Глава шестая. Подгулявшая компания шумно и очень нетвердо выло­милась из веселого Нового Света

Подгулявшая компания шумно и очень нетвердо выло­милась из веселого Нового Света. В Новом Свете тушили лампы, на угарный ночлег готовились. Музыкант свою де­шевую музыку складывал, тапер последнюю безнадежную ноту взял.

Поддерживая под руку осоловевшего Мотю, мастер Семен Митрофанович, сам как стелька пьяный, обернулся, послал воздушный поцелуй Новому Свету, и приятели коле­сом двинулись вниз по улице.

Было светло и ясно от прыщущего зеленоватого лун­ного света. Богатым жемчугом рядились деревья. Скрипели их крепкие ветви под тяжестью белых драгоценностей. А гнилое жилье, черные окна и продымленные крыши украшались серебром, будто в сказке.

— Полюбила меня эта самая дама,— изливал мастер приятелю свою рассолодевшую душу.— «Хочешь, говорит, Сеня, денег? Все — мое, говорит, располагай, как знаешь!» Хорошо. Справил я на Троицу светленькую пару мордоре, закатился в парк. Вместе и снялись. Три дюжины кабинет­ных карточек. А у самого вертит в голове: забудет, злодейка. Нет, не забыла, письмо за письмом, души не чает. «Приез­жай, говорит, или я сама к тебе нагряну». И поеду. Не омег я, невольник какой, водить себя за нос не позволю, то же хозяйка, Христина Клочкова, какая она хозяйка,— плеха! «Хочешь, говорит эта самая дама, хочешь тысячу!» Хе! А подружка ее Плюгавка ту же канитель тянет, лезет нахрапом, ей-богу. «Сеня, говорит, если тебе наскучит в этих странах и палестинах, опостылит или просто так...» — мастер остановился, стал рыться по карманам, выбрасывал какие-то скрученные кусочки ненужной бумаги, а писем Плюгавки не оказалось,— черт, хряпка! — грозил вгорячах и, бросив искать, махнул рукою.— «Сеня, говорит эта самая дама, бери меня, как мертвого...»

— Я сам испытал жизнь,— выговорил с большими усильями Мотя и спотыкнулся,— я сам приехал в Петербург и в ту же ночь схватил себе...

Мастер хихикнул.

— Заявился я к доктору на следующий день,— продол­жал Мотя,— доктор говорит...

— Ну и дурак.

— Доктор говорит...

— Чего говорит, черт! У меня, брат, этот твой самый насморк с незапамятных времен длится, да я плюю на него, черт.

— Доктор говорит: «Молодой человек, я сам испытал жизнь...»

— Испытал! — передразнил мастер,— глухая ты тетеря, мразь, черт!

Мотя обиделся. Намереваясь высвободиться из объятий мастера, выдернул он руку и шлепнулся.

— Сукин сын, сукин сын...— цедил Мотя сквозь зубы,
но подняться невмоготу было, пополз.

Мастер оживился. С какой-то необыкновенною бережли­востью поставил он Мотю на ноги, взял под руку и потащил.

И, дотащив так вплотную к забору, отпустил,, зашел сзади, легонько взял Мотю за шиворот, промедлил минуту и не­сколько раз с великим наслаждением стал тыкать беззащит­ного приятеля носом в заиндевевший забор.

— Тетеря, плешняк, черт!

Мотя не сопротивлялся, тыкался носом в забор.

— Сукин сын, сукин сын...— цедил Мотя сквозь зубы.
А иней таял от Мотиного носа.

Да видно надоело мастеру, отступился он от Моти, вывел на заборе вензель своей дамы, и опять пошли прияте­ли мирно.

Шаландались их тени в лунном свете. Шныряли тени собакой, кораблем плыли, тонули.

Мастер отмяк и так заговорил, будто из рукава сыпал:

— Был у меня, брат ты мой, один знакомый почтовый чиновник Волков, нрав тихий, а страсть елдырник. И на­рвись этот самый Волков не на твой дурацкий насморк, а почище, и миндальное молоко не поможет. Походил он с ним малую толику, для поправления женился,— говорят, хорошо жениться, помогает. Пожил год с женою, жена к родителям укатила, а он, я тебе скажу, какую выкинул штуку, ей-богу... Придешь, бывало, да так этак: «Как мол, Волков, твоя собачка поживает благоверная?» А он себе смеется. «Или, скажешь, тебе,Волков, не противно?»—«Нет, говорит, такая уж у меня замашка». А в конце концов пристрелил. И жену и собаку. «Будет, говорит, насладился».

— Я сам испытал жизнь,— перебил Мотя.

Но мастер ничего не ответил. Наткнулись на городового.

— Мы идем тихо и не безобразничаем. Да, а ты чего? —
задрал мастер городового.

Городовой спросонья схватился было за селедку, за­махнулся, но, видимо раздумав, зашагал прочь.

— Нет, ты чего морду воротишь? Пера в боку не носил? У-у? — Собачье!

— Сеня, я тебе чистым русским языком говорю, обожди, голубчик, пойдем,— захлюпал Мотя, испугавшись скандала.

— Не хочу я, чтоб ты со мной шел. Иди, куда хочешь... Скажите пожалуйста, какое? Не позволю я, чтобы мне при­косновение делали, дрянь!

И долго еще мастер не мог успокоиться и давно уж прошли городового, давно уж спал городовой, а он все ершился, пырял то в Мотю, то в фонарь, то так в пустышку.

Вдруг заслабел.

— Свеженьких яичек всмятку... «Хочешь, говорит, Сеня,
тысячу яичек?»

— Я... я хочу всмятку,— сопел Мотя в сверхсильном
борении и морщил глубокомысленно лоб, словно ошибку
в счетах искал. Сами собою закрывались глаза. Зашибало
смекалку. Так бы вот и лечь и заснуть, и спать бы, спать
до скончания веков.

— Тысячу яичек...— бормотал мастер.
Дотащившись до дому, приятели пробрались в сени

и, норовя не топать, не сковырнуть чего, как нарочно сту­чали и все опрокидывали.

Морило мастера. Морило Мотю.

Взбуженный мальчишка, Иван Трофимыч, ухватился разувать мастера.

— Иван,— куражился мастер,— крестись и целуй меня
в пятку!

Мальчишка тупо вертелся вокруг узкой штиблеты, со сна не понимая ничего толком.

— Иван, крестись и целуй меня в пятку! — повторил
мастер.

И это не подействовало на мальчишку. И только, когда волосатый кулак опустился на крохотное бесшейнос туловище, Иван Трофимыч покорно нагнулся и, часто за­крестившись, поцеловал взасос мозолистую, прелую пятку Семена Митрофановича.

Храпел Мотя. Храпел мастер.

Работали носы, что твоя машина.

На цыпочках вышел Иван Трофимыч и, прикорнув на сундуке, в темном коридорчике, у черного хода, между приказничьей и кухней, начал свой второй сон, начал нехотя, невкусно, будто, претерпев час еды, брался за третьеводнишные щи.

Но уж без этого не обойдешься, иначе жить нельзя,— так делают большие и старшие, так и он должен. Слушаться он должен, терпеть. Не собака он, все съест. А не съест, надают подзатыльников, вытурят. А вытурят, куда он пойдет? Где приклонит голову? Слушаться он должен, терпеть.

А придавленное сердце мальчишки мечтало иод лох­мотьями:

«Выйду я в люди, куплю себе часы большущие, сто пудов, с цепочкою, с серебряною... дам я тогда уж настоя­щего!»

А за стеною навзничь лежал Костя, страшный в лунном круге, водянистый какой-то и каменный, и дрыгал по-лягушечьи ногами.

Снился Косте сон, будто он вырвал себе все зубы и оказалось, не зубы носил он во рту, а коробочку из-под спичек, да костяную прелую ручку от зубной щетки, и ноги будто у него не ноги, трубы невиданно огромного граммофона. Трудно Косте карабкаться, труба у граммофо­на очень гладкая, и глаза режет металлический резкий блеск. А нельзя не взбираться. И соскакивают руки, и уж он назад катился, но упорно цепляется: подымется на шаг, соскользнет, и опять лезет и лезет. Из сил Костя выбился, да и труба сужается: жмет, колет, сдирает ему кожу с го­ловы. И видит вдруг Костя: перед самым его носом дыра. Заглянул он в дыру, а там пропасть. И так ему страшно стало, будто по спине снегом трут. Изогнулся Костя, надсадился, взмахнул рукой, зацепил за перекладину, но что-то схватило его, и проскочили ноги, не выдержала рука, и провалился он в пропасть. А мастер Семен Митрофано-вич будто подпер бока, трясется от хохота.

— Одиночное, брат, одиночное заключение.

На соборной колокольне пробило три.

Прокатились один за другим три раздумных, три дол­гих удара, три положенных древних напева.

И было на земле смертельно тихо.

Замолкавшие звоны, подымаясь с земли, плыли и плыли, не могли найти своего лунного крова.

Бездымная луна еле держалась.

— Чего балуешь, Костя! — окрикнул со сна старик
соборный сторож и, заломив голову кверху, вдруг согнул­
ся и зашагал угрюмо по своей полосе, вкруг холодной,
белокаменной колокольни.

Высоко над домами на самом верхнем ярусе Соборной колокольни в оконном пролете, упираясь костлявыми ладо­нями о каменный подоконник и выгнув длинно по-гусиному шею, хохотал кто-то, сморщив серые, залитые слезами глаза, и сквозь хохот и слезы плевал вниз на землю в этой лунной ночи.

Дата добавления: 2015-08-17