Идут эшелоны

Огромное напряжение, испытанное минувшей ночью, с наступлением дня постепенно спадало. Корабли, маневрируя на рейде, установили связь с корректировочными постами и по их заявкам обстреливали узлы сопротивления противника, дороги, по которым он мог подбросить свои резервы. И хотя продолжали грохотать орудия, хотя на крейсерах и эсминцах шла нелегкая борьба с полученными в ночном бою повреждениями и обстановка оставалась тревожной, экипажи могли немного передохнуть, перевести дух. Первая, самая трудная, часть задачи была выполнена.

На «Красном Кавказе» разбиты машинные телеграфы и переговорные трубы. Прямой связи мостика с машинами нет. И пока она восстанавливается, Гущин передает команды по цепочке краснофлотцев, протянувшейся по трапам и палубам до поста энергетики и живучести.

Между стрельбами к борту «Красного Кавказа» подходят сторожевые катера. Они забирают еще не выгруженные полевые пушки и ящики с боеприпасами, чтобы доставить их в порт.

Катера не могут взять все грузы, оставшиеся на крейсере. Тут еще есть автомашины, пушки покрупнее калибром, несколько тонн боеприпасов. Для их переброски на берег придется привлечь какой-нибудь транспорт из тех, которые придут сегодня ночью.

Что бы я ни делал в то утро, мысль об этих транспортах не покидала меня. На море светло. Погода летная. Если противник обнаружит их и бросит авиацию, туго придется медленно движущемуся, стесненному в маневрировании отряду.

Никаких донесений от командира отряда и от идущего вместе с ним нашего начальника штаба Жукова пока нет. [103]

Следовательно, все идет нормально. Ведь мы договорились пользоваться радиосвязью только в крайнем случае.

С наступлением рассвета можно было ожидать налета авиации противника. Все зенитные средства мы держали в полной готовности. Но прошел час, второй, а самолеты не показывались. Что-то, видимо, у немцев не ладилось. Потом появились одиночные самолеты-разведчики, вслед за ними пошли разрозненные группы из трех — пяти бомбардировщиков. Атаковали они главным образом крейсера. Наших зенитчиков это не застало врасплох. Они ставили перед бомбардировщиками завесы огня, и те сбрасывали свой смертоносный груз без точного прицела.

В полдень составляю очередное донесение командующему и начальнику штаба флота. В нем сообщаю о гибели одного сторожевого катера, коротко перечисляю уточненные к тому времени повреждения, полученные кораблями, и потери в личном составе.

Наибольшее число повреждений и потерь выпало на долю «Красного Кавказа». Но, несмотря на тяжелейшую ночь, его экипаж держится отлично, настроение у людей бодрое, боевое. И так на всех кораблях.

Не могу не сказать о том, что в поддержании такого настроения большую роль сыграли политработники. Они постоянно информировали личный состав о ходе боя, сообщали о фактах героизма, показывали личный пример мужества и отваги.

Есть у нас, конечно, потери и повреждения. Но нельзя сказать, что победа достигнута большой кровью, хотя, возможно, каких-то жертв могло и не быть.

Выйдя из боевой рубки на мостик крейсера, обращаю внимание на снаряды, падающие около наших кораблей. Бьют вражеские орудия с горы Лысой, возвышающейся на окраине Феодосии. Город очищен от противника, а эту сильно укрепленную гору все еще не удается взять. Понятно, что сил на берегу недостаточно для решения всех задач. Тем более важно обеспечить своевременный подход первого отряда транспортов. Гора Лысая беспокоит меня как раз потому, что может помешать высадке первого эшелона десанта.

Погода ухудшалась. Юго-западный ветер менял направление, становился северо-восточным. Повалил мокрый снег. Корабли, укрытые пургой от атак с воздуха, встали на якоря. [104]

С одной стороны, такая погода усложняла плавание находящегося в пути отряда транспортов да и выгрузка десанта в порту затруднится. С другой стороны, появилась надежная естественная маскировка. Последнее, пожалуй, наиболее существенно.

Взвесив изменившиеся обстоятельства, решил послать Жукову радиограмму, в которой приказывал отряду транспортов форсировать переход, увеличивая скорость и спрямляя курсы.

Теперь уменьшилась опасность и со стороны вражеских орудий на горе Лысой. Но, как вскоре выяснилось, армейские товарищи вовсе не собирались оставлять ее в руках противника до подхода первого эшелона десанта. С наступлением темноты батальон под командованием капитана Мартынова провел хорошо подготовленную атаку на эту гору. Важный опорный пункт неприятеля был взят.

Жуков ответил на мою радиограмму: «Ваше приказание форсировать переход исполнил, подхожу пункту назначения». «Подхожу». Значит, отряд уже где-то близко.

Быстро темнело. Наступала вторая ночь, после того как мы покинули Новороссийск. Всего только вторая ночь, а кажется, что мы давно не выходим из боя. Длинны они, военные ночи...

С нетерпением жду донесения о прибытии транспортов. В этот час начал движение из Туапсе и второй эшелон десанта с 63-й горнострелковой дивизией. Оба эшелона в пути. И пока они не достигнут цели, пока весь десант не будет на берегу, у нас нет права говорить о полном успехе.

Наконец еще одна радиограмма от Жукова: «Первый отряд транспортов полном составе начал высадку».

Евгений Николаевич теперь постоянно держит со мной связь. Из его сообщений явствует, что высадка доставленной в порт 236-й стрелковой дивизии идет нормально. Лишь транспорт «Ташкент» из-за ветра не смог подойти к отведенному ему причалу и вынужден был ошвартоваться у Защитного мола. Прямо на мол и стали сходить войска, выгружаться техника.

Выгрузке мешал не только ветер, но и обледенение палуб, трапов и причалов. Однако дело шло хорошо, люди работали самоотверженно. [105]

Во второй половине ночи закончили выгрузку войск и техники транспорты «Шахтер», «Зырянин» и «Красный Профинтерн». Они приняли раненых и еще до рассвета покинули гавань. Остальные суда, как докладывал Жуков, должны закончить выгрузку к полудню. Никаких помех высадке противник не чинил. Разве он не мог догадаться, что мы будем наращивать силы? Немцы не вели воздушной разведки в треугольнике Феодосия — Новороссийск — Туапсе, иначе движение первого эшелона десанта было бы ими обнаружено. Растерянность? Вряд ли. Нехватка сил? Это вполне возможно. Ведь гитлеровцам приходилось отражать десант еще и со стороны Керчи. Нашим частям, высадившимся здесь, под Феодосией, необходимо как можно быстрее наступать в направлении Ак-Моная, пользуясь благоприятной обстановкой.

Когда забрезжил рассвет, «Красный Кавказ», «Красный Крым» и «Шаумян» снялись с якорей и заняли позиции для артиллерийской стрельбы по требованию наступающих частей десанта.

Мне очень хотелось самому побывать в Феодосии, ознакомиться с обстановкой на суше. На тральщике, который подошел к борту крейсера, мы вместе с бригадным комиссаром Форбитником отправились в порт.

Высадились на разбитом снарядами причале. Пахло гарью пожарищ. В порту было немало моряков и солдат. Они охраняли штабеля ящиков с боеприпасами, выгруженных с транспортов. На прилегающих к порту улицах принимали боевой порядок последние батальоны только что высадившейся дивизии.

Капитана 2 ранга Жукова мы нашли в одном из домиков неподалеку от порта. Здесь же был и представитель инженерно-строительного отдела флота полковник Усков. Вокруг них организовалось нечто вроде базы высадки, которая принимала приходящие в порт суда, руководила их разгрузкой, обеспечивая необходимыми разгрузочными средствами. Она же устанавливала порядок отправки транспортов в обратный путь с эвакуируемыми на Кавказское побережье ранеными. Кстати сказать, при подготовке операции мы не предусмотрели наличия такой береговой базы высадки. А практика показала, что она необходима.

Жуков доложил, что вся Феодосия, ее окраины и прилегающие к ней высоты заняты нашими войсками. [106]

Как только в город с «Красного Крыма» прибыл генерал-майор Дашичев, я информировал его о высадке первого эшелона десанта и выразил уверенность, что и второй эшелон прибудет вовремя и разгрузится в следующую ночь. Договорились с ним, что он будет поддерживать со мною связь через капитана 2 ранга Жукова, остающегося в порту для приема второго отряда транспортов.

Когда мы возвратились на крейсер, северный ветер принес резкое похолодание. Море стало парить. На палубах и надстройках кораблей, на пушках и пулеметах нарастала корка льда. И экипажам пришлось выйти на борьбу с обледенением.

Дальше, видимо, будет еще хуже. Вызываю радиста и вручаю ему радиограмму в адрес командира отряда кораблей охранения второго отряда транспортов: «Ускорьте переход».

К борту крейсера подходит тральщик. На нем прибыл из Новороссийска командующий 44-й армией генерал-майор А. Н. Первушин.

Он внимательно выслушал мой доклад о высадке десантных сил, расспросил, какими я располагаю сведениями о положении под Феодосией.

В это время Первушину подали радиограмму. Он прочитал ее, улыбнулся:

— Один командир полка быстро продвигается в направлении Старого Крыма. Вот горячая голова!

— Такого командира надо поддержать, — говорю я. — Он понимает, что делает...

— Я еще не полностью вник в обстановку, — сказал Первушин. — Сейчас отправлюсь на КП и во всем разберусь.

Чувствовалось, что он всей душой стремится туда, где ведет бой его армия. Я попросил генерал-майора, чтобы меня регулярно информировали о ходе наступления десанта. Генерал обещал, что такая информация будет. И тут же отбыл на тральщике в город.

День клонился к вечеру. Пришло время отпустить в Новороссийск крейсер «Красный Крым» и эсминец «Шаумян». У них кончались запасы. «Красный Кавказ» пожелал им счастливого плавания и остался в заливе до прихода второго эшелона.

Эсминец «Железняков», у которого помимо боевых [107] повреждений обнаружилась большая соленость воды в котлах, ушел в Новороссийск еще раньше, вслед за «Незаможником».

Артиллерийскую поддержку теперь станут осуществлять эсминцы, пришедшие с первым эшелоном десанта, а также те, которые придут со вторым эшелоном. Об этом я просил в очередном донесении командующему и начальнику штаба флота.

Морозный ветер и метель все усиливались. Нетрудно было представить, как тяжело приходится тихоходным, до предела нагруженным транспортам. Волна, крен, обледенение. Но верилось, что команды судов все выдержат.

И они действительно выдержали. Около полуночи отряд транспортов появился в Феодосийском заливе. К тому времени снегопад прекратился, взошла луна. Но море парило, покрывшись густым непроницаемым покрывалом. Над ним возвышались лишь мачты кораблей и судов. На мачты приходилось высылать наблюдателей, иначе корабли и суда шли бы вслепую.

Как только транспорты начали разгружаться в порту, я послал об этом донесение командующему и начальнику штаба флота. Прибывшему в охранении второго эшелона эсминцу «Сообразительный» приказал подойти к борту крейсера. В темноте эсминец ловко ошвартовался лагом у кормовой части «Красного Кавказа». Прощаюсь с Гущиным и вместе с офицерами штаба перехожу на «Сообразительный». Теперь он будет флагманским кораблем командира высадки, а крейсеру пора следовать в Новороссийск для устранения повреждений и пополнения запасов.

Из порта докладывают, что разгрузка транспортов идет медленно. Холодно, скользко. Особенно много возни с лошадьми. По сходням они не идут. Их надо заводить в деревянные клетки, привязывать, поднимать стрелами.

Задержка тревожит. До рассвета транспорты не выгрузятся, а утром возможны налеты авиации. Ведь снегопада уже нет.

Утром — это было утро 31 декабря — враг действительно бросил на порт несколько групп бомбардировщиков. Личный состав 63-й горнострелковой дивизии к тому часу был уже на берегу. С транспортов продолжали выгружать боевую технику, боеприпасы и лошадей. Воздушный налет не приостановил этой работы. Небольшие [108] зенитные пушки транспортов не без успеха отражали атаки самолетов. Команды судов проявляли под бомбежкой большое мужество.

Налет был сильным, но мы потеряли всего лишь один транспорт «Красногвардеец», потопленный у причала прямым попаданием бомбы. Возник было пожар на транспорте «Димитров», но команда быстро ликвидировала его. Так же быстро оказалось устраненным повреждение и на транспорте «Калинин».

В это утро, когда заканчивалась высадка второго эшелона десанта, радист «Сообразительного» старшина 2-й статьи Тимофеев принес мне на мостик очередную радиограмму. Глаза у старшины сияли.

— Из Ставки! — произнес он радостным голосом.

С волнением читал я приветствие Верховного Главнокомандующего по поводу освобождения города и крепости Керчь и города Феодосии от немецко-фашистских захватчиков.

Радиограмма пошла по рукам находившихся на мостике офицеров. Широкие улыбки, радостные восклицания. Затем эту радиограмму по трансляции объявили всему личному составу эсминца, передали на другие корабли.

А вскоре затаив дыхание мы слушали льющийся из репродукторов торжественный голос Левитана, читавшего сообщение Советского информбюро:

«В последний час.

Наши войска заняли Керчь и Феодосию.

29 и 30 декабря группа войск Кавказского фронта, во взаимодействии с военно-морскими силами Черноморского флота, высадила десант на Крымском полуострове и после упорных боев заняла город и крепость Керчь и город Феодосия.

При занятии Керчи и Феодосии особенно отличились войска генерала Первушина, генерала Львова и группа военно-морских сил во главе с капитаном 1 ранга Басистым.

Противник на обоих участках отходит, преследуемый нашими частями. Захвачены трофеи, которые подсчитываются».

Надо ли говорить, с каким восторгом мы приняли это сообщение родной Москвы! Моряки кричали «ура». Кто-то сказал: [109]

— Какой подарок к Новому году!

И тут только я вспомнил, что сегодня последний день 1941 года. Ни вчера, ни тем более позавчера думать об этом было некогда. Что ж, встретим Новый год как полагается.

Между тем из порта один за другим начали вытягиваться транспорты, закончившие разгрузку. В сумерках на «Сообразительный» возвратились с берега капитан 2 ранга Жуков и капитан 2 ранга Романов, который возглавлял отряд кораблей охранения второго эшелона десанта.

Выгрузка закончена. Можно вздохнуть с облегчением. Можно докладывать командующему и начальнику штаба флота, что боевые корабли и транспорты свою задачу, определенную планом Керченско-Феодосийской операции, выполнили полностью.

Мы сидим в командирской каюте и подводим предварительные итоги наших действий, а вестовые уже накрывают стол для праздничного ужина. Когда командир эсминца капитан-лейтенант Верков и военком корабля старший политрук Квашнин закончили обход кубриков, поздравляя личный состав с наступающим Новым годом, мы все разместились за столом. По праву старшинства мне надо было произнести тост.

— Давайте выпьем за краснофлотцев, красноармейцев, за матросов с наших транспортов, — сказал я, — за тех, без кого не было бы сегодняшнего успеха. За победу, товарищи!

До полуночи оставалось минут пять. Но тут в каюту вошел командир артиллерийской боевой части эсминца лейтенант Кириченко. Он доложил, что береговой корпост требует огня.

На «Сообразительном» раздалась боевая тревога. И вот уже гремит первый залп. Новый год мы встречали огнем по врагу.

Дата добавления: 2015-08-20