет хорошо. Когда ты будешь это слушать… одним м*даком на свете уже будет меньше…

Слезы текли по щекам и шее, но Том уже не обращал на это никакого внимания.

- Я тебя… я… тебя…. тебя… я… - тяжелое дыхание сбивалось ежесекундно, стало ясно, что мальчишка говорит из последних сил. – Тоооооом!!! Простииии!...

Сообщение оборвалось. И новое больше не начиналось. Том, визжа тормозами, вырулил на встречную полосу и, мигая дальним светом, не прекращая сигналить, на предельной скорости понесся к дому.

- Успею! Я успею, - как мантру повторял Том, пытаясь успокоиться.

Бросив машину перед подъездом, не въезжая на парковку, Том влетел в дом за несколько секунд. Лифт, неспешно поднявший его до верхнего этажа, едва не довел до истерики своей медлительностью.

- Женя! Женя!! – не своим голосом заорал Том, ворвавшись в квартиру. – Женькааа!!

В дверях спальни он остановился, пытаясь восстановить дыхание, и нерешительными шагами обогнув кровать, увидел Женьку лежащего на полу в обнимку с любимой толстовкой Тома.

- Бл*дь, Женя, что ты наделал?! – Том с криком кинулся к мальчишке, хватая его за плечи, пытаясь приподнять.

Женька не реагировал на крики, обмякшее тело неестественно-серого цвета, только безвольно поддавалось на тряску. Не видя никакой реакции, у Тома началась паника: приступы злости то ли на себя, а то ли на Женьку сменялись беспомощными криками в пустоту, которая не принимала их, а возвращала, пытаясь оглушить Тома, давя на барабанные перепонки.

- Су*а, открой же глаза! Слышишь ты или нет?! – продолжал он истереть и, не придумав ничего другого, начал бить Женьку по щекам. – Су*а, бл*дь, открой же глаза! Я же чувствую, что есть пульс! Бл*дь, жить надо! Надо! Есть в тебе она! Су*а, понимаешь, что есть?!

По телу мальчишки пробежала дрожь, и под веками забегали зрачки.

- Ну, же бл*дь! Давай! – зацепившись за судорогу Женьки, он продолжал шлепать по щекам.

Все больше понимая свою беспомощность, Том схватил телефон с прикроватной тумбочки и, вызвав скорую помощь, прижал тело Женьки к себе:

- Потерпи, чуть-чуть, пожалуйста…

В этот момент Женька, глотнув воздуха, едва слышно прошептал:

- Не надо…

- Бл*дь, живой! – облегченно выдохнул Том, растирая худую спину, и улыбнулся, почувствовав тепло слабого дыхания на своей шее. – Что ж ты несешь? Ты что делаешь?! Что, нах*й, жить надоело?!

- Том… так было лучше всем… тебе в первую очередь… - прошептал Женька сухими губами.

- Мне?! Мне лучше?! – перешел Том на крик. – Да много ты понимаешь в таком случае, что мне нужно!

- Тише… - сморщился Женька. – Ты же много не знаешь… вернее, ты ничего не знаешь…

Том напрягся.

- Что есть еще такого, что я не знаю?

Женька откинул голову назад и прикрыл глаза.

- Женя, не отключайся! Говори со мной. Что хочешь, говори, только не молчи!

- Случайностей в жизни не бывает… и я в твоей жизни появился не случайно. Нужно было, чтобы я появился в ней. Бл*дь, если бы я знал, что все так получится. Как-то все пошло не так… С*ка, а ведь мне нужно было… причем нужно на столько, что я даже позволил тебе себя тр*хать… Бл*дь, скажи мне тогда об этом, нех*я, я бы не пошел на эту сделку…

- Какую еще сделку? С кем? – медленно протянул Том.

- Бл*дь, что же так дерьмово… С*ка, вот так всю жизнь, как падаль жил и думал, что падалью и умру, а тут ты… Том… я такая с*ка… я такая падаль… Том… дай мне уйти… отпусти меня…

- Нех*я, я тебя отпускать не собираюсь! Тем более, пока не скажешь, что происходит!

В этот момент раздался звонок в дверь. Том дернулся, собираясь открыть.

- Не отпущу, – прошептал он, глядя в мутные Женины глаза, – не время еще.

Впустив бригаду скорой помощи, он почувствовал, что сам теряет силы. Тяжело привалившись к стене, он на автомате отвечал на вопросы врачей, а в голове крутились слова про сделку, зарождая где-то глубоко внутри уже знакомое чувство. Чувство обмана. Люди в униформе создавали противный гул, такой же, как и в его голове и, казалось, что Тому самому нужна помощь. Вымотанный, выжатый сильнейшим стрессом, он пребывал в состоянии шока, который поглощал его все больше и больше. Все вокруг суетились, в ход шли шприцы и трубки, все боролись за жизнь, сопровождая это непонятными медицинскими терминами. На минуту ему показалось, что все это сон, причем очень дурной, и нет никого рядом, кто бы мог его разбудить. Стало так страшно, что захотелось кричать.

- Кем вы приходитесь этому молодому человеку? Вы поедите вместе с ним больницу? – серьезный мужчина в роговых очках и нелепой шапочке обратился к Тому, касаясь его руки.

- Кто я ему? Кто он мне? – тихо промямлил Том.

Не получив вразуми тельного ответа, мужчина дал команду выносить носилки.

- Я тоже еду, – наконец, очнулся Том.

Гораздо позже, сидя перед больничной постелью, Том держал безвольную руку в своих ладонях и, помня наказ доктора – не давать Жене заснуть, тихо сказал:

- Рассказывай…

Мальчик вздрогнул от этой полу-просьбы полу-приказа, но, тяжело вздохнув, разлепил губы.

- Зря ты меня спас… я мразь, Том. И надо было оставить все, как было.

- Рассказывай… а я уж сам решу, что мне делать.

Сглотнув, Женя зажмурился. Его слабый голос едва ли был громче пищащих в палате приборов.

- Ты помнишь, как я к тебе подкатил? Б*я, ты, наверное, думаешь, что все это было случайностями, да?.. А я давно следил за тобой… ох… я чувствовал себя последней бл*дью, когда ложился под тебя.

Удар под дых. Глаза у Тома округлились. А холодная ладошка, до сих пор покоящаяся в его руках, вдруг выскользнула из пальцев.

- Мне было очень больно первый раз… больно и противно. Я почти возненавидел тебя, не хотел тебя видеть… никогда, но эта с*ка заставила вернуться… Помнишь, я пропал на неделю после первого раза? Я следил за тобой тогда, но и близко подходить боялся. Потом вмазал, и пошел к клубу.

Том медленно кивнул, не спуская с пацана глаз. Да, он помнил, как скитался по улицам в надежде встретить его, как обрадовался, увидев его около клуба. И, конечно, помнил красные Женькины глаза тем вечером.

- Но мне и во второй раз было очень больно… Е*ать! Что я несу? – Ойген закрыл лицо руками. – Самое поганое было - давать тебе за деньги. Мне же и за это платили… понимаешь?

Губы у Тома затряслись. Он закрыл глаза, сдерживаясь. Мир как-то резко потерял свой смысл, превратившись в зловонное болото, в котором он барахтается уже больше года, опускаясь все глубже и глубже. А казалось, что с появлением этого юнца, все станет лучше.

- Кто тебе, тварь еб*ивая, платил? - прошептал Том. – Кто? Я ей башку прострелю.

Ойген сжался от его слов, нервно закивав.

- Дослушай меня, пожалуйста. Я расскажу все, что знаю сам…

Том вскочил, не в силах сидеть на месте, а пацан отшатнулся, думая, что за этим последует удар. Но Том лишь отошел к окну и, не глядя, бросил через плечо:

- Продолжай.

- Это началось перед рождеством. Праздники, каникулы… подарки, мать их! А я один. Мать с отцом уехали к родственникам, а я остался дома, - неторопливо продолжал Ойген вбивать гвозди в, и без того, израненное сердце Тома. - Когда все смеются и празднуют, мне подохнуть хотелось. Потому что все бабло, что оставили родители, я спустил в один вечер, и ломало меня жестко. Я вышел на улицу. Не знаю… на чудо, наверное, надеялся. Сел прямо на землю. Сил не было никаких. И ко мне подошла она. С*ка, рождественский подарок! Я не помню, что она тогда несла, что-то про счета и банки. Мне было все равно. Помню лишь, что ее жутко сложно было понять, она говорила со страшным французским акцентом. Я ее почти не слушал, но когда увидел пачку денег, конечно, заинтересовался.

Услышав про Францию, Том напрягся. Даже обернулся, чтобы не пропустить ни одного слова тихо, и потому, казалось, равнодушно произносимого этим чудовищем.

- Короче, нужно было втереться к тебе в доверие, чтобы узнать, где у тебя лицевой счет. Я был в таком состоянии, что готов был ей ноги целовать, что уж говорить о каких-то счетах, пусть и самого Тома Каулитца! Я согласился…

Том судорожно обхватил себя руками, почему-то почувствовав себя голым. Голым и беззащитным. Он вновь отвернулся к окну, чтобы не вцепиться в горло этому подлецу.

- Не плохо мы с пацанами оттянулись на ее деньги! Наверное, неделю гудели, если не больше. Я даже начал забывать, что должен их отрабатывать, - сказал Ойген, и Том готов был поклясться, что это мразь улыбается. – Потом она объявилась. С*ка. Запугивала, что у меня будут проблемы. Заставляла выходить на тебя... Вот тут и началось… Ты из дома не выходил, я за*бался во дворе караулить. А когда ты поехал к Штульцу, уже в январе, помнишь? Я тебя на стоянке выцепил…

Том со всей злости ударил руками по подоконнику.

- Б*ядь!! Ненавижу с*ку!!!

Ойген замолчал, ожидая дальнейшей реакции.

- Говори! Говори, черт тебя дери! Что ты мне по капле выдавливаешь! Нравится нервы на кулак мотать??

- Дальше пошло-поехало, - дрогнувшим голосом продолжил Ойген. - Потом она посоветовала пробраться к тебе домой, чтобы в компе информацию поискать. Я спрашивал, как мне это сделать. Тогда она и сказала, что ты наполовину пед*к…

Том зажмурился, и весь как-то сжался, будто от пощечины.

- Том, - позвал Ойген, - я сам себя ненавижу за все это. Наркота… Б*ядь! Если бы я не ширялся, ничего этого не было бы! Если бы не моя зависимость, не было бы сейчас так больно ни тебе, ни мне! Господи… я устал, - его голос и впрямь казался усталым, повзрослевшим лет на двадцать. - Как же я устал ото всего этого дерьма! Устал искать, изворачиваться. А все для чего? Чтобы пустить в кровь эту отраву. Знаешь, сколько длиться кайф, Томка? Минут семь, десять от силы… Десять минут моего счастья, из-за которых я продал душу дьяволу! Потом отпускает. И можно дальше жить, двигаться, что-то решать. Но все повторяется уже через сутки-двое… и опять нужно суетиться, находить, чтобы, б*ядь, не скрутило в какой-нибудь подворотне!

Том, казалось, уже не слушал. Он невидящим взглядом уставился в окно, и, наверное, даже не замечал, что за ним происходит. Просто стоял. А руки, как плети, свисали вдоль тела. Он даже не шевелился.

- Ты мне подарил другое, - Ойген судорожно вздохнул, пытаясь набрать в грудь побольше воздуха. - В какой-то момент, я понял, что сам хочу к тебе… не помню, когда это случилось. Просто стали неинтересными все разговоры с друзьями, я бесился от их тупости… я рвался к тебе. Пох*й на все, домой хотел. Нууу, в смысле, к тебе домой… Вот, почему так?

Он зашуршал одеялом, пытаясь заглушись свои всхлипы, а Том, стиснув зубы, упрямо смотрел на стекло.

- Хотел, чтобы ты меня обнимал… нравилось, когда целовал. Уууу, Господи Боже! За что мне все это!

Том закрыл глаза, обещая себе, что не сорвется. Он бы и уши закрыл, но тогда точно до правды ему не докопаться.

- В тот день, помнишь, когда ты меня с пробкой на уроки отправил, я понял, что ты мне нужен так же, как и наркотики. Даже больше. Я несся со школы на всех парах к тебе, хотя надо было искать дозу… И, ты же понимаешь, что дело не в этой хр*ни из секс-шопа. Я мог ее вытащить в любой момент. Но я не сделал этого. Хотел, чтобы ты сам… сам меня там трогал… Тогда я понял, что нужно соскочить. Захотел этого, понимаешь?

Том уже ничего не понимал. Просто стоял и безропотно принимал все новые удары Женьки, не в силах даже пошевелиться.

- Я не знал тебя, когда соглашался на это дерьмо. Знаю, это не оправдание, но мне нужны были деньги. Очень нужны. Прости меня, Томка… я хотел все исправить!

Слезы вновь обожгли лицо, а сдавленный хрип, как не старался Том сдержать, все же вырвался из груди.

- Мне кажется, эта с*ка еще и с твоим братом что-то подобное мутит… б*ядь… а я молчал!

Кровать скрипнула, и секунду спустя, мальчишка повис на его шее, утыкаясь носом куда-то между лопаток. Это прикосновение острой болью отдалось во всем теле.

- Ну чего ты молчишь? Накричи на меня, ударь! Томочка, не стой так, пожалуйста!

Нервные пальцы беспокойно гладили Тому шею и плечи, заставляя сердце, трижды за день норовившее остановиться, гулко биться в груди, отвечая на Женькины неуклюжие ласки.

- Ляг в кровать.

- Том…. пожалуйста….

- Немедленно, - повторил Том нетерпящим возражения тоном.

Мальчик отцепился от него и вернулся в постель, накрывшись одеялом до самого подбородка. Том медленно подошел и, нависнув сверху, положил руку ему на горло, сжав пальцы.

- А теперь будешь слушать только меня. Понял?

Женя округлил глаза, боясь пошевелиться.

- Я вопрос задал – ты понял??

Мальчишка мелко закивал.

- Хорошо. Запомни это. Иначе я сам тебя убью.

Том сильнее сжал пальцы на горле, впиваясь в потрескавшиеся губы грубым собственническим поцелуем, словно скрепляя им вырванное обещание.

Наверное, и Женя надолго запомнит этот день. Надолго, может быть, и на всю жизнь.

Дата добавления: 2015-08-26