Последние социалистические доктрины и проблема экономического расчета 5 страница

Конечно, социалистическое государство сэкономит все расходы на рекламу, все расходы коммивояжеров и агентов по продаже. Но более чем вероятно, что вся эта экономия будет существенно перекрыта за счет аппарата распределения. Военный опыт научил нас, сколь громоздок и дорог общественный аппарат распределения. Разве на деле издержки на карточное распределение хлеба, муки, сахара и других товаров были ниже, чем расходы на рекламу? Действительно ли гигантский аппарат, необходимый для осуществления карточного распределения, был дешевле, чем расходы на коммивояжеров и агентов по сбыту?

Социализм устранит розничных торговцев. Но на их месте он создаст центры распределения, которые не будут дешевле. Кооперативные склады используют не меньшее количество рабочих рук, чем современные магазины, и многие из них неконкурентоспособны до тех пор, пока правительство не дарует им освобождения от налогов.

Вообще говоря, недопустимо считать, что устранением каких-либо свойственных капиталистической экономике расходов можно обеспечить более высокую производительность труда в социалистическом обществе. Нужно сравнивать общие расходы и общие доходы обеих систем. Из того, что электромобиль не требует бензина, вовсе не следует, что он дешевле в эксплуатации, чем автомобиль с бензиновым двигателем.

Слабость аргументации Каутского очевидна, когда он утверждает, что "применением этих двух методов пролетарское государство сможет поднять производство на такой высокий уровень, что окажется возможным существенное увеличение заработков при одновременном сокращении рабочего времени". Это утверждение он и не пытается нигде доказывать. [В годы контролируемой экономики мы часто слышали о замороженной картошке, сгнивших фруктах, испорченных овощах. { Контролируемой экономикой (в немецком оригинале -- "принудительной экономикой") Мизес именует экономику Германии и Австро-Венгрии в период мировой войны 1914--1918 гг., когда были введены рационирование предметов первой необходимости, государственное регулирование распределения сырья и т. п. меры управления экономической жизнью.} Разве прежде такого не бывало? Конечно, да. Но намного реже. Если у торговца пропадали фрукты, денежный убыток делал его более предусмотрительным, если убытки его ничему не научали, он разорялся. Он утрачивал возможность направлять производство и перемещался на такое место в хозяйственной жизни, где бы не мог принести вреда. Но все иначе с благами, которыми распоряжается государство. Здесь за товаром не стоит индивидуальный интерес. Здесь торгуют чиновники, ответственность которых так раздроблена, что никого особо не волнуют маленькие неудачи.]

Не лучше обстоит дело и с другими аргументами в пользу социалистической организации производства. Когда, например, доказывают, что при социализме каждый способный к труду будет обязан трудиться, они прискорбнейше заблуждаются относительно числа праздных людей в капиталистическом обществе. Напротив, можно утверждать, что при системе, которая не создает достаточных стимулов для преодоления тягостей труда, производительность труда неизбежно уменьшится. Но проблему производительности нельзя рассматривать только в рамках стационарных условий. Несравнимо важнее вопроса, увеличится ли производительность труда при переходе к социализму, вопрос, окажется ли при социализме возможным рост производительности труда и, следовательно, экономический прогресс. Это ведет нас к проблеме динамики.

Глава IX. Положение индивидуума при социализме

1. Отбор персонала и выбор профессии

Социалистическое общество представляет собой поразительное авторитарное сообщество, в котором приказывают и подчиняются. Именно это и обозначают слова "плановая экономика" и "устранение анархии производства". Устройство социалистического общества легче понять, если сравнить его с армией. Многие социалисты и в самом деле предпочитали говорить об "армии труда". Как в армии, так и при социализме каждый зависит от приказов высшего руководства. Каждый приписан к какому-либо месту. Каждый должен оставаться там до тех пор, пока это считают нужным. Можно сказать, что человек становится пешкой начальства. Он растет только когда его продвигают. Он падает после разжалования. Описывать эти условия было бы пустой тратой времени. Они знакомы каждому подданному бюрократического государства.

Очевидно, что в государстве такого типа все назначения на должность совершаются в соответствии с личной пригодностью. Каждый пост должен занимать наиболее подходящий для этого индивидуум, если, конечно, он не нужен для более ответственной работы в другом месте. Таков фундаментальный закон всех систематически упорядоченных авторитарных организаций -- как государства китайских мандаринов, так и новейшей бюрократии.

Первая проблема, которая возникает при воплощении этого закона, -- назначение на верховные посты. Есть два подхода к решению этой проблемы -- монархическо-олигархический и демократический, но при этом возможно только одно решение -- на основе харизмы. Верховные правители (или правитель) выбираются благодаря достоинствам, которые им дарованы Божьей милостью. Они обладают сверхчеловеческими силами и способностями, которые поднимают их высоко над прочими смертными. Выступить против них -- это не только нарушить земной порядок, но и пренебречь волей Божьей. Такова основная идея теократии -- клерикальной аристократии с "Божьим помазанником". Но такова же идеология большевистской диктатуры в России. Призванные историей к выполнению своей возвышенной задачи большевики выступают как представители всего человечества, как орудие исторической необходимости, как исполнители, которым выпало окончательное устроение мирового порядка. Сопротивление им -- величайшее из преступлений, но к своим противниками они могут применять любые средства. Это просто старая аристократически-теократическая идея в новой оболочке.

Другой подход к решению проблемы -- демократический. Демократия отдает все в руки большинства. Во главе общества -- вождь или вожди, выбранные решением большинства. Но теория эта столь же харизматична. Только в этом случае благодать поровну дается всем без исключения. Каждый наделен ею. А глас народа является гласом Божьим. Это особенно отчетливо проявилось в "Городе Солнца" Томмазо Кампанеллы: народное собрание выбирает Правителя, который является также первосвященником, и имя его Метафизик [Georg Adier, Geschichte des Sozialismus und Kommunismus, Leipzig, 1899, S. 185 ff. <Адлер Г., История социализма и коммунизма, Спб, 1907, С. 18 и след.>]. { "Город Солнца" -- утопия итальянского мыслителя Томмазо Кампанеллы (1568--1639). Термин "метафизика", буквально означающий то, что следует после физики, в середине века использовался как обозначение философии, исследующей неизменные начала всего сущего, обосновывающей теологию. Таким образом, у Кампанеллы метафизик -- не просто мудрец-философ, а постигший божественную сущность.} В авторитарной идеологии демократия ценится не за свои общественные функции, а только как средство постижения Абсолюта [см. о роли демократии в развитии общества (глава 3, параграф 2) в настоящем издании].

Согласно харизматическим воззрениям при назначении должностных лиц высшая власть наделяет их собственными достоинствами. Официальное назначение поднимает обычного смертного над уровнем масс. Он приобретает особый вес по сравнению с другими. Его ценность особенно велика во время выполнения им своих обязанностей. Недопустимы никакие сомнения в его достоинствах или способностях выполнять службу. Пост делает человека.

Если не учитывать апологетической ценности этих теорий, все они чисто формальны и ничего не говорят нам о том, как действительно осуществляется восхождение к высшей власти. Из них не узнаешь, пришла ли к власти данная династия или аристократия как счастливый победитель в войне. Они не дают представления о механизме партийной деятельности, который приводит к власти вождей демократии. Они ничего не сообщают о том, как действительно носители высшей власти осуществляют подбор должностных лиц из числа претендентов.

Но специальные правила для отбора должностных лиц должны существовать, поскольку без них способен обходиться только всеведущий правитель. Так как верховная власть не в силах делать все сама, то назначение на более низкие должности она делегирует подчиненным властям. Чтобы предотвратить их произвол, приходится вводить определенные ограничения. В результате отбор идет не по истинным способностям, а по соответствию неким нормам, по результатам экзаменационных испытаний, с учетом того, что кандидат обучался в определенной школе, что он несколько лет занимал подчиненную позицию и т. п. О такого рода методах может быть только одно мнение. Успешное ведение дела требует совсем иных качеств, чем успешная сдача экзаменов, даже если экзаменуют по предмету, прямо связанному с будущей работой. Тот, кто провел определенное время на подчиненной должности, еще долго будет чувствовать себя не на месте, став начальником. Неверно, что для того, чтобы выучиться командовать, надо научиться подчинятся. Возраст не заменяет способностей. Короче, система ущербна. Ее единственное оправдание в том, что ничего лучшего нет взамен.

Недавно были сделаны попытки привлечь на помощь методы экспериментальной психологии и физиологии, и многие ожидают от этого в высшей степени важных для социализма результатов. Нет сомнения, что при социализме нечто подобное медицинскому обследованию армейских призывников должно бы использоваться, но только в большем масштабе и с использованием более утонченных методов. Придется исследовать симулянтов, которые надеются под предлогом физических недостатков избежать тяжелой и неприятной работы, так же как и тех, кто претендует на неподходящую для их данных работу. Но самые горячие защитники таких методов едва ли могут претендовать на что-то большее, чем на минимальную корректировку одного из тяжелейших последствий бюрократизма. Для всех тех видов работ, которые требуют чего-то иного, кроме мышечной силы и хорошего развития органов чувств, эти методы вообще бесполезны.

2. Искусство и литература, наука и журналистика

Социалистическое общество -- общество должностных лиц. Этим определяются как господствующий стиль жизни, так и мышление членов общества. В последние десятилетия по всей Европе расширялся слой людей, которые всегда ждут продвижения и зависят от "начальника", которые живут на фиксированное жалованье и потому не понимают зависимости между производством благ и удовлетворением собственных потребностей. Люди такого типа особенно распространены в Германии. Ими и определяется социально-психологический облик нашего времени.

Социализм не знает свободы выбора профессии. Каждый должен делать, что ему сказано, и отправляться, куда ведено. Все иное просто немыслимо. Позднее и в связи с иными вопросами мы обсудим, как это должно сказываться на производительности труда. Здесь нам следует обсудить положение при таких условиях искусства и науки, литературы и прессы.

При большевиках в России и в Венгрии художники, писатели и ученые, признанные специально для этого созданными инстанциями, освобождались от общей трудовой повинности и получали определенное жалованье. {Мизес имеет в виду Венгерскую Советскую Республику, просуществовавшую с 21 марта по 1 августа 1919 г. Строго говоря, никаких большевиков в это время в Венгрии не было: во главе республики стояла социалистическая партия, образовавшаяся в результате слияния коммунистической и социал-демократической партий. Однако по идеологии и методам она не отличалась от Российской коммунистической партии (большевиков).} Всех остальных принуждали к труду на общих основаниях, и они не получали никакой поддержки своей художественной или научной деятельности. Пресса была национализирована.

Таково простейшее решение проблемы, которое к тому же гармонирует с общей структурой социалистического общества. Бюрократизм распространился на сферу духа. Кто не нравится людям власти, не получает разрешения рисовать, лепить скульптуры или дирижировать оркестром. Его работы не публикуются и не исполняются. И даже в случае, когда решение не зависит напрямую от произвольного суждения хозяйственного руководства, а основывается на мнениях экспертных советов, суть дела не меняется. Напротив, экспертные советы, неизбежно заполненные пожилыми, хорошо устроенными специалистами, еще менее способны помогать росту молодых талантов, отличающихся своеобразием и, возможно, большим мастерством, чем члены советов. Даже если в выборе участвует весь народ, это не облегчит рост тех, кто имеет смелость отказаться от традиционной техники и принятых мнений. Такие методы отбора только плодят эпигонов.

В "Икарии" Кабе { Икария -- утопическая страна, описанная Этьеном Кабе (1788--1856), французским пропагандистом коммунистических идей, в его романе "Путешествие в Икарию"} публикуются только такие книги, которые нравятся республике (les ouvrages preferes) { les ouvrages preferes -- предпочтенные работы (фр.)}. Писания досоциалистических времен подлежат рассмотрению: частично полезные будут переработаны, а те, что сочтены опасными или бесполезными, сожжены. Возражение, что это будет то же, что сделал Омар, сжегши Александрийскую библиотеку, Кабе считает несостоятельным. {По преданию, сподвижник Мухаммеда Омар I (591--644) повелел сжечь Александрийскую библиотеку, заявив, что, если книги противоречат Корану, они вредны, а если подтверждают Коран -- излишни.} Ибо, говорит он, "nous faisons en faveur de l'humanite ce que ces oppresseurs faisaient contre elle. Nous avons fait du feu pour bruler les mechants livres, tandis que des brigands ou des fanatiques allumaient les buchers pour bruler d'innocents heretiques" <"Мы делаем в пользу человечества то, что угнетатели делали ему во вред. Мы развели костры, чтобы сжечь дурные книги, тогда как разбойники или фанатики зажигали костры, чтобы сжечь невинных еретиков"> [Cabet, Voyage en Icarie, Paris, 1848, P. 127 <Кабе Э., Путешествие в Икарию, Т.1, М.-Л., 1935, С. 236>]. При таком подходе невозможно решить проблему терпимости. За исключением чистых оппортунистов, каждый убежден в истинности своего мнения. Но если бы такое убеждение само по себе оправдывало нетерпимость, каждый имел бы право притеснять и преследовать любого, думающего иначе. [Лютер убеждал князей своей партии не относиться терпимо к монастырям и к мессе. Он бы не принял возражения, что император Карл, поскольку он верил в истинность папизма, действовал бы справедливо, со своей точки зрения, истребляя лютеранство как ересь. { Лютер Мартин (1483--1546) -- основатель немецкого религиозного протестантизма, названного позже по его имени лютеранством. Лютер отрицал власть Римского папы, многие католические обряды, институт монашества. Опорой реформации он объявил князей феодальной Германии. Против Лютера выступал ревностный католик германский император Карл V. Изданный им в 1521 г. эдикт предписывал подавление лютеранства. Через десять лет Карл V имперским указом повелел протестантам вернуться в лоно католической церкви, а в 1546 г. объявил лютеран вне закона.} Ибо мы знаем, "что он не верит в это и не может верить, ибо мы знаем, что он заблуждается и воюет против Евангелия. Ибо мы не обязаны верить в то, что он на верном пути, ибо слово Божье с нами, а не с ним; скорее уж это его долг признать слово Божье и распространять его, подобно нам, всей своей властью" Dr. Martin Luthers, Briefe, Sendschreiben und Bedenken, Hrsg. von der Wette, IV Teil, Berlin, 1827, S. 939 ff.; Paulus, Protestantismus und Toleranz im 16. Jahrhundert., Freiburg, 1911 S. 23.] В этих обстоятельствах призыв к терпимости исходил бы исключительно от слабых. Сила" влекла бы к проявлению нетерпимости. Между людьми должна быть постоянная война и вражда. Мирное сотрудничество делается невозможным. Либерализм требует терпимости к любому мнению именно потому, что он желает мира.

При капитализме перед художником и ученым открыты многие пути. Богатые люди могут следовать своим склонностям, небогатые -- искать богатых покровителей, или работать в государственных учреждениях, или же попробовать жить продажей своих работ. Каждый из путей имеет свои опасности, в особенности два последних. Вполне может случиться так, что тот, кто несет или мог бы нести человечеству новые ценности, будет страдать от нужды и бедности. Но нет способов эффективно предотвратить такую возможность. Творческий дух -- это дух новаторства. Он должен стремиться вперед, разрушать старое и заменять его новым. Невозможно облегчить ему тяжесть этой задачи; если бы удалось, он перестал бы быть первопроходцем. Прогресс нельзя организовать. [Вводящие в заблуждение слова: прогресс надо организовать. Действительно, продуктивное невозможно втиснуть в заранее продуманные формы; оно процветает только в условиях неограниченной свободы. Последователи могут уже сорганизоваться, что и называется "созданием школы" (Spranger, Begabung und Studium, Leipzig, 1917, S. 8; см. также Mill, On Liberty, Third ed., London, 1864, S. 114 ff. <Милль Дж. С., О свободе // Утилитарианизм. О свободе., С. 288 и след.>).] Нетрудно увенчать лаврами гения, завершившего свои труды, с почестями захоронить его останки и в память его воздвигнуть монументы. Но невозможно сгладить гению путь к исполнению своего предназначения. Общество ничем не может помочь прогрессу. Если оно не обременило индивидуума цепями, если не поставило перед ним непреодолимых препятствий, оно сделало все, что можно ожидать от общества. Гений найдет путь для реализации своей свободы.

Национализация интеллектуальной жизни, неизбежная при социализме, должна сделать невозможным всякий интеллектуальный прогресс. Можно обмануться тем, что в России вошло в моду современное искусство. {Это написано Мизесом в 20-е годы, когда авангардизм пользовался поддержкой коммунистической верхушки как революционное антибуржуазное направление в искусстве.} Но эти новаторы начали работать еще до того, как Советы встали у руля. Будучи непризнанными ранее, они стали сотрудничать с Советами в надежде на признание со стороны нового режима. Большой вопрос, однако, смогут ли будущие новаторы сдвинуть их с завоеванных ныне позиций. {Авангардисты не были вытеснены очередными новаторами -- они стали жертвами коммунистической диктатуры, круто повернувшей в искусстве к лакировочно-плакатным агиткам, выполненным в "реалистической манере" XIX в.}

В утопии Бебеля общество признает только физический труд. Искусству и наукам отведены только часы досуга. Благодаря этому, мыслит Бебель, общество будущего "будет располагать учеными и художниками всякого рода в неисчислимом множестве". В соответствии с личными склонностями они станут посвящать свой досуг исследованиям и художественному творчеству [Bebel, Die Frau und der Sozialismus, S. 284 <Бебель А., Указ. соч., С. 467>]. Бебель позволил себе поддаться филистерскому недоброжелательству работников физического труда ко всем тем, кто не рубит лес и не носит воду. Для него все виды интеллектуального труда суть простые шалости. Это выясняется из того, что он ставит их в один ряд с "товарищеским общением". [Как Бебель представлял себе жизнь женщины в социалистическом обществе, видно из следующего: "При одинаковых жизненных условиях она действует так же, как мужчина. Наряду с работой в каком-либо производстве женщина в другое время дня занята как воспитательница, учительница, сиделка, в течение третьей части она занимается искусством или наукой и наконец в течение остального времени она выполняет какую-нибудь административную функцию. Она учится, работает и развлекается в обществе других женщин или мужчин, как ей это нравится и когда для этого ей представляется случай. В выборе любимого человека она, подобно мужчине, свободна и независима. Она выбирает или ее выбирают..." (Bebel, Op. cit., S. 342) <Бебель А., Указ. соч., С. 54б>.] И все-таки нужно исследовать, мыслимо ли в этих условиях предоставить духовному труду ту свободу, без которой он не может существовать.

Очевидно, что все работы в области науки и искусства, которые требуют времени, путешествий, приобретения технического образования и значительных материальных расходов, будут исключены. Но мы предположим, что можно посвятить себя литературе или музыке после окончания дневных трудов. Далее мы предположим, что такая деятельность будет защищена от зловредного вмешательства со стороны хозяйственных руководителей, которые могли бы, например, переводить непопулярных авторов в отдаленные места, и что с помощью преданных друзей литератор или композитор может наскрести денег, чтобы заплатить государственной типографии за публикацию небольшого тиража. Таким способом он может даже преуспеть в издании небольшого периодического органа, а может быть даже в организации небольшого театра. [Это приблизительно соответствует идеям Беллами (Bellamy, Looking Backward: If Socialism Comes, 2000--1887, Chapter 15, Boston, 1889) <Беллами Э., Через сто лет: социологический роман, Спб, 1901, С. 120 и след.>. { Беллами Эдвард (1850--1898) -- американский писатель, автор популярной утопии "Взгляд назад" ("Через сто лет") и ее менее известного продолжения "Равенство".}] Но все эти начинания должны будут выдерживать тяжелую конкуренцию с официальным субсидируемым искусством, а к тому же хозяйственные власти могут в любой момент прикрыть все дело. Не следует забывать, что во власти хозяйственных руководителей будет установление условий издания. Никакой цензор, император иди папа Римский никогда не обладали такой властью для подавления интеллектуальной свободы, как социалистическое общество.

3. Личная свобода

Принято считать, что при социализме индивидуум будет лишен свободы, а социалистическое общество станет тюремным государством. В этих выражениях содержится ценностный приговор, лежащий за пределами научного анализа. Наука не может решать, является ли свобода благом, злом или адиафорой. { Адиафора -- понятие древнегреческой философии, обозначающее вещи и отношения, которые сами по себе ни положительны, ни отрицательны.} Предметом исследования может быть только вопрос: в чем состоит свобода и где она пребывает?

Свобода есть понятие социологическое. Не имеет смысла применять его к ситуациям вне общественных связей, что легко видеть на примере путаницы, порождаемой знаменитым противоречием между свободой и волей. Жизнь человека зависит от природных условий, которые он не властен изменить. В этих рамках он живет и умирает, и поскольку они не подвластны его воле, он вынужден им подчиняться. С ними сообразуется все, что бы он ни делал. Траектория брошенного камня предписана законом природы. Когда человек ест и пьет, процессы в его организме также обусловлены природой. Наши представления о непоколебимых и не поддающихся воздействию законах природы -- это попытка выразить зависимость хода событий в мире от определенных объективных отношений между явлениями. Эти законы господствуют над жизнью человека, они полностью охватывают его. Его желания и его действия мыслимы только в этих пределах. Нет свободы ни внутри природы, ни вопреки природе.

Общественная жизнь также является частью природы, и в рамках ее господствуют неизменные законы природы. Действие и результаты действия обусловлены этими законами. Если мы говорим, что свобода определяется волей человека и общественными условиями, то при этом вовсе не представляем человека независимым от законов природы: значение понятия свободы совершенно иное.

Здесь не идет речь о проблеме внутренней свободы. Мы исследуем проблему внешней свободы. Первая есть проблема происхождения волевых актов, вторая -- проблема осуществления действий. Каждый человек зависит от поведения окружающих. Их действия влияют на него множеством способов. Если он вынужден допустить, чтобы с ним обращались как с существом, лишенным собственной воли, если он не может помешать тому, чтобы его желания попирались, он должен чувствовать одностороннюю зависимость от окружающих, и тогда он говорит, что он не свободен. Если он слабее, он вынужден приспосабливаться к насилию с их стороны.

В условиях сотрудничества эта односторонняя зависимость становится обоюдной. И до тех пор, пока каждый действует как член общества, он обязан приноравливаться к воле окружающих. При этом каждый зависит от других не больше, чем они зависят от него. Вот что мы понимаем под внешней свободой. Это положение индивидуума в рамках общественной необходимости, предполагающей, с одной стороны, ограничение свободы индивидуума в отношении к другим, а с другой -- ограничение свободы других в отношении к нему.

Можно это пояснить примером. Наниматель при капитализме выглядит как обладатель большой власти над наемными работниками. Прием человека на работу, способ использования, размер оплаты, увольнение -- все зависит от его решения. Но эта его свобода, так же как соответствующая несвобода других, -- только видимость. Поведение нанимателя по отношению к наемным работникам есть только часть социального процесса. Если стиль его отношений с наемным работником не соответствует общественной оценке достоинств последнего, возникают последствия уже для нанимателя. Он, разумеется, может вести себя с наемным работником скверно, но при этом ему же и придется расплачиваться за свой произвол. Именно в этой мере наемный работник и является зависимым. Но эта зависимость не выше, чем зависимость каждого из нас от наших соседей. Ведь даже там, где законы строго исполняются, каждый, кто готов расплатиться за свое поведение, волен разбить нам окна или поколотить нас.

Строго говоря, при таком подходе совершенно произвольные социальные действия просто невозможны. Даже восточный деспот, который, как представляется, волен делать что угодно с жизнью захваченных врагов, должен учитывать результат собственных действий. Конечно, в различных ситуациях за удовольствие произвольного действия приходится платить по-разному. Никакие законы не защитят нас от людей, враждебность которых столь велика, что они готовы принять любые последствия своих действий. Но в целом, если законы достаточно строго карают за нарушение нашего спокойствия, мы чувствуем себя до известной степени независимыми от дурных намерений окружающих. Историческое смягчение уголовных законов следует приписать не улучшению нравов и не декадансу законодателей, но лишь тому, что люди приучились сдерживать себя, памятуя о последствиях, и это дало возможность смягчить наказания, не ослабляя их сдерживающей силы. Сегодня угроза краткосрочного тюремного заключения более эффективно сдерживает преступления против личности, чем некогда это делала виселица.

Там, где точные денежные расчеты дают возможность полностью учесть последствия действий, не остается места для произвола. Если мы позволим себе увлечься модными воздыханиями над бессердечием нашего времени, которое все переводит на язык шиллингов и пенсов, мы упустим из виду, что как раз эта увязка наших поступков с денежным доходом служит обществу наиболее сильным заслоном от произвола. Именно такого рода установления ставят потребителя, с одной стороны, и предпринимателя, капиталиста, землевладельца, рабочего, т. е. всех, работающих для удовлетворения рыночного спроса, -- с другой, в зависимость от общественного сотрудничества. Только полная неспособность понять взаимность этих отношений может привести к вопросу о том, зависит ли должник от своего кредитора или кредитор от должника. На самом деле каждый здесь зависит от другого, и того же рода отношения существуют между продавцом и покупателем, нанимателем и работником. Принято сожалеть о том, что сегодня из деловой жизни изгнаны личные мотивы и всем правят деньги. На деле это сожаление о том, что в чисто экономической сфере деятельности нет места причудам и пристрастиям и действенны только те соображения, которых требует общественное сотрудничество.

В этом и состоит внешняя свобода человека -- он независим от произвольной власти других. Такая свобода не входит в перечень естественных прав. Она возникает в ходе общественного развития и становится совершенной благодаря зрелому капитализму. Человек докапиталистических времен зависел от "доброго господина" и нуждался в его благорасположении. Капитализм не признает таких отношений. Он прекращает деление общества на деспотических властителей и бесправных рабов. Все отношения становятся материальными и безличными, они поддаются вычислению и предоставляют выбор. Капиталистический денежный расчет низводит свободу из области мечты в реальность.

Когда люди обретают свободу в чисто экономических сферах жизни, они начинают стремиться к ней повсюду. Одновременно с развитием капитализма вдут попытки изгнать из государственной жизни всякий произвол и все формы личной зависимости. Добиться юридического закрепления личных прав гражданина, максимально сузить возможности произвола со стороны должностных лиц -- таковы цели движения за гражданскую свободу. Оно требует не благорасположения, но прав. И оно изначально признает, что для реализации этих требований необходимо как можно более жесткое ограничение возможности государства господствовать над индивидуумом. Свобода, с его точки зрения, есть свобода от государства.

Государство -- аппарат насилия, обслуживающий правительство -- не опасно для свободы только тогда, когда его действия подчинены ясным, однозначным, универсальным правилам или когда они следуют принципам, которые управляют всякой работой ради прибыли. Первая ситуация складывается, когда государство действует на базе законности, -- ведь законы связывают судью и узко ограничивают его "игровое поле". Вторая ситуация возникает при капитализме, когда государство действует как предприниматель, подчиняясь тем же законам и сообразуясь с теми же условиями, что и другие предприниматели, работающие ради прибыли. За пределами этих двух вариантов невозможно защититься от произвольных действий государства ни законами, ни каким-либо иным способом; индивидуум беззащитен перед решениями должностных лиц. Он не может предусмотреть последствия своих действий, поскольку не знает, как к ним отнесутся те, от кого он зависит. Это и есть отрицание свободы.

Дата добавления: 2015-08-26