ОРИГИНАЛ 4 страница

Но и всѣм имъ, новокрещеным мужем, и уношам, и отроком младым, и малым дѣтищемъ, заповѣда учити грамоту, Часословецъ явѣ и Осмогласникъ и Пѣсница Давыдова,[188] но и вся прочая книги. Учащих же ся грамотѣ, елиции от них извыкоша святым книгамъ, и в тѣх разбираше: овых в попы поставляше, овых же — в диаконы, другиа же в подъяконы,[189] четцы же и пѣвцы,[190] пѣтие им перепѣвая и перелагая и писати научая их перьмъскиа книги; и сам спомогая им, преводяше с руских книгъ на пермьскиа книги и сиа предасть им. И тако оттоле другъ друга учаху грамотѣ, и, от книгъ книгу преписующе, умножаху, исполняюще. И сиа видя, преподобный радовашеся душею и благодарьствено не престаяше нощъ и день, моля за спасение и за обращение людии, всегда уча люди, да стадо Христово растеть и умножается по вся дни, а невѣрных стадо умаливается и убывает, и оскудевает. И тако помогающу Богу, благоволящу же и съдѣйствующу, другую постави церковь святую добру и чюдну, по образу предиреченому, указаному, и в ней иконы и книги устрои, но и третьюю церковь на ином мѣсте. И сице изволися ему не едину церковь поставити, но многи, понеже бо людие пермьстии новокрещаемии не во едином мѣсте живяху, но сдѣ и ондѣ, ово близу, ови же дале. Тѣмже подобаше ему розныя церкви на розных мѣстех ставляти по рекам и по погостом, идѣже коейждо прилично, яко сам вѣсть.

Да всем им, новокрещеным мужам, и юношам, и отрокам, и маленьким детям наказал учить грамоту, Часослов в точности, и Осьмогласник, и псалмы Давидовы, и все прочие книги. Из обучающихся грамоте, тех, кто научился читать святые книги, он выбирал одних — для поставления в попы, других — в дьяконы, а иных — в иподьяконы, чтецы и певцы, перелагая и переводя им службу, уча их писать пермские книги; и сам, помогая им, переводил русские книги на пермский язык и передавал им. И так с тех пор друг друга учили грамоте и, переписывая с книги книгу, умножали их, пополняя их число. Видя это, преподобный радовался душой и не переставал благодарить Бога день и ночь, моля о спасении и об обращении людей, постоянно людей уча для того, чтобы стадо Христово росло и умножалось день ото дня, а неверных стадо умалялось бы и убывало, и оскудевало. И так с Божьей помощью, благоволением и содействием, поставил он и другую святую церковь — хорошую и чудесную, ранее упомянутого и указанного вида — и в ней поместил иконы и книги; да и третью церковь на ином месте создал. И так было ему угодно поставить не одну церковь, а много, поскольку новокрещеные пермские люди жили не в одном месте, но здесь и там, одни ближе, другие дальше. Поэтому ему и понадобилось ставить разные церкви в разных местах, по рекам и селеньям, где каждой и подобало быть, по его разумению.

И тако убо церкви святыа созидахуся в Перми, а идолы сокрушахуся. Какову же ревность стяжа преподобный на болваны, глаголемыя кумиры, како возненавидѣ я премногиа ради мерзости их! И свершеною ненавистию возненавидѣ я, и до коньца опроврьже а, и идолы попра, кумиры сокруши, боги их раскопа, еже суть болваны, истуканныя, изваянныя, издолбеныя, вырѣзом вырѣзаемыя. Сиа до конца испроверже и топором посѣче а, и пламенем пожже я, и огнем испепели а, и без остатка потреби а. Сам по лѣсу объходя без лѣности со ученики своими и по погостом распытая, и в домѣх изыскуя, и в лѣсѣх находя, и въ привежких обретая и здѣ и ондѣ, — вездѣ изнаходя а, дондеже вся кумирница их испроврати и до основаниа искореняше я, и ни едина же от них не избысть. А еже повѣшеное около идолъ — или кровля над ними, или на приношение, или на украшение имъ принесеное, или соболи, или куницы, или горнастаи, или ласицы, или бобры, или лисицы, или медвѣдна, или рыси, или бѣлки — то, все собравъ, во едину кущу складе и огневи предасть я. А кумира преже обухом в лобъ ударяше, ти потомъ топором иссечаше а на малая полѣнца и, огнь возгнѣтивъ, обое сгараше огнем — и куча с куницами, и кумиръ вкупѣ с ними. Себѣ же въ приобрѣтение того прибытка не приимаше, но огнем сжагаше я, глаголя, яко се часть есть неприазнена. И о сем зило дивляхуся перьмяне, глаголюще: «Како не приимаше всего того себѣ в користь, како не искаше себѣ в том прибытка, како отринувъ и презрѣ толико имѣниа си, како поверже и потопта ногама си толика стяжаниа?» И рѣша другъ ко другу: «По истинѣ се есть Божий рабъ,[191] се есть Божий угодникъ, се по истине на наше спасение Богом посланъ есть, и сиа вся творит Бога ради и нашего ради спасениа, а не своего дѣля прибытка или имѣниа ради сокровища, и сиа творит утвержениа ради вѣры кристьяньскиа, а не своего ради приобрѣтениа, користи и притяжаниа, апостолу глаголющу: „Не ища своеа ползы, но многих, да ся спасуть"[192] — и еже рече творити же и учити». Бѣ бо возбранилъ преподобный учеником си и отрокомъ своим, служащим ему, не повелѣлъ оттинуд взяти что от кумирницъ или златное, или сребреное, или мѣдь, или желѣзо, или олово, или иное что и прочее от преди реченых.

И так святые церкви в Перми создавались, а идолы сокрушались. Какое рвение проявил преподобный против болванов, называемых кумирами, как возненавидел он их за великую их мерзость! И лютой ненавистью их возненавидел, и полностью их ниспроверг, и идолов попрал, кумиров сокрушил, с землей сравнял их богов, которые суть болваны высеченные, изваянные, выдолбленные, резьбой вырезанные. Все окончательно низверг и топором их посек, и пламенем их пожег, и огнем их испепелил, и без остатка истребил их. Сам со своими учениками, не ленясь, обходил леса и по селеньям расспрашивал, и в домах разыскивал, и в лесах находил, и в станах обретал, и здесь и там — всюду находил их, пока все кумирни не уничтожил и до основания не искоренил их, и ни одна из них не уцелела. А что было повешено возле идолов — или как кровля над ними, или как жертвоприношение, или принесенное им как украшение, или шкуры соболей, или куниц, или горностаев, или ласок, или бобров, или лисиц, или медведей, или рысей, или белок — все это, собрав, в один сарай сложил и предал огню. Идолов же сначала ударял обухом в лоб, а потом раскалывал их топором на мелкие поленья и, разведя огонь, и то и другое сжигал на огне — кучу с куницами и кумира вместе с ними. В свое же владение этих ценностей не брал, а все сжигал огнем, говоря, что это достояние лукавого. И этому очень удивлялись пермяки, говоря: «Почему он не брал все это для своей пользы, почему не искал себе в этом выгоды, почему отверг и пренебрег стольким имуществом, почему бросил и потоптал ногами столько богатства?» И сказали они друг другу: «Поистине, это Божий раб, это Божий угодник, поистине, он послан Богом для нашего спасения, и все это он делает Бога ради и нашего ради спасения, а не для своей выгоды или владения сокровищами, и делает это ради утверждения христианской веры, а не ради своей прибыли, корысти и стяжания, как сказал апостол: «Ища не своей пользы, а пользы многих, чтобы спаслись» — о чем и говорил, что это надо делать и учить этому <других>«. Ибо запретил преподобный своим ученикам и прислуживавшим ему отрокам, не велел ничего совершенно брать из кумирен — золотого ли, серебряного, меди, железа, олова или чего иного и прочего из уже названного.

Бяху же въ Перми кумири разноличнии — овии болшии и меншии, друзии же среднии, а инии нарочитии и словутнии, и инии мнози. И кто может исчести их? Овѣм убо рѣдции моляхуся и худу честь воздааху, а другим же мнози не токмо ближнии, но и далнии погостове. Суть же у них етери кумири, к нимже издалеча прихожаху и от далних мѣстъ поминки приношаху — и за три дни, и за четыре, и за недѣлю сущии — со всяцѣм тщанием приносы и поминки присылаху. И како могу исказати дѣйствованиа их? Бѣси бо, похвативше умъ и изволение Перми, исполниша всю страну и землю ту прелсти кумирьскиа. Се же бысть им от многиа грубости и невѣданиа, и невѣгласства. И тако пребывающим имъ вся времена дний своих, и в такой прельсти живущим имъ вся дни живота своего, дондеже посети их Спасъ нашъ свыше милостию своею и устрои угодника своего Стефана, вдохну во нь свою си благодать, еюже просвети их. (...)

Были в Перми кумиры разнообразные — одни большие и малые, другие средние, а иные знаменитые и прославленные и многие прочие. И кто может исчислить их? Одним кумирам редко кто молился, им мало воздавали честь, других же почитали многие не только ближние, но и дальние селенья. Были у них некоторые кумиры, к которым приходили издалека, и из дальних мест приносили дары — и в трех днях, и в четырех, и в неделе пути живущие — со всяческим усердием присылали подношения и дары. И как могу описать их поступки? Ведь бесы, овладев разумом и волей Перми, наполнили всю страну и землю ту идольским обманом. Это было у них от большого невежества, незнания и темноты. Так и существовали весь свой век изо дня в день, и в таком обмане жили все дни своей жизни, пока не посетил их свыше наш Спаситель милостью своей и не поставил угодника своего Стефана, вдохнул в него свою благодать, которой и просветил их. <...>

Въ единъ же от дний приидоша пермяне к нему и вопросиша его, глаголюще: «Молим тя, добрый нашъ учителю и правовѣриа наставниче, рцы нам, что ради изгубилъ еси себѣ толико богатства — еже предиреченая вся обретаемая в кумирницах наших, — и изволилъ еси огнем ижжещи паче, нежели себѣ в казну взяти и въ свою си ризницу на потребу свою и сущим ти учеником с тобою, по реченому, „достоинъ бо есть дѣлатель мзды своеа"».[193] Преподобный же, отвещавъ, рече им: «Нѣсте ли слышали божественаго Павла апостола, ефесѣем глаголюща: „Помните, — рече, — яко три лѣта день и нощъ не почивах, съ слезами уча и наказуа единого когождо вас".[194] И паки: „Сребру или злату, или ризам, или иному имѣнию, ни единому же восхотѣх: сами вѣсте, яко требованию моему и у сущим со мною послужиста руцѣ наши; вся указах вам, яко, тако тружающеся, подобает подимати немощныа: благо бо есть даяти паче, нежели взимати"».[195]

В один из дней пермяки пришли к нему и спросили его, говоря: «Молим тебя, добрый наш учитель и наставник правоверия, скажи нам, почему ты загубил столько богатства — всего вышеназванного, находившегося в наших кумирнях, — и пожелал лучше огнем сжечь, чем взять себе в казну или в свою ризницу для нужд своих или учеников, что с тобою, как сказано: «Ибо достоин работник платы своей»«. Отвечая на это, сказал им преподобный: «Разве не слыхали вы божественного апостола Павла, говорившего ефесянам: «Помните, — сказал, — что три года день и ночь я не отдыхал, со слезами уча и наставляя каждого из вас». И еще: «Ни серебра, ни золота, ни одежд, ни иного имущества — ничего не захотел: сами знаете, что потребностям моим и находящихся со мною послужили руки наши; во всем показал вам, что, так трудясь, должно поднимать немощных: ведь давать — большее благо, чем брать»«.

О прѣнии влъхва

О прении с волхвом

Приде нѣкогда нѣкий волхв, чародѣевый старецъ, лукавый мечетникъ, нарочит кудесникъ, влъхвом началникъ, обавником старѣйшина, отравником болший, иже на волшебныя хитрости всегда упражняяся, иже кудесному чарованию теплъ сый помощникъ. Имя ему Панъ сотникъ, егоже древле пермяне некрещении чтяху паче всѣх прочихъ чаровникъ, наставника и учителя себѣ нарицающе его, и глаголаху о нем, яко того влъшвениемъ управленѣ быти Пермьстей земли, и яко того учением утвержается идольская вѣра, иже оттинудь не вѣренъ сый не крещенъ, присно ненавидя вѣры кристианьскиа и не любя кристианъ. Некрещеным убо пермяном и невѣрным не веляше вѣровати и креститися, хотящим же вѣровати возбраняше и запрещаше, вѣровавших же и крестившихся развращаше. Иже сшед нѣкамо, обрѣте нѣкиа христианы пермяны, новоученыа и новокрещеныя, и единаче еще не утвержены суща въ святѣй вѣре христианьстѣй, начат развращати а и раслабляше их ветхим учением своим, прелестным и суетным, и многими словесы обавными и чаровными покушашеся увещевати а. Аще ли кого не можаше словесы и прѣнии своими препрѣти и прельстити, то ласканием и посулы дая им — инако бо не можаше кого перевабити от вѣры кристианьскиа, аще не развѣ точию мздою и даяниемъ; егоже бо многажды словесы не можаше увещевати, то посулы хотяше удолѣти. Бяше же учение его полно всякиа хулы и ереси, и порча, и невѣрьствиа, и кощуны, и дѣтскихъ смѣх.

Пришел однажды некий волхв, старец-чародей, лукавый предсказатель, знаменитый кудесник, глава волхвов, старейшина знахарей, начальник отравителей, всегда занимавшийся искусством волхвования, будучи ревностным служителем колдовского наваждения. Имя ему — Пан-сотник, которого некрещеные пермяки издавна почитали более всех иных колдунов, называя его своим наставником и учителем, и говорили о нем, что его волхвованием держится Пермская земля и что идольская вера утверждается учением его, который был вполне неверным, некрещеным, всегда ненавидел христианскую веру и не любил христиан. Некрещеным же и неверным пермякам не велел веровать и креститься, желающим же веровать препятствовал и запрещал, веровавших же и крестившихся совращал. Если пойдя куда-то он встречал неких пермяков-христиан, новообращенных и новокрещеных, но еще не твердых в святой христианской вере, он начинал их совращать и расслаблять их старым своим учением, ложным и суетным, и многими словами волшебными и чародейскими старался их уговорить. Если же кого не мог словами и своими возражениями переспорить и прельстить, то привлекал их лаской и подкупом — ибо иначе не мог никого переманить из веры христианской, кроме как за плату и подачку; ибо кого словами многажды не мог уговорить, того подкупом хотел одолеть. Было его учение исполнено всяческой хулы и ереси, и вреда, и неверия, и кощунства, и смеха, приличествующего детям.

Се же слышавъ преподобный сжали си зило и стужи си велми, яко и не любо ему бысть, «понеже, — рече — елико азъ согражаю, толико же онъ паче разаряше».[196] И многажды о сем спирахуся промежи собою, и не бѣ равно бесѣдование их. И нѣсть конца рѣчем его: овъ бо тому не покаряшеся, овъ же сему не повиняшеся, и другий другаго не послушаше, и первый перваго неразумна именоваше, и нестроини расхожахуся, понеже овъ свою вѣру хваляше, овъ же свою, единъ не приимаше сего предании, и другии отвращашеся оного повелѣнии. Но кудесникъ, часто приходя, — овогда убо втаю, овогда же яве — развращаше новокрещеныя люди, глаголя: «Мужи, братиа пермьстии, отечьских боговъ не оставливайте, а жрътвъ и требъ их не забывайте, а старыи пошлины не покидывайте, давныи вѣры не пометайте. Иже твориша отцы наши, тако творите. Мене слушайте, а не слушайте Стефана, иже новопришедшаго от Москвы. От Москвы может ли что добро быти нам? Не оттуду ли нам тяжести быша и дани тяжкиа, и насильство, и тивуни, и довотщицы, и приставницы? Сего ради не слушайте его, но мене паче послушайте, добра вам хотящаго. Азъ бо есмъ род вашъ и единоа земля с вами, и единъ род, и единоплемененъ, и едино колѣно, единъ языкъ. Лѣпо вы есть мене слушати паче: аз бо есмъ вашъ давной учитель, и подобаше вамъ мене послушати, старца суща и вам аки отца, паче, нежели оного русина, паче же москвитина, и млада суща пред мною врьстою телесною и малолѣтна, уна суща возрастом, лѣты же предо мною яко сына и яко внука мнѣ. Да сего ради не слушайте его, но мене слушайте и мое предание дръжите и крѣпитеся, да не побѣжени будете, но паче побѣдите и». Людие же новокрещении, отвещавше, рѣша. «Не побѣдихом, старче, но паче весма побѣжени быхом. И бози твои, глаголемии кумири, падением падоша и не въсташа, „изриновени быша и не могуть стати",[197] „тии спяти быша и падоша, мы же востахом и прости быхом",[198] „сѣть их сокрушися, и мы избавлени быхомъ. И нынѣ помощь наша от Господа, сотворившаго небо и землю".[199] Не можем противитися съ Стефаном противу смыслу и разуму его, имже глаголаше, иже ему с нами крѣпко бравшуся словесы евангельскими, апостольскими, пророческими, паче же отеческими и учительскими. И побѣжени быхом словесы его, и пленени быхомъ учением его, и яко язвени быхом любовию его, и „яко стрѣлы унзоша в нас"[200] и яко сладкою унжени стрелою утешением его. И того ради не можем, ни хощем не слушати или противитися, не можем бо стати на истину, но по истинѣ». Кудесникъ же рече: «Единаже вы зрю, без разума есте, слаби же и груби зило, и страшиви, и маловѣри. Азъ же крѣпко на нь вооружуся и принесу молбище богом своим и пожру жрътвы, и сотворю о том кудесъ, и напущу боги своа многиа на нь, и ижженуть и, и сокрушат и, и устрашат и. И тако потребленъ будет от лица моего. Егда же удолѣю ему, тогда вся вы привлеку к себѣ паки в перьвую вѣру свою». Христиане же, посмеявшеся ему, и рѣша: «Безумне старче, что всуе хвалишися на истинаго раба Божиа? Сей бо Стефанъ и боги ваша раскопалъ есть, и не могоша его вредити, иже, с нарочитых кумировъ соимавъ пелены, и помета отрочищу своему, именем Матфѣику, и сотвори в них гаща и онуща, и ногавища, и износи а без пакости и без вреда. Се же сотвори не яко прибытка ради, но на поругание идолом дааще мнимому Матфѣику. А нашего же рода бывъ тот преже, прьминъ, послѣди же, вѣровавъ, и крестися, и бысть ему ученикъ. И не могоша ему зла сотворити. Да аще ученика не могоша вредити, колми паче учителя. Тѣмъже от сего паче разумѣем — и познахом, и вѣровахом — яко суетни суть и немощни и прелестни бози твои. Иже себе не могоша оборонити, тебе ли оборонят? Того ради отврьгохомся идольскиа лсти и отметаемся идольскиа суеты. И единаче реку: „Отрицаемся сатаны и всѣх дѣлъ его и всѣх аггелъ его и всѣх служебъ его и всего студа его",[201] и „обещахомся Христови",[202] и „елико во Христа крестихомся и его знамениемъ знаменахомся",[203] и тако вѣруем единого Бога Отца и Сына и Святаго Духа, въ Святую Троицу и якоже сдержит предание соборная апостольская церковь. К сим же исповѣдуем едино крещение во оставление греховъ и чаем воскресение мертвым и жизни будущаго вѣка. Аминь.[204] Ты же, чародѣевый старче, что ради оставя главу и к ногам прииде? Аще еси силен словесы, то с ним спираися, а не с нами. Аще ли не мощенъ еси, то въскую смущаеши ны и стужаеши нами? Но отиди и не блазни нами. Вѣдый буди, яко „не входиши дверми во дворъ овчий, но инудѣ прикрадываешися и исполнь еси татьска гласа и разбойнича подобиа".[205] „Мы бо есмы овчата словеснаго стада"[206] и „своего пастуха глас знаем и его повелѣниа слушаемъ и по нем послѣдуем. По тебѣ же, чюжем, не идем, но бѣжим от тебе, яко не знаем чюжаго гласа"».[207] Онъ же уклонися съ гнѣвом, рекъ, яко: «Вы младоумни есте и скудьствомъ смысла ходяще. Того ради вас онъ игуменъ переневѣда своим коварьством, уродвы суща, акъже и сам, такиже и вас, аки подобни себѣ приобрѣл вы есть всяко. Мене же не мочно ему коварьствовати, яко азъ скоро низложу и».

Услышав это, преподобный весьма огорчился и очень опечалился, ибо было ему это не любо, «потому что, — сказал, — все, что я созидаю, он, напротив, разрушал». И многократно спорили они об этом между собой, и не была беседа их ровной. И не было конца речам его, ибо один другому не покорялся, тот же этому не повиновался, и тот того не слушал, и этот этого неразумным называл, и расходились несогласными, поскольку тот хвалил свою веру, а тот — свою, один не принимал преданий этого, а другой отвергал обычаи того. Но кудесник, часто приходя, — иногда тайно, а иногда явно — совращал новокрещеных людей, говоря: «Мужи, братья пермские, отеческих богов не оставляйте и о жертвах им и требах не забывайте, и старые обычаи не отвергайте, старой веры не бросайте. Как поступали отцы наши, так и поступайте. Меня слушайте и не слушайте Стефана, недавно пришедшего из Москвы. А от Москвы что хорошего может быть нам? Не оттуда ли к нам идут тяготы, дани тяжкие и насилие, управляющие, сборщики податей и надсмотрщики? Потому не слушайте его, но лучше послушайте меня, желающего вам добра. Я же вашего рода и одной с вами земли, одного рода и одного племени, одного колена и одного народа. Следует вам меня больше слушать: я давний ваш учитель, и подобает вам меня, старца, что вам как отец, слушать более, чем того русина, да еще и москвитина, меньшего меня и ростом, и летами, юного возрастом, а по годам годящегося мне в сыновья или внуки. Потому не слушайте его, а меня слушайте и мое предание храните и крепитесь, чтобы не были побеждены, а, наоборот, победили бы его». Новокрещеные же люди, отвечая, сказали: «Не победили мы, старче, а, напротив, были совершенно побеждены. И боги твои, называемые кумирами, в падении низверглись и не восстали, «низвержены были, и не могут подняться», «они повергнуты были и пали, а мы встали и стояли прямо», «сеть их порвалась, и мы были избавлены. И ныне помощь наша от Господа, сотворившего небо и землю». Не можем мы противиться Стефану, его мысли и мудрости, с которой он говорил, когда крепко боролся с нами словами евангельскими, апостольскими, пророческими, особенно же — отеческими и учительными. И были мы побеждены его словами и пленены его учением, и словно сражены его любовью, и «словно стрелы вонзились в нас», и, словно сладкой стрелой, были мы уязвлены утешением его. Потому-то мы не можем и не хотим ослушаться его или противиться, ибо не можем восстать против истины, а поступим по истине». Кудесник же сказал: «Вижу, однако, что нет в вас разума, слабы вы и очень невежественны, и боязливы, и маловерны. Я же против него крепко вооружусь и принесу мольбы своим богам, принесу им жертвы и нашлю на него чары, и напущу на него многих своих богов, и те изгонят его, и сокрушат его, и устрашат его. И так изгнан будет он от лица моего. Когда же одолею его, тогда всех вас привлеку к себе вновь в прежнюю веру свою». Христиане же, посмеявшись над ним, сказали: «Безумный старец, зачем ты напрасно похваляешься победить истинного раба Божия? Ведь этот Стефан и богов ваших с землей сравнял, и не смогли они повредить ему, тому, кто, сняв со знаменитых кумиров покрывала, побросал их своему служке по имени Матвейка, и тот сделал из них нижнее платье, онучи и штаны, и износил их без ущерба и вреда. Сделал он это не ради прибыли, но отдал указанному Матвейке на поругание идолов. Был же он прежде нашего рода <и веры>, и пермяк, а потом уверовал и крестился, и был его учеником. И не могли ему причинить зла. Если они даже ученику не могли навредить, то тем более — учителю. Вот таким образом мы лучше понимаем — и познали, и поверили — что суетны и немощны, и ложны боги твои. Защитят ли тебя те, что себя не смогли защитить? Потому-то мы отступились от идольского заблуждения и отрекаемся от идольской лжи. И еще скажу: «Отрекаемся от сатаны и всех дел его, и всех ангелов его, и всех служащих ему, и всего срама его», «и дали обет Христу», и поскольку во Христа крестились и его знамением знаменовались, то и веруем во единого Бога Отца и Сына и Святого Духа, во Святую Троицу, как и содержит предание соборной апостольской церкви. Еще исповедуем единое крещение во оставление грехов и чаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь. Отчего же ты, старец-чародей, минуя голову, пришел к ногам? Если ты силен в словах, то спорь с ним, а не с нами. Если же не можешь, то зачем нас смущаешь и беспокоишь? Отойди же и не соблазняй нас. Да будет тебе известно, что «не входишь в овчий двор через двери, а с другой стороны прокрадываешься с воровскими речами и разбойничьим обличьем». «Ибо мы овечки словесного стада» и «голос своего пастуха знаем и его повеления слушаемся, и за ним следуем. За тобой же, чужим, не идем, а бежим от тебя, ибо не знаем чужого голоса»«. Волхв же удалился в гневе, сказав: «Вы младоумны и скудны разумом. Поэтому тот игумен и перехитрил своим коварством вас, таких же глупцов, как и сам: обрел также и вас как совершенно себе подобных. Мне же не может он строить козни, ибо я скоро низложу его».

И бяше сий кудесникъ лют супротивникъ преподобному и золъ ратоборецъ, великъ неукротим супостат и боритель, хотя развратити вѣру кристианьскую. И лютѣ попремногу возмущаше вѣрныя, повсегда спирашеся с ним, часто супротивяся ему о вѣре, якоже древле Анний, Замврий въ Египтѣ противистася Моисею.[208] (...) Сице убо сий злый влъхвъ, чародѣевый кудесникъ, зило возгордѣвся, на раба Божиа и на Бога хулныя глаголы въспущая, укаряше же и уничижаше вѣру кристианьскую и проповѣдь еваггельскую похуляше и людем съ гневом глаголаше: «Азъ вашего дидаскала[209] Стефана не боюся супротивлениа и суесловиа и сущих с ним ученикъ его и единъ азъ на всѣх вооружаюся. Ни во чтоже ми суть яже от тѣх глаголемая. Аще и мнятся мудри быти, азъ же мню, яко борзо низложу а якоже колѣблемо листвие и вѣтром трясомо, тако низпадуть. Не могуть бо стати предо мною, ниже пред лицем моим прити не стерпят, но яко воскъ противу пламени велику приближився, и истает,[210] нежели словесы сопрѣтися со мною смѣют на гаданиа и прѣниа их, и стязаниа». Божий же человѣкъ Стефанъ, укрепився благодатию Божиею, и рече къ влъхву: «О, прелестниче и развращению началниче, вавилоньское сѣмя, халдѣйский род, хананѣйское племя, тмы темныя помраченое чадо, пентаполиявъ сынъ, египетскиа прелестныа тмы внуче и разрушенаго столпотворениа правнуче![211] Послушай, тако глаголеть Исаиа пророкъ: „Горе напаяющему ближняго своего смѣшениа мутна".[212] И тако ти глаголет пророкъ Давыдъ: „Что ся хвалиши о злобе, силне? Безаконие весь день, и неправду умысли языкъ твой, яко бритва изострена; сотворилъ еси лесть, возлюбилъ еси злобу паче благостыня; неже глаголати правду, возлюбилъ еси вся глаголы потопныа и языкъ льстивъ. Сего ради раздрушит тя Богъ до конца, востерьгнет тя и корень твой от земля живущих"».[213] (...) Волшебный же кудесникъ рече: «Бози наши, аще и поругани быша от тебе, но милосердовавше и не погубиша тя. Аще ли бы не стяжали милосердиа, то давно бы тя сокрушили и искрятали. И по сему разумѣвай, яко добри суть и милосерди, и яко вѣра наша многимъ паче лучши есть вѣры вашеа. Понеже у васъ, у христианъ, единъ Богъ, а у нас мнози бози, мнози поспѣшницы, мнози поборницы. Тѣм нам дают ловлю и все елико еже в водах, и елико на въздусѣ, и елико въ блатѣх, и в дубравах, и в борѣх, и в лузѣх, и въ порослех, и в чащах, и в березникѣ, и в соснягѣ, и въ елнягѣ, и в раменьи, и в прочих лѣсех, и все елико на древесѣх: бѣлки или соболи, или куницы, или рыси — и прочая ловля наша, от нихже и до вас достигнут нынѣ.

И был этот кудесник лютым врагом преподобного и злым ратоборцем, великим неукротимым противником и воителем, хотевшим разрушить веру христианскую. И люто, многократно смущал веровавших, постоянно спорил с ним, часто противостоял ему в вере, как прежде Анний и Замврий в Египте противились Моисею. <...> И так этот злой волхв, чародей-кудесник, сильно возгордился, произносил хулу на раба Божия и Бога, порицал и унижал христианскую веру и поносил евангельскую проповедь, и в гневе говорил людям: «Я не боюсь сопротивления и суесловия вашего дидаскала Стефана и учеников его и выступаю один против всех. Ни во что не ставлю то, что они говорят. Хоть и считают себя мудрыми, я же думаю, что быстро низложу их, и они падут, как листья, колеблющиеся и дрожащие от ветра. Ибо не могут стать предо мной и не вынесут пред лицом моим появиться, но будут, словно воск, приблизившийся к большому пламени и тающий, — а не то чтобы посмели словесно со мной сразиться в гаданиях и спорах, и состязаниях». А Божий человек Стефан, укрепясь Божьей благодатью, сказал волхву: «О обманщик и глава разврата, вавилонское семя, халдейский род, хананейское племя, мрачное чадо темной тьмы, пентаполиев сын, внук лживой египетской тьмы и правнук уничтоженного столпотворения! Послушай, так говорит пророк Исайя: «Горе поящему ближнего своего мутной смесью». А вот так говорит пророк Давид: «Что хвалишься злобою, сильный? Всякий день беззаконие, и неправду замышляет язык твой, подобный острой бритве; ты содеял обман, возлюбил зло более блага; вместо того чтобы говорить правду, возлюбил слова гибельные, лживый язык. За это вконец сокрушит тебя Бог, исторгнет тебя и корень твой из земли живых»«. <...> Колдующий же шаман сказал: «Боги наши хоть и были поруганы тобою, но смилостивились и не погубили тебя. Если бы они не имели милосердия, то давно бы тебя сокрушили и повергли. И поэтому пойми, что они добры и милосердны и что наша вера много лучшей вашей веры. Потому что у вас, у христиан, один Бог, а у нас много богов, много помощников, много поборников. Потому они дают нам добычу и все то, что в водах, и то, что в воздухе, и в болотах, и в дубравах, и в борах, и в лугах, и в зарослях, и в чащах, и в березнике, и в сосняке, и в ельнике, и в перелесках, и в прочих лесах, и все, что на деревьях: белок ли, соболей ли, куниц ли, рысей ли — и всю прочую добычу нашу, часть которой ныне достается и вам.

Нашею ловлею и ваши князи, и боляре, и вельможи обогащаеми суть? В ня же облачятся и ходят и „величаются подолки риз своих",[214] гордяшеся о народѣх людских, толикими долгими времены изобилующе и многовременными лѣты изобилующе и промысльствующе. Не от нашеа ли ловля и во Орду посылаются и досязают даже и до самого того мнимого царя,[215] но и въ Царьград, и в нѣмцы, и в литву, и в прочая грады и страны, и в далняя языки? И паки другоицы наша вѣра лучши есть паче вашеа, яко у нас единъ человѣкъ или сам другъ исходит многажды на брань, еже братися с медвѣдем, и, бравъся, побѣдивъ, низложит его, яко и кожу его принесет. У вас же на медвѣдя на единого мнози исходят, числом яко до ста или до двою сот. И многажды овогда привезуть, обрѣтше медвѣдя, иногда же без него возвращаются, без успѣха, ничтоже везуще, но всуе тружающеся, еже нам се мнится смѣх и кощуны. И паки другоицы наша вѣра лучши есть: вѣсти у нас въскорѣ бывают. Еже бо что сдѣется на далнѣй странѣ, на ином городѣ, на девятой земли, — сего дни доспѣлося что — а сего дни, в том часѣ, вѣсти у нас полные обретаются, егоже вы, христиане, неудобь возможете увѣдати во многи дни и во многи времена не увѣдаете. Да тѣм наша вѣра лучши есть многим паче вашея, имъже многи боги имам поспѣшествовавъшая нам». Божий же священникъ, отвѣща, рече ему: «Сим ли хвалишися, оканне, многобожие вводя и многи боги нарицаеши, имже было подобало паче постыдѣтися, по реченому: „Да постыдятся вси кланяющиися истуканным, хвалящиися о идолѣх своих?"»[216] (...) Отвеща же кудесникъ и рече: «Азъ въ вѣре, в нейже родихся и воспитахся, и возрастох, и ижжих, и състарѣхся, в нейже пребых вся дни живота моего, — в той да умру, ейже обыкшу ми, и нынѣ на старость не могу еа отврещися и похулити. И не мни мене единого ти глаголюща, но и за вся люди, сущая в земли сей. Не точию от мене мои, мню, глаголи, глаголемии к тебѣ, но яко сирѣчь от лица всѣх пермянъ глаголю ти. Еда лучши есмъ азъ паче отецъ моих, да сиа сотворю? Се бо отцы наши, дѣды, прадѣды и пращуры тако пожиша. Азъ ли добрѣиши сих обрящуся? Ни убо, да не будет. Скажи же ми, кую истину имате вы, христиане, яко о вашей жизни тако преобидите, дерзающе?» Божий же иеромонах, отвѣщавъ, рече ему: «Послушай Бога нашего силы и нашея вѣры тайны». И нача глаголати о милосердии Божии и о смотрении ни его еже к нам. И тако силою Святых Писании, наченъ от сотворениа миру, от созданиа твари, еже есть от Адама, даже и до распятиа Христова и воскресениа и вознесениа, таче и до скончаниа миру.

Дата добавления: 2015-08-26